В мягких лапах любви

Знакомый двор выглядел почти так же, как полжизни назад, когда Борис был здесь в последний раз. Время словно остановилось в начале нулевых: белье на веревках во дворе, клумбы с уродливыми лебедями из автомобильных покрышек, самодельные деревянные лавки и качели, чей-то покосившийся сарай и пара железных гаражей. Перед глазами встали картинки из детства: на заросшей травой полянке маленький Боря играл в футбол с друзьями, с чахлого деревца, которое тогда казалось ему раскидистым, снял котенка, а на лавке они с мамой часто сидели и говорили про все на свете. Сейчас же во дворе, несмотря на приятное весеннее солнышко, была пустота. Борис глянул на часы: и немудрено, дети, если они тут живут, наверняка в школе, взрослые — на работе. На скамейке сидел одинокий пожилой мужчина. — Здравствуйте! — решительно подошел к нему Борис. — Подскажите, пожалуйста, а Андрей Тарасов еще живет здесь? Старик посмотрел на него поблекшими глазами и вдруг удивленно произнес: — Борька? Это ты, что ли? Тарасов вспомнил — да это же дядя Петя, вечно чинивший во дворе старенький «жигуленок» и отгонявший от него ребятню. Высокий статный мужчина с небольшой сединой в темных волосах — что же с ним сделало время? — Дядя Петя! — усмехнулся Борис. — А где же ваш «жигуленок»? — Да на запчасти продал, — махнул морщинистой рукой пенсионер. — Жить ведь на что-то нужно, а пенсия совсем маленькая. Леля моя умерла два года назад, так что нам даже ездить некуда. — Ого… Соболезную, — вздохнул Тарасов. — А ты какими судьбами? Почитай, двадцать лет тебя здесь не было. — Я по делам в Москве. Ну и вот решил заглянуть, вспомнить места детства. Как-то давно мы с отцом не общались… — Да здесь он живет, здесь. Почти никуда не выходит, только если во дворе посидеть. Ирочка к нему каждую неделю приезжает, убирает, готовит, продукты возит… Но по тебе он очень скучает. — Значит, он сейчас дома? — А где же ему еще быть… Попрощавшись с дядей Петей, Борис медленно направился к подъезду. Будто растягивал минуты до встречи с отцом. Что ему говорить? «Здравствуй, папа, как дела?» А дела с какого момента его интересуют, если он не видел отца уже почти двадцать лет? Да и страшно было осознать, насколько безжалостно время, если даже дядя Петя из сильного сурового мужчины превратился в немощного старика. Отцу Бориса сейчас уже хорошо за шестьдесят… Он дошел до знакомого этажа, позвонил в деревянную дверь — ее, видимо, так и не поменяли с тех пор, когда он ушел из родительского дома. Подождал — никто не открыл. Постучал. Лишь тогда из-за двери донеслись шаги, а затем щелкнул замок. На пороге возник пожилой мужчина. В волосах его серебрилась седина, вокруг глаз образовались морщины. Но при этом он держался прямо, был гладко выбрит и даже дома, как в детстве Бориса, носил аккуратную рубашку. — Вам кого? — обескураженно произнес мужчина, снизу вверх глядя на Тарасова. У него защемило сердце. — Папа… Ты меня не узнаешь? — Боря? — ахнул Андрей Сергеевич. — Это ты, что ли? — Я, пап… Можно? — он кивнул на дверной проем, намекая, что хочет войти. — Конечно, заходи, сынок… Борис помнил эту квартиру другой. В его детстве, которое пришлось на ранние 90-е, отец неплохо поднялся и начал хорошо зарабатывать. Поэтому ему удавалось покупать все самое лучшее и современное. Когда Борис вернулся из Лондона, квартира была уставлена техникой, модной мебелью, у Ирки появился компьютер с жидкокристаллическим монитором. Сейчас же он увидел, что с тех пор не поменялось почти ничего. Купленные в начале 2000-х шкафы потемнели от времени и смотрелись уродливо. Комод облупился, диван стал потертым, пушистый ковер полысел, поверхность стола была разрисована старательным Ванечкой. На нем по-прежнему громоздился компьютер, подмигивая экраном. Борис вздохнул. — Здесь почти ничего не изменилось… — А зачем, — развел руками Андрей Сергеевич. — Много ли мне, старику, нужно. Фирмы моей уже давно нет, живу как обычный пенсионер. Одна отрада осталась — внук. — Пап, ну… Ты чего, — Борис прослезился. Ему стало жалко отца, который столько всего натворил в своей жизни, что теперь расплачивается за это горьким одиночеством. Конечно, кто-то бы мог сказать, мол, сам виноват, но Тарасову спустя годы так уже не казалось. — Прости меня, сынок, — прошептал Андрей Сергеевич. — Я сделал так много неправильно! Если бы все вернуть назад, я бы плюнул на эти деньги, уехал бы лечиться, и ты был бы со мной рядом, и мама твоя была бы жива. — Пап, но тогда не было бы у нас ни Ирки, ни Ванечки, — Борис шагнул к отцу и легонько обнял его. — И жизнь сложилась бы совершенно иначе, может, конечно, лучше, но без всего того, что есть сейчас. Ну, пап, ты чего… Я тебя уже простил. Давно простил. Давай пойдем чай пить, а? Холодильник в квартире оказался полон: дядя Петя не соврал, сказав, что Ира постоянно навещает отца. Андрей Сергеевич разложил на столе колбасную нарезку, сыр, зелень, овощи, щелкнул кнопкой электрочайника. Борис наблюдал за действиями отца и все больше понимал, как сильно соскучился по нему за эти годы. Правду говорят, что ли: дети любят родителей такими, какие они есть? Теперь Тарасов был близок к принятию этой истины. Разговор все никак не клеился — ни отец, ни сын не знали, о чем говорить после стольких лет разлуки. Ничего не значащие пустяки вроде погоды были явно неподходящим вариантом. Борис молча помешивал ложечкой чай и смотрел на подзабытый пейзаж за окном. — Я о тебе почти ничего не знаю, сын, — заговорил Андрей Сергеевич. — Иришка, конечно, рассказывала, что ты у моря живешь, что у тебя дом большой, бизнес… А как на личном дела, никогда не говорила. — Так и рассказывать-то нечего было, пап. Так… Разные крутились. А сейчас уже могу поделиться. В общем, — он опустил голову и вздохнул, будто собираясь с мыслями, — я планирую жениться. — Ты женишься? — воскликнул Андрей Сергеевич. Конечно, он был рад — не успел обрести сына, а тут еще и жена в перспективе, а там, глядишь и внуки появятся. — Ничего себе! И кто она? — Врач-ветеринар, работает в клинике в моем городе. Знаешь, — Борис усмехнулся, — самое интересное, что там мы и познакомились. Я зашел, чтобы сказать, что выкупаю здание, где они находятся. А тут она: маленькая, щупленькая, но в глазах огонь. А потом все как-то завертелось, и в феврале я сделал ей предложение. — Это же здорово, сынок! Как зовут-то хоть твою любимую? — Олеся, — упоминание о девушке нежностью отозвалось внутри него. И он задумался: как там его малышка, справляется ли с огромным домом, не скучает ли в нем одна? Хотя чего ей скучать: у нее по крайней мере Фанта есть. — Она потрясающая. Думаю, на майские приедем к тебе знакомиться. Леська давно в Москве не была, повидает город. — А что, хорошая идея, — оживился Андрей Сергеевич. — Я бы тоже с радостью с ней познакомился. Когда свадьбу-то хоть планируете? — Пока не знаем. Хотелось бы в этом году. Может быть, летом или осенью, на годовщину нашего знакомства. Пап, но тут такая история… Он замолчал, раздумывая, открывать тайну, так долго тяготившую его, или не стоит. Нужно ли отцу знать о том, как он едва не лишил жизни любимого человека и трех беззащитных животных? Может быть, Андрей Сергеевич тогда разочаруется в только обретенном сыне? — Что случилось? — нахмурился отец. — Рассказывай, я же вижу, что тебя что-то грызет. Борис решился. В конце концов, больше ему было особо не с кем посоветоваться. — В общем, тут такая история… Я ее чуть не убил, папа. Ради своей выгоды. Но она об этом ничего не знает. А я, понимаешь, жить не могу спокойно, меня это гложет, мне кошмары снятся. Но и сказать ей тоже просто так не могу — боюсь, что тогда потеряю ее навсегда, — и он поведал отцу обо всем, что произошло в тот ноябрьский вечер. — Так, сынок, послушай меня, — Тарасов-старший положил ладони на гладкую столешницу. — Ты ни в чем не виноват, ты ведь хотел как лучше, правильно? Ты думал о том, чтобы спасти клинику. Ты ведь не знал, когда бросал спички, что она ночует там? — Не знал. Но мог предположить, что там будут животные в стационаре. — И все равно, ты ведь бросился ее спасать. И потом помог с восстановлением клиники уже в новом здании. Так что все и правда получилось хорошо. Лучше, чем было бы, если бы ты ничего не предпринял. — Пап, я очень боюсь, что она меня не простит. Больше всего на свете не хочу потерять ее, — Борис опустил голову лбом на сложенные руки. — Знаешь, правду всегда трудно говорить. Но зато тебе станет легче. Ты же не можешь обманывать ее всю жизнь? Иначе что это будут за отношения? Я вот тоже твою маму обманул, не сказав, что болен, — в итоге потерял и ее, и тебя. Конечно, у меня есть Ирочка, но это не снимает с меня вины до убийства твоей мамы и твоего неродившегося братика или сестрички… Жить с чувством вины, что ты не сделал то, что мог, — это отвратительно. Борь, не повторяй моих ошибок, пожалуйста. Ложась спать в гостинице, Борис долго думал над словами отца. Да, как же это важно — не допустить тех же самых ошибок, которые в свое время сделал он. Ведь Тарасов-старший из-за своего молчания, желания скрыть правду стал изгоем у собственной родни. Если бы этого не случилось, если бы он хотя бы нашел в себе силы рассказать сыну о том, что он болен, все бы сложилось иначе. «Ты ведь не хочешь потерять Олесю навсегда? Значит, ты должен ей все объяснить», — скомандовал Борису внутренний голос. Домой Тарасов возвращался с тяжелым сердцем. Да, его правда — это даже не Леськина собака, которую она притащила в дом. Это куда серьезнее. В самолете он продумывал варианты разговора с Лесей и аргументы для своих оправданий. Хотя их было как-то маловато. Что и говорить, он сам был не уверен, что простил бы кому-то подобный поступок по отношению к себе. Он бы не простил — а от Олеси ещё что-то требует. Путь от аэропорта до городка был неблизкий, ведь аэровокзал находился в доброй сотне километров. Глядя на убегающую под колесо автомобиля ленту шоссе, Борис мечтал о том, чтобы скорее пережить этот неприятный разговор с Олесей. Вряд ли он сможет долго откладывать его — лучше сразу, с порога, не дожидаясь ужина, завтрашнего дня или воскресенья. Потому что столько дней ждать приговора равносильно ожиданию смертной казни. Пусть уже лучше Леся накричит на него, выгонит, — главное, чтобы проявила эмоции. Если этого не будет — считай, дело плохо. Указатель города приблизился слишком неожиданно. Борис сбавил скорость до минимально возможной, чувствуя дрожь в руках и коленях и какой-то противный холодок под сердцем. Даже несмотря на то, что он плелся как черепаха, улица, где стоял его дом, неумолимо приближалась. Вот и знакомый забор, знакомая крыша. Он достал с заднего сиденья плюшевую игрушку — подарок Олесе, — а из багажника вытащил сумку. Дверь дома распахнулась с громким стуком — навстречу ему вылетела радостная Олеся. — Ты вернулся! — она подбежала к нему и крепко обняла. — Мне тебе нужно кое-что сказать. — И мне тоже, Лесь, — обхватывая свою девочку и сжимая в объятиях, с видом обречённого на смерть произнес Борис. *** Когда гинеколог сказала Олесе, что она беременна, девушка сперва не поверила: — Да не может быть! У меня же и цикл в норме, и токсикоза нет… — Незащищенные половые контакты были? — равнодушно спросила врач. Олеся вспомнила, что они с Борисом и правда никогда не предохранялись. Он не заводил эту тему, она боялсь его обидеть. Да и где-то в глубине души была уверена, что такому исходу любимый мужчина точно был бы рад. — Да, были, — вздохнула девушка. — Ну вот. Беременность по-разному проявляется. У кого-то и без исчезновения менструаций. Давайте сделаем УЗИ и посмотрим. Распечатав Лесе фото ее уже девятинедельного крохи, доктор села заполнять назначения. А будущая мама все это время смотрела на первый снимок малыша и прикладывала руку к животу, будто пытаясь почувствовать его там. И где-то в глубине сознания привыкала к мысли, что теперь ее жизнь изменится. Как бы там ни было, а многое станет нельзя. Например, поднимать тяжелых собак, дышать вредными веществами, игнорировать мясо. Насчет этого врач была категорична: — Олеся, у вас уже анемия — а при беременности это очень опасно. Вам придется не только вернуться к мясному питанию, но и пить специальные витамины. Никакого веганства — иначе рискуете не доносить малыша. Этого Лесе, конечно же, не хотелось. Раньше она бы наверняка не стала соблюдать назначение врача, но осознание того, что теперь она ответственна уже за две жизни, изменило ее взгляды. Сразу после поликлиники девушка направилась в аптеку. «Поверить не могу, что я уже такая взрослая… — размышляла она. — У меня будет ребенок… Это же надо будет покупать кроватку, коляску, оборудовать в Борином доме детскую… Это вообще со мной происходит?» В глубине души родился запоздалый страх: вдруг Борис будет против детей? Хотя Леся понимала: он сделал ей предложение, значит, готов к семье со всеми вытекающими последствиями. Ну и… Не зря же он даже не поднимал вопроса о предохранении! Вряд ли Тарасов настолько тупой, что не знает о том, как избежать появления детей! Хотя Женькин Васька вот не знал, и когда она сказала ему о том, что у них будет малыш, Ионов вытаращил глаза и спросил: — А как это? Конечно, ведь на уроках биологии Васька с друзьями хихикали на задних партах над словами «половой член», «влагалище» и «сперматозоид» и, думая, что и так все знают, даже не открывали эту главу в учебнике. Зато ближе к родам жены Ионов изучил все особенности процесса появления ребенка на свет и даже нашел, как облегчить состояние любимой. Пока Женю не забрали в родзал, Вася был рядом с ней, держал за руку, массировал поясницу и помогал дышать. Позже подруга вспоминала: было очень страшно, что что-то пойдет не так, но когда у тебя все болит так, как будто изнутри пробивается поезд, становится плевать. И в этот момент Леся поняла: обратной дороги нет. Ей тоже предстоит пережить это чувство. Женька говорила, что боль просто невыносимая, и даже последующий всплеск гормонов, когда ребенка прикладывают к груди, не перебивает ее. «Я за вторым точно не пойду, — решительно сказала она, вернувшись домой из роддома. — Пусть Ионов сам себе сына рожает». От осознания того, какая боль ждет при родах, у Леси все внутри сжалось. Поползли другие страхи: а вдруг у нее от перенапряжения случится остановка сердца? Или кровотечение не остановится? «Может, пока не поздно, того…» — мелькнула слабая мысль. Мелькнула — и тотчас исчезла под грузом других: «Как вообще можно об этом думать? Это же уже живое существо! Да, набор клеток — но живой! Ты котят-то в утробе убивать не хочешь — а собственного ребенка, значит, да?» — Ладно, — сказала сама себе Олеся. — Посмотрим, что будет. Даже на работе, отмывая от экскрементов очередную кошку, девушка никак не могла забыть о том, что внутри нее растет их с Борисом малыш. Странное ощущение… Временами ей казалось, что он даже шевелится, хотя она прекрасно понимала, что для этого еще рано. Чувство, что она теперь не одна, и об этом пока никто не знает, переполняло ее настолько, что она даже допустила несколько ошибок в оформлении документов. — Лесь, что за фигню ты в назначении для Маркуса написала? — завозмущалась Вика, просматривая документ. — Зачем ему синулокс? Там нет никакой инфекции. — Ой, перепутала… Извини, пожалуйста. Сейчас исправлю. Подождите пару минут, — обратилась к хозяеваем животного девушка. «Беременность еще только началась, а я уже рассеянный с улицы Бассейной», — подумала про себя Олеся и почему-то улыбнулась. Вечером, приехав домой, она посмотрела на календарь — до возвращения Бориса оставалось всего три дня. Не хотелось сообщать ему о беременности по телефону или смс-кой. Но как сберечь эту тайну еще на протяжении трех суток? Лесе отчаянно хотелось, чтобы первым узнал именно он — а потом уже можно будет рассказать Женьке и Рите с Иваном. Интересна их реакция — наверняка приемные родители обрадуются тому, что у них появится внук или внучка. Для них Лесин ребенок будет огромным счастьем, ведь своих детей у них не появилось, а его они смогут нянчить и баловать с маленького возраста. — Малыш, ты еще такой крохотный, но знай, что тебя уже все очень ждут, — приложив руку к животу, с улыбкой произнесла Леся. — Твои бабушка с дедушкой, твоя будущая крестная — Женька… Будешь с ее Соней играть, она уже давно просила, чтобы я Соньке жениха родила. Я почему-то чувствую, что ты мальчик… Мишенька… Имя вылетело само собой. Раньше Леся никогда не думала, как бы назвала собственного сына. Но в эту секунду почему-то показалось, что правильнее будет отдать малышу имя друга из детского дома. Друга, который так нелепо погиб в собственный день рождения. Следующим утром Лесю разбудила тошнота. Зажимая рот ладонью, она быстро приняла вертикальное положение и бросилась в ванную. «Только порадовалась, что беременность идет без токсикоза, — и на тебе, — мрачно подумала она, сплевывая в унитаз. — Хорошо хоть лимоны вчера купила — говорят, помогает». День прошел будто в тумане. Олеся честно старалась есть мясо, но толку было чуть больше, чем ноль — практически сразу после еды приходилось бежать в туалет. Она даже испугалась, как бы не привлечь внимание коллег подобным поведением. Вдруг они подумают, что у нее булимия? И так приходится закрываться в кабинете, чтобы никто не узнал, что Леся больше не веган, и не начал задавать вопросы. «И это ты еще не сказала, что выходишь замуж и скоро отправишься в декрет», — пережевывая стейк из доставки еды, покачала головой девушка. — Да что ж ты будешь делать! — послышался за дверями голос Марины, которая безуспешно пыталась попасть в комнату персонала. — Игорь, вы с Катькой там решили медовый месяц устроить? Олеся быстро выбросила в мусорку остатки еды и побежала открывать Марине дверь. — Лесь, ты чего закрываешься-то? — удивилась Орлова. — Переодевалась, — соврала девушка. — Меня кошка обкакала. — А-а-а, ясно, — отозвалась Марина. — Бывает. А я сегодня пораньше ухожу — отпросилась. Хозяин Арчи позвал меня на свидание. Хочет загладить вину за тот случай. Говорит, был не в себе, подумал, что он тоже мне нравится. — Ничего себе! И ты согласилась? — А чего нет-то? — пожала плечами коллега. — Парень он хороший, в собаке своей души не чает. А это… Ну, с кем не бывает. Да и все равно пришлось бы идти — а то вдруг он клинике проблемы устроит. — Ладно… Смотри там осторожнее только, мало ли. — Да все нормально будет! Ладно, я побежала. Пока. До возвращения Бориса оставалось все меньше времени, и Олеся начинала паниковать. Может быть, нужно сообщить ему об этом как-то по-особенному? Положить полоску теста на беременность или снимка УЗИ в коробочку, например. Или еще что-то придумать. Хотя для Леси-то это, может, и праздник, а для него? Чтобы избавиться от надоевших мыслей, девушка решила заняться уборкой. Потом ведь уже не получится лазить по подоконникам, мыть окна, выметать пыль из-под диванов. Как раз забудется и успевший надоесть за пару дней токсикоз. Фанта громко залаяла на первом этаже. Леся выглянула из окна спальни — отсюда хорошо просматривалась дорога. А по ней уже ехала знакомая машина. У девушки заколотилось сердце — всего несколько минут отделяют ее от желанной и долгожданной встречи с любимым и радостной новости. Она сбежала вниз, распахнула двери — и вовремя: Борис как раз зашел во двор. — Ты вернулся! — она подбежала к нему и сжала в своих объятиях. — Мне тебе нужно кое-что сказать. — И мне тоже, Лесь, — тихо отозвался он.

***

— Давай ты первый, — улыбнулась девушка, усадив Бориса за кухонный стол. — А потом уже я. — Точно? — он был какой-то грустный, Леся даже не могла предположить, с чем это связано. Неужели отец отказался общаться с потерянным на столько лет сыном? Или, может, с работой что-то не так? Она закусила губу. — Да говори уже. — Ладно… Лесь, я признаться тебе хотел… У девушки заколотилось сердце. А если он сейчас скажет, что женат, у него есть дети, а она так, для отвода глаз или просто развлечение на пять минут? «Да ну нет, — отряхнулась она. — Ну, разве бы он стал так меня добиваться? Да и где эта семья, если он почти все вечера со мной был?» — Что случилось, Боря? — дрогнувшим голосом спросила она. Борис облизал пересохшие губы и, кажется, окончательно что-то решил внутри себя. — Лесь, помнишь пожар в старом здании ветклиники? Так вот… Это был я. Я специально поджег здание, чтобы выселить вашу клинику, но я не знал, что внутри кто-то есть… Олеся почувствовала, как в глазах потемнело, а по телу разлилась непонятная слабость. Но всего на пару мгновений. Потом силы вернулись к ней. Еще несколько секунд хватило ей, чтобы все понять. Борис совершил поджог клиники, он мог убить ее и животных. Как-то мигом пронеслись картинки их совместных ночей, отдыха за границей, а к глазам подступили слезы. — То есть ты после такого еще спал со мной? — хриплым и бесцветным голосом спросила она. — Да, Боря… Ты умеешь удивить. Она встала, пытаясь сохранить каменное лицо, но внутри бушевал ураган эмоций. Разочарование, ненависть, скорбь и какая-то непонятная радость, как будто случилось то, чего она давно подсознательно ждала, смешались в одном котле. Молча, держась за перила, чтобы не упасть, она поднялась на второй этаж и принялась скидывать в сумку вещи. Хотелось уйти как можно дальше из этого дома, чтобы не видеть его. — Леся, Лесь, стой, подожди, дай я все объясню, — в комнату ворвался Борис. — Лесь, слышишь, я же узнал, что вам страховая выплатит деньги, а их хватит на новое здание, Лесь… Если бы я знал… — Уйди, пожалуйста, я не хочу тебя видеть! — медленно повышая децибеллы, воскликнула Олеся. — Боря, уйди, иначе я не знаю, что с тобой сделаю. Он отступил, давая девушке выйти из комнаты. Она на ходу принялась вызывать такси, однако дрожащие пальцы не попадали по нужным частям экрана. Из-за слез, готовых вылиться наружу, перед глазами все плыло. В ушах будто была вата, из-за которой Леся даже не слышала отчаянных криков Бориса и просьб остановиться. Она выбежала из дома, ставшего для нее родным, и помчалась по песчаной дороге. Плевать, куда ехать — главное, чтобы подальше отсюда. Телефон зазвонил — это была Рита. В другое время Олеся, может, сбросила бы вызов, чтобы не напрягать приемную мать проблемами, но сейчас она поняла, что кто, как не Булатовы, сможет ей помочь. — Алло, Рита… — Лесенька, — Маргарита сразу поняла, что с приемной дочкой что-то не так, — Леся, ты где? — Рита, я от Бори ушла. Можно я у вас поживу? — Господи, что случилось? То есть, приезжай, конечно. Или тебя забрать нужно? — Нет-нет, я на такси… Рита встретила Олесю у подъезда. Увидев приемную мать, девушка не выдержала и разрыдалась прямо у нее на плече. Маргарита обхватила Лесю за плечи, прижала к себе, погладила по спине: — Девочка моя, маленькая, родная, ну, ты чего? Что случилось? Что у вас произошло? Захлебываясь в слезах, Леся спутанно объяснила произошедшее. Пока дошли до квартиры, Рита была уже в курсе событий: — Вот же гад, а! Как так можно… Чуть не убил тебя ради собственной выгоды. Девочка моя, не плачь, пожалуйста, не реви только, я тебя умоляю! Я понимаю, ты его любишь, тебе тяжело, но так иногда случается… — Рита, я еще кое-что не сказала… Я беременна. От него. — Тогда тем более не плачь! Леська, дети — это же такая радость! — Рита снова обняла приемную дочь. — Малышка, ну, перестань, пожалуйста, я прошу тебя! Мы и сами маленького вырастим. Все у нас будет замечательно! Ты веришь мне? — Угу, — кивнула Олеся. Уже вечером, когда она засыпала в своей комнате, на знакомом постельном белье со смешными мишками, Рита присела рядом с ней: — Ну, ты как, маленькая? Успокоилась? — Угу, — вздохнула девушка, потерев припухший нос. После ударной дозы успокоительных и чая думать и впрямь не хотелось. — Вот и славненько. Давай, ложись на бочок, закрывай глаза и засыпай. — Ты побудешь со мной? — почему-то Лесе не хотелось оставаться в одиночестве. — Да, конечно, — Рита прилегла рядом и приобняла приемную дочь со спины. — Все у нас будет прекрасно, моя девочка. Мы переедем отсюда, чтобы этот урод тебя никогда не нашел. Деньги у нас есть, будешь наблюдаться в хорошей клинике, рожать в высококлассном роддоме. А малыш подрастет, пойдет в детский садик, потом в школу… Мы будем работать, баловать его, водить на секции, кружки… И ждет нас всех светлая и прекрасная жизнь. Почувствовав, что дыхание Леси стало размеренным и спокойным, Рита поцеловала ее в макушку и тихо вышла из комнаты.