Прекрасный Народ в не-европейской мифологии

      В предыдущей части речь шла о параллелях между образом фэйри из западноевропейского фольклора и демонологическими представлениями в религии и народных преданиях мусульман и иудеев. В этой части речь пойдет о аналогах Прекрасного Народа в мифологии и фольклоре индоиранских культур (Индия, Иран) и народов, подвергшихся влиянию соответствующих культур — тюрок Великой Степи, народов Закавказья и Кавказа и даже, как ни странно, русских (на Русь-матушку мы по ходу повествования заглянем аж два раза). Ну да обо всем по порядку. Начнем с Индии. Учитывая, что речь идет о целом субконтиненте, легенды в зависимости от региона невероятно вариативны, да и с течением времени претерпевали всевозможные изменения, я едва ли смогу описать все разновидности низшей мифологии данного региона — но постараюсь рассказать хотя бы о наиболее распространенных образах оттуда.       Начнем с того, что в индийской мифологии есть точный аналог фольклорных эльфов — это гандхарвы и их подруги, апсары. Гандхарвы, воздушные духи, изображаются как придворные певцы, музыканты и танцоры богов-дэвов (не случайно трактат «Гандхарва-веда» в индуизме посвящен музыке и священным танцам) — также, как в эддической традиции фигурирует стандартная формула «асы и альвы», то есть эльфы-альвы являются спутниками богов-асов. Название «гандхарвы», по одной из версий, означает «благоуханные», то есть они, надо полагать, любят чистоту — ср. со скандинавским термином «идти гнать альвов», эвфемизмом для дефекации, отражающим представление о чистоплотности альвов[1]. Гандхарвы сладострастны и выступают как покровители брака и сексуального желания — не случайно в индуистской традиции термином «гандхарва» обозначается брак по взаимному желанию мужчины и женщины. Нередко гандхарвы, а также родственные им духи, киннары, представляются как полуптицы-полукони (что отражает их способность к полету, имеющуюся и у эльфов западноевропейской традиции), что напоминает о кентаврах из древнегреческой мифологии, которые могли быть как агрессивными и похотливыми существами (Несс), так и мудрыми наставниками героев (Хирон)[2]. Есть мнение, что слова «гандхарва» и «кентавр» восходят к общему корню. Наличие у гандхарвов в ряде сюжетов звериных или птичьих черт ниже пояса также напоминает иудейских шедим.       Интересно, что в древнеиндийской традиции герои, павшие геройской смертью в бою, отправлялись на небеса и наслаждались ласками апсар (то есть становились гандхарвами), а у буддистов термином «гандхарва» называются души умерших, не сумевших достичь нирваны, в состоянии между смертью и перерождением — ср. связь почитания альвов с культом предков (так, норвежский конунг Олав сын Гудрёда после смерти был обожествлен как Гейрстад-Альв, то есть «альв из Гейрстадира») и связь эльфов с мертвецами в фольклоре, особенно в «хэллоуинских» сюжетах. С другой стороны, человек может стать гандхарвой и не умирая — например, царь Пуруравас, влюбленный в апсару Урваши, стал гандхарвом посредством жертвоприношения и воссоединился с любимой подобно тому, как в западноевропейском фольклоре люди, похищенные эльфами (и особенно — отведавшие эльфийскую пищу), или вступившие с эльфами в брачный союз (как легендарный Эдрик Дикий, женившийся на эльфийке), оказывались навсегда привязанными к миру эльфов. Как и иные существа индийской низшей мифологии, гандхарвы могут делаться невидимыми. Увидевшего воздушный призрачный город гандхарвов (аналог фата-морганы западно-европейской традиции) ждет беда.       Подруги гандхарвов апсары, нимфы вод, изображаются как прекрасные соблазнительницы. Также, как в западноевропейском фольклоре есть сюжеты о связи человека и эльфийской женщины, нередко заканчивающиеся трагически, вплоть до гибели человека-возлюбленного (см. скандинавские баллады о Олуфе или немецкую балладу о рыцаре Петере фон Штауффенберге), у индусов есть легенда о любви царя Пурураваса и апсары Урваши. Урваши вышла замуж за Пурураваса при условии, что не будет видеть его обнаженным — и покинула его, когда это условие оказалось нарушено. Запрет и следующее за ним расставание с возлюбленной в сюжетах о связи человеческих мужчин с эльфийскими женщинами — мотив крайне распространенный, например в сюжете о Эдрике Диком или о озерных девах (гуаррагед аннун) Уэльса. В одной версии всё кончилось хорошо: Пуруравас нашел Урваши, вместе с другими апсарами плавающую по озеру в обличье девы-лебедя — ср. с популярным в западноевропейской традиции мотивом девы-лебедя как сверхъестественного возлюбленного — и, став гандхарвом, остался с Урваши навсегда. Но в другой версии той же легенды он обезумел и умер после того, как расстался с Урваши[3].       Если у народов, исповедовавших авраамические религии, существа, восходящие к языческой низшей мифологии (шедим в иудаизме, джинны в исламе, эльфы и прочие фэйри в христианстве), с определенного момента демонизировались, хотя и в разной степени, то в индуизме гандхарвы и апсары обладают нейтральными или даже положительными коннотациями, хотя могут и представлять угрозу для человека, как и любое сверхъестественное существо. Вместе с тем, в индуистской традиции те же апсары мыслятся как орудия богов, с помощью которых они искушают брахманов, отвлекая их от аскезы, чтобы не дать им посредством неё накопить достаточно тапаса (религиозных заслуг). Гандхарвы в некоторых мифах и вовсе дерзают бросать вызов богам. «Брак по обычаю гандхарвов» в индуистской традиции не одобряется и считается основанным на похоти. У буддистов и вовсе в виде апсар изображаются дочери Мары, властелина материального мира, зла и смерти, искушающего Будду мирскими удовольствиями. Но в целом ни гандхарвы, ни апсары в индуизме и буддизме не демонизируются до уровня, например, инкубов и суккубов в христианской традиции, и, более того, играют важную роль в божественном миропорядке, хотя и стоят ниже богов в иерархии мироздания.       Определенные ассоциации с фольклорными эльфами также вызывают сиддхи и видьядхары. Сиддхи, подобно гандхарвам — воздушные духи, спутники богов, наделенные сверхъестественными силами. Они могут менять облик, становясь сколь угодно маленькими или большими (ср. с эльфами или джиннами), и мгновенно перемещаться в пространстве. Видьядхары — обладающие способностью к изменению внешности и полету создания, которые могут обитать как в воздухе, так и в лесах. Они любят музыку и цветы. Их мужчины отличаются мудростью, а женщины красотой и вступают в плотские союзы со смертными. Нельзя не упомянуть и о ванарах — людях-обезьянах, помогавших герою Раме (в современном индуизме считающемуся одной из важнейших аватар верховного бога Вишну) в войне с царем чудовищ-ракшасов Раваной. Они напоминают «диких людей» европейской средневековой геральдики, изображавшихся в виде человекоподобных существ, большая часть тела которых покрыта волосами. Некоторым ванарам, таким как Хануман, сын бога ветра Ваю, приписывались сверхъестественные способности. Ванары необычайно сильны, могут вырывать из земли деревья с корнями или даже скалы (!).       Весьма интересен для рассмотрения образ якшей (и близких к ним существ — гухьяков и кумбхандов), играющих роль духов плодородия (в частности деревьев — про мотив закопанного под деревом клада, который охраняет дух, см. предыдущую часть про шедим) и хранителей богатств. Их именование — «другие люди» и «чистые люди», см. такие именования фэйри, как «Добрые Соседи», «Честный Народец» или «Мирные Люди». Название гухьяков переводится как «скрытые» — см. термин «хульдуфольк», «скрытый народ», для обозначения эльфов в Скандинавии. Якши и подобные им создания могут иметь прекрасный облик, но могут представать и как пузатые гномы с большими «негроидными» губами и непомерно большими, выпученными глазами (иногда с карикатурными чертами, соответствующими фольклорному мотиву «эльфийского изъяна» — например, название кумбхандов переводится как «имеющиеся яйца размером с горшок»), и как чудовищные монстры. Могли якши изображаться и с зооморфными чертами или вовсе как животные. Впрочем, подобная многоликость неудивительна, если вспомнить, что духи в индийской мифологии обладают способностью к созданию иллюзий, известной как майя — ср. с термином «гламур», обозначающим аналогичные способности фэйри.       Также, как различается облик якшей, различается в разных сюжетах и их поведение — якша может быть доброжелательным и помогать почитающему его человеку (и даже даровать сверхъестественные способности), а может быть проказливым, сексуально ненасытным (в случае якшей женского пола, якшинь, изображаемых как женщины с пышной грудью и большими бедрами[4]) или даже прямо враждебным людям существом, насылающим порчу, пожирающим человеческое мясо и пьющим детскую кровь. В буддийской традиции связанные с якшами кумбханды — слуги Мары, вредящие людям с помощью колдовства. Подобная двойственность в образе якшей, помимо общей амбивалентности сверхъестественных существ, отчасти связана ещё и с тем, что образ якшей нередко смешивался с их ближайшими родственниками, ракшасами (или даже ещё более мрачными существами, такими как бхуты), напоминающими западноевропейских троллей или огров и обычно выступающими в качестве врагов богов и людей. Ракшасы также обладают способностями к полету (их даже именуют «летающими ночью»), изменению внешности с помощью майи вплоть до превращения в животное (так ракшас Маричи отвлекал Раму и Лакшману, когда его повелитель Равана похищал жену Рамы Ситу) или становлению невидимыми, но в отличии от якшей, которые могут быть дружественны, ракшасы почти всегда являются — в истинном обличье — злобными чудовищи, нередко многоголовыми (второе имя Раваны — «Дашагрива», «Десятишеий»)[5].       Как уже упоминалось, в западноевропейской традиции фэйри (особенно опасные для людей, но не только) связаны с неупокоенными мертвецами (а некоторые из них, как бааван ши и лианан ши, являются вампирами); то же самое мы видим в иудейских преданиях о том, что дурные люди после смерти могут стать «бесами» (шедим), а мусульмане верят, что жители страны Вабар, превращенной Аллахом из цветущего сада в пустыню, стали наснас (однорукими, одноногими и одноглазыми существами). В индуистской традиции прослеживается связь злых сверхъестественных существ (пишачей, ветал, бхутов, отчасти — ракшасов и в меньшей степени якшей) с неупокоенными мертвецами. Во-первых, все эти существа (подобно, например, такой разновидности джиннов, как гули) питают пристрастие к человеческим мясу и крови. Во-вторых, они нередко обитают на кладбищах, где кремируют трупы, или в пустынных и заброшенных местах (как джинны и шедим) или появляются в местах кровавых битв, чтобы пожирать трупы. Все они могут насылать на людей болезни, высасывать их жизненную силу или причинять вред их животным (см. аналогичные сюжеты про фэйри). Наконец, ряд этих существ — неупокоенные мертвецы.       Веталы — неприкаянные духи, вселяющиеся в тела усопших. Бхуты — злобные призраки[6], принимающими облик людей в белых одеждах с вывернутыми назад ступнями (ещё один пример эльфийского изъяна»), не отбрасывающие тени (!) и избегающие контакта со священной землей за счет левитации, контактирующие с людьми на перекрестье дорог (классическое место контакта с нечистой силой). Разновидность бхутов — рунии — духи горных обвалов, ср. с нокерами, они же коблинау, они же кобольды, из западноевропейского фольклора, горными духами, способными вызвать обвал или, наоборот, предупреждающие шахтеров о нем. В то же время у руниев есть функции волшебного любовника — он является полюбившей его женщине во снах, отчего та чахнет и умирает (ср. с «люборечниками»-ганконерами британских легенд — с той разницей, что он женщинам являлся наяву — и «огненным змеем» славянского фольклора). Женский аналог руниев — чурели, принимающие облик привлекательных женщин и высасывающие у мужчин кровь. Чурель может стать дакини — демоницей, поедающей детей (ср. с Лилит и её слугами у иудеев). Пишачи — людоеды, напоминающие гулей из легенд мусульманских народов. Подобно некоторым фэйри из фольклора западноевропейских народов, пишачи могут принимать облик призрачного огонька, заманивая людей в ловушку.       При этом, что интересно, считалось, что бхута можно умиротворить подобающими ритуалами; более того, при правильной обработке он мог стать духом-защитником определенного места. Также и с веталами — поскольку считалось, что они обладают знанием будущего и сверхъестественным могуществом, многие колдуны стремились заполучить власть над ними (ср. с аналогичными исламскими представлениями на счет джиннов)[7]. Кроме того, вышеописанные милые создания (а также существа с говорящим названием «праматхи» — «мучители») состояли в демонической свите Шивы, индуистского бога-разрушителя, когда он пускается в бешеный танец тандава. Это напоминает западноевропейский сюжет о Дикой Охоте, в которой черти, эльфы, мертвецы и ведьмы, скачущие по земле или летящие по воздуху, уносят души грешников в ад. Возглавляет Дикую Охоту демоническая фигура (по мере христианизации постепенно отождествляемая с сатаной) — в германо-скандинавском фольклоре это Один, а у кельтов — правитель загробного мира, Гвин или Араун. Нередко Дикую Охоту возглавляет король эльфов.       Для ислама и иудаизма характерна демонизация персонажей низшей мифологии и их превращение в слуг сатаны — хотя и в исламе, и в иудаизме сохранилось представление о том, что есть «праведные» джинны / шедим (см. например образ Асмодея, царя «соблюдающих Тору» демонов, в иудейском фольклоре). По мере христианизации подверглись демонизации и персонажи западноевропейской низшей мифологии. Для индуизма, в отличии от авраамических религий терпимого к проявлениям политеизма, это было характерно в гораздо меньшей степени. Более того, что примечательно, даже асуры, враги богов[7], не наделены исключительно однозначными характеристиками. Так, царь асуров Прахлада описан как праведник и духовный последователь бога Вишну, а его внук Бали — как идеальный монарх, в царствование которого вселенная наслаждалась миром (и в следующей кальпе он займет место Индры как царя богов). Асур Майясура описывается как великий маг и превосходный архитектор (создал, в частности, летающий город Трипура), выстроивший для Пандавов прекрасный дворец Индрапрастха, а асур Шукрачарья породнился с Лунной династией, выдав замуж за её царя Яяти свою дочь Деваяни[8], и был наставником Бхищмы, учителя Пандавов и Кауравов. Кстати, один из родов асуров называется «данавы», потомки Дану — ср. с «Народом Богини Дану», которые стали прототипом для сидов кельтской традиции. Одна из разновидностей асуров - живущие под водой ниватакавачи, враждовавшие с богами-дэвами и изощренные в магии - отдаленно напоминают фоморов из кельтского фольклора.       Итак, подводя итоги, если мы возьмем сверхъестественных существ индуизма, стоящих ниже богов (дэва), то мы увидим все стандартные мотивы сюжетов о фэйри: тут и амбивалентность (все существа низшей мифологии индуизма могут быть и дружественны, и смертельно опасны в зависимости от ситуации), и способность к полету / невидимости / изменению внешности / превращению в животное), а также к изменению размера (у сиддхов), и образы культурных героев (гандхарвы, рибху, отчасти — асуры), сверхъестественных возлюбленных (в положительном качестве — у гандхарвов и апсар, в отрицательном — у руниев и чурелей; у якшинь и ракшаси — в зависимости от ситуации), хранителей клада (у якшей и гухьяков), вредоносных существ, способных навести болезнь (асуры, ракшасы, веталы, бхуты, пишачи, в меньшей степени — якши и гандхарвы), и связь с дикой природой (ванары, видьядхары, якши, ракшасы), с загробным миром (веталы, бхуты, пишачи), и функции духа места (якши, бхуты). За ракшасами и в ещё большей степени асурами также зарезервирована роль врагов богов, хотя и среди них встречаются почитатели богов (ср. с джиннами и шедим). Присутствует и мотив власти над духами (ветала) или сотрудничества с ними (якша) с целью выгоды. Кроме того, существа низшей мифологии разделяются по почитающих и не почитающих богов / Бога (с аналогичными мотивами в описании фэйри, джиннов и шедим) — к первым в большей степени могут быть гандхарвы и апсары, сиддхи, ванары, видьядхары, ко вторым — асуры и ракшасы. Большинство существ этого ряда активны в ночное время, как и положено духам.       Теперь перенесемся в Иран. Зороастризм — предшествовавшая исламу религия этой страны — представляла из себя последовательную инверсию мотивов индуизма; достаточно указать хотя бы на то, что чтимые в его рамках боги назывались «ахурами» (а верховный бог — Ахура Мазда). Если в Индии благие боги именовались «дэвами», то в Иране так назывались враждебные людям духи во главе с Ангро-Майнью (Ариманом), повелителем сил зла. О том, что из себя представляли дэвы в иранской традиции, предшествующей зороастризму (т.н. «дэва-ясна», «поклонение дэвам»), до демонизации, мы знаем мало, поскольку в рамках зороастризма большинство дэвов фигурирует как антропоморфная персонификация различных человеческих пороков и природных бедствий. Но частичная реконструкция первоначального образа дэвов, на мой взгляд, возможна по зороастрийским текстам. Так, один из них рассказывает о встрече Заратустры с женщиной-дэвом, пытавшейся выдать себя за богиню Спента Армаити (Святая Земля). Она выглядит как пышнотелая и полногрудая женщина с золотой кожей (в Индии так изображали апсар), но сзади она была отвратительна, а её кровь кишела змеями, лягушками и сороконожками. Здесь мы видим гипертрофированную до предела версию мотива «эльфийского изъяна» — ср. с сюжетами из скандинавского фольклора о «полой спине» эльфов.       В согдийском тексте V веке, описывающем выступление дэвов на бой против иранского героя Рустама, дэвам приписывается способность к полету, а также к управлению стихиями — они обрушивают на войско Рустама дождь, снег, град, гром, пламя и дым, то есть демонстрируют свою власть над стихиями и магическое искусство (ср. с фэйри). В зороастрийском трактате «Суждения духа разума» утверждается, что древний царь Тахмурас выведал у Аримана семь способов письма (в «Шах-Намэ» Фирдоуси, созданном после арабского завоевания, фигурируют уже тридцать языков) — здесь дэвы неожиданно выступают, пусть и косвенно, в положительном качестве. Любопытен сюжет о гибели Тахмураса, который, победив Аримана, ездил на нем (принявшим обличье «бревнообразной ящерицы») верхом, как на лошади — Ариман понес его на гору, где у царя закружилась голова, Ариман сбросил его и сожрал. «Бревнообразная ящерица», обличье которой Ариман принял, напоминает о таком персонаже британского фольклора, как кэлпи — фэйри, принимающем облик коня, но на самом деле являющемся плотоядным монстром. Интересен образ дэва по имени Кешмак, «дэва-смерча», поскольку в фольклоре Западной Европы фэйри (а в мусульманских и иудейских сюжетах — джинны/шедим), как мы помним из предыдущей части, часто принимали облик атмосферных пертурбаций. В среднеазиатской традиции появление смерча также связывается с дэвами.       Следы неоднозначного или даже положительного восприятия дэвов сохранились в среднеазиатском фольклоре — как иранском (таджикском), так и тюркских (узбекском и казахском) — что и неудивительно, если вспомнить, что Туран (нынешняя Средняя Азия) считался зороастрийцами страной дэвопоклонников. Согласно сказаниям этих земель, именно в плену у дэвов древний царь Хушенг (или Хушам-шах) научился 72 занятиям, которым он позднее обучил людей — шить, прясть, добывать металлы, плавить сталь, делать тесто, печь хлеб, брить волосы и т.д. и т.п. В этом регионе сохранились сюжеты о дэвах и пери как о строителях городов и крепостей. Как покровительница прях выступает персонаж по имени Дэви Сафед, «Белая богиня» — ср. с духами-покровительницами пряжи из британского фольклора, такими как Габетрот. Но и там дэвы чаще выступают как враждебные существа или злые духи, насылающие безумие, от которых людей шаманам приходится защищать. Дэвы активны ночью — например, город Кят, другое название которого — Дэв Солган («Построенный Дэвами»), дэвы, по легенде, возвели за одну ночь.       Нередко дэвы изображались как драконы и гиганты. Так, иранский аналог Геракла, убийца чудовищ Керсаспа, убил множество дэвов чудовищных размеров — рогатого змея Сэрвару, водяного дэва «златопятого» Гандарву (ср. с гандхарвами), «камнерукого» великана Снавидку и многих других. В итоге Кэрсаспа был околдован и погружен в вечной сон паирикой Хнафаити. Паирика в зороастризме — злые духи женского пола, причиняющие вред скоту, растениям, огню и воде (ср. с «вредительскими» функциям фэйри или с соответствующими индуистскими сюжетами о якшах, ракшасах, бхутах). Упомянута паирика в облике злобной собаки (неожиданный мотив для зороастрийской мифологии, в которой собака обычно благое животное), при разрубании которой на две части появлялось две собаки, и так до бесконечности — ср. с индуистским мифом о асуре Рактабидже, из каждой капли крови которого появлялся воин. Но самый яркий и самый интересный для рассмотрения в свете мифологических параллелей представитель сил зла зороастрийской мифологии — это, безусловно, сильнейший из дэвов Ажи-Дахака, тоже являвшийся, подобно убитым Кэрсаспой монстрам, драконом (трехголовым, как Змей Горыныч).       Пересказывать все связанные с ним сюжеты (а их немало) я не буду, пройдусь лишь по относящимся к тематике данной статьи. Начнем с того, что стандартный эпитет Ажи-Дахаки — Беварасп, «владеющий мириадом коней». С образом коней, как уже упоминалось, в индуистской мифологии связаны гандхарвы — помимо того, что сами гандхарвы могут представляться как полуптицы-полукони, их страна описывается как славящаяся своими лошадьми. Ещё более интересно то, что армянский историк Мовсес Хоренаци V века (армяне, как будет показано далее, были знакомы с иранской мифологией), рассматривавший Ажи-Дахаку как реального властителя прошлого (разумеется, человека, а не дракона), утверждал, что в некой «халдейской» книге нашел истинное его имя — Кентавр Пюрида (см. параллель «гандхарвы-кентавры»). В «Шах-Намэ» Фирдоуси, развивавшего эвгемеристическую традицию Хоренаци (у Фирдоуси Ажи-Дахака — нечестивый царь арабов Заххак, на плечах которого выросли змеи после поцелуя Иблиса), фигурирует придворный Заххака по имени Кондров, имя которого означает «хромой, спотыкающийся» (= идущий дурным путем), но может быть искажением первоначальной формы «гандарва». В некоторых армянских источниках имя «Кундарв» относили к Заххаку.       После исламизации Ирана Йиме (в исламской традиции — Джамшиду), законному царю, низвергнутому Ажи-Дахакой, были приписаны черты царя Соломона, который в авраамических религиях пользовался славой властелина духов — Йима победил дэвов и заставил их работать на людей; ему даже приписывали обладание магическим перстнем, который давал власть над дэвами и зверями. В таком случае Ажи-Дахака, похитивший у него власть, соотносим с царем шедим Асмодеем, на время отнявшим царскую власть у Соломона. Также, как Асмодею, Заххаку приписывается невероятная похотливость[9]. Показательно, что в русских сюжетах о царе Соломоне Асмодей именуется Китоврасом (ср. Кентавр Пюрида) и изображается с музыкальными инструментами (ср. кентавры, гандхарвы). Надо сказать, что Китоврас — не единственный пример возможного иранского влияния на русский фольклор: в «Слове о полку Игореве» фигурирует див (символизирующий языческий мир), криком с вершины дерева (ср. с индийскими бхутами и веталами, которые нередко представлялись свешивающимися с вершины дерева) предупреждающий половцев о приближении русских войск во главе с князем Игорем. В русском фольклоре также фигурируют т.н. «дивьи люди», наделенные маркирующими их сверхъестественную природу чертами внешности — великаны, карлики, звероподобные, одноглазые, с лицом на груди вместо головы, поросшие шерстью и т.д. и т.п. [10].       Но вернемся из далекой России в Иран. После арабского завоевания в VII веке и последующей исламизации фольклор иранских народов (как собственно персов, так и иранских народов Средней Азии, у которых эти образы позднее заимствовали тюркские народы, в целом испытавшие мощнейшее влияние иранской культуры) претерпел определенные изменения. Во-первых, изменился образ дэвов. С одной стороны, их стали представлять уже не как злых духов, а как довольно заурядную нечисть — похотливых (воруют человеческих женщин), уродливых и нередко туповатых (хотя иногда изображаемых в качестве искусных ремесленников) великанов-людоедов, нередко — покрытых шерстью, многоголовых, одноглазых (азербайджанский сюжет о столкновении человека с таким одноглазым дэвом откровенно напоминает древнегреческий миф о Одиссее и Полифеме), стерегущих подземные сокровища и вызывающих обвалы, а с другой стороны их начали ассоциировать с джиннами (возможно, и уродливый облик джиннов, особенно злых, в исламском искусстве — влияние персидских представлений о дэвах), подобно тому, как европейские сюжеты о эльфах возникли из слияния скандинаво-германского образа альвов и кельтского образа сидов. Так, в среднеазиатском фольклоре появилось разделение дэвов на «мусульман» и «немусульман» — в исламе относящееся именно к джиннам, а в «Шах-намэ» Ариман отождествляется с Иблисом.       Другим персонажем, образ которого подвергся трансформации, стал Ажи-Дахака — произошло разделение его образа на конкретного «исторического» Заххака (который отныне окончательно рассматривался просто как дурной царь, продавший свою душу Иблису и занимавшийся черной магией — а в исторической традиции Армении, испытавшей сильное персидское влияние, Аждахаком стали называть царя или тотем мидян-маров, враждебного армянам народа, который отождествлялся с драконами) и дракона-аждаху (аждарха, аждахаку, айдахара, ажыдаара, аждахо). Последний чаще всего изображается или как обитатель вод, которому приносят в жертву прекрасных девушек (типичный мотив дракона как стража вод — наги индуистской традиции также обитали в водоемах, да и ведийский змей Ахи Будхнья, гипотетический прототип Ажи-Дахаки, жил именно в мировом океане), или как хранитель клада, или как «огненный змей», летающий к скорбящей по умершему мужу женщине и медленно убивающий её своей «любовью». Иногда аждахакой называли и вовсе некое морское чудовище, подобное киту. В целом, как и в случае с дэвами, можно говорить о снижении первоначального образа.       Наоборот, образ пери, производный от паирика зороастризма, претерпевает в иранском и тюркском фольклоре позитивную метаморфозу — эти существа из отрицательных персонажей становится нейтральным или даже дружественным по отношению к людям. Изображаются пери в виде прекрасных женщин (напоминающих фей европейской традиции), хотя злые пери нередко уродливы; также появилось представление о пери-мужчинах. Также пери могут летать и становиться невидимыми или принимать животное обличье — добрые пери появляются в виде красивых птиц или неядовитых змей, а злые — в виде хищных зверей и птиц, ядовитых змей, лягушек. Подобно иудейским шедим, они иногда обладают птичьими ногами или иным «эльфийским изъяном» (отсутствие носа / ушей / глаз). Пери могут причинять людям вред с помощью своих чар, но могут, наоборот, выступать помощниками шаманов, причем шаманский дар нередко объясняется сексуальной связью с пери (а отказывающихся стать шаманами они мучают). Вступая в связь с людьми, пери могут рожать от них великих героев — так, в татарском эпосе «Едигей» Едигею (реальное историческое лицо, фактический правитель Золотой Орды в 1395–1411 годах), наделенному идеализированными чертами совершенного воина и правителя, приписано происхождение от брака человека Кутлукыи и некой пери. Нередко пери рассматриваются как водные духи (ср. с апсарами), но могут выступать и как хозяева ветра (ср. с гандхарвами). Когда пери смеются, падают цветы — ср. с апсарами, осыпающими героев цветами. Пери, подобно джиннам, с которыми они, как и дэвы, нередко отождествляются, делятся в фольклоре на «правоверных» и «неверных».       Итак, в иранском и тюркском фольклоре мы также видим мотивы амбивалентности (даже дэвы могут обладать положительными качествами, а пери — отрицательными), и способность существ низшей мифологи к полету / невидимости / изменению внешности / превращению в животное (пери), и образы культурных героев (присутствующие, как ни странно, у в целом отрицательных дэвов), сверхъестественных возлюбленных (у пери — как в положительном, так и в отрицательном качестве, у аждахаков — в отрицательном), хранителей клада (у дэвов и аждахаков), вредоносных существ, способных навести болезнь (у пери), и функции духа места (у водных пери). Дэвы, подобно ракшасам, враждебны (вплоть до людоедства) людям и даже Аллаха не чтят, хотя в некоторых сюжетах, наоборот, упомянуты «верующие» дэвы (ср. с джиннами и шедим) — впрочем, этот мотив, как и в случае с пери, по-видимому, откровенно заимствован из ислама, хотя мог наложиться и на местные верования. Присутствует и мотив власти над духами (в случае дэвов), усиливший в исламскую эпоху под влиянием сюжетов о Соломоне, или сотрудничества с ними (в случае пери) с целью выгоды. Присутствует мотив особенной активности сверхъестественных существ ночью. Особое внимание обратим на связь дэвов с драконами — эта их черта нам пригодится, когда речь пойдет о низшей мифологии Закавказья.       Культуры закавказских народов, в особенности армян (грузинский фольклор во многом родственен армянскому), как и было сказано ранее, испытали мощнейшее персидское влияние. Их языческий пантеон во многом был схож с зороастрийским. Неудивительно, что в армянском фольклоре мы встречаем дэвов, пусть и в их поздней роли охочих до женщин туповатых людоедов, или драконов-вишапов, во многом напоминающих аждахак (и, как и аждахаки, могут «историзироваться» через отождествление с мидянами-марами) — живущих в воде и требующих дань девушками. Вишапы могут принимать обличье грозовой тучи — ср. с дэвами у иранских народов и гандхарвами, обитающими в облаках и в иранской традиции превратившимися в «дракона Гандарву», у индуистов. В некоторых сюжетах вишапы и дэвы могут выступать как друзья или возлюбленные людей. Также вишапам приписывалась способность к подмене детей (ср. с фэйри): полулегендарный царь Армении Артавазд, в одних легендах выступающий как герой-змееборец (а змееборец нередко сам происходит от змея) и великий царь, а в других — как тиран-безумец, якобы был в колыбели заколдован или подменен на дэва женами вишапов и который в итоге был заточен на Масисе (Арарате), чтобы не дать ему погубить мир — ср. с сюжет о заточении Артавазда с иранским сюжетом о заточении праведным царем Траэтаоной (Фаридуном) Ажи-Дахаки (Заххака), который вырвется перед гибелью мира.       Но, помимо заимствованных образов, в армянской низшей мифологии есть и собственные, крайне примечательные в контексте параллелей с фэйри. Так, прозвище вышеупомянутого Артавазда — «Шидар», «безумец», но «шидарами» в армянской традиции называлась также разновидность духов, сводящих людей с ума — подобно дэвам и пери у иранских и тюркских народов. Ключевую роль в низшей мифологии Армении играют чарки, алы, нэанги и каджи — к первым, духам непогоды, имя которых («злыдни») говорит само за себя, как раз относятся шидары. Ступни у чарков вывернуты пятками вперед (ср. с бхутами и некоторыми фэйри). Алы — духи, вредящие роженицам, похищающие детей и нередко сочетающие человеческие черты со звериными (ср. с Лилит и её свитой в иудейской традиции). Нэанги — водные девы, некий аналог русалок, соблазняющие путников, чтобы выпить их кровь и сожрать. Образ каджей гораздо более сложный и амбивалентный. «Кадж», «храбрый» — исходно эпитет бога-драконоборца Ваагна (тот же эпитет имели цари Армении, в языческую эпоху возводившие себя к богам), близкого зороастрийскому Веретрагне. Каджи могут как сближаться с дэвами и вишапами (в некоторых версиях Артавазда во младенчестве подменяют именно они), так и наделяться «драконоборческими» функциями — скажем, они заковывают в цепи имеющего «драконью» природу Артавазда, проклятого своим отцом, «каджем» Арташесом, за непочтение.       Связь каджей с драконами (вишапами, аждахаками) заставляет вспомнить о том, что в западноевропейских легендах эльфы и феи также могли принимать драконий облик. Например, легендарная Мелюзина, считавшаяся родоначальницей графов Пуатье, принимала вид змеи от талии и ниже каждую субботу и могла превращаться в дракона. С "драконьей" кровью был связан и дурной нрав её потомков (один из сыновей её мужа Раймондина убил другого) Мелюзину считали своей прародительницей и Плантагенеты, короли Англии. Известно высказывание Ричарда I Львиное Сердце, записанное в нач. XIII в. Жиро де Барри. Ричард отвечал тем, кого приводили в изумление их семейные раздоры: «А с чего это, по-вашему, все должно быть иначе? Разве мы все не дети Дьяволицы?». Были в Западной Европе другие легенды о фее-драконе, становящейся женой некого знатного человека.       Подобно фэйри западноевропейского фольклора, обитающие в горах каджи могли нападать на людей, сводить их с ума, заплясать человека до смерти, подменять детей, причинять вред домашним животным (в частности коням, доводя их до изнеможения скачкой), поднимать вихрь — «ветер каджей», становиться невидимыми. Многие из этих черт роднят каджей с дэвами и вишапами. Впрочем, вполне возможно, что демонизация каджей (в современном армянском фольклоре иногда даже соотносимых с чертями), как и в случае с фэйри, стала следствием прихода христианства, а исходно они, в противовес дэвам, вишапам и иным злым духам, были скорее положительными существами. Нельзя исключать и того, что, подобно иудейским шедим, они исполняли карательные функции на службе у богов — так, христианский мыслитель конца V — первой половины VI века Давид Анахт считал, что каджи сами по себе добрые создания, но используются Богом для наказания людей (см. сюжет о Артавазде). Также, как и в случае с эльфами в западноевропейской культуре, о каджах есть армянская легенда, что это потомки детей Адама и Евы, которых они попытались спрятать от Бога. В отличии от дэвов и вишапов, среди каджей помимо уродливых и враждебных людям существ присутствуют прекрасные и дружественные. Каджи любят музыку и сами являются превосходными музыкантами. Нередко встречается — например, в армянском эпосе «Давид Сасунский» — мотив брачного союза человека и женщины из числа каджей. Каджи проникли из армянского фольклора в легенды соседних с армянами народов (грузин, некоторых народов Северного Кавказа, малоазийских греков), но там они обычно враждебные людям чудовища и злые духи.       Впрочем, в грузинской мифологии и фольклоре следы положительного восприятия каджей могут быть найдены в легенде о Амирани — грузинском аналоге Прометея, возлюбленном небесной девы Камари, дочери царя каджей облаков, принесшем на землю секреты обращения с огнем и металлургии (с другой стороны, царь каджей, враг Амирани — отрицательный персонаж). То есть соответствующие знания попали к людям из мира каджей. Кроме того, каджи, обитающие в воде, в противовес другим, часто рассматривались как более дружественные людям. Но в основном персонажи грузинской низшей мифологии — опасные злые духи (которых, правда, в некоторых случаях — например, батонеби — можно умилостивить специальными обрядами) наподобие ведьм-кудиани, духов из преисподней мацили, сбивающих с пути охотников, убивающих детей и заколдовывающих скот, батонеби, призрачных всадников, воплощающих различные болезни, которые они насылают на людей. Интересно, что сам образ батонеби напоминает летописный рассказ из «Повести Временных Лет» о массовых смертях в Полоцком княжестве[11] — перед нами, возможно, сюжеты, восходящие к общему мифологическому мотиву. Таким образом, существа низшей мифологии Грузии, как и Армении, очень похожи на фэйри из западноевропейского фольклора — но в грузинском фольклоре, на мой взгляд, нечеловеческие существа более демонизированы по сравнению с армянским.       Напоследок нельзя не упомянуть синкретическую (сочетающую черты местного язычества и христианства — в частности, присутствует концепция верховного Бога над богами) мифологию индоиранского по происхождению народа осетинов, дошедшую до нас в первую очередь благодаря Нартскому эпосу (нарты — богатыри). Помимо основных антагонистов нартов — уаигов, довольно стандартных злобных и глупых великанов, нередко многоголовых и одноглазых — в Нартском эпосе фигурируют дауаги и зэды, сочетающие черты небожителей (а самые могущественные из них — богов) языческой мифологии и ангелов. Некоторые из них, как Донбеттыр, дочери которого вращают воду на мельницах нартов, обитали в водной стихии. Первоначально нарты поддерживали дружественные отношения с дауагами и зэдами, но затем вступили в войну с ними и погибли. В финальной битве, в которой небожители обрушили на нартов бурю и потоки огня, богатыри погибли. Если дауаги в целом соотносятся со старыми языческими богами (образ которых по мере христианизации слился с христианскими святыми), то зэды соответствуют каджам (а по мере христианизации — и ангелам). Также, как в армянской мифологии каджи заковывают Артавазда на Арарате, в осетинской мифологии зэды держат на Луне закованного в цепи Артауза (искаженное от «Артавазд») — чудовище, способное погубить мир. [1] Ещё одна параллель гандхарвов с альвами — эпитет гандхарвов «блеском подобные солнцу», также как слово «альв, эльф» имеет этимологию «белый, сияющий». Также, как альвы в скандинаво-германской мифологии делились на собственно альвов (также известных как льосальвы, светлые альвы) и цвергов или свартальвов, темных альвов, создававших для богов и людей чудесные предметы, в индуистской мифологии ту же роль играют существа под названием рибху — которых можно классифицировать (наряду с гандхарвами как изобретателями музыки и целительских искусств) как культурных героев. [2] Кентавры в древнегреческой мифологии, как и гандхарвы в индуистской, связаны (пусть и, в отличии от гандхарвов, скорее косвенно) с воздушным пространством — по одной из версий, они родились, когда дерзкий и нечестивый Иксион, гостя у Зевса на Олимпе, возжелал его жену Геру, но царь богов сделал так, что вместо Геры он совокупился с облаком (или богиней облаков Нефелой), принявшей облик жены Зевса. Также, как гандхарвы в индуистской мифологии — великолепные музыканты, кентавр Хирон в древнегреческой мифологии учил музыке Орфея — величайшего музыканта античной традиции, чья музыка заставила сжалиться самого Аида, властителя преисподней. [3] Та же Урваши в индийском эпосе «Махабхарата» попыталась соблазнить Арджуну, потомка Пурураваса (тот отказался, поскольку Урваши в прошлом была одной из жен его предка, то есть, по его понятиям, связь с ней была бы инцестом), и за отказ покарала его временной импотенцией, так что Арджуне даже пришлось стать придворным евнухом при особе Вираты, царя матсьев. Ну да не беда — главное, что Арджуна дхарму [божественный закон] не нарушил. Правда, следование Арджуны и его братьев-Пандавов дхарме имело крайне занимательные последствия и для них, и для всей Индии. Подробности в моей статье про «Махабхарату» — https://ficbook.net/readfic/10694070. [4] Показательны имена якшинь в индуистской традиции, отражающие часто приписываемое духам в мифологии и фольклоре более легкое отношение к сексуальности — Вичитра (Прекрасная), Вибхрама (Любовная), Джанаранджика (Удовлетворяющая Мужчин), Вишала (Большеглазая), Мадана (Похотливая), Мекхала (Любовный Пояс), Сулочана (Милые Глаза), Манохара (Очаровательная), Прамода (Ароматная), Анурагини (Очень Страстная), Ратиприя (Любящая Любовь). Вместе с тем имена других якшинь, таких как Бхишани (Ужасная), Шмашана (Обитающая в месте кремации), Капалини (Девушка-Череп), отражают их амбивалентность и связь с потусторонним миром. [5] Впрочем, есть и исключения. Так, ракшаси Хидимби, влюбившись в Пандава Бхимасену, породила от него ракшаса Гхатоткачу, позднее сражавшегося на стороне Пандавов против Кауравов в битве на Курукшетре. Впрочем, когда Гхатоткача в битве с Кауравами погиб, духовный наставник Пандавов, аватара Вишну Кришна пустился в пляс от радости — что отражает отношение индуизма к ракшасам как «врагам богов и Вед» (впрочем, для радости у него была и другая причина — чтобы убить Гхатоткачу, Карна истратил свой магический дротик, который мог бы сразить любимчика Кришны, Арджуну). [6] Что характерно — бхуты, подобно фэйри в западноевропейском фольклоре, джиннам в исламском и шедим в иудейском, боятся железа. [7] Кстати, одно из названий асуров — данавы — напоминает о Народе Богини Дану, названии ирландских богов, со временем низведенных в народной памяти до эльфов. [8] Правда, для Яяти данный брачный союз едва не закончился в духе стандартного сюжета о мести сверхъестественной возлюбленной за неверность — когда Деваяни узнала, что Яяти ей изменяет, она пожаловалась Шукрачарье, и тот превратил царя в дряхлого старика (ну спасибо хоть что не убил). Впрочем, Яяти повезло — его сын Пуру выразил желание принять наказание отца на себя, отдав ему собственную молодость. [9] А юных красавиц почтенных родов, С которых срывал беспощадно покров, В наложницы брал плотоядный дракон, Отринув кеянский обряд и закон («Шах-Намэ»). [10] Напротив, в русском уральском фольклоре «дивьи люди» отождествляются с «чудью белоглазой» — той самой, которая «в землю ушла» — и описываются как подземные жители, небольшие, но внешне привлекательны. Но в целом в русском (и украинском) фольклоре дивьи люди существа несимпатичные — могут подменивать детей и насылать болезни, а их женщины соблазняют человеческих мужчин. В западнославянском фольклоре (где дивьи люди также несимпатичные и опасные существа) при описании дивьих людей появляется ещё один «эльфийский» мотив — они водят в ночи хороводы. [11] https://glebminskiy.livejournal.com/319737.html В лѣт̑. ҂s҃. х҃. [6600 (1092)] Предивно бъıс̑ чюдо оу Полотьскѣ 25. оу 26 мечьтѣ. и в нощи бывши тутенъ. стонаше 27 полунощи. ӕко члв҃ци рыщуть. /л.79об./ бѣси по оулици. аще кто вылѣзѧще 28 Ж. ис хоромины хотѧ видѣти. ї абье оуӕзвенъ бѧше 29 невидимо ѿ бѣсовъ. и с того оумираху. и не смѣӕху. излазити їс хоромъ. по сѣмь же начаша. во 30 дн҃е ӕвлѧтис̑ на конѣх̑. ї не бѣ их̑ видити 31 самѣх̑. но кони 32 ихъ видити 33 копыта. и тако оуӕзьвлѧху люди Плотьскыӕ 34. ї его ѡбласть. тѣмь 35 и члв҃ци гл҃ху. ӕко навье 36 бьють Полочаны. се же знаменье поча бъıти ѿ Дрьюцька 37.