Энди сломает всё

_____________________________________ Овёс на вкус, в принципе, ничего, а сырые хорьки — так и очень даже деликатес. Этой мыслью себя Энди и успокаивает, разрывая клювом тушки напополам под пристальным взглядом двух статных колдунов. Красивые, этого не отнять. Разные, старший заметно плотнее, но одного взгляда достаточно, чтобы признать в них братьев. Есть что-то такое, делающее Лестрейнджей неуловимо похожими между собой. Длинные, отчетливо отливающие багрянцем волосы одинаково уложены в высокие хвосты, и взгляды… Да, главное — нечто характерное в глазах… Рабастан наклоняется, чтобы осторожно погладить маленькую голову, и Энди пятится, стараясь не запутаться в четырех ногах и двух крыльях. Она изображает совсем жеребенка — только этим и оправдывается неуклюжесть. Потомственный заводчик все же чувствует неладное, но ей везет пока не быть разоблаченной. У Лестрейнджей другое в головах. И тот факт, что сейчас не весна, на руку. Табун не на привязи во избежание смешения генов, где-то летают. К Энди-то предполагаемая «мамочка» равнодушна, и это тоже узкое место в такой личине. — Я боюсь, что даже после зелья ее не вытянуть, — говорит Родольфус пустым, безжизненным голосом, от звука которого Рабастан бессильно кривится. Энди знает, в чем дело: вся драма настолько на поверхности, что нет никаких сложностей прочесть. … — Сотру их в порошок, — говорил Родольфус твердо днем ранее. Его глаза горели бешенным пламенем, которое и сейчас вовсе не потухло. — Не оставлю ни одной целой кости, ни клочка кожи, я заставлю их кричать неделями напролет от боли и ужаса, подавиться собственными потрохами и тысячу раз проклясть тот миг, когда осмелились вглянуть в ее сторону… — Не посмеешь, — отвечал ему Рабастан, удерживая брата от опрометчивых действий почти буквально, чарами. Он и сам собирается смотреть, как Лонгботтомы захлебываются собственной кровью и теряют рассудок от пыток, но… — Не сейчас. Мы не можем позволить их Роду прерваться, это ударит по всем. Бывшая Стоун должна родить. Родольфус знал, что брат прав. Угробить Лонгботтомов — означает ослабить Завесу, которая держится и на их Сердце тоже. Но эта Стоун происходит из полукровных слабосилок. Она во всем следует за Фрэнком — небось, до последнего даже не догадывалась, что за сладости оставили ей муж и свекр в угощение для гостьи. У молодой четы вектора сил не совпадают, а разница в потенциале огромна — как сейчас чуть ли не модно среди семей, которые поддерживают мистера Дамблдора. Ребенка Фрэнку ждать еще лет десять — так что же, и Родольфусу ждать, пока можно будет мстить?! Тогда, когда его самого лишили шанса на наследника?! Когда он видит, что творится с женой, несмотря на всю поддержку Сердца Рода?! — Руфус рожать не будет. — Процедил он сквозь зубы. К вечеру еще бьющееся сердце Лорда Лонгботтома было доставлено Леди Августе в подарочной коробке без подписи. Сам Лонгботтом, как думалось Энди, протянет, поддерживаемый магией и снедаемый болью, еще несколько дней, удовлетворяя первую злость гордых Лестрейнджей. За то, что решил проклясть руками невестки молодую Леди, под сенью собственного дома, поправ клятвы гостеприимства. Лестрейнджи периодически спускаются в темницу посмотреть на его агонию и правильно направить стихийные выбросы своему Роду на пользу. Это немного успокаивает их нервы, когда один сменяет другого у смертного ложа Белль. Сколько бы сил они не вливали, как бы не пытались помочь и ее родители, пока нет уверенности, что Леди смогут вытащить. Нет причин, почему Энди должно это заботить. Это начало вендетты — а может, она началась раньше, со смертью старшего Лорда Лестрейнджа. Рабастан и Родольфус еще расследовали убийство отца — но есть немалый шанс, что и здесь виновники те же. Насколько Энди знает из записей о давней модели, до момента, когда они решатся мстить и Фрэнку с Алисой, пройдет без малого восемь лет. Белль должны вытянуть, возможно, чудом. Она должна стать законченой психопаткой, у которой руки по локоть в крови. Когда Энди пробиралась в поместье, она еще не знала, какие именно у Лестрейнджей проблемы. Ее дар говорил о том, что нужно идти сейчас — или шанс не представится еще очень долго. Энди едва успела закончить первый курс школы, и, хотя способна колдовать больше, чем Левиосу, бездна разделяет ее способности и способности таких магов, как в этой семье. Взрослых магов. Все уловки и бонусы, что могут дать ей дары — пока ничто для прямого противостояния. Лучшее, на что она может рассчитывать — это хитростью приблизиться к цели, по случаю полной открытости Искры сейчас, во время масштабной волшбы, отхватить немного издалека. Она не сидела сложа руки все время перед школой. Она разыскивала спящие Сердца — и всё, что «попроще», уже нашла. Теперь параллельно с попытками развить «классическую» сторону дара, уйму времени, что Энди проводила в Хогвартсе, приходилось просаживать на скрупулезные исследования в библиотеке, осторожные расспросы портретов и сбор слухов. Но это подспорье в определении местоположения и возможной остаточной защиты искомого почти не меняло того факта, что она по прежнему успевала «умереть» не менее сотни раз за вылазку. Дни на каникулах постоянно казались зацикленными, нормально спать не было возможности, и после той же Остары возвращалась к учебе она на грани истерики. Казалось, год - два подобного темпа, и есть шансы на то, что этот бесконечный квест будет завершен. Только как это время выдержать? Тем более, что дальше станет не менее сложный вопрос: как остановить начинающуюся негласную войну и «сделать всем хорошо»? Прийти к Лестрейнджам казалось хорошей идеей: они — сильный Род, что здравствует и поныне, куш с хотя бы частичного взаимодействия с их Искрой был бы огромен. Сэкономил бы Энди уйму времени. Сейчас, пока Лестрейнджи ослаблены. Что ей за дело до Белль, которая, не дрогнув, Энди в модели убила? Из своих убеждений, из давней обиды на попраную репутацию Блэков, кто знает, может, из подспудного подозрения насчет подмены сестры… Что ей за дело до надменного родовитого Родольфуса? Того, кто опустошает резерв до дна каждый раз, как он немного восстанавливается? В попытке удержать, сохранить жену, устаканить ее магию, смешавшуюся с неснимаемой наведенной порчей. Что ей за дело до Рабастана? Переживающего за невестку, но и старающегося не показать брату, которому хуже, как ему плохо из-за собственной трагедии? Оказывается, он и впрямь любит Андромеду. Свадьба брата должна была бы поставить крест на его увлечении. Ни один, ни другой Род не собирались благословлять их союз, больше того, Меда была помолвлена. Но даже Главе Рода не так просто принудить ведьму делать, что скажут. Меда не желала разрывать контакт с семьей, и, воспитанная на определенных ценностях, не могла игнорировать и магические долги родителей, и доброе имя, и свои обязанности, как дочери. В конце концов, зла ей не желали, просто так сложились обстоятельства. И все же, она пошла на некоторый конфликт с родными — и на то, что о ней через годы могут шептаться в обществе. Рабастан не знал, какой силы скандал она устроила за закрытыми дверьми, но Меда оставалась непреклонной. Она не заключила магический брак с Эваном. Однако, она не бросила Род разбираться с последствиями собственной выходки, провела другой обряд. И выполнила обещание родить наследников Розье — чтобы быть свободной после. То, что Андромеда все еще Блэк, не было известным никому, кроме Блэков — и Рабастана, которому невестка исправно передавала записки и помогала скрывать от Розье встречи. После такого даже не получалось злиться на Белль за то, что Родольфусу повезло, а Рабастану — нет. Невестка оказалась достаточно авантюрной и понимающей, чтобы всеми силами прикрывать увлечение сестры. Им, скорее всего, стоило огромных сил уговорить Розье на другой обряд — а уж Меда рискнула изрядно. Обычно именно мать отдает магию ребенку во время беременности. Потому, к несчастью, Белль и столь страдает сейчас. Поддержка мужа важна, но напрямую он ребенку передать сил не может, лишь обновлять жене резерв. Меда же не желала отношений с навязанным женихом, и настояла на обряде, что позволит зачать — а потом регулировать время рождения ребенка. При их совместимости результат после такого ритуала был почти гарантирован с первого же раза, без ожидания, пока магия молодоженов подстроится сама собой. Есть в обряде, разумеется, и обратная сторона. Не каждая ведьма способна его потянуть — силы магия такого порядка требует много. Ребенок, пока не родится, отбирает силы и у отца, на что не каждый колдун пойдет. Эвана уговаривали все родственники — потому что Меда выдала козырь. Она пообещала двоих сыновей — а ведь Род Розье хирел и не мог похвастаться таким счастьем уже несколько поколений. Обычный свадебный обряд дал бы ей меньше защиты во время беременности, и одним ребенком, скорее всего, дело бы и ограничилось. Расчеты показывали, что у детей не будет перекоса потенциала, присущего отцу, это было идеальное решение для обновления магии Рода. Так, Эван смирился с решением незадавшейся невесты, и не стал жениться, несмотря на то, что в обществе считали — брак состоялся. В конце концов, Эвану ничего не мешало продолжать встречаться с дамами. Прошло немного времени, и все изменилось. Лорд Лестрейндж, не желавший благословлять союз Рабастана и Андромеды, скончался. Меда успешно родила на днях двойню — она не желала затягивать, хотя проведенный ею обряд и позволял отложить одну — или обе — беременности на годы. Оглядываясь назад, она подгадала очень хорошо: Эвана убили буквально через день после того, как он стал отцом. Возможно, он мог бы выжить и перебороть проклятие, не отдавай перед этим силы детям. Но Розье, пусть и могут подспудно Андромеду винить, открыто не осудят: их сын занимался опасными делами и подставился сам. Теперь она официально вдова. А на самом деле — свободная ведьма, выполнившая все обязательства перед кем-либо. Да, с детьми, но дети растут. Конечно, Андромеда с Рабастаном вместе — по правде, они давно вместе, с тех пор, как он смирился с ее выбором и принял его. Рабастан не собирался вступать в конфликт с Блэками и Розье, достаточно было и того, что Рабастану уже подарила судьба. Андромеда принадлежит ему — и даже на брак с полагающимся благословлением, возможно, по прошествии «траура» Блэки пойдут. Ложка дегтя в этих еще на прошлой неделе сладких ожиданиях была в том, что проведенный Андромедой обряд предполагал: она родила всех детей, которые когда-либо могли у нее быть. Максимальное число из возможных вероятностей, число, совпадающее с личным магическим для каждой ведьмы. Наследника Рабастану она подарить не сможет. Рабастан — не большой любитель мелкоты. С этим можно было мириться. До теперешнего момента, когда выяснилось, что у Родольфуса и Беллатрикс тоже детей больше не будет. Беллатрикс там, в доме, заходится в беззвучном крике, ведь голос давно сорвала. А мужчины пришли посмотреть на «новорожденного жеребенка гиппогрифа» (будь им неладно, притащили все эти видения Энди). Прийти в загон — всего лишь повод, нужно же как-то собраться с духом. Пора дать Белль снадобье, чтобы скинула плод. Тогда есть небольшой шанс ее вытащить. — У вас сын? — Хрипло спросил Рабастан почти сразу, когда они поняли, что это за порча. Изведение наследников — у Родольфуса больше не сможет родиться мальчик, даже от другой женщины. Страшная вещь, что может наслать только колдунья, Леди своего Рода. Августа помнит свои корни, она на такое бы не пошла. В случае Алисы просто понадобилась поддержка магии Искры, обязательно направляемая более опытными мужчинами — теми, что решили очищать мир от «темных» магов. Родольфус горько кивнул. Сын, а значит, у ребенка нет шансов, больше того, он утянет в могилу и мать. Если бы Родольфус дал свое согласие на тот же обряд, что провела Андромеда, был бы шанс иметь еще дочерей. Но тогда им с Белль это все же показалось излишним — они спокойно могли подождать с полгода, пока их достаточно подходящие силы лучше синхронизируются, ничто не гнало спешить с наследниками. Тем более, это магическое число Андромеды было два, а у Белль — девять. Девятеро детей — само по себе много, Белль пришлось бы ходить беременной с небольшими перерывами годами, не перебор ли? Теперь впору было жалеть, что не рискнули… Даже, если выживет, вряд ли жена сможет зачать хотя бы девочку. Ее тело будет очень ослаблено, что уж говорить о моральной травме. Мужчины стоят возле изгороди, меланхолично бросая Энди хорьков. Она ловит уже почти привычно, рассеянно думая о том, много это, или нормально — четыре, ее собственное число? Обряд-то интересный. Родольфус отводит от нее взгляд и отворачивается. Он направляется в дом, потому что пора. Они сделали для стабилизации магии все, что могли. Теперь нужно спровоцировать выкидыш — и, заодно, кризис состояния Белль. А потом пытаться ее спасти. Его спина неестественно прямая, а шаг — ровный. Возможно, это стоит нечеловеческих усилий, да разве же колдуны — люди? Проклятья — такая же часть их мира, как и остальное волшебство. Рабастан делает пасс, убирая грязь с рук, и следует за братом. Он думает мимоходом, что этот жеребенок странноват — но Энди успеет улететь до того, когда он всерьез начнет выяснять, что не так с магической тварью. Энди старалась изо всех сил удерживать столь нетривиальную личину, как и подделать магический фон. Вот он, отличный момент, чтобы дотянуться до Искры Лестрейнджей. Пока они столь отвлечены Беллатрикс, можно воровать магию и перенаправлять ее потоки, питающие Завесу. Белль из-за обрыва связи с Сердцем Рода, пусть даже неполного, умрет. Не этого ли хотела Энди, смотря когда-то на список её «убийц»? Эван Розье мертв — и она его вовсе не жалеет. Чем же отличается от него злая не сестра, безумная садистка Белль? Разве же это не отличное решение — обезопасить себя от Беллатрикс сейчас, и решить столько проблем разом, ослабив магию Лестрейнджей? Спасти всех тех, кого Леди Лестрейндж убьет, став Упивающейся? Это была бы знатная шутка, по мнению учителя Энди. Только вот из головы не идет образ молодой женщины, еще неделю назад счастливой и ожидающей ребенка — а теперь бьющейся в агонии из-за проклятия. Едва ли замечающей мужа, что часами поддерживает ее магией. «Пожалею» — отчетливо осознает Энди, когда тянется к Искре Лестрейнджей, а через нее — к Белль, с целью «пошутить» совсем по-другому. Но использует свой дар все равно. Если она хочет стать владычицей судеб, можно начинать прямо сейчас.