Белый потолок настолько светлый, что хочется ослепнуть. Здесь все белое, меня тошнит от этого цвета. Я провела здесь всего месяц, но уже хочу биться головой о стену. Как раздражает.
Я прикусила губу, зло перекручивая на запястье свой новый усовершенствованный передатчик.
— Доброе утро, Патриция, — прозвучал из динамика голос моего «доктора».
Его жизнерадостный тон раздражает. Вы подняли меня в четыре утра и вам все еще хватает наглости вести себя так дерзко? Раздражает.
Я фыркнула, но все же поднялась с твердой постели, подошла к сенсорной панели встроенной в стену и приложила к ней руку. Устройство мигнуло и высветило мои показатели.
Каждое долбанное утро проводится проверка моего состояния. Сука, каждое долбанное утро в четыре, мать его, часа!
— Хо-хо, у тебя опять проблемы с давлением, — печально сообщил мне голос, — Время завтрака!
Я цыкнула и закатила глаза. Под электронными часами открылось окошко и из него выдвинулся поднос со здоровой, правильной и богатой на витамины едой. Я взяла его и положила на одноместный столик. Такой же белый, как и все в этой долбанной лаборатории. Я говорила, что от этого цвета меня скоро вырвет?
Присев на стул, я осмотрела пластмассовую посуду. Такой даже вены не порежешь. Я неохотно поковырялась ложкой в миске с кашей, мысленно уговаривая себя поесть. Сладкое оказалось сравнимо с наркотиком, без сахара ничего не хотелось.
— Патриция, если ты не будешь есть, то твой организм…
— Заткнись, — клацнула я зубами, бросая столовый прибор на пол и складывая руки на груди. Раздражает.
— Хочешь питаться внутривенно? — Со скрытой, но как оказалось бесполезной для меня угрозой уточнил «доктор».
Я скривилась и, окончательно потеряв всякое желание есть, скинула все на пол, почти с любовью наблюдая как по доскам растекается пищевая масса и молоко. Ненавижу.
— Патриция, — с давлением произносит неизвестный мужчина.
Я выгибаю бровь, растягивая губы в ядовитой усмешке. Волосы лезут в рот и глаза, но я убираю их за уши.
— Пожалуйста, Патриция, будь хорошей девочкой, — устало выдыхает «доктор» на мое ежедневное баловство.
Пока машины убирают в моей маленькой тюрьме, я иду в ванную — умываться и переодеваться в свою униформу.
Руки и лицо покалывают от холодной воды, капли стекают на пол, а я всматриваюсь в свое отражение. Успею я разбить зеркало и порезаться осколками или нет? Голос поторапливает меня, и я еще больше злюсь от того, что эти люди наблюдают за мной даже в ванной. Мне некомфортно.
Я вытираюсь, снимаю ночную футболку и смотрю на комплект чистой одежды.
Вместо юбки лежат шорты, и я довольно скалюсь, вспоминая вчерашний скандал. Похоже мои исследователи сдались и сделали для меня исключение. Снова.
Я натягиваю шорты, кое-как застегиваю рубашку — мне так лень, и надеваю трикотажный свитер. Долбанная униформа.
Когда я вхожу в комнату, все уже убрано и на столе стоит новый поднос. Я игнорирую его, беру стаканчик с капсулами и высыпаю экспериментальные образцы лекарства в рот. На языке оседает горький привкус.
— Патриция, — с укором.
— Заткнись, — безразлично.
Я подхожу к полкам с книгами, покручивая в пальцах прядь волос, и придирчиво осматриваю их.
За проведенное здесь время я поняла, что являюсь чем-то особенным для этой лаборатории. И в приоритете ученых мое психологическое здоровье и развитие. Но, разумеется, это не останавливает их от подозрительных опытов. Пока все ограничивается тестами и таблетками, но что будет дальше? Я не боюсь боли, но неизвестность напрягает.
Кроме меня, в этом месте очень много детей, но не все удостаиваются такой чести с личными апартаментами, как я. Да даже «доктор» у меня отдельный. За какие такие заслуги?
Я не раз видела через своеобразные «окна» коридоров проходящие опыты. Разные, самые разные, но от этого не менее скучные, не вызывающие ничего, кроме отвращения и жалости. Эти комнаты по настоящему отвратное зрелище. Кишки, кровь, испражнения подопытных… Страшно представить, какой в этих помещениях запах. Тянет блевать от одной только мысли. Но зато какое-то разнообразие — красный цвет. Красный, красный, красный. Ха-ха, интересно, а когда я увижу его на себе?
Оставшиеся полтора часа до экзаменов я провожу за чтением. Глаза бегают по строчкам, пальцы перелистывают страницы, но я не вдумываюсь в текст, мои мысли далеко от «Лямбды-7214».
Как там мои дети? Как Рей? Удалось ли им сбежать? Воображение рисует страшные картины смерти, и я мучаюсь в догадках. Все, что мне остается — верить и надеяться.
— Патриция, время для экзаменов!
Я кивнула и бросила книгу на пол — уберут.
Дверь в мою комнату открылась и меня встретили двое мужчин в белых халатах.
— Идем, объект ноль-ноль. — Мужчина поправил прямоугольные очки и сильнее сжал в руках планшетку. Очкастый только так меня и называет, в отличии от этого смазливого вечно улыбчивого рыжего.
Рыжик ласково берет меня за руку, а я привычно впиваюсь в его кожу ногтями. На его ладонях с каждым днем все больше царапин, но он продолжает это игнорировать, даже в лице не меняется. Это раздражает.
— Патриция, как спала? — Добродушно спрашивает он и, зная, что ответа от меня не дождется, продолжает, — Ты сегодня в шортах? Почему не заплелась? Хочешь я буду приходить к тебе и делать хвостики? Я не умею, но научусь!
Я не смотрю на него, слушая только вполуха. Мы проходим по коридорам, сворачиваем в экзаменационный кабинет, и меня оставляют одну. Я сажусь за сенсорный стол, надеваю наушники и беру сканер.
— Сложность вопросов повысится, хорошо? В остальном, как обычно! — Доносится энергичный голос Рыжего, — Патриция, ты слушаешь?
Я неопределенно махнула ему рукой и свет потух, оповещая меня о начале теста.
Двести вопросов, двести ответов. День за днем. Как раздражает.
— Хе-ей, Патриция! У тебя снова двести баллов, умничка! — Весело похвалил меня Рыжик.
— Объект ноль-ноль, все ответы верные, опять…
Я сняла наушники и кинула их куда-то в сторону.
***
Рыжий стоит у дверей и неловко переступает с ноги на ногу.
— Эм, Триша, — я послала ему злой взгляд, — Кхм, Патриция… Сегодня твой первый… эксперимент.
Пешка сбивает ладью, и фигура катится по шахматной доске.
Шах и мат.
Я скучающе вздыхаю и скидываю игру со стола, с грохотом все разлетается по дощатому полу. Рыжий вздрагивает и нервно улыбается.
Раздражает. Сколько я тут?
Я встала и положила руки в карманы шорт.
Идя по мрачным коридорам, я в очередной раз заглянула в «окно» детской. Эти странные дети… Я тоже буду такой? Э-э-эн, нужно торопиться с побегом. А что у меня вообще за планы на будущее? Раз уж я не мертва. Мне искать моих детей? Воспоминания раскаленным свинцом жгут душу. Рей…
Я поджимаю губы, прикрывая глаза.
— Патриция? Эй-эй, знаешь, я могу рассказать тебе об эксперименте, — тревожно говорит мне Рыжий и смотрит на меня как-то совсем уж болезненно, — Спрашивай. Или нет, лучше я сам расскажу. Ты и еще восемь детей с подходящим состоянием были выбраны для эксперимента «Альфа». В-вам вживят клетки демонов…
О, звучит интересно.
Я почувствовала дискомфорт в животе и жжение в легких. Сгусток крови появился во рту, и я сплюнула его на пол, вытирая краем белого воротника губы и игнорируя взволнованный взгляд Рыжего.
— Если все пройдет успешно… То ты не умрешь от этих лекарств, их эффект нейтрализуется. Главное, не умереть на первом этапе, дальше все пойдет проще.
Мне нужно просто выжить, просто так меня не убить.
Я усмехнулась, размазывая носком кроссовок бурые капли.
Сбежать, сбежать, сбежать… Как? Это место на совершенно ином уровне. Ха-а, но так куда интересней. Еще и вживление клеток… Хи-хи, что же будет дальше?
Я открыла тяжелые двери и вошла.
В комнате стояло несколько исследователей и кучка детей, боязливо оглядывающихся по сторонам. Я равнодушно зевнула и прошла к ним.
Вокруг послышались шепотки, и на мою шею стали кидать заинтересованные взгляды.
Над идентификационным номером был надет черный ошейник с фиолетовым «S-47», знаменитый номер в лаборатории. Ранг «S» мне присвоили за прохождение определенного уровня в тестах, а «47» — количество убитых мною исследователей. Как оказалось пластик хорошо входит в глаза, осколки зеркала легко перерезают горло, а слон* удобно вонзается в висок. Рыжий — единственный ученый, которого я не пытаюсь убить. В конце концов, он приносит мне сладкое. Да и капризы некоторые выполняет, зачем лишать себя такого удовольствия?
Детей явно нервировало мое присутствие, но поделать они с этим естественно ничего не могли.
Я встала и проследила за тем, как Рыжий подходит к исследователям и о чем-то с ними разговаривает.
— Эй, — стоящий рядом маленький мальчик дернул меня за рукав, я склонила к нему голову, — Ты и правда… S-47?
Я сдула челку и вырвала из его руки свою.
— Да-да. — Неохотно бросила я и собиралась отвернуться, но зацепилась взглядом за его глаза. Золотистые, с холодным убийственным блеском и желанием мести. Красивые, совсем как у меня когда-то. Я понимающе улыбнулась, — Как тебя зовут?
— У меня нет имени, — нахмурился он и ухватился двумя пальцами за мой рукав. Что ещё за…?
— Тц, ну и как прикажешь тебя звать? — Я перевела вес на левую ногу и оценивающе посмотрела на мальчика.
— А у тебя есть имя?
— Есть. — Я любопытно потрепала его седые волосы — мягкие, — Если хочешь, можешь звать меня Прайд. Мне без разницы.
— Прайд? Лучше, чем S-47.
— Бесспорно.
Из соседней комнаты вышли двое демонов, и вокруг наэлектризовалась атмосфера страха и ужаса. Я передернула плечами и прижала ребёнка к своему животу. Тот не сопротивлялся, с радостью утыкаясь носом в свитер.
Нас запустили в комнату. В ней шел ровный ряд из девяти железных столов, с потолка к нему спускались прозрачные трубки с иглами на концах, напротив стояло множество столиков с медицинскими инструментами.
По спине мальчика прошла дрожь, и я похлопала его по голове.
Ошейник вдруг предупреждающе пиликнул, и шею обожгло током. Я фыркнула и, отцепив мальчика, прошла к ближайшей «кровати». С меня нетерпеливо стянули одежду, оставив в одних шортах, руки и ноги туго пристегнули ремнями, в ошейник ввели провод. На голову нацепили железный обруч, а на лицо надели кислородную-или-не-совсем маску. Неизвестный вязкий газ прорвался в легкие и сдавил их.
В шею ввели горячий раствор.
В вены на руках воткнули иглы. По телу прошел жар, я задышала чаще, глубже. Почувствовав холодное лезвие у груди, дрогнула. Боль резким потоком вошла в мой мир. Под кожей текла лавой кровь, кипела, бурлила, вырывалась наружу через поры. Глаза намокли, из носа пошла кровь. Я стиснула зубы, и они затрещали, возможно некоторые треснули.
Что-то зажужжало у меня над животом.
Из ушей побежали мокрые дорожки. Я ничего больше не слышала, хотя парой секунд раньше содрогалась от воплей и криков.
Я молчала, я случайно откусила себе язык, я царапала ногтями железо.
Обруч стал нагреваться, через пару мгновений я почувствовала запах паленых волос и плоти. Виски горели, я перестала ощущать глаза.
Больно! Это ужасно больно!
Кости стали ломаться, или их кто-то ломал, кожа стала сползать, я не видела, но именно так мне казалось. Во рту появился металлический привкус, и я чуть не захлебнулась в крови. Кто-то снял маску и приподнял мне голову, и я выблевала кусочки органов и зубов.
Тело разом стало нагреваться, щипать и кипеть. Я не могла кричать — не хотела, я не могла плакать — не было чем. Я купалась в крови, металле и неопознанной холодной жидкости. Я не понимала, почему все еще в сознании, разве мой болевой порог настолько высок?
Все разом прекратилось — моя нервная система была уничтожена.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.