~
В дверь дома священника, жившего в пристройке рядом с замковой часовней, Рей заколотила ногой с такой силой, что, наверное, в кровь разбила пальцы даже через ботинок. Хакс открыл почти сразу и в изумлении отпрянул, увидев ее на пороге. — Вы дадите мне ответ, — вместо приветствия бросила она и без приглашения шагнула вперед, яростно сдувая с лица всклокоченную прядь волос, все время лезущую в глаза. — Mon Dieu! Госпожа Рен, я не ожида… Рей наставила на него стамеску, зажатую в левой руке, и взмахнула молотком, который держала в правой. — Никакого вашего иезуитского словоблудия, — отрезала она. — Только прямые ответы. Хакс невольно попятился вглубь дома, выставив перед собой руки в защитном жесте. — Я все знаю, — продолжала Рей отрывисто, наступая на него. — Знаю, куда он ходит по ночам. Брови у Хакса полезли вверх. — Знаю про девиц и матрон. Про склеп. Про пиршества. Про останки! Знаю, что вы его покрываете! И вы дадите мне ответ!.. Она запнулась, захлебнувшись то ли внезапно подступившими слезами, то ли гневом, то ли отчаянием, то ли всем сразу, чувствуя, что ее трясет так, что она едва способна стоять на ногах. — Какой… ответ?.. — воспользовавшись паузой, осторожно спросил Хакс. — Где! Их! Тела! — выкрикнула Рей с отчаянным всхлипом и с силой стукнула молотком по стене сбоку, так что брызнул старый хрупкий кирпич. — Почему там стулья?! Откуда там стулья?! Отвечайте!!! Ну!!! Хакс прижал руки ко рту и несколько долгих мгновений смотрел на нее молча, сосредоточенно моргая. А потом испустил такой длинный свистящий вздох, что Рей уже думала, будто вместе с этим вздохом из него вылетела душа. — Господи боже… Он быстро пододвинул Рей кресло, мягко надавил ей на плечи, и она не выдержала — бессильно рухнула на сиденье, выронив стамеску и молоток. — Господи боже, господи боже… и нрав такой же!.. и эта ярость… господи боже… чудны дела твои… кость от костей… Ева от ребра Адамова… мужчину и женщину сотворил их… и будут двое в плоть едину… Он что-то бормотал, чем-то звякал у шкафа в глубине комнаты, а Рей, окончательно сдавшись, закрыв лицо руками, рыдала, всхлипывала и икала, не в силах остановиться. Наконец она чуть успокоилась и подняла голову — ожидавший рядом Хакс тут же подал ей кубок с вином, протянул батистовый платок, а сам устроился в кресле напротив. — Выпейте и успокойтесь. Ваш муж никого не убивал, и никаких тел в замке действительно нет. — Но я слышала… — начала было Рей, снова непроизвольно судорожно всхлипнув. — Вы слышали наш разговор, — кивнул Хакс. — Но неверно его истолковали. «Девицами и матронами» на тайном нашем языке мы называем стулья и кресла. Которые ваш муж… ну… любит ломать. Она тяжело сглотнула, изумленно вскинувшись и уставившись на него. Хакс снова покивал. — Да, моя дорогая. Вы, верно, замечали, что в замке вообще нет подобной мебели? Ваш муж не может спокойно выносить даже их вида. Здесь, в своем доме, я держу несколько стульев и кресел, но сюда Рен не заходит. А вот в его владениях… Рей замерла. Она вдруг вспомнила, что во время блужданий по залам и галереям ей все время казалось, будто в замке чего-то не хватает. Конечно! Как же ей это не пришло в голову… Ведь нигде, ни в одном помещении она не встретила ничего, что напоминало бы стул или кресло. Даже в библиотеке были только глубокие низкие подоконники, где можно было присесть с книгой, и в рыцарском зале возле огромного стола стояли лишь длинные неподъемные каменные скамьи, намертво вмурованные в пол, да и в малом зале тоже — точно такие же, только чуть меньше. — Но… почему? — Она озадаченно подняла взгляд на Хакса. — Я должен рассказать вам одну историю, — начал он неспешно и тяжело вздохнул. — Поучительную и печальную… История эта приключилась с юношей по имени Бен Соло родом из богатой и знатной семьи. С самого отрочества своего отличался он высоким ростом, а потому был немного нескладен и неуклюж, а также резок в движениях и неловок. И хотя родители пытались научить его галантности и обходительности, наука не шла ему впрок… Однажды на каком-то балу он слишком порывисто встал со стула, чем немного взволновал находившуюся рядом почтенную матрону. Матрона эта весьма любила праздные беседы, и вот в разговоре с другой матроной, не зная, видно, о каком пустяке еще рассказать, упомянула она и о том происшествии на балу. Та, другая матрона, тоже была не прочь поболтать и передала эту историю третьей, чуть приукрасив ее, а третья в свою очередь — четвертой, тоже добавив своих измышлений. Чем дальше распространялась эта история, тем большими подробностями она обрастала, поскольку все люди любят сплетни, — и вот уже выяснилось, что юный Бен Соло кидался со стулом на почтенную матрону, как разъяренный дикий зверь, и избивал ее креслом прямо на балу, гоняясь за ней по залу и выкрикивая проклятия всему женскому роду… Рей изумленно приоткрыла рот. — Да, да, — снова грустно покивал головой Хакс. — Как вы уже догадались, слухи эти, охотно подхваченные сплетниками, множились и становились все более и более изощренными. Общество мгновенно осудило неловкого юношу, даже не разобравшись, была ли хоть какая-то его вина, — для вынесения приговора хватило и того, что он недостаточно обходителен и имеет такую сумрачную внешность. Девицы и матроны смеялись над ним, с презрением отворачивались при виде него, называли его женоненавистником, уродом и чудовищем, никто не желал разговаривать с ним, никто не хотел принимать его у себя. Как говорится в старой пословице: меч рубит, копье пронзает, но людские насмешки и шепотки за спиной иной раз убивают быстрее… И Бен Соло, бывший юношей хоть и порывистым и угрюмым с виду, но трепетным и нежным в душе, не выдержал. Оставив семью и прежнее имя, он предложил свой меч и верность ордену, который в то время набирал в свои ряды рыцарей, желавших попытать счастья в дальних краях. Так он исчез на несколько лет, а вернулся уже вот таким — Кайло Реном с шрамом через все лицо, мучительным страхом перед всем женским полом и тайной постыдной страстью к крушению стульев, о которой до сей поры знали только я и Фазма. А теперь вот и вы. Рей глубоко вздохнула и покачала головой, пытаясь осознать услышанное. — Но ведь… — начала она, собравшись с мыслями. — Он зачем-то женился на мне? Если он так боится женщин… Неужели это из-за титула или… — О, тут все просто, — усмехнулся Хакс. — Это из-за вашего наследства. — Из-за моего?.. — Рей осеклась, внезапно вспомнив, как ее дразнили «Вашим Стулейшеством». — Ваш дед, Шив Палпатин, был злейшим врагом его деда, Энакина Скайуокера. Палпатин обманул его, использовал, унизил, разорил его дом, измучил его семью. Кайло был одержим идеей добыть трон злейшего врага своего рода и уничтожить его. Это было для него делом чести. Ради этого он даже решился на брак с вами. Она потрясенно молчала. — Собственно, этот самый трон сегодня и доставят. С необходимыми формальностями покончено, и по бумагам ваше наследство окончательно переходит в собственность вашего мужа. Поэтому Кайло и уехал со всеми людьми из замка, чтобы мы с Фазмой спокойно могли завезти сюда эту громадину, не вызывая подозрений. — Это его вы называли «главным блюдом»? Хакс снова кивнул. Наступила тишина, и Рей некоторое время молча разглядывала кубок с вином, который так и держала в руках. Еще один вопрос не давала ей покоя, но она не знала, как об этом спросить. — Но если... — Она замялась. — Почему… если он женился на мне из-за наследства… почему он не сослал меня куда-нибудь, когда брак состоялся и все бумаги были подписаны? Достаточно было провести всего одну ночь в опочивальне, чтобы подтвердить законность… Почему же он продолжает жить со мной и спать в одной постели? Хотя он боится женщин и я внучка злейшего врага его деда… — На это я никак не могу дать вам ответ, моя дорогая. Сам удивлен. Я вижу лишь, что он и в самом деле относится к вам как-то… по-особенному. Она помолчала, задумавшись. — Кайло вернется через несколько дней? — Да, когда мы все подготовим. В зал со стульями есть два входа — один тайный, через галерею, ключи от которого есть только у Кайло, и второй — с закрытой части двора, доступ туда имеют я и Фазма. Через него мы и доставляем тайно «девиц» и «матрон». — Хакс невесело усмехнулся. — Чтобы никто об этом не догадался. Рей порывисто поднялась с кресла, отставила на стол кубок с вином, положила рядом платок. — Я очень благодарна вам за то, что вы все мне рассказали. — Она крепко сжала обеими руками руку Хакса, потом наклонилась и подняла с пола молоток и стамеску. — Простите меня за эту ужасную сцену. Прошу еще только об одном: окажите мне услугу, предупредите меня, когда Кайло отправится в зал.~4~
2 апреля 2021 г. в 20:49
Рей не помнила, как прожила эти дни.
Сначала она металась, как в бреду, охваченная отчаянием и ужасом, не зная, что предпринять, не понимая, что теперь делать. Из замка, окруженного непроходимыми еловыми лесами, сбежать было невозможно — она тут же стала бы добычей диких зверей, или за ней немедленно выслали бы погоню; уехать куда-либо в одиночестве под каким-то благовидным предлогом она тоже не могла, тем более прямо сейчас, — Кайло бы точно заподозрил неладное и не позволил ей покинуть замок, а выжидать неопределенное время все равно бы не вышло: она даже не знала, сколько дней у нее осталось до того, как он решит покончить с ней. Писать письма и пытаться рассказать правду — Маз, Лору Сан Текке или хотя бы Финну — означало бы обречь себя на еще более скорый конец, если эти послания оказались бы перехвачены, — а в том, что ее сторожат в этой крепости бдительно и строго, она уже не сомневалась. Каждый ее шаг наверняка был известен Фазме и Хаксу, слугам были отданы необходимые распоряжения, ловушка была крепка и надежна — попав в это страшное место, она уже была обречена. Ей некуда было бежать, некого просить о помощи, неоткуда ждать спасения — она, сирота, не имеющая ни родных, ни заступников, была заточена в этом замке с чудовищем, она спала с ним в одной постели, она вся была в его власти, и в любой момент он мог сделать с ней — своим блюдом — все, что ему вздумается.
Но куда сильнее отвращения, отчаяния и страха за жизнь были боль и гнев, захлестывающие ее с головой. Словно Кайло обманул ее. Словно посмеялся над ней. Над ней, наивной юной дурочкой, от тоски и одиночества вообразившей, что может что-то значить для него, над ней, растаявшей от его теплых прикосновений и заботы, над ней, очарованной взглядом его глубоких черных глаз, которые даже и сейчас по-прежнему казались ей такими красивыми… Как она вообще могла допустить мысль, будто он ее заметил!.. Она была никто — одна из многих, всего лишь очередное блюдо для его пиршества, всего лишь игрушка, купленная по дешевке, — одинокая, никому не нужная девица без денег и родных, которой никто не хватится, о которой никто не заплачет, которую никто не будет искать, если она без следа сгинет тут, в его жутком склепе…
Сердце ее разъедала мучительная горечь, когда, притворяясь спящей, она наблюдала, как он все так же как ни в чем не бывало приходит вечером в опочивальню, снимает дублет и сапоги, задувает свечи и ложится в постель. Она смотрела на его широкие плечи и сильные руки и думала о том, как он расправлялся со всеми этими девушками. Что он делал с ними? Вот этими самыми руками? Как тащил очередную жертву в свое логово? Как наслаждался ужасом, мечущимся в девичьих глазах, как упивался беспомощностью и страхом, с каким сладострастием внимал отчаянным воплям и бесплодным мольбам о пощаде… Должно быть, он уже назначил день, когда и Рей окажется сервирована для его чудовищного ужина, должно быть, уже предвкушал, как все будет происходить.
Но только вот она сдаваться не собиралась. Не собиралась покорно ждать, когда он перекинет ее через плечо и потащит по тайному ходу в свой жуткий подвал на заклание! Она не станет кричать от ужаса и умолять пощадить ее, когда он навалится на нее всем телом, прижав к стене, когда начнет раздирать на ней платье, когда выхватит острый нож, когда, намотав на кулак ее волосы, запрокинет ей голову, обнажая ее беззащитную шею. Она покажет ему, что тоже способна посмеяться над ним. Может быть, она, Рей, всего лишь обнищавшая сирота с сомнительной родословной, но она будет драться. Она будет защищать себя сама. Она дорого продаст свою жизнь! И пусть даже сила на его стороне, она отравит ему миг триумфа, она швырнет ему в лицо всю правду о нем, когда он наконец снимет маску и раскроет все карты. Она не даст ему насладиться ее страхом! Не даст застать ее врасплох! Она докажет ему, что вовсе не одна из многих, что не какая-то безропотная овца, с другими такими же несчастными ожидающая в загоне своей страшной участи. Она напугает его сама, она первая нанесет неожиданный удар!
Теперь под подушкой у нее лежали стамеска и молоток, и Рей вынашивала план. Ей нужно было попасть в склеп. Нужно было увидеть все своими глазами. Все эти тела, все эти останки, все эти свидетельства его «пиршеств». Увидеть, что он делал со своими жертвами. Всю черноту, весь мрак, весь ужас того, что там скрывалось, — ей нужно было дойти до конца, до самой сути, вывернуть наизнанку всю эту тщательно спрятанную ложь своего мужа, его мерзкую тайну.
Она понимала, что, пока он находится в замке, проникнуть в склеп невозможно — слишком опасно и рискованно, но Бог словно услышал ее сбивчивые жаркие молитвы: Кайло вдруг объявил о своем отъезде. С ним уезжали его рыцари и почти все слуги, поднялась суета, все спешно собирались, а Рей ждала, ждала, ждала, перестав есть и спать, обмирая, не дыша: только бы, только бы, только бы…
Всю ночь накануне она пролежала без сна; на рассвете, как только звук его шагов стих за дверями, она — прямо из постели, босиком — на цыпочках взбежала из опочивальни вверх по лестнице и через тайное окно башни, выходящее на двор замка, наблюдала, как он уезжает.
Спустившись вниз, Рей, даже не расчесавшись, кое-как натянула платье, обулась, взяла свечу и нашарила связку ключей за гобеленом напротив кровати.
В галерее никого не было — она сдвинула в сторону картину, перебрала лихорадочно дрожащими руками ключи и нашла подходящий. Дверь отворилась в сырую темноту.
Прикрывая ладонью пламя свечи, не чувствуя под собой ног, она решительно спускалась по темному тайному ходу среди пляшущих по стенам теней, слушая свои собственные гулкие шаги, — и понимала, что вернись сейчас Кайло внезапно и найди ее тут, она бы даже не вздрогнула.
Словно в ней что-то надломилось. Словно весь этот невыносимый ужас последних дней, все эти полные отчаяния ночи бок о бок с чудовищем, когда она, не в силах заснуть, сжимала в руке спрятанную под подушкой острую стамеску, сделали из нее тоже какого-то неумолимого бездушного монстра.
Еще два ключа были от двойных дверей внизу, которыми заканчивался тайный ход. Рей распахнула первую — сделала шаг к следующей двери — воткнула ключ в скважину, повернула.
Глубоко вздохнула и с силой толкнула створку.
Тусклый свет ноябрьского хмурого утра просачивался в высокие окна просторного зала…
…зала, от пола до потолка заваленного грудами изломанных стульев и кресел.