Рассвет: Низвергнутая в бездну

Жизнь — обман с чарующей тоскою, Оттого так и сильна она, Что своею грубою рукою Роковые пишет письмена.

Внезапно по моей спине пробежали колкие мурашки. Рей любит меня. И не просто как друга или сестру, как девушку, объект воздыхания, возлюбленную… Это просто ужасно, для меня, для него, для всех нас. Своим признанием он перевернул все мои планы с ног на голову, спутал все карты… Любовь — это не веселая шутка, а жестокое стечение обстоятельств, и что если Рей действительно любит меня? Или же он просто запутался? Прошу, пусть это будет второе! Я заглянула в его яркие глаза. Теперь, когда он не отводил их, не прятал свои эмоции за пеленой серьезности и открыто высказывал свои чувства, я видела. Все безнадежно. Это не шутка, не ложь и не простое любопытство. Это настоящие чувства Рея. Чувства, которые давно вписались в его реальность и пригрозили остаться в ней навсегда. — Р-рей, — едва не плача от растерянности и запутанности позвала я, не зная толком, что говорить. Все стало таким сложным. Все стало таким страшным. Мальчик тут же подошел ближе, почти вплотную, и жалостливо положил руку мне на щеку, осторожно поглаживая ее большим пальцем. Сначала у меня не возникло каких-либо подозрений, он делал это с некоторой периодичностью, но взглянув на покрасневшие глаза и странную эмоцию в них, болезненное осознание разбило мои стеклянные, потрескавшиеся еще в самом начале нашего диалога надежды. Их осколки вонзились в мое сердце и легкие, и я отодвинулась от ребенка. — Триша, я рассказал тебе не потому… что ожидаю от тебя ответа… или чего-то еще… — Он прикусил губу, отчаянно перехватывая мои руки, будто умирая без тактильного контакта, — Просто зная об этом, ты не сможешь уйти. И будешь жива. Я посмотрела на наши сплетенные пальцы и обреченно закрыла глаза. Все, от интонации до интимных жестов, говорило о том, чего ожидает и желает Рей. Возможно он сам еще этого не знал или не понимал, но механизм запущен. И если все так же серьезно, как я думаю… Я и Рей. Конечно, я любила его. Безусловной, безоговорочной, нерушимо истиной… и абсолютно точно платонической любовью. Как и всех остальных детей приюта. Моей главной целью было сделать их всех счастливыми. Всех, включая Рея. Но что мне делать сейчас, когда он не просто загнал меня в тупик, а поставил четкое условие. Условие, ломающее мои планы и, собственно, желания? Не думаю, что способна полюбить его в этом плане, не думаю, что способна предать свою настоящую первую любовь, но… Это же Рей, мой драгоценный ребенок, я не вынесу его слез. Мейсели, что мне делать? Он любит меня, но я не могу подарить ему взаимность, ведь она уже принадлежит тебе. Рей несмело обнял меня, и я невольно нахмурилась, ощутив его теплое дыхание на своей шее. Раньше я бы не почувствовала дискомфорта, но сейчас… Каждое действие Рея отныне окрашивалось красивым словом «любовь» и мое естество сторонилось этого. Он был выше меня, но сейчас опустил свою голову мне на плечо и прикрыл глаза. Его плечи слегка подрагивали. Я почувствовала, как вина тяжелым камнем опускается на мои плечи. Рей, ты жестоко тянешь меня за ошейник с пометкой «привязанность» и приковываешь к себе цепями любви. Выбор, Прайд. Сделай выбор. Но как? На обоих чашах весов лежат жизни моих детей. Умру — умрет Рей, уйду — процент успешного побега снизится. И что мне выбрать? Горькая усмешка вышла из моих легких, давая спуск острому хладнокровному смеху. Ты сам не оставил мне выбора. Сам загнал в тупик, так не вини меня в том, что я снесу его. Я достала из кармана белую таблетку и положила в рот, за мгновения цепляя маску и входя в роль. Рей поднял голову и, заподозрив что-то, проницательно посмотрел на меня. — Я люблю тебя, — нежно, со сладким привкусом на кончике языка, мурлыкнула я, — Рей. Совсем не по-родственному взяла его лицо в свои ладони и нежно коснулась его губ своими. Мальчик замер. Таблетка благополучно перешла к нему и он, все еще находящийся в шоке и непонимании, проглотил ее. Глаза его за мгновение расширились от понимания моего маленького спектакля. Оттолкнув меня, он упал на колени и попытался вызвать искусственную рвоту. — Поздно, — я безжалостно улыбнулась, — Я ведь предупреждала тебя. Выкинешь что-то — вколю наркотик. Не вколола, конечно, но так даже лучше, не находишь? У нас был первый настоящий поцелуй. Все благодаря Норману, он рассказал мне о твоем тайнике с маслом. Идиот. — Я стала крутить прядь волос, задумчиво смотря на то, как Рей борется с подступающим сном, — Я решила подстраховаться, но до последнего надеялась… Норман и Эмма позаботятся о тебе и не дадут совершить самоубийство. У них все лекарства. Не волнуйся, если будет совсем плохо — есть транквилизаторы. Они безвредные и достаточно сильные. Норман проконтролирует дозу. В будущем… — В будущем, что? — Холодно перебил меня мальчик, закрывая глаза. — В будущем чувства ослабнут и ты полюбишь другую, — убеждая, ответила я уже уснувшему Рею. Я присела перед ним и провела рукой по волосам. Внутри все вымирало, сердце безжизненно стучалось в пустой груди. Как же все не во время. Было бы время, расскажи он мне раньше… Я помотала головой. Нет, я выживу. Пока не знаю как, но выживу. И извинюсь перед Реем. Решительно поднявшись наверх в спальню, я переоделась. Взяла в руки плюшевого медведя, которого все это время бережно хранила, и, послав отчаявшейся Эмме светлую улыбку, спустилась в столовую к маме. В ушах звенело, я пропускала мимо себя грустные поздравительные возгласы, не ощущала объятий Доминика и не видела слез детей. Крепко прижимая к себе игрушку, я попрощалась со всеми и шепнула Норману просьбу позаботиться о мальчике. Мы вышли на улицу. — Что-то случилось? — Мягко поинтересовалась мама, с печальной улыбкой взирая на небо. Солнце село, мерцали звезды. Кроме того, что я — потенциальный труп? Я саркастично щелкнула языком, но, решив, что срывать свое недовольство на маме — не лучший вариант, приструнила свои чувства. — Рей сказал, что любит меня. — Честно сказала я, кривясь от внутренней агонии при этих словах. — Во-от как. Он все-таки осмелился… Со мной произошло нечто похожее. Лесли тоже ушел, хотя я отговаривала его. Мы хотели сбежать. Не вышло… Я обещаю, эти месяцы до его отправки он не будет страдать. Я остановилась, бросив на дом мимолетный взгляд, и продолжила идти. С каждым шагом на душе становилось тяжелее, я проматывала наш с Реем диалог, анализировала его и пыталась успокоить свою совесть. Живот скрутило болезненным спазмом. — Лесли? Красивое имя. — Сказала я, больше не фильтруя речь и не следя за словами, мысли сами облачались в предложения и вылетали из рта, — Я должна извиниться перед тобой, да? Я так редко говорила, что люблю тебя, а теперь у меня нет времени. Но, мама… Я люблю тебя. Мамочка, я все равно люблю тебя, чтобы ты не сделала. Она остановилась, глубоко вздохнула и кивнула, но в свете старого фонаря блеснули ее слезы. Я прикусила язык. Как же не хочется умирать. — Я тоже люблю тебя, звездочка моя, — ласково рассмеялась она. Холодный ночной воздух остудил голову и ненадолго успокоил нанесенные Реем раны. Но и я… исполосовала ему душу, да? Страшно представить, что он почувствует, когда проснется. Я незаметно нащупала в брошке медведя иглу. Боковым зрением я наблюдала за мамой. Она спокойной изящной походкой шла рядом, держа в руках пустой чемодан и улыбаясь. Моя единственная за все две жизни мать. Дорогое существо, которое я полюбила на ровне с остальными. Я эгоистично мечтаю о настоящей маме, о настоящей семье и о живой Мейсели. О Рее, у которого прошли предательские чувства. Мы подошли к воротам. Где грузовик? Я подняла бровь. — Твой новый отец ждет тебя там, — мама положила руку мне на спину и подтолкнула к одной из дверей. — Смелее. Я фыркнула, но послушно вошла, готовясь выхватить иглу, пусть и понимала, что все бесполезно. Разум лихорадочно генерировал мысли и идеи, также лихорадочно их отбрасывая и отвергая. Из сложившейся ситуации не было выхода. Любое мое действие отразилось бы на побеге. — Привет, Патриция, — жеманно поприветствовал меня незнакомый мужчина с блондинистыми волосами. Внешние уголки его глаз были направлены вниз и создавалось впечатление, что этот человек мягкого и жалкого характера. Дружелюбная улыбка, сквозь которую просачивалось презрение, до зубного скрипа раздражала. — Это такая шутка? — Размеренным тоном спросила я. Весь стресс, испытанный за день, сделал меня в этот момент крайне волнительной, но я держала лицо невыразительным. Хотелось нагрубить, но я лишь сжала в руках игрушку. — Ха-ха, вовсе нет. — Рассмеялся он, с жестоким блеском в глазах, — Мое имя Питер Ратри, я твой приемный отец. Отец? Иди ты на хрен. Я благоразумно промолчала, но неприкрытый враждебный взгляд сдерживать не удалось. — Ты не рада? Тебя не убьют. — Нетерпеливо сказал он, сцепляя за спиной руки в замок. — Рада. Очень. — Не похоже, — усмехнулся он.

Обратись лицом к седому небу, По луне гадая о судьбе, Успокойся, смертный, и не требуй Правды той, что не нужна тебе.