Четыре одиночества

1992 год. Конспиративная дача в Подмосковье.

       — Ну-с, располагайтесь. По ночам дверьми не хлопать, алкоголь не употреблять, еду вам будут привозить на неделю вперёд, каждый четверг, всё ясно? — произнёс из салона микроавтобуса пухлый человек из управления, в котором выделялся исключительно серый гражданский «сьют».        — А-а… — задал вопрос Сидоров, однако был прерван открывающейся дверью другого микроавтобуса. Но «костюмчику» этого хватило, чтобы продолжить своё напутствие.        — Да, все «хотелки» по экипировке изложите на листе А4, что сможем достать, доставим, но, — воздел пухлый указательный палец, «костюмчик», — не наглейте слишком сильно, мы переживаем не лучшие времена. — Мы рассчитываем на вас, товарищи! — закончил ознакомление с местностью наш провожатый, после чего умотал, отставляя десяток знакомых между собой мужчин и девушку. Её цветастое платье практически до земли не слишком-то подходило для царившего вокруг деревенского пейзажа. А вот пытающиеся казаться хмурыми мужчины в гражданском, казалось бы идеально смотрелись среди этой среды. Так или иначе, но улыбки от радости встречи, предстоящей работы и просто хорошего настроения, прорывались сквозь напускную серьёзность.        — Что же, приятно встретить знакомые лица… Итак, все друг друга знают, прошу в зал, там мы ознакомимся с нашей задачей, — произнесла Софья.        Добротный кирпичный дом смог, хоть и не без труда, но вместить к уже располагавшихся там гостям, десяток человек.

***

       — Итак, товарищи! Большинству из вас, к моему огорчению, места в новом государстве не нашлось. Увы, я не могу смотреть на то, что происходит с нашей страной, но, благодаря некоторым моим связям, для нас, цепных псов Родины, просравших практически всё, нашлось неплохое применение, — произнесла, стоя во главе стола, Ириновская, когда все присутствующие в доме расселись кто где.        — Не знаю как вы, но я продолжаю любить свою страну, несмотря на её плачевное состояние, но в наших силах помочь ей воспрять с новыми силами! Сидоров, раздай каждому по два заявления… — означенный привычно подскочил со своего стула и принялся споро раздавать бумаги. — Так, у вас будет лишь один шанс принять или отклонить работу на государство, это левая бумага, ознакомьтесь, завтра я жду от вас решения. Правую бумагу подписывают все, это подписка о неразглашении. Вопросы есть, товарищи? — Молчание было ей свидетелем, — Отлично, а теперь к делу.        — Государство перестало контролировать потоки и утеряло многие опорные базы, через которые могла сбывать… разное. Нам предстоит стать одной из ячеек так обсуждаемой сейчас в СМИ «Русской мафией». Да, газетчики говорят частичную правду, несмотря на то, что им мало кто верит, но это вина других структур. Государству необходимы средства для возвращения могущества, нам и предстоит стать одним из уже существующих ручейков финансирования. Жестить я отказалась, но это и не потребовалось, работорговли на нашей местности нет, либо же она очень редка, наркоту контролируют китайские мафии и колумбийские картели с итальяшками. Мы, с позволения руководства, займёмся вооружением, контрабандой и порнографией. Ох, Сидоров, да не кривись так, чай не мальчик уже!        — Это пока что предварительная информация, которая не является «особо важной», подробности будут завтра для тех, кто подпишется на это дело, ясно? Товарищи, хочет кто-то ответить согласием?        — Так точно, — хор лужёных глоток всех присутствующих ответил ей утверждением.        — Ближайший час вы предоставлены сами себе, потом тренировка, обед, и свободное время, во время которого вы составите все свои «хотелки» и снова тренировка. И да, не наедаться, а то, я смотрю, некоторые из нас заплыли жирком, но ничего, у нас ещё есть немного времени для приведения себя в порядок.

***

       Дни полетели стремительно, войдя в давно забытую колею воинского распорядка. Сменялось несколько инструкторов и преподавателей, что учили простейшему английскому языку для коммуникации с местными. Отдельные личности преподавали некоторым «студентам» небоевые направления развития — такие как бухгалтерия, прикладная химия, и многое другое. Прибывали «особисты», что разъясняли легенды, уточняли задачи и передавали постоянно меняющиеся размытые разведывательные сводки — всё-таки, в той местности, куда их хотели засунуть, государство было слепо.        Они с Владиленой, у которой появился оперативный псевдоним, так и не смогли пересечься за всё это время — её нагрузка не шла ни в какое сравнение, с их. Их заставляли вспоминать старые навыки, изредка обучая новым. А вот она… она вела усиленную подготовку с постоянно меняющимися специалистами — но Егорьев всё понимал, она как-никак — руководитель кампании, во всех смыслах этого слова. Вбитая «костюмчиками» легенда отскакивала от зубов. Он был теперь правой рукой Капитана, несмотря на то, что он так и остался Сержантом. У него изменилось всё — фамилия, родители, да буквально появилась новая жизнь. Им оставляли лишь одно — имя, дабы не сильно ломать взаимодействие. Он не лез к ней, мысленно сочувствуя Софье, понимая, что наверстает непонятно что, уже там. Борис и не задумывался особо о своих чувствах — у него попросту не хватало сил после занятий или спарринга.        — Что же, мы продуктивно провели эти два месяца, но настало время оправдать вложенные в нас силы и помочь наконец-таки Родине воспрянуть, выезжаем завтра в пять утра, есть вопросы, товарищи?        — Капитан, нам так и не сказали место назначения… — проговорил вечно любопытствующий «живчик» Сидоров, которого не брали ни спарринги с несколькими опонентами, ни плохо сваренная каша, которую иногда варил Сахаров. Что не отнять у Сахарова, так это его кулинарных навыков, которые он так и не смог исправить после войны. Но тут был огромнейший плюс — после его варева спать совершенно не хотелось, ибо организм накачивался такой долей адреналина из-за возможного отравления, что там уже не уснёшь. «Ну, хоть желудок закаляем», — шутили тогда бойцы.        — Да? Ладно, это уже не такой и секрет, учитывая тактическую подготовку и разведданные — столица нынешних пиратов — город Роанпур. Эй, а где реакция ужаса?        — А, это наверное где-то в Индии, да? — неуверенно протянул Сидоров.        — Дебил, это около Африки, — шикнул на него Сахаров.        — Эй, тишина в строю, это Азия, географы, где-то между Вьетнамом, Суматрой и Китаем.        — Я думал, что больше никогда не попаду в эту парилку, как в Афгане, — произнёс шёпотом кто-то сзади Бориса.        — Михайлов! Там будет ещё хуже — там ещё и страшная влажность со всеми прелестями тропиков — затяжные месячные дожди, шторма, и множество местных «деликатесов», — ответила Ириновская, чей слух был всё также остр.        — Ба, — отмахнулся Михайлов, что являлся ещё одним снайпером, кроме Владилены, — Сахаров закалил нас, а уж вспоминая афганские лепёшки, так я не думаю, что жаренные сверчки поколеблют меня.        — Ладно, оружие и экипировку получите на транспорте, разойтись! Борис, останься, — добавив шёпотом, — пожалуйста.

***

Япония. 1993 год.

       Он бежал, спасаясь от приютских хулиганов, что в очередной раз начали издеваться над ним. Он не был сильнее их, откуда взять сил мальцу, что до сих пор не отошёл от шока гибели родителей. Слёзы уже иссякли, оставляя вместо себя лишь пустоту и желание учиться, дабы хоть как-то отвлечься от осознания того, что он остался один. Его объедали, обижали, наставники же смотрели на издевательства сквозь пальцы, ибо приют всегда остаётся приютом. Он научился терпеть побои и даже исподтишка подгаживать обидчикам, правда, после этого он предпочитал сбегать на улицы, на которых до него никому не было дела, если вовремя вернуться.        В его новом доме, хотя для него это было самым настоящим персональным адом, было негласное правило — «Не доставляй проблем, и их не будет у тебя», поэтому на его периодические отлучки смотрели сквозь пальцы. Вот только это было не самой большой проблемой, а вот приближающиеся галдящие детские голоса — ещё как! Силы были на исходе, лёгкие уже горели огнём, а каждый глоток воздуха всё сильнее и сильнее обжигал лёгкие. Оглядываясь через плечо, он увидел страшные, искривлённые в ярости лица троих задир, что неумолимо приближались. Тут он почувствовал удар от столкновения с кем-то мягким, но жёстким. Убирая руку от наливающейся шишки, он медленно принялся поднимать взгляд с военных чёрных ботинок с высоким голенищем, — «Как у Сил Самообороны! Круто-то как!» — затем болотного цвета штаны и куртка с чёрным разгрузочным жилетом, что казался таким неуместным из-за своей пустоты. И лицо, лицо обветренное и обезображенное бледным глубоким шрамом и проницательные серые глаза, что скользили по нему, сбавившим свой ход хулиганам, что начинали наслаждаться беспомощностью жертвы, улице и окружающим их домам, после чего вернул взгляд внимательных глаз на него.        — Ох, блин, малец, куда так спешишь-то? А, хулиганы, понимаю-понимаю, мне тоже в детстве не давали прохода… — «Видимо иностранец», подумал мальчик, не находя в себе сил и мужества оторвать взгляд от глаз незнакомца, он даже не заметил, что его держали за локоть грубой левой рукой. Иностранец присматривался ещё несколько секунд, после чего жутковато ухмыльнулся и медленно достал из внутреннего кармана разгрузочного жилета пистолет. Демонстративно направил его на хулиганов, в чьих глазах промелькнул ничем не прикрытый страх. Они принялись пятиться назад, после чего позорно сбежали.        — Мне за это точно влетит, но знай, пацан, чем-то ты мне напоминаешь меня, а чёрт, ты же нихрена не понимаешь, — продолжал говорить незнакомец на ранее не слышимом языке. Его осторожно потащили за локоть. Он не сопротивлялся, его спаситель заслуживал его доверия, да и какое-то внутреннее наитие и глаза иностранца не давали сомневаться в его благих намерениях. Спустя минуту, его отпустили, после чего снова взяли за ладонь и подвели к очень красивой и высокой иностранке в красном платье и светлыми волосами.        Как и его спаситель, на её коже тоже были шрамы, только более обширные, ведь они были и на шее, и на открытых участках тела.        Иностранцы стали что-то обсуждать. Его спаситель хрипло и спокойно говорил, в то время как блондинка обильно жестикулировала и быстро-быстро говорила. Мужчина сплюнул, что-то проговорил, после чего рассмеялся, потрепал его по макушке и закурил.        Спустя час, в пристойно выглядящем кафе, оба взрослых с какими-то странными лицами пили чай и смотрели на то, как он ел настолько вкусную еду. Вскоре подошёл полноватый японец, с которым взрослые обменялись словами на неизвестном языке, после чего обратились уже к нему на японском языке.        — Что же, юноша, эти благороднейшие люди интересуются твоим именем, но ты сначала прожуй, — намекающе прищурился он, — а потом расскажешь нам всё о себе, а я побуду переводчиком, хорошо?        — Рокуро, меня зовут Окадзима Рокуро! А вас? — с детской непосредственностью спросил Рокуро.