***
Одиннадцать лет назад — Уманова, сколько можно? Каждый раз одно и то же… Опять двойка тебе… — толстая математичка вывела в журнале жирную цифру. — Опять я во всем виновата… — уронила голову на пару Олеся. — Да, ты, а кто же еще? Я хочу, чтобы ты человеком стала, а тебе, видимо, только в зэчки и дорога… Насмотритесь, начитаетесь всякой криминальщины и думаете, что зона — это круто! Да ни черта там крутого нет! Потом выйдете, будете никому не нужными… Детский дом только-только пережил историю с избиением физрука. Совсем недавно состоялся суд над ним, в ходе которого он рассказал, что действительно пользовался девочками в целях удовлетворения сексуальных потребностей. «Так, а че им, — фыркал он, глядя на судью из-за решетки. — Жалко, что ли? Все равно потом на панель идти». Леся на суде, конечно, не присутствовала, но слушала под дверью. И едва сдержалась, чтобы не ворваться и не отхлестать его по физиономии еще раз. Тогда она поклялась: так будет с каждым, кто ее обидит. Вот и сын математички, с которым они ходили в местную секцию бокса, решил рискнуть. Он, считавший себя крутым парнем, подговорил остальных ребят стащить из раздевалки одежду единственной девочки в группе, пока она после тренировки будет в душе. Каков же был шок Олеси, когда она, выйдя в одном полотенце, не нашла своих вещей. Ни спортивной формы, ни обычной одежды, ни даже, черт возьми, нижнего белья. Хорошо, на дне сумки нашлись запасные трусики — цикл в то время еще не стабилизировался, и девочка всегда таскала с собой нижнее белье на всякий случай. Она вышла из раздевалки в крепко завязанном на груди полотенце и босиком прошла к обидчикам, которые, естественно, только этого и ждали, собравшись кружком. В руках у Тимы — сына математички — была ее одежда. Ребята окружили Олесю. — Серый, лови, — и Тима бросил одежду через голову девочки. Что-то упало на пол, но подхватить вещь Леся не успела — ее уже подобрал кто-то еще из мальчишек. — Какие тру-у-усики! — самый старший, пятнадцатилетний Костян, повертел над головой Олесиным нижним бельем. — А ты без них, что ли? — Отдай! — подбежала к нему девочка и попыталась подпрыгнуть, чтобы достать, однако полотенце едва не слетело с груди, и пришлось придержать его. Леся оглянулась по сторонам — никого, даже тренер куда-то ушел. Она поняла, что свою одежду придется отбивать самостоятельно. Пока парни перебрасывались ее вещами и раскидывали их по всему залу, загнанная в круг Уманова продумывала план действий. К глазам подступали слезы, но плакать было нельзя. — Слышь, а у тебя там волосы растут? Покажешь? Раз уж все равно без трусов, — наперебой кричали Серый, Тима и Костян. — А полотенце снимешь? Продемонстрируешь нам свои прелести? — поинтересовался Вадик, еще один боксер. — Да с радостью, — рявкнула Леся и одним ударом отправила его в нокаут. Кто-то подскочил к ней сзади, и она ловко кувыркнулась и с победным криком перебросила обидчика через голову. Буквально секунда времени — чтобы, отвернувшись, облачиться в валявшуюся рядом майку. Кто-то из ее обидчиков сбежал, кто-то «отдыхал» у стенки, но Тиме и Костяну, видимо, хотелось реванша. Олеся сжала кулаки. — Ну че, Уманова… — шмыгнул носом Тима. — Пободаемся? — Запросто. Удар, еще один удар, нога, рука, бросок через бедро. Один из парней попытался схватить ее под грудью, и тогда Олеся отпихнула второго ногами. Сколько длился поединок, она не помнила, но обидчики валялись у стены с иссеченными бровями и кровью из носа. Победно вскинув голову, Уманова оделась и покинула зал. А на следующий день на математике получила двойку — понятное дело, не за просто так. — Вы бы, Эльвира Михайловна, лучше объяснили сыну, как себя с девушками вести, — поднялась с места Олеся. Математичка едва не закипела от ярости. — Ты… Да ты… Как ты с учителем разговариваешь? Советы она мне тут будет раздавать, как сына воспитывать… Молоко еще на губах не обсохло! — Вы бы спросили у вашего сына, что он на тренировке вчера сделал и за что в нос получил. Хотя скажет ли он правду — другой вопрос. Одноклассники одобрительно загудели, глядя на то, как смело Уманова выступает против математички, которую, сказать по правде, никто особо не любил. — Ты… — Эльвира Михайловна позеленела от ярости. — Да ты… Хамка малолетняя! Проститутка! — Я проститутка? — Конечно, ты! — глядя на обескураженную Лесю, математичка набралась смелости. — Это же ты там всем показываешь… Еще и потрогать даешь, а потом удивляешься… Этого Леся в свой адрес стерпеть не могла — скомкав самостоятельную работу с двойкой, она метко швырнула ее учительнице в лицо и вылетела из класса. Было обидно, даже очень. Конечно, математичке и ее сынку можно все, ведь она детдомовка, кто ей поверит. К тому же, общественное мнение — оно такое. Если воспитывался в детском доме — значит, у тебя две дороги: или тюрьма, или панель. О том, что есть еще и третья — нормальная жизнь, как у обычных людей, — никто никогда не задумывался. — Вот такая вот херня, Трезор, — потрепав за ухом своего любимца, вислоухую серую дворнягу, которую кормил детдомовский сторож дядя Игнат, сказала Леся. Трезор внимательно ее выслушал и лизнул в щеку. Девочка поморщилась. — Надо бы тебе зубы почистить… Я в интернете видео видела, как это делать. Только схожу куплю, что там нужно, и приду. — Что, Олеська, опять Трезора мучить будешь? — пожилой сторож показался из-за угла. — Чего это мучить? Собакам надо зубы чистить, как и людям. — А, ну, раз надо… — дядя Игнат присел рядом. — С урока выгнали? — Сама ушла. Математичка сказала, что я… Даже повторять не хочу, кто. — Эльвира-то? Да у нее самой рыльце в пушку. Сынка своего нагуляла от женатого, и тот ушел из семьи с тремя детьми. Не обращай внимания. Слыхала пословицу — как аукнется, так и откликнется? — Слыхала, а толку-то... Сейчас еще, наверное, скажут, что я терпеть должна была, мол, это же мальчики, им положено, а ты знай только ноги раздвигай, когда скажут, — опустила голову Олеся. — А вот это уже вообще бред, — дядя Игнат по-отцовски обнял девочку. — Запомни, Лесь: никогда не надо быть удобным для других. Да, таким людям в жизни сложно — но и легко одновременно. Да, тебя будут осуждать и ненавидеть. Тебя будут считать сложным человеком. Возможно, тебе не перепадет благ, которые получают «удобные» люди. Но зато твоя совесть всегда будет чиста, и никто никогда в жизни не сядет тебе на голову, не обвинит в каком-то преступлении. А люди, которые тебя поддержат, обязательно найдутся. Так не бывает, чтобы человек был один… Поняла меня?***
В лесополосе недалеко от города удалось найти вполне себе чистую и приличную полянку. Борис расстелил покрывало, достал из машины корзину с едой и пригласил Олесю сесть. — Да не, я лучше прогуляюсь, похожу по лесу, — отказалась девушка. Ей и правда хотелось насладиться природой, дыханием осеннего леса, пока еще теплой погодой. Ведь совсем скоро наступит настоящая осень, листья опадут, будут моросить дожди и мокрый снег. Гадкая погодка, которую она никогда не любила. К тому же, завтра вновь выходить на работу — и там уже едва ли будешь успевать замечать, как мелькают дни, не говоря уже о том, чтобы погулять. — Тогда я составлю тебе компанию, — улыбнулся мужчина. — Только подожди, спрячу вещи в машину — мало ли, какой грибник будет идти и захочет что-то утащить себе. Захлопнув дверь автомобиля, Борис взял Олесю под руку, и они побрели между деревьев, шелестя травой и листьями. Поразительно, но даже молчать рядом с Лесей Тарасову было комфортно. Хотя он явно метался между симпатией и желанием отомстить девушке. Но она была такой милой и трогательной, что сама мысль о мести за машину казалась ему ужасной. «Хорошо, предположим, авто я ей прощу, — наконец поддался на уговоры совести он. — Но клиника… Нет, это здание мое, и их там быть не должно. Но может… Нет, с чего я должен помогать этой богадельне?». Он будто вел диалог сам с собой, пытаясь убедить себя в том, что делает все правильно. — Лесь, а почему ты выбрала профессию ветеринара? — спросил мужчина. — Да всегда зверей любила. В детском доме была собака Трезор, ее дядя Игнат, наш сторож, подкормил, и она вечно за ним хвостиком ходила. Я его лечила, когда он лапку поранил, дрессировала, блох и паразитов ему гоняла. Дядя Игнат ко мне ходил как к ветеринару: «Леся, Трезор есть не хочет… Леся, Трезор вялый какой-то». И как-то Трезор меня всегда лучше людей понимал, жалел. Даже с Женькой мы иногда во мнениях не сходились… Да и жалко мне животных — люди их вечно обижают, используют в своих целях. — Понятно… И хватает тебе зарплаты ветеринара? Вряд ли здесь деньги с неба падают. — А мне много и не надо, — пожала плечами Леся. — Детдомовская школа: довольствуйся малым. Еда есть, одежда есть, крыша над головой имеется — вот и будь счастлив. — А как же в отпуск съездить, повидать другие страны? Как же техника? Саморазвитие, в конце концов? — А зачем мне тот отпуск нужен, — вздохнула девушка. — Другие страны я видела — когда в детдоме были, нас возили на экскурсии в Минск, Брест, Киев. В университете мы в Грузию и Армению на студенческие обмены ездили, я еще волонтером на Универсиаде в Словакии была. Наездилась, короче… Техника — а что техника, вот, мне на этот день рождения коллеги подарили, — она продемонстрировала Борису айфон в забавном чехле с мультяшной собачкой. — Я себе сюда книжек по английскому накачала, в свободное время занимаюсь. При всей своей неприязни Тарасов восхищался этой девушкой. Он не верил, что такие, как она, еще есть — те, которым не нужен новый телефон каждые три месяца, те, которые не хотят отдыхать на фешенебельных курортах два раза в год. Которые просто хотят заниматься любимым делом, которые живут своей профессией. А по Олесе это было сразу видно. Он чувствовал, что зашел в тупик — ему и самому уже не хотелось отнимать у нее место работы. Но финансировать открытие ветклиники в каком-то другом месте он не мог бы при всем желании. Да и город, кажется, будет только рад, если Уманова отсюда свалит — по крайней мере, зоозащитники из Москвы больше не приедут. А еще было жутко неудобно перед девушкой — она ему доверилась, немного впустила в свой внутренний мир, а он вот так вероломно с ней обходится. Борис удивился сам себе — раньше он никогда не испытывал ничего подобного. — Расскажи лучше что-нибудь о себе, а то чего все я да я, — перевела тему разговора Олеся. — Как ты жил раньше, где ты вырос? — Ох, — вздохнул Тарасов, — вырос я далеко отсюда. Когда мне было восемь, моя мама умерла. Отец отправил меня в школу-пансион в Лондон, там я пробыл до совершеннолетия. Потом вернулся. Дальше все как у всех: учеба, армия — переехал сюда. Как-то так… — А где сейчас твой отец? — полюбопытствовала Леся. — Можно сказать, что его нет, — был категоричен Борис. — Лесь, давай-ка вернемся к нашей полянке, я что-то устал. На самом деле, разговор о семье был для него неприятен. Уманова это, кажется, поняла и не стала лезть в душу, а молча пошла за ним. Он разложил мангал, развел костер и принялся готовить мясо и овощи. От запаха дыма у Леси проснулся аппетит. Совсем как в детстве, когда они в конце учебного года ходили в поход на несколько дней и жарили на костре в лесу картошку, сало, хлеб, а затем вечером рассказывали страшилки, пели под гитару, признавались друг другу в любви. После девятого класса на таком вот походе Риф отозвал Олесю в лес, подальше от посторонних глаз, и робко сказал, что она ему нравится. Но девушка лишь рассмеялась и ответила: «Хорошая шутка, Мих, а теперь погнали обратно». — Ты чего? — увидев, что Леся загрустила, Борис присел рядом с ней. — Да ничего. Вспомнила кое-что. Мы в детдоме каждый год после окончания учебы всем классом вот в такой поход выбирались. Классно было… В универе такой традиции как-то не сложилось, всем не до того было. — Мы в детстве тоже с мамой и папой старались несколько раз в год в лес выезжать, — вздохнул Тарасов. — Да… Убежало наше детство со всеми этими беззаботными и прекрасными моментами… — Да ладно, взрослая жизнь тоже прикольная, — попыталась подбодрить Бориса Олеся. — И сейчас у нас много хорошего. По крайней мере, над душой никто не стоит и не командует, — засмеялась девушка. — Тоже воспоминания детдома? — А то! У нас воспиталка была, Зинаида Владимировна — Зинаидка, она так порядок любила! Все должно было быть только как она сказала, только по графику. Спальня убирается тогда-то, одежда лежит так-то, на завтрак и обед идти строем, телевизор по часу в день и ни минуты больше, уроки готовить строго с четырех до шести — а у меня в это время бокс! — Ты еще и боксер? — Леся удивляла Бориса все больше. — Есть такое, — она опустила голову. — Всегда за сборную универа на соревнованиях выступала в самом маленьком весе. Потому конкурентов было немного. — А сейчас чего не занимаешься? — Зал, куда я ходила, закрыли… Тренер уехал. Да и времени особо нет сейчас. Может, когда-нибудь потом куплю себе грушу и буду отрабатывать удары, — она подняла лицо к лучам солнца и зажмурилась. — Скоро там еда будет? — Ой, точно. Борис красиво разложил все на предусмотрительно взятых тарелках, и пара принялась за еду. Олеся — за овощи, Тарасов — за мясо. Увидев, что шашлык Уманову не заинтересовал, он спросил: — Ты чего только овощами перебиваешься-то? — Я веган, — простодушно отозвалась Леся. — Э-э-э… Это что значит? — То и значит. Я вообще не ем продукты животного происхождения. Никакие. Ни молочку, ни яйца. — И как ты живешь? — удивился Тарасов. — Обычно, как и все. Делаю себе каши, салаты, но чаще в супермаркетах готовое покупаю. Там отдел есть с веганской едой, где все, что хочешь, можно найти, даже котлеты и стейки из овощей. Витамины себе покупаю, чтобы получать недостающие микроэлементы. Так и живу. У нас в универе был спецкурс по витаминам, так что я все помню. — Вот это да… И что, тебе совсем-совсем не хочется мяса? — Неа, — мотнула головой девушка. — Я уже три года веган — ни разу пока не захотелось. До вечера пара проводила время на природе. Борис и Олеся общались как давние друзья, смеялись и шутили. Обоим было легко друг с другом, кажется, даже обиды и скандал забылись. Когда солнце начало потихоньку садиться, а на горизонте появились тучи, Тарасов понял — пора собираться, как бы ни было жалко расставаться с девушкой. — Кажется, дождик собирается, — Леся плотнее закуталась в байку. — И ветер дует. — Осень на дворе ведь, — улыбнулся Борис. — Иди в машину, не мерзни, я сам все соберу. Давай-давай, еще заболеть не хватало. Девушка побежала в машину и устроилась на пассажирском сиденье. Вскоре пришел и Тарасов. За окном тем временем начиналась буря — ветер усиливался, на стекло машины упали первые капли дождя. — Вовремя успели, — сказал Борис, выезжая из леса. И тут он понял, что за весь день так и не коснулся той самой темы. — Олесь, послушай, я хотел у тебя спросить… В общем, все-таки насчет клиники... Нужно как-то решить вопрос. — Что именно? — Уманова поняла, что за общением с Тарасовым и сама забыла об этом. — Ну, в общем, здание все равно принадлежит мне, — Борис начал издалека. — Я все-таки хочу, чтобы затраты на него как-то окупились. Да и горадминистрация отдала его под туристический комплекс. Словом, вашей ветклинике все равно придется куда-то переезжать или закрываться. Девушку обдало сначала жаром, потом холодом. Ладони мгновенно стали мокрыми от волнения. Леся набрала в грудь воздуха, пытаясь успокоить колотившееся сердце, и ледяным тоном сказала: — Останови машину. — Что? — не понял Тарасов, сжимая руль вспотевшими ладонями. — Лесь, ты чего? Я тебя не буду здесь высаживать. — Хорошо, высади на остановке на въезде, сама доберусь. — Лесь, успокойся, пожалуйста, — он протянул к ней руку, но она оттолкнула ее. — Я сказал правду, у меня все по закону, сделка прошла удачно. Она повернула к нему лицо с блестящими дорожками слез. — Ты серьезно думал, что со мной так можно? — прошептала она и всхлипнула. — Можно вот так вот со мной целый день гулять, заставить меня верить тебе, а потом взять и все разрушить? — Лесь, ты чего? Прогулка была прекрасной, ты замечательная девушка, но понимаешь, по-другому нельзя… — Высади меня здесь, иначе я сама выпрыгну, — рявкнула Олеся, схватившись за ручку автомобиля. «Этого еще не хватало», — зная ее решительный характер, Тарасов и правда испугался. Притормозив у обочины, он схватил Лесю за руку и притянул к себе, затягивая в резкий и страстный поцелуй. Это было его спасением, его способом понять, что он чувствует к ней. Сердце застучало сильнее, по телу прошла дрожь, он ощутил возбуждение и желание обладать ею здесь, сейчас и вообще всегда. Осмелев, он провел ладонью по спине девушки, поднимая ее спортивную кофту едва ли не до лопаток. Леся среагировала почти моментально — ударила его маленьким кулачком в солнечное сплетение, затем еще раз уже по лицу: — Какая же ты сволочь, еще и трахнуть меня под это дело решил? Думал, я за секс тебе клинику отдам? Жирная тупая свинья ты, Боря! Выплюнув ему в лицо эти слова, она выскочила из машины и побежала по обочине навстречу струям холодного октябрьского ливня. Слезы продолжали течь по лицу, смешиваясь с дождевой водой. Губы горели от поцелуя, а все тело дрожало. Но Лесе было наплевать. Она бежала вперед, в дождь и пронизывающий ветер, не обращая внимания на сигналящие ей машины. Когда Борис откашлялся после неожиданного удара, девушка уже скрылась где-то в пелене дождя. Ее поведение обескуражило его, а ненависть к ней смешалась с возбуждением от поцелуя. Он понимал, что клиника все равно закроется, и Олесе придется с этим смириться. — Да пошла ты, — сказал он девушке и, стукнув по рулю, завел двигатель.