Тепло под сердцем

- Что, внучек, голову повесил? – бабушка Ангелина заметила мрачное настроение Митрофана, как и то, что с утра он торчал вместе с ней в городке на юге Франции, а не торопился, как обычно, в Петербург. - Родители устали от твоей болтовни? Ангелина почти попала в цель. До этого мальчишка крепился, держал лицо и ни разу не пожаловался, но тут его прорвало. - Бабушка, я им не нужен! – рот его обиженно скривился. - Они крошечку в животике мамы гладят и только о нем разговаривают, а еще – как друг друга любят! Мама мне всего один раз это сказала, давно, а папа... Я ему помогаю, помогаю, а он только спасибо! Что мне делать? Геля ничего не ответила, хотя «крошечка» из уст Митрофана сказало ей больше, чем все остальное. Спина мальчугана сгорбилась. - Ничего не скажешь? Ничего не делать? А ты ведь обещала… Больше никому не буду верить, - прошептал он. - И папе? Услышав несвойственные маленькому призраку звуки, Ангелина обошла его кругом и поняла, что тот плачет. - Ох, Митя, - покачала она головой. – Какой ты все-таки дуралей. Ведунья взглянула в ближайшее будущее и ласково погладила мальчишку по светлым вихрам. - Делай что хочешь, Митрофанушка. Скоро сам все увидишь. Только смотри на поступки, не на слова. - Ага, - произнес он неслышно. - Вот сделаю и увижу, насколько я нужен. … Темноволосый мальчуган потянулся за печеньем, и Марья Тимофеевна вздохнула, сидя за общим столом. - Зачем ты его так коротко подстригла, Аннушка? У Димочки были такие чудесные кудри. Сладенький мой, держи, - она подвинула вазочку ближе к ребенку. - Баба Маша! – фыркнул мальчик. - Я не сладенький! И не девочка, чтобы кудряшки носить, я как папа! Сидевший рядом Штольман хмыкнул, но на лице его появилась улыбка. - Глупости. Таким красивым малышам, как ты, Дима, очень идут кудряшки. Аня, посмотри, у меня тут какой-то твердый шарик вылез, будто я кость сломала, - Миронова показала дочери руку со вспухшим на запястье желваком. - Вдруг… Ой, я даже боюсь это произносить. Анна рассмотрела припухлость, покатала пальцами. - Это гигрома, мама. Ничего страшного. Хочешь, я ее уберу? - Я, я уберу! Залезший с коленками на стул мальчишка вгляделся в протянутую руку бабушки. Увесистый справочник вдруг вылетел из рук старшего Миронова, резко хлопнул по запястью. Марья Тимофеевна взвизгнула. Виктор Иванович открыл рот. Штольман нахмурился и подозвал сына, а бабушка Маша растерянно произнесла: - А… А… А что это было? - Гигрома же! – хихикнул мальчишка. Петр Иванович погрозил внуку пальцем. Анна вздохнула, Яков покачал головой. - Покажи руку, бабушка! Рассмотрев запястье без следа желвака, мальчик взвизгнул от радости. - Получилось! Баба Геля вчера так и сказала: - Митя, говорит, ты сможешь стать врачом. Он подбежал к отцу и обнял того за шею. - Но я буду полицейским! Анна открыла глаза и ошеломленно уставилась в потолок. Невероятно. Невозможно. Но… Сон был таким явным и подробным, что сомнений не оставалось – все это сбудется. Она попыталась понять, что же чувствует. Страх перед будущим? Точно нет. Опасение, что они не справятся? Разве что немного. Губы её разъехались в улыбке - это было счастье. Удивление, счастье и восторг переполняли Анну, и их просто необходимо было разделить на двоих. Нет. Троих. Яков спал, по обыкновению положив на неё тяжелую руку. Анна невесомо погладила крепкое плечо, с удовольствием вдохнула любимый запах. «Собственник. Куда я денусь от тебя, Яша, ты же мой свет в окошке. Интересно, что ты скажешь? Спрошу, когда проснешься, не буду будить». В слабом свете разгоравшегося утра она приподнялась на постели, оглядела спальню. Мити нигде не было видно, и Анна разочарованно улеглась обратно. Не открывая глаз, Штольман повернулся на бок, притянул за талию, вжал в себя. Анна зажмурилась, таким горячим был этот плен и так много он обещал. Она повела бедрами. Яков тут же скользнул рукой по её телу, подцепил оборку ночной рубашки и медленно потащил вверх. По коже Анны побежали горячие мурашки, а внутри сладко сжалось. Она прерывисто вздохнула - муж проснулся вовсе не с намерением поговорить. «Чуть-чуть подожду. Совсем немножко. Ах, Яша, какой же ты…» Желание поделиться сном мгновенно забылось под нахальной ладонью, которая уже оглаживала грудь. От ласки чувствительных сосков Анна застонала, перехватила руку мужа, провела губами по запястью. Вобрала в рот большой палец. Услышав шипение сквозь сжатые зубы, Анна замерла. «Сейчас?» - подразнила она, пробуя его на вкус. Штольман уложил ее на спину, навис сверху и медленно приблизился, обжигая живот жаркой силой. Глаза его были темными. «Сейчас», - сказали они. Анна обвила его ногами, и он охнул. - Не так. Голос его, хриплый со сна, вдруг стал глубоким и низким. - Раздвинь ноги и не двигайся, - приказал он. Не сомневаясь в выполнении, Яков встал перед кроватью, подтянул Анну ближе. Глубоко вдохнул, склонился над лоном, взял ее ладони в свои. Слизнул капли ее сока и крепче сжал ладони. А затем подарил сладкую, невыносимую в вынужденной неподвижности муку, закончившуюся слезами её блаженства. … - Шшш… - успокаивал он, обнимая всем телом. - Страстная моя, нежная Анечка. Он сцеловывал влагу с ее щек и шептал: - Какая ты красивая. Как я тебя люблю. Ощущая себя на седьмом небе, Анна не могла ничего сказать в ответ, а только целовала. Целовала. Целовала, пока Штольман со смехом не откатился в сторону, не отрывая, впрочем, рук. - А ты? – все-таки спросила Анна, показывая глазами, что ей кажется не так. - Ох, Аня, если бы я давал себе волю каждый раз, когда желал те… - не окончив фразу, Яков сказал о другом: - Я заходил вчера в больницу и поговорил с твоим доктором Гридневым. - И что? Он усмехнулся. Анна закатила глаза. - Яша! - Именно так. Что ты хотела мне рассказать? … Анна еще долго веселилась, вспоминая лицо Штольмана после своих слов. Сперва на нем было непонимание. Затем неверие. Затем осознание, что жена не шутит. Сглотнув, Яков выдавил: - Так и случится? Хихикнув, она кивнула. - И никаких шансов, что ты… что он… Анна помотала головой и прыснула. Изумление мужа выразилось в крепком слове, которое он произнес одними губами. - Извини, - повинился он, потирая щеку. - Это очень… неожиданно. Он откинулся на подушки, привлек Анну к себе. - Что ж, придется над этим подумать. - Ты не расстроен? - Нет, милая. Еще задолго до венчания я знал, что жизнь моя с тобой никогда не будет пр… - сокрушенная речь Штольмана была прервана ладонью Анны у его губ. - Приятной? – возмущенно воскликнула она. Он засмеялся. - Прежней. Интересно, где сейчас наш нахаленок, что-то давно его не видно. … - Тысяча тупых акул! Какой недоумок поднял у нас флаг «Корабль неуправляем, помогите кто может»? – заорал боцман трехмачтового фрегата, на гроте следовавшего в Кронштадт. К бортам фрегата уже спешили несколько суденышек, и боцман предвидел беду. - Юнга! Прощелыга подкильная, таракан палубный, оторви свою задницу от сухарей и марш наверх! Убрать эту дрянь тотчас же! - Берег! Берег!!! – надрывался в рупор капитан грузовой шхуны. – Мы уже сутки ждем разрешения, почему нас не пускают на разгрузку? Помощник капитана робко тронул того за рукав, опасаясь попасть под горячую руку. - Что? Молодой человек показал на вывешенный по правому борту желтый флаг, означавший наличие на борту заразных больных. - Чтоб я сдох, – удивился капитан. - Кто у нас болеет? Ты, что ли? Иди сюда, червяк гальюнный, я тебя мигом вылечу. Отступив на пару шагов, помощник помотал головой. - Никто? Тогда какого бом-брамселя ты здесь стоишь? Немедленно снять! В столичном Гутуевском порту этим утром царила абсолютная неразбериха. Почти на всех судах были вывешены разнообразные сигнальные флаги, говорившие то о человеке за бортом, то о требовании буксира, а то и об опасности близлежащих вод. Два портовых врача разрывались от необходимости бежать в разные стороны, а старший диспетчер понял, что лучше ему, не дожидаясь конца смены и расстрела от директора, утопиться прямо сейчас. Когда на рейде возник гордый профиль паровой шхуны, диспетчер вгляделся в подзорную трубу и побледнел. На мачтах корабля развевались: флаг Российской империи, желто-синий флаг «Держитесь от меня подальше» и сигнал «Срочно требуется помощь». - Императорская «Полярная звезда», - пробормотал служащий. – Меня не просто уволят. Меня сошлют на Аляску… Пробегавший мимо моряк вдруг встал, как вкопанный, а затем сказал голосом, больше похожим на скрип уключин: - Не сошлют, ваше благородие. - Почему? Моряк медленно указал рукой. На разворачивающейся к берегу бригантине реял гюйс военно-морских сил Северо-Американских Соединенных Штатов. Такой флаг в порту иностранного государства означал объявление войны. … На улочках Гутуевского острова тоже было весело. Тут и там вставали на дыбы лошади, ругались извозчики. То и дело спотыкаясь и роняя в грязь тюки, матерились грузчики, портился товар, терпели убытки поставщики Императорского двора. А над островом раздавалось залихватское: - Шел я улицей Двинской, Меня екнули доской. Ах, ты мать твою ети, Как по городу пройти? … - Госпожу Нежинскую просили более не пускать, - бесстрастно произнес швейцар представительства Сименса, преграждая даме путь в вестибюль. Нина Аркадьевна закусила губу. Сделала вид, что замешкалась, отошла в сторонку, немного подождала. Нежинская знала, в какое время на службу является глава представительства. - Господин Сименс! Карл Генрихович, меня не пускают, это какое-то недоразумение! – громко сказала Нина, завидев вошедшего в дверь изобретателя. - Господин Штольман восстановил справедливость в вашем деле. Мы можем поговорить? Карл был воспитанным человеком. Он молча поприветствовал даму коротким кивком и проследовал мимо. Сделав шаг вперед, швейцар указал Нежинской на дверь. ... За завтраком Анна вздрогнула и пролила чай, когда рядом возник прозрачный силуэт старушки, а над столом прошелестело: - Аннушка, тебя с мужем просят явиться в часовню пресвятой Ксении. - Кто? Что случилось, бабушка Ангелина? Ты выглядишь испуганной. - Немедленно, девочка моя. Не стоит его сердить, - не упомянув, кого именно, дух исчез. - Что, Аннет, плохие новости из горнего мира? – поинтересовался Петр Иванович при виде побледневшей племянницы, взгляд которой был устремлен в пространство. Штольман молча смотрел на Анну, ожидая ответа. Тут в столовую вбежала горничная, за которой торопливо шагал унтер-офицер Захаров. - Доброе утро, прошу прощения, у меня срочная новость для господина Штольмана, - пробормотал молодой полицейский, а затем склонился над начальником и что-то сказал ему на ухо. Петру Ивановичу показалось, что унтер произнес одно короткое и страшное слово. Яков тяжело вздохнул. - Хорошо, Алексей, сейчас буду, - сказав это, он вновь повернулся к жене. - Яша… - растерянно сказала она. - Нас с тобой вызывают, - она показала глазами куда-то вверх, - причем срочно. Промокнув губы салфеткой, Штольман встал из-за стола. - Идем. - Да что случилось-то? – вскричал Миронов. - Аннет? Вы еще вернетесь? Какая война? … - Яков, я боюсь. Какие… Пролетка подпрыгнула на булыжной мостовой, и Анна охнула. - Какие новости принес Захаров? - Что с полицейского участка Васильевского острова поступили странные сообщения, а в порту беспорядки. Штольман усадил Анну понадежнее, прижал к себе. - Анечка, у меня есть одно предчувствие, но я хотел бы подождать информации от твоих… - он повторил движение глазами Анны вверх, - неземных покровителей. - Какое предчувствие? Ухмыльнувшись, Яков ответил: - Ты же училась в гимназии. Твоих родителей никогда к директору не вызывали? … Часовня святой Ксении Петербужской была пуста. Встав напротив киота, Анна сжала руку мужа. Яков держался чуть позади. Он пытался понять, что не так с образом Божией Матери. - Смертные! – грохотнуло в часовне. - Вам нужно это бесово отродье? Анна вздрогнула – перед супругами появился высокий мужчина в алом плаще и доспехах. Рука его держала парящего в воздухе Митрофана. Личико мальчишки сияло обычной ухмылкой, и Анна немного расслабилась, но тут же заметила, что уши юного призрака будто стали больше и приобрели неестественный цвет. - Вы сделали ему больно! – возмутилась она. Архангел хмыкнул и встряхнул мальчишку. - Этому? - Мамочка, у меня все в порядке. Дядя Миша хороший, - пропищал Митя. Удовлетворенно двинув бровями, Михаил опустил призрака и обратился ко Штольману: - Воин, повторяю вопрос. Этой ночью замироточили иконы многих европейских столиц, и мои стражники отловили в местном порту стервеца, совершившего надругательство. Священнослужители и верующие в панике, кто-то ожидает второго пришествия Христа, кто-то - вселенского мора. Тебе нужен такой сын? - Конечно. Какой есть, - Яков смиренно кивнул. Митя взвизгнул. Появившаяся по левую руку архангела святая Ксения улыбнулась. Михаил передал ей мальчишку и сделал пасс пальцами, отчего Митрофан потерял дар речи. - Ты не понимаешь, воин. Этой зимой у тебя родится ребенок, и вместо наследника ты получишь это отродье. Анна шагнула вперед. - Не называйте так моего сына! Штольман удержал ее за ладонь и вернул на место. - Мы это знаем. Мы готовы. - Знаете? – Михаил склонил голову к плечу. - Ах, да, Анна и ее дар. Крылья за спиной небожителя дернулись. - Готов оказать милость. Я не люблю менять порядок вещей, но ради собственного спокойствия могу на это пойти. Вы получите своего Митрофана, но способностей у него не будет. Согласны? Штольман задумался. Уловив на подвижном лице мужа сомнения, Анна повернулась к нему и горячо зашептала: - Яша, не надо. Я лишилась дара, когда тебя не было рядом, и мне было очень плохо. Митя будет тосковать. Даже потом, родившись, в глубине души он будет знать, что мог многое, но… Она кинула взгляд на мальчишку, на лице которого надежда боролась с напускным безразличием. - Но его этого лишили. Мы справимся, обязательно! Ты же сам сказал, что наша жизнь никогда не станет прежней! «Яшенька, пожалуйста!» - взмолилась она. «Ты уверена? Я не хочу, чтобы ты страдала из-за его художеств». «Дело не во мне, Яков. Он наш с тобой, мы за него отвечаем. Нельзя делать ему хуже». Согласно сжав её ладонь, Яков взглянул на архангела и твердо произнес: - Благодарю за предложение, но прошу оставить все, как есть. Мы приложим максимум усилий для воспитания сына и, разумеется, отучим его издеваться над святынями. Михаил не любил тратить лишних слов. Повелительным движением руки он указал Анне на дверь, подождал, пока женщина выйдет из часовни. Щелчком пальца подвел Митрофана к отцу. И исчез, оставив на каменном полу белоснежное перо. Яков хмуро посмотрел на юного призрака. - Что скажешь в свое оправдание? Наедине с отцом Митя потерял весь свой апломб. Глядя в пол, он нерешительно пожал плечами и пробормотал: - Прости, что баловался. Я просто хотел, чтобы ты… чтобы мама… Рассмотрев пылающие уши мальчишки, Штольман вздохнул. - Дмитрий Яковлевич. Юный призрак попытался что-то сказать, но замер, осознав, что означает это имя. - Принеси извинения святой Ксении. Убери слезы с икон. Кивая, как китайский болванчик, Митя прижался к отцу. Яков ощутил ком в горле. - И самое главное – не трепи матери нервы. Ты все понял? Малыш вновь кивнул и уткнулся лицом в живот Штольмана. Услышав всхлип, Яков присел на колено и как мог, обнял мальчишку. - Сынок, я поручился за тебя перед архангелом, не подведи меня. - Пап… Я хочу, очень! Я буду стараться! Но вдруг у меня не получится, мне ведь все говорят, что я неисправимый, - голос Мити задрожал. - Ты тогда от меня откажешься? Яков покачал головой. - Нет, малыш. Он встал и подтолкнул сына к выходу. - Иди, займись делом, а потом возвращайся ко мне. Попробуем предотвратить войну. На выходе из часовни Митя с разбегу кинулся к встревоженной матери. Анна поймала его, заключила в теплые объятия. На лице ее сверкали слезы, а губы шептали слова любви - любви к невозможному и самому желанному на свете ребенку, задолго до своего рождения ставшему Штольманам настоящим сыном.