В мягких лапах любви

Прошло четыре месяца Августовский обеденный зной накрыл душный и шумный город. Где-то там, за огромными многоэтажками и широкими проспектами, плескалось море: теплое, бирюзовое, приятно обволакивающее тело. С последнего этажа дома Олеся, может, и увидела бы его, но она жила только на втором. Поэтому оставалось только смотреть на зеленую листву деревьев. Впрочем, это было даже к лучшему — какой-никакой, а все же тенек. Мишка больно толкнул ее куда-то под ребра, и Олеся, тяжело вздохнув, погладила живот. Беременность с каждым днем становилась все сложнее — хорошо хоть большая часть ее была уже позади. Ничего прекрасного в этом периоде, о котором с такой любовью писали в соцсетях звезды и блогеры, Леся не видела. Днем ей было слишком жарко, даже несмотря на работающий кондиционер, ночью — слишком холодно. Заснуть она не могла часами — хорошо хоть Рита купила ей подушку для беременных, и теперь спать стало значительно удобнее. А еще у девушки начали отекать ноги, а тело украшали растяжки, от которых не спасали даже крема и мази. «Господи, какая я страшная, — думала она, рассматривая себя в зеркало. — Кошмар просто какой-то… Хорошо, что у меня нет мужчины — любой бы сбежал, увидев такую «красоту». Быстрее бы уже родить». Не все было гладко и с малышом, который будто чувствовал нервное и неспокойное состояние матери. На УЗИ в новой клинике, в которую девушка пришла сразу после переезда в этот город, ей сказали, что у плода расширена толщина воротникового пространства, а значит, велик риск, что он родится с хромосомными отклонениями. Выйдя из кабинета врача, девушка расплакалась. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы кроха страдал. На секунду она даже задумалась об аборте — но срок уже был больше двенадцати недель. — Рит, как это может быть-то, а? — вздохнула Олеся за ужином — Рита была единственным человеком, с кем она могла поделиться своей бедой. — У меня все были здоровы. У Бориса тоже. Ну, только отец — но там психическая патология, а не генетика… Может, все-таки не мучить его? Я видела отказников с синдромом Дауна — они же обречены. — Так, послушай, — приемная мама накрыла ее ладонь своей. — Что точно тебе сказала врач? — Сказала, что надо наблюдать. Возможно, все придет в норму. Велела прийти на УЗИ через две-три недели — тогда и посмотрим. Рит, я все равно боюсь — это мой крест на всю жизнь в любом случае, понимаешь? Вне зависимости от того, убью я его или позволю ему родиться, откажусь в роддоме или буду растить. Я ужасный человек, да? — Не говори ерунды, — лицо Маргариты стало суровым. — Для начала давай подождем две недели, как сказала доктор. А потом уже решим. И давай договоримся: ты все-таки скажешь Борису. Это его ребенок, и я думаю, он имеет право принимать участие в его судьбе. — Нет, Рита, об этом не может быть и речи! — Олеся была настроена категорично. — Отец моего ребенка решил поджечь клинику ради собственной выгоды, чтобы вытурить нас из здания. А потом влюбил меня в себя, спал со мной — и ни слова, ни даже полслова. Мы по чистой случайности тогда остались живы… А если еще раз повторится такая ситуация? Если ему опять надо будет выбирать: я или его гребаный бизнес? Что мне тогда делать? Нет и нет! Это мой ребенок, и только я буду решать его судьбу! — Леся, это глупо! Борис тебе никогда в жизни этого не простит, понимаешь? — Ха! Как будто мне надо его прощение… Я вычеркнула его из своей жизни и не собираюсь даже возвращаться. Извини, я очень сильно устала и хочу спать. Впрочем, на УЗИ через две недели Лесе сообщили, что ТВП соответствует сроку и всем нормам, а значит, с малышом все хорошо. Девушка выдохнула: слава Богу, одним выбором в ее жизни меньше, и теперь не придется решать, убивать ребенка или оставлять. Не было ни дня, чтобы Леся не вспоминала Бориса, не заходила на его страницы в социальных сетях. Она помнила, что он появлялся там редко, но вот отмечали его достаточно часто: в основном на разных конференциях, переговорах, мероприятиях. На лице ее любимого мужчины появились мешки под глазами, кожа имела нездоровый вид — хотя фотографы явно старались с редактурой фото. На двадцатой неделе Олеся увидела фото Бориса рядом с шикарной длинноногой блондинкой — они улыбались друг другу, и он нежно (ну, во всяком случае, девушке так показалось) держал ее за талию. У Леси застучало сердце, из глаз полились слезы, а тело мигом ослабло. Едва держась на ногах, она доползла до кровати и даже не отреагировала на Ритину просьбу выйти к обеду. А к вечеру у девушки начал сильно болеть живот. Врача она вызвала не сразу: ждала, что пройдет. Лишь ночью, проснувшись и почувствовав между ног влагу, которая оказалась кровью, Леся закричала и завыла на всю квартиру. Ребенка удалось спасти, но на сохранении пришлось лежать почти месяц. У Олеси отобрали телефон, ноутбук, и все время она развлекалась только книгами и разговорами с соседками по палате. А вернувшись домой, решила, что больше ни разу не вспомнит о Борисе — по крайней мере, до родов. И у нее получалось. Да и дел было предостаточно: ее комнату в квартире нужно было готовить к появлению малыша. В один из выходных они с Иваном поехали в мебельный магазин. Поглаживая достаточно заметный живот, Олеся, чувствуя себя уткой, бродила между предметами интерьера, как в музее. — Что-нибудь нравится? — спросил у нее Булатов, который покорно шел сзади. — Да как-то не знаю, — пожала плечами она. — Давай не сильно дорогое брать, ладно? Еще столько всего покупать, а денег и так нет. Я ведь не работаю. — Ну, нам же достаточно платят арендаторы нашей квартиры, плюс твою удалось выгодно продать, — отозвался Иван. — Снять двушку здесь оказалось достаточно удачным решением, как ни крути. Так что все в порядке, не переживай. Смотри, Рита здесь список написала, что может понадобиться: кроватка с выдвижными ящиками, комод, удобное кресло, чтобы тебе можно было кормить, столик для пеленания… — А разве все поместится? — с сомнением спросила Леся. — Должно. Комната у тебя просторная. На крайний случай, вынесем какие-то лишние предметы. — Да, ты прав. Никакой радости от покупок Олеся почему-то не чувствовала, ей будто было все равно, что это для ее малыша. Кажется, Иван и Рита радовались куда больше: оно и понятно, внук может заменить им родного ребенка, который у них так и не появился. Поэтому Рита с энтузиазмом взялась за обустройство комнаты для Леси и малыша. — Ребята, грузчики, заносите комод и ставьте вот сюда, — она показала на свободное пространство рядом с рабочим столом. — А стол тогда давайте развернем к окну — так он будет занимать меньше места, и у нас еще останется пространство для кресла в уголке. Олесь, ты вставать-то собираешься? Первый час дня как бы. — Отстань, — отмахнулась девушка и отвернулась к стене с телефоном в руке. Голос совести, конечно, кричал ей, чтобы она поднялась с кровати, но не хотелось даже двигаться. Грузчики под чутким руководством Риты с шумом двигали мебель, а Олеся лежала на кровати и пыталась не обращать на это внимание. — Хозяйка, а кроватку тогда где поставить? — спросил один из них. — А, пока положите просто все детали, муж потом сам соберет, — вернулась из кухни в комнату Маргарита. — Да давайте мы уже все сделаем, — предложил второй грузчик. — Тогда… — Рита задумалась. — Придется кровать подвинуть. Леся, встань, пожалуйста. Олеся не ответила и даже не повернулась. Подождав минуту, Маргарита вздохнула: — Ладно, двигайте так. Вас же не смущает? Кровать с девушкой в ней переставили на другое место. Рядом разместили кроватку для малыша, но Рите расположение не понравилось, и она попросила еще раз сделать перестановку. После второго раза ее все устроило, и она сказала: — Какие же вы молодцы! Спасибо огромное за помощь! Пойдемте на кухню, я вам холодного морса налью. Вечером Рита вошла в комнату Леси, которая целый день так и пролежала в кровати с телефоном в руках: — Лесь, маленькая, ну что с тобой происходит такое, а? — Беременность со мной происходит, — буркнула Олеся. — Перепады настроения, гормоны, все такое… Я не обязана порхать, как бабочка. — Если тебе нездоровится или у тебя что-то болит, лучше сразу звони своему доктору, — посоветовала Маргарита. — Рит, слушай, — Леся оторвалась от телефона и посмотрела на приемную мать, — пожалуйста, можешь меня не трогать? Я устала и хочу побыть одна. — Ты целый день даже не встаешь, а тебе нужно гулять и двигаться, — попыталась было наставить приемную дочь на истинный путь Рита, но Леся даже не дала ей договорить: — Пожалуйста, я попросила. — Ладно, — пожала плечами Маргарита, — как хочешь. Зато с утра следующего дня у Леси было прекрасное настроение, даже несмотря на периодические болезненные толчки сына. Облачившись в легкий сарафан, она взяла телефон, спустилась во двор, удобно устроилась на лавочке и позвонила Женьке — из-за переезда в другой город телефон остался единственным способом их общения. — Ну, привет, пузатик, — заулыбалась Ионова, когда увидела Лесю на экране своего телефона. — Привет, — помахала подруге девушка. — Как у вас там дела? — Да все хорошо, Соньку вот из сада забрала на пару недель, устрою ребенку каникулы. А Васька все на работе торчит. Обещал, что мы поедем в Москву, а сейчас молчит, видимо, забыл. — Да не злись на него, работы много у человека. — Это точно. Иной раз ему и поесть некогда — а он ведь всегда в обед домой приходил. Говорил, что мои супы и котлеты лучше, чем у них в столовке. Ладно, ты-то как? Как там малыш, растет? — Растет, еще как! — Олеся погладила живот. — Все у нас хорошо. Только очень скучно здесь. — А ты же хотела на йогу для беременных, на курсы будущих мам ходить… — Ай, передумала. Не хочу. Будут эти самые будущие мамы цепляться с расспросами, кто папа малыша и где он… Надоело. Тут и так хватает любопытных, аж тошно. — Достают? — сочувственно спросила Женя. — Ага… Соседка по лестничной клетке, видимо, постоянно у глазка караулит. Как выходим куда-то — сразу нос на лестницу высовывает и делает вид, что у нее замок не закрывается, или ручка сломана, или в щитке что-то не так, еще и бубнит хрень какую-то себе под нос. Но понятно же, что ей интересно, почему я беременна, а живу с людьми, годящимися мне в родители. Может, думает, что я суррогатная мать, не знаю… В магазине в соседнем доме продавщица тоже все в друзья набивается… Оно и понятно, в этом районе все друг друга знают, а тут мы — непонятно кто, непонятно откуда. И в женской консультации постоянно кто-нибудь спросит, где папа моего малыша. В Караганде, блин! — Ну, Леська, не обращай ты на них внимание. А лучше легенду какую-то придумай, чтобы отстали. — Ладно, подумаю. Как там город поживает? — Да как обычно, — улыбнулась подруга. — Курортников в этом году немного, разве что по выходным съезжаются. С клиникой твоей все хорошо — я пару раз видела Пригова с какими-то важными дядечками. Вика с Ильей снова вместе, видимо, — мы как-то на рынке пересеклись, они про тебя спрашивали. — И что ты сказала? — насторожилась Олеся. — Как и договаривались: что ты уехала по семейным обстоятельствам, что у тебя все хорошо. Слушай, может, зря ты от бывших коллег-то отгородилась? — Ничего не зря! — в голосе Леси прозвучала стальная решительность. — Все правильно. Ничего им не нужно знать, чтобы сама понимаешь кто не начал меня искать. Всем рот не заткнешь — кто-то где-то да проболтается, а городок маленький, все знакомы через одного. — Это да, — согласилась Женя. — А по Борису ты совсем не скучаешь? — Мы же договорились не упоминать его. Мне неприятно, — поморщилась Леся. — Жаль… — вздохнула Ионова. — Знаешь, я его видела на днях — он выглядит совсем неважно, кажется, ему и правда плохо без тебя.

***

Борису и впрямь было не очень хорошо после их с Олесей расставания. Он вновь почувствовал себя таким же одиноким, как тогда, когда его отвезли в Лондон. В тот день, когда любимая умчалась из его дома со скоростью света, он рванул было за ней — но вовремя остановился, сообразив, что, к кому бы она ни поехала, на порог его сейчас точно никто не пустит. Он развернулся и направился в их со Снежным любимый бар. Один шот, другой, третий — после этого он потерял счет, глотая один за другим, вперемешку. Хотелось просто стереть этот день из памяти. Он не помнил, как и в каком состоянии доехал домой, как завалился спать прямо на диван в гостиной. Проснулся он лишь от воя голодной Фанты и даже не сразу сообразил, кто издает такие звуки. Лишь потом до него дошло: эта собака — единственное, что осталось от Леси, и он обязан заботиться о ни в чем не повинном живом существе. — Да не гавкай ты, и так голова трещит, — сказал он Фанте, морщась и обнимая руками тяжелую голову. — Я уже встаю. Кое-как, цепляясь за все предметы в доме, он дошел до ванной, смочил макушку холодной водой и, кажется, почувствовал облегчение. В мозгу прояснилось, и он увидел за окном яркий и солнечный апрельский день, зеленеющие деревья, проклевывающуюся траву. На улице наступила весна, а в его жизнь пришла холодная черная осень. Бедная Олеська… Как он мог так легко потерять свою девочку? Что произошло в ее душе, когда он обрушил на нее эту жуткую правду? А ведь обещал никогда ее не бросать и не предавать — и что получилось? Каково было ей пережить предательство в очередной раз? Он же знает всю ее историю: детский дом, две семьи, издевательства физрука и потом одноклассников, обман Булатовых… А теперь еще и он подлил масла в огонь… Фанта робко гавкнула рядом, напоминая о себе. Борис машинально погладил ее, насыпал корм в пустую мисочку, налил воды. Присел рядом и глубоко задумался. Надо думать, как возвращать Олесю, но отравленный спиртом организм категорически отрицал любой мыслительный процесс. Внутри было неприятное ощущение тошноты и слабости. Борис ушел в гостиную и упал на диван. Проспал он до вечера, а когда встал, неожиданно понял, что чувствует себя хорошо. Посмотрел на время — было уже поздно, чтобы начинать искать Олесю, но он решил попробовать. Сначала позвонил на номер — но глупо было даже предполагать, что она не занесет его контакт в черный список. Затем написал в мессенджерах — но и там он оказался заблокирован. Положив Фанте корм в миску, он собрался и вышел из дому. Прохладный вечерний воздух приятно пах весной. И как ему хотелось вернуть любимую девочку назад, чтобы снова жизнь засияла яркими красками, чтобы поставить для нее на террасе кресло, где она сможет отдохнуть, чтобы завтракать и ужинать под теплым солнцем, чтобы наслаждаться друг другом ночами. Он уже соскучился по ее хрупкому телу, которое привык прижимать к себе ночью, по нежным ловким рукам, которые в порыве страсти стремительно расстегивали пуговицы его рубашки, по тому, как эмоционально она принимает его в себя и как шепчет всякие милые глупости. Скучал по губам, изгибам, поцелуям, по теплым карим глазам, излучавшим свет и любовь. Машина быстро домчала его до дома Женьки — он был почти уверен, что Олеся скроется здесь. Но его ждало разочарование: на звонок домофона никто не ответил. Борис решил зайти в подъезд с соседями Ионовых — на счастье, скоро дверь открылась, и вышел местный житель со смешной ушастой дворнягой. Тарасов юркнул в подъезд, вприпрыжку добежал до нужного этажа и позвонил. Ответом стало молчание. Он позвонил еще раз, затем постучал, чем привлек внимание пожилой соседки: — Чего ломишься? Нет их, уехали сегодня днем. — А куда, не знаете? — глупо спросил Борис, не понимая толком, зачем ему данная информация. — Не знаю, — строго сказала старушка. — Иди, а то сейчас полицию вызову. Проблемы с полицией Тарасову уж точно были ни к чему. Он решил прокатиться к Рите и Ивану. После нервного и долгого звонка в квартиру ему открыл Иван и вышел на лестницу. — Зачем пришел? — ровным голосом спросил приемный отец Леси. — За своей невестой. — Уходи. — В смысле? Почему? — недоумевающе спросил Борис. Иван как-то нехорошо улыбнулся, потер костяшки пальцев и наградил Тарасова четким военным ударом в солнечное сплетение. От боли Борис склонился в три погибели. — Так понятно, почему? — все тем же спокойным тоном проговорил Булатов. — Если нет, могу повторить. — Да понял, понял, — сдавленно произнес Борис — не будешь же затевать драку с мужчиной гораздо старше. — Ну, вот и отлично. И чтобы больше я тебя здесь не видел. У меня тоже кое-где связи имеются, могу сделать так, что тебя в тюрьму посадят за изнасилование. А это, сам знаешь, так себе статья. Угрозы Ивана подействовали, и Борис предпочел уйти. Не то чтобы он испугался… Где-то он даже понимал приемного отца Олеси. Если бы его Иришку обидел какой-то подонок, Тарасов бы ему лично руки-ноги переломал. Да и врезали ему, как ни крути, за дело. Можно же было тогда провернуть эту операцию по-другому! Но что уж теперь, фарш ведь не прокрутить назад. С тяжелым сердцем Тарасов поехал домой. Ночью ему не спалось — оно и понятно, долгого пост-алкогольного сна организму хватило. Лишь под утро Борис забылся тяжелым и беспокойным сном. Целую неделю он тщетно искал возможности увидеться с Лесей. На ее работе ему сказали, что она уволилась без объяснения причин, даже подписанное заявление вместо нее привезла Рита. Она пояснила произошедшее достаточно скромно: возникли неотложные обстоятельства, и нужно срочно уезжать из города. Куда и зачем — приемная мать девушки не сообщила. Борис поехал к Булатовым еще раз, стал у подъезда, чтобы не привлекать внимание — но даже поздним вечером окна в квартире Ивана и Риты не зажглись. Так продолжалось несколько дней. Когда Тарасов рискнул подняться, то увидел каких-то посторонних людей, выходящих из квартиры Булатовых. — А мы ничего не знаем, — сказала приятная семейная пара лет тридцати. — Мы эту квартиру сняли через агентство, ключи нам риелтор дал. Ничего не смогла сообщить и Женька. Она ответила на его звонок лишь единожды и сказала, что по просьбе Леси ничего не сообщит, а затем вежливо попросила больше не звонить. Борис понял: он в тупике. После этого внутри будто что-то сломалось. Он машинально работал, решал какие-то бизнес-вопросы, участвовал во встречах и конференциях, кормил Фанту, бросал ей ее любимый мячик (купленный Леськой). А при первой же возможности ехал в бар и пил до тех пор, пока заботливые бармены не расталкивали его и не говорили, что заведение закрывается. Тем, кто вез его пьяного домой, часто оказывался единственный друг Снежный: — Борь, уже два месяца прошло, а ты все по своей Леське убиваешься… Может, пора забыть ее и посмотреть на других девушек? — Барс, херню несешь, честно. Ты понимаешь, мне, кроме нее, больше никто не нужен. Вообще никто. Я хочу быть только с ней. — Что с тобой стало, Борь… Раньше ни одной юбки не пропускал. Почти все красавицы города в твоей постели перебывали. А теперь? — Я хочу, чтобы в моей постели была только она, понял? Хочу только ее… Все… — И чем она тебя так зацепила, — недоумевал Снежный. — Обычная девчонка. У тебя и покрасивее были. Услышав этот полуупрек в сторону Леси, Борис размахнулся и треснул друга по носу. Впрочем, в пьяном состоянии его удар больше смахивал на пощечину, от которой Андрей достаточно ловко увернулся. Поймав начавшего было заваливаться друга, Снежный впихнул его на заднее сиденье машины и посетовал: — Да, нелегко тебе будет, ой, нелегко. После очередной пьянки Борис все-таки подрался — уже не со Снежным, с другим мужчиной. Из-за чего произошла драка, Тарасов так и не вспомнил, но утро встретил в отделении полиции. Долго же ему пришлось доказывать полицейским, что он бизнесмен, владелец компании, — пока его заместитель не приехал с соответствующими документами. А потом на него подали в суд, и Борису пришлось компенсировать второй стороне конфликта моральный ущерб — сумма была небольшая, но осадочек остался. Пока истец с адвокатом радостно потирали ручонки на крыльце здания суда, Снежный, покуривая айкос, покачал головой: — Борь, я бы на твоем месте бросил пить. Серьезно. Она не стоит того, чтобы ты гробил свое здоровье. — Ты не понимаешь, Андрюх, — трезвым Борис на все реагировал спокойнее. — Она мне нужна, я без нее не могу. Я просто теряю контроль. Особенно сейчас, когда я вообще не знаю, где она и что с ней. — Так и будешь бухать и херить свой бизнес? А если она вернется в город — ну, мало ли? Все-таки здесь ее подруга осталась. Хочешь, чтобы она увидела тебя опустившимся пьяницей? — Я уже ничего не хочу, — сплюнул Тарасов и направился вдоль дороги к стоянке, где была припаркована его машина. Этот случай немного отрезвил его. Теперь он уже не напивался до беспамятства в баре, да и Снежный был прав — в бизнесе без крепкой руки Бориса начались проблемы, а подвести клиентов и сотрудников он никак не мог. Пришлось браться за работу — оказалось, это тоже отвлекало. Кажется, к нему даже вернулся вкус жизни: на одном из мероприятий он познакомился с блондинкой Беллой, секретарем-референтом руководителя достаточно крупной компании Краснодарского края. Возраст Беллы подкатывал к тридцати пяти, но уколы ботокса и маммопластика сделали свое дело. Борису даже показалось, что Белла станет его спасением — да и сама она была, кажется, не против. После фуршета, на котором она настойчиво прижималась к Тарасову объемной грудью и шептала где-то у уха гиалуроновыми губами всякие непристойности, он даже собрался пригласить ее к себе домой. И когда они почти были у его машины, сзади вдруг возник призрак Олеси — такой, какой Борис увидел ее в октябре прошлого года. Лохматой, с обкусанными губами, разве что вместо медицинской формы на ней были обычная майка, джинсы и куртка. Девушка смотрела на него с таким разочарованием и болью, что Тарасов мгновенно оттолкнул от себя Беллу. — Ты чего? — недоуменно спросила блондинка. — Ничего, — буркнул Борис. — У меня изменились планы. Могу отвезти тебя в гостиницу. — Придурок какой-то, — фыркнула Белла. — То лапаешь меня, как спермотоксикозный подросток, то посылаешь… Ладно, будешь дрочить один. Да куда ты смотришь-то? Призрак Олеси не исчез. Поморгав, Борис увидел, что это далеко не его любимая, а девчонка лет шестнадцати, видимо, дочка кого-то из гостей. Так и оказалось: скоро к ней подскочил какой-то лысоватый тип, схватил за руку и начал отчитывать за то, что она без спроса так поздно шатается по городу, а та кричала, что она уже большая, ей скучно сидеть в гостинице с его «курицей», и вообще, она собирается домой. Слушать семейные разборки Тарасов не стал и, сев в машину, поехал домой. Лета Борис почти не заметил. Вроде только что был июнь, а уже август, уже ночи стали прохладными, исчезла духота. В августе он традиционно брал пару недель отдыха, оставляя все дела заместителям, и уезжал куда-то далеко. На Байкал, например, в горы, где можно пожить в палатке и отдохнуть от всех благ цивилизации. Но в этом году у него было целых две причины не делать этого. Во-первых, на время путешествия придется оставлять Фанту или в гостинице для животных, или у кого-то из знакомых. А во-вторых, двухнедельный отпуск он хотел посвятить поискам Олеси. Пусть зацепок пока не было, но он очень надеялся, что Леся или ее приемные родители где-то появятся. Поэтому в первый же день отпуска, выспавшись в объятиях собаки, он заварил крепкий кофе и сел за компьютер. Первым делом он нашел телефон риелтора, через которого сдали свою квартиру Булатовы. Приятный мужской голос почти сразу ответил на звонок и, выслушав историю Бориса, сказал: — Да, я помню эту пару. Симпатичные, милые люди с дочкой лет двадцати пяти. Достаточно быстро все подписали. — А они сказали, почему хотят сдать квартиру? — с бьющимся где-то у горла сердцем спросил Борис. — Да. Сказали, что решили переехать. — Куда? — Ну, как выразился Иван, глава семьи, поближе к столице, подальше отсюда. «Значит, буду искать в Московской и окружающих областях», — решил Борис.

***

Под вечер погода на улице ухудшилась, налетели тучи, которые застелили небо, загремел гром, начали сверкать молнии. Леся оторвалась от книги и увидела, что за окном стало темно, как вечером. — Олеся, давай закроем окно, — предложила Рита, заглядывая в комнату. — Гроза все-таки… — Рит, не страшно, — отозвалась Олеся. — Я люблю грозу. Ветер, дождь, а воздух как пахнет! Маргарита подошла к девушке и обняла ее за плечи: — Как ты себя чувствуешь? — Нормально вроде, — улыбнулась Леся. — Мишка с утра толкался сильно, сейчас вроде успокоился. — Ну и хорошо, что успокоился. Но все-таки нужно быть аккуратной и соблюдать назначения врача. Пойдем, я тебя покормлю. — Да я как-то не то чтобы хочу, — засопротивлялась было девушка, но Рита была непреклонна: — Лесь, надо питаться. Идем, я вкусный рыбный суп сварила. Девушка ела ложку за ложкой, а у самой не выходил из головы дневной разговор с Женькой и ее слова о Борисе: «Кажется, ему и правда плохо без тебя». А ведь у нее уже пару месяцев получалось не думать об этом человеке. Даже Мишка, понимая мамино настроение, проснулся и усиленно зашевелился. — Тихо, тихо, маленький, ты чего? — зашептала Леся, поглаживая живот. За окном грянул гром, и она вздрогнула. — Не бойся, мама с тобой. Просто знаешь, я очень разволновалась из-за новостей о твоем отце. Вдруг ему и впрямь плохо? Но не могу ведь я его простить за попытку убийства! Наверное, ты чувствуешь мои сомнения… Низ живота заболел, но Олеся мужественно доела суп, поблагодарила Риту и ушла в свою комнату. Как раз хлынул дождь, капли которого барабанили о стекло. Леся лежала на кровати, смотрела на стекающую воду и вспоминала дни, проведенные с Борисом. Как же легко и хорошо тогда было! Тело скучало по его объятиям, его ласкам, поцелуям. Наверняка сейчас Тарасов мог бы сидеть рядом, целовать ее живот, разговаривать с Мишенькой, — а теперь Леся одна. Голову разрывали сомнения, очень сильно захотелось плакать. По щеке потекла одинокая слезинка, сердце заколотилось. Малыш в животе беспокойно толкался, а низ живота пронзила боль. — Миша, успокойся, пожалуйста, — всхлипывая, взмолилась Олеся. — Не пугай маму. Тебе еще рано на свет появляться. А я не хочу волновать Риту и Ивана вызовом скорой помощи, слышишь? Боль не утихла, наоборот, усилилась, а живот будто окаменел. К горлу подступила тошнота, и девушка испугалась. А если это опасно для малыша? Она постаралась лечь ровно и выровнять дыхание, но, кажется, стало только хуже. Даже дотянуться до забытого на столе телефона Олеся не смогла. — Рита! — крикнула она. — Рита! Мне плохо! — Леся, что? — в комнате тут же оказались приемные родители и, увидев бледную девушку, моментально подскочили к ее кровати. — Лесь, где болит? — спросила Маргарита. — Живот, — простонала Олеся. — Как будто я рожаю. И тошнит. Рита, мне страшно, сделай что-нибудь. — Ваня, что ты стоишь, вызывай скорую, — шумно дыша от волнения, проговорила приемная мать. Иван, спохватившись, выбежал из комнаты — почти сразу Леся услышала, как он что-то говорит, видимо, диспечеру скорой. Но звуки доносились как сквозь вату, голова была тяжелой, а в ушах и висках пульсировало. «Боже, ну почему это опять со мной?» — думала девушка, поглаживая живот. Рита положила ладонь на ее руку и заговорила: — Лесь, постарайся успокоиться, пожалуйста, ты этим только вредишь ребенку. Сейчас приедут врачи, сделают тебе необходимые процедуры, и все опять придет в норму, слышишь? — А если я его потеряю, Рит? Ты же говорила, у тебя так же было… — Так, ну, во-первых, у нас с тобой разные обстоятельства. А во-вторых, не думай о плохом. Все будет хорошо, и родишь ты в срок здорового ребенка. Давай, дыши ровненько, выкинь из головы всякий бред и постарайся расслабиться. Боль внутри Олеси разлилась океаном, и она уже почти не слышала, что говорит Рита, только чувствовала руки приемной матери на голове и животе. Девушка ощущала безумный стыд за то, что доставляла близким столько волнений. Беременность не приносила ей счастья — только бесконечную боль и страдания. Наверняка и Мишка тоже не сильно стремился рождаться на свет. Мысли вновь вернулись в родной город, где почти сто процентов переживает из-за их разрыва Борис. «Боже, ну почему я такая, почему у меня все не как у людей?» — с грустью подумала Олеся и вдруг осознала ясную и простую истину. Подумать только, как она раньше до этого не додумалась? Ей стало легко и спокойно, глаза закрылись, а ощущения притупились. В голове запульсировала одна-единственная мысль: «Если я умру, всем будет лучше».