В мягких лапах любви

Как Катя ни отговаривала Олесю, очнувшись после внезапного обморока, девушка поехала домой. Она безумно соскучилась по своему сыну, которого пришлось оставить с мужем. Леся сказала, что роды Мишеньки были очень тяжелыми, поэтому ей нужно регулярно обследоваться. Вот и сейчас она поедет к врачу на плановый осмотр, после которого они с Павлом могут начать готовиться к появлению малыша. Новость о том, что Олеся хочет от него ребенка, очень обрадовала Воропаева, и он с легкостью отпустил жену. — Ну как, все в порядке? — спросил Павел, едва Леся вошла в дом. — Мы можем заняться появлением нашего ребенка? — он поинтересовался об этом так нежно, что Олеся едва не сдалась. Но она прекрасно понимала: это на один-два дня, завтра Павлу вновь что-то ударит в голову, и он снова ее изобьет. Но теперь она не одна, в ее животе растет новая жизнь, пока еще очень маленькая и хрупкая. И любое неосторожное прикосновение может оказаться фатальным. — Врач сказала пока повременить, — соврала девушка. — Ей не нравятся мои анализы. Она даже попросила некоторое время не иметь… ну… Лицо Павла стало злым, он сжал кулаки. На мгновение Олеся даже испугалась, что случится нечто страшное. Но Воропаев сдержался: — Ладно. Значит, будем слушать врача. В конце концов, от этого зависит будущее нашей семьи. — Угу… Я схожу к Мишеньке и приготовлю что-нибудь поесть. — Хорошо, дорогая. Иди. Поцеловав ее в лоб, Павел разрешил Олесе уйти наверх. Девушка вошла в комнату сына, который с криком «мама!» радостно протянул к ней ручки. — Мой родной, мой маленький, — Леся едва не расплакалась. — Мой сыночек любимый! Как же я тебя обожаю! Какой ты милый, какой сладкий! — она поцеловала его в лобик, носик, в теплые щечки, потрепала светлые (совсем как у его отца) волосики. — Ну, показывай, что ты здесь делал, пока меня не было? Оказалось, Миша вполне успешно разрисовал несколько листков бумаги — конечно, это были обычные детские каракули, но Леся прижала их к груди, как самую большую ценность. А еще сложил паззл (для детей от трех лет, между прочим) и «навел порядок» на полке с детскими книгами (то есть, попросту сбросил все на пол). Олеся умилилась, вспомнив, что через год возьмет на руки свое второе счастье, которое будет точно так же носиться по комнате и все раскидывать. «Это девочка», — подумала она, касаясь живота. Она уже представляла, как будет выглядеть ее дочь: кареглазая, темноволосая (что было логично, ведь и она, и Павел брюнеты), с обаятельной улыбкой и ямочками на щечках. В мыслях Леся уже взяла ее на руки и даже придумала имя — Милана. — Олеся! — донеслось снизу. Девушка вздрогнула, а ее фантазии тут же растворились, как дым. Павел звал ее — надо идти, ведь если не спуститься, будет хуже. — Я сейчас в душ, потом поеду в город, — сообщил муж. — У меня важная встреча. Приготовь светло-голубую рубашку и темно-синий галстук. — Поняла, — кивнула она, помчавшись наверх. Нужную рубашку она нашла быстро, а вот с галстуками вышла проблема. У Павла имелось два темно-синих: один почти черный, другой более светлый. Какой именно муж имел в виду, Олеся даже не догадывалась. Но очень надеялась, что угадает с первого раза. Пока Павел мылся, она успела выгладить рубашку и разложить на кровати. «Господи, пусть только я угадаю с галстуком, пусть он меня не трогает», — молилась она, а в груди колотилось сердце. Раздался звук открывающейся входной двери — это вышел из душа Воропаев. Он появился в комнате в одном набедренном полотенце. — Все готово, — отрапортовала Леся, показывая на рубашку и галстук. Павел шумно вдохнул, и у девушки внутри все оборвалось. — Я же просил, — сквозь зубы процедил он. — Я же просил: ТЕМНО. СИНИЙ. ГАЛСТУК! — он повысил голос, и Олеся сжалась. «Только бы не ударил, только бы не ударил, только бы не ударил», — кричало все внутри нее. Кажется, испугалась даже маленькая горошинка внутри нее. — Извини, я сейчас возьму другой, — пискнула она. Но Павел остановил ее: — Не надо. Все равно уже нет времени. Этот тоже подойдет. Он быстро оделся и ушел, предупредив, что будет поздно. Леся упала на диван. «Сейчас самый подходящий момент собраться и уйти, — сказала она самой себе. — Можно пойти к Женьке или к Кате, остаться на пару дней и подумать, что делать. Но черт! Папа на реабилитации, он так ждет возможности снова ходить… Я не могу так поступить с ними… А с другой стороны, если я останусь, я боюсь, что моя малышка так и не увидит мир. А следом за ней умру и я». От бессилия и безысходности Олеся заплакала. Нет, она должна что-то сделать, что-то предпринять! Но что? Как сделать так, чтобы не отобрать у любимого отца надежду пойти и в то же время не лишить жизни его еще не родившуюся внучку? «Я не должна плакать, — одернула себя девушка. — Я не должна, это вредит малышке. И я не могу расстроить папу и маму. Они не должны узнать… Но я… я постараюсь уехать в ближайшие дни, я не могу рисковать своей крошкой». Она прошла на кухню, чтобы приготовить еду. Открыла холодильник: продуктов было в достатке, Павел всегда закупался впрок. Остановившись на запеченной курице с овощами, Леся приступила к нарезке ингредиентов. Готовка отвлекла ее от грустных мыслей. Поев, она пошла наверх, чтобы собрать сына на прогулку. Мишенька радостно лепетал на своем языке и крутился, не позволяя маме его одеть. Впрочем, Умановой от этого только хотелось улыбаться. Ее сын — это самое прекрасное, что оставалось в ее жизни теперь. Ее сын… и Бориса. В последние дни она часто вспоминала его и думала, что зря ушла. Ведь могла же выслушать, попытаться понять! Тогда вся ее первая беременность наверняка прошла бы легко. И возможно, сейчас у нее в животе рос бы их с Борисом ребенок. Конечно, Олеся любила свою кроху, даже несмотря на то, что ее отец причинил ей так много боли. Но все же… К ней никто никогда не относился так трепетно и нежно, как Тарасов. Никто не заботился о ней, не говорил ей теплых слов, не требуя взамен чего-либо. Какими же счастливыми были те месяцы! Правду ведь говорят: все познается в сравнении. Олеся брела по улице, а Мишенька радостно махал ручками в своей коляске. Воздух был прекрасный, а погода — совсем теплая, солнечная. Даже гнетущая печаль ушла, хотя тревога оставалась внутри. Леся старалась отогнать плохие мысли и насладиться прогулкой наедине с сыном. Мимо с воздушным шариком пробежала темноволосая девочка лет двух. — Ксюшенька, осторожнее, — ласково наставляла ее мама, женщина примерно Олесиных лет. Уманова улыбнулась: скоро и она будет точно так же гулять со своей Милашей по улицам города. — Здравствуйте, тетя, — громко произнесла Ксюша, пробегая наравне с Олесей. — Привет, крошка, — Леся потрепала ее по непослушным волосам. Тихая улица закончилась, и она вышла на дорогу. В принципе, дорога тоже была спокойная: ни больших фур, ни лихачей — по обочине можно было гулять без опаски. Миша снова что-то заговорил на своем языке. — Что, мой славный малыш? — улыбнулась сыну Олеся. — Что, мой милый? Как же я тебя люблю, если бы ты только знал… Занятая разговором с сыном, она не сразу услышала шуршание шин за спиной. А когда обернулась, то увидела, что прямо на нее, петляя, летит черный «Мерседес». Леся даже не успела испугаться. Она оттолкнула коляску подальше, к заборам домов, и зажмурилась, готовясь встретиться со смертью.

***

Пробуждение было тяжёлым. Глаза никак не хотели открываться, тело ныло и болело, вдобавок, сильно тошнило. Олеся всхлипнула. — Доктор, с ней все в порядке? — раздался откуда-то издалека такой родной голос. Боря, неужели это и правда он? Или же ей снится? Да наверняка снится, Борис ведь далеко отсюда и вряд ли бы стал ее искать. Что ответил врач, девушка не услышала. Но следом обеспокоенный голос любимого мужчины задал очередной вопрос: — А ребенок? Малыш не пострадал? Она беременна… «Малыш!» — Леся приложила руку к животу. Страх пронзил все ее тело. А если с крохой что-то случилось? Если она никогда не возьмёт на руки свое дитя? Что может быть хуже для женщины, чем потеря ребенка? Олеся со страхом ожидала слов врача, но так ничего и не услышала. Зато прекрасно расслышала Бориса: — Ну, слава Богу! А к ней сейчас можно? Я быстро! И вот он вошёл в ее палату. Такой родной, такой красивый, он почти не изменился за эти годы! Хотя нет, все же изменился — морщин прибавилось. Но глаза остались такими же ясными, а улыбка — такой же светлой и прекрасной. Лесино сердце растаяло, а внутри сладкой лужицей разлилось тепло. — Девочка моя, — он опустился на колени рядом с ее кроватью. — Слава Богу, ты жива! Ты жива, я вовремя успел, все хорошо. — Мой малыш… С ним все хорошо? — спросила девушка, со страхом глядя на Бориса. — Конечно! Он такой же сильный, как его мама. И Мишенька в порядке, врачи его осмотрели. Он ничуть не пострадал, машина его даже не задела, но он пока побудет в детском отделении. Сколько же ты вынесла, родная моя. Он принялся целовать ее руки, а у Леси от этой нежности на глазах выступили слезы. Она смотрела на любимого и плакала. Плакала от осознания того, что они потеряли столько времени. Что Мишенька не знал ласки и любви отца. Что чтобы простить его, ей пришлось выйти замуж за тирана. От воспоминаний о Павле у Олеси по телу пробежала дрожь. — Боря, ты же не знаешь… Я замужем. — Знаю, я все знаю, — он прижался головой к ее животу. — Это временный вопрос, Лесенька. — Не все так просто, Борь… Папа… Мой муж оплатил его лечение. И если наш брак прервется… — Ерунда, я устрою твоего папу в лучшую турецкую клинику. Я ведь в Турции теперь живу и работаю. Хотя и здесь есть дом, только в Сочи. Но тебе сейчас ни о чем думать не надо, только о себе и малыше, слышишь? Я позабочусь о том, чтобы вас никто не беспокоил. А когда врачи разрешат, увезу тебя. Фанта заждалась свою хозяйку. — Фанта, — Леся мгновенно вспомнила смешную лохматую белую собаку. — Мишенька очень обрадуется, он обожает собак. Борис и Леся с удовольствием общались бы ещё много часов, но строгие врачи не позволили Тарасову оставаться в палате Олеси дольше положенного. Едва он ушел, обессиленная девушка уснула. Многое из сказанного Борисом ей было непонятно. Но почему-то теперь она была уверена, что все будет хорошо. Следующим утром к Олесе пришел полицейский, молодой мужчина с усами. Он аккуратно присел на стул рядом, представился и сказал: — Я пришел задать вам несколько вопросов насчёт аварии. Для начала скажите, пожалуйста, помните ли вы что-нибудь? Олеся напрягла память: — Мы с сыном гуляли по обочине недалеко от нашего дома. Я с ним разговаривала. А потом вдруг повернулась, а на меня летит черный «Мерседес». Такой же, как у моего мужа. Я только успела Мишеньку оттолкнуть, а потом — все. — Олеся Михайловна, пытался ли ваш муж раньше вас убить? — Что? У Леси никак не складывалось в голове все произошедшее. Это что же, получается, за рулём автомобиля был Павел? О Господи! Как? Как такое возможно? И почему? Неужели его так разозлила ситуация с галстуком? — Извините, я ничего не понимаю… — Вам не сказали? — Нет, никто не сказал. Полицейский вздохнул: — Ваш муж, Павел Воропаев, признался, что выпил из-за неудачи на работе. Пьяным он сел за руль, а недалеко от дома увидел вас вместе с сыном. Он сказал, что у него наступило помутнение, и он ничего не запомнил, а когда пришел в себя, его уже заковывали в наручники. — Но… Я ничего не понимаю… Зачем он так со мной поступил? — Ваш… Э-э-э… Борис Тарасов, отец вашего сына, подтвердил, что вы и раньше подвергались побоям. Результаты медосмотра это доказали. Олеся Михайловна, Воропаев вас избивал? Леся всхлипнула, чувствуя себя жалкой и несчастной. Она никогда не думала, что признаваться в том, что она жертва домашнего насилия, так сложно. — Вот, возьмите, — полицейский протянул ей стакан с водой. — Я так понимаю, вы подтверждаете? Девушка кивнула. — Ясно. Я так и думал. Первая жена Воропаева скончалась от побоев. На тот момент она была на последних неделях беременности. Ребенок не выжил. От осознания, что это могло случиться и с ней, Олеся вздрогнула и зарыдала. В палате тут же появилась медсестра, а затем — и Борис, который практически выставил полицейского за дверь: — Вы не видите, в каком она состоянии? Дайте ей в себя-то прийти! Что за люди… Леся с благодарностью нырнула в его объятия, чувствуя себя маленькой и защищённой. Ей так не хватало этого ощущения! Все обиды на Бориса давно забылись, ей хотелось одного — чтобы он был рядом и всегда держал ее за руку. — Боря, забери меня отсюда, — попросила она. — Я не хочу тут оставаться. — Лесь, давай ты до завтра побудешь тут, хорошо? Пусть врачи понаблюдают за тобой. А утром мы заберём Мишеньку и поедем в Сочи. — А… Воропаев сюда не придет? — Сюда никто не придет и не навредит тебе. Думаешь, я отпущу тебя после того как нашел? Не дождешься, Уманова! Он ласково коснулся губами ее носа, и Леся расплылась в улыбке. Вот бы это длилось вечно!

***

На следующий день Борис впервые за долгое время проснулся абсолютно счастливым. Как же стремительно поменялась его жизнь! У него есть любимая, маленький сын, скоро родится дочка с Олесиными глазами. Он почему-то был уверен, что все так и будет. Осталась самая малость: дождаться, пока любимую с ребенком выпишут из больницы, и отвезти их в семейное гнездышко в Сочи, где живут Фанта и коты. Анализы у Олеси были прекрасные. Но больше всего Бориса обрадовал стук сердечка малыша внутри нее. Он едва сдержался, чтобы не зарыдать от счастья. Конечно, он пропустил все эти чудесные моменты, когда Леся носила Мишу, но судьба подарила ему возможность наверстать упущенное. — А ещё же неизвестно, какого он пола? — спросил Борис, и ответом ему были смех Олеси и врача УЗИ. — Вы что, папочка, рано ещё. Это только через месяца три будет известно, не раньше. — А, да? Я просто так волнуюсь… — Не переживайте, все в норме. Никаких патологий нет, все согласно сроку. Миша на руках у Бориса, конечно, не понимал, что происходит. Но ему определенно нравился этот большой дядя с такими же волосами, как у него. Тарасов думал лишь о том, как вовремя он оказался на дороге у Лесиного дома. Перед глазами вновь пронеслись кадры, как из замедленной съёмки: вот ничего не подозревающая девушка идёт по обочине, а вот едущий по дороге «Мерседес» резко начинает петлять. Борис ускоряется, понимая, что сейчас случится что-то страшное. Но Олеся отталкивает коляску с ребенком, а сама замирает перед черной машиной. Борис едва успевает дать по тормозам, выскочить из машины и вытащить девушку буквально из-под колес. Слава Богу, ее практически не задело, но он все равно перепугался так, что руки его тряслись, когда он приводил ее в чувство. На вусмерть пьяного водителя Борис даже не обращал внимания. До него ли, когда любимая безжизненно лежит на руках! — Боря, о чем ты думаешь? — спросила девушка, держа руку на животе. Они шли по улице: Тарасов нес сына на плечах и крепко держал рукой Лесю. Он ни за что теперь не отпустит ее. — О тебе, милая. — Ты расскажешь, как ты оказался здесь? — Когда-нибудь потом, когда ты поправишься. Сейчас тебе нужно отдыхать и получать положительные эмоции. — Как скажешь. Он не узнавал в ней ту Лесю, которая ушла от него весной два года назад. Та была колкая, иногда ехидная, недоверчивая, жизнерадостная. Эта же тихая, покорная, но такая ласковая, нежная и благодарная! Теперь Борис даже не знал, какая ему больше по душе. Он ненавидел Воропаева, который превратил его веселую девочку в послушную и вечно извиняющуюся. Но ничего, она ещё улыбнется. — Боря, а ты разрешишь мне навестить Женьку? С приезда сюда мы с ней так и не увиделись, даже не говорили по телефону. «Что же этот гад с ней сделал, что она теперь просит разрешения погулять с подругой», — зло подумал Тарасов, а вслух сказал: — Конечно, можно. Я для тебя все, что хочешь, сделаю. Поедем прямо сейчас к Женьке, вы поболтаете, а мы с Мишенькой пока в парке погуляем. — Нет, я не хочу от тебя уходить. Лучше Женьку в парк позову. Встреча девушек была радостной. Едва завидев друг друга, они кинулись навстречу с радостными визгами. Да так, что сперва ни Олеся, ни Борис даже не заметили округлившийся Женькин живот. Без сомнения, госпожа Ионова ожидала второго ребенка. — Сын, как Васька и хотел, — улыбнулась она. — Уже толкается изо всех сил. — Как здорово! — у Олеси на лице теперь не осталось и тени грусти. — Жень, я так рада за тебя! — Рассказывай лучше, что у тебя произошло, — сказала Ионова. — Как я вижу, вы с Борисом снова вместе? — Кажется, да. — А твой этот… как его… Воропаев куда делся? Рассказать обо всем без слез у Леси не вышло. Хорошо, что Женька была рядом и крепко обнимала ее. — Ну, что ты, Умка? Почему сразу не сказала, что тебе там плохо? Уж мы с Васькой придумали бы способ спасти тебя и сына. — Да я боялась, Жень. Боялась, что папу лечить не будут. — Думаю, он сам бы Воропаеву треснул по физиономии, если бы узнал… Леська, ну, что ж ты… Ну все, ладно, не плачь. Воропаев в тюрьме, с тобой все хорошо. Смотри, как Боря и Мишка счастливы вдвоем. И правда, новоиспеченный отец кружил хохочущего сына на вытянутых руках над головой. Олесю захлестнуло радостью. Неужели она и правда дождалась этих счастливых дней, о которых не смела даже мечтать? Ей все ещё казалось, что это сон, что она вот-вот проснется в ненавистном доме с ненавистным мужчиной в постели. Но нет, кажется, все было по-настоящему: и Боря, и Миша, и Женька, что поглаживала живот рядом. Леся склонила голову на ее плечо. «Как же я теперь хочу жить!» — подумала она.