Рассвет: Низвергнутая в бездну

Есть одна хорошая песня у соловушки — Песня панихидная по моей головушке.

— Слушайте, дети! — Радостно призвала всех к молчанию мама, — У нас отличные новости! Мы нашли для Триши замечательных родителей! Все произошло так спонтанно, поэтому она покинет нас завтра ночью. На нас опустилась тяжелая ошеломленная тишина, резко разбившаяся вместе с тарелкой, выпущенной из рук Доминика. — Ч-что… Сестренку забирают...? — На его глазах появились слезы, — Сестренка оставляет нас… Я опустилась перед ним на колени, растянула руки в стороны и растроганно улыбнулась ему. Доминик бросился в мои объятия, сцепляя руки за моей шеей и утыкаясь мокрым носом в ключицы. — Сестренка… Триша… — Мальчик задрожал, и я почувствовала, как воротник моей рубашки намокает. Я утешающе поцеловала его в светлую макушку и погладила по спине. Маленькие малыши тоже подошли ко мне, чтобы обнять или поздравить. — Э-э-э-э…! Иветт прижала руку ко рту. — Завтра? — Непонимающе спросил Нэт. — Поздравляю, Триша! — Триша уходит…? — Спросил Фил, — Поздравляю! Как и всегда в такие дни, все скрывали свою печаль и грусть за улыбками и словами поздравлений. И я не знала, что было бы для меня сейчас лучше. Видеть правдивую боль или обманчивую радость. — Спасибо, — я почувствовала искру благодарности к этим детям. За то, что подарили мне целых десять лет прекрасной жизни! Целых десять лет…! Так много, поэтому могу ли я быть жадной, чтобы желать большего? Я эгоистично хочу провести с ними всю их жизнь, но на счастье мне отведены лишь сутки. Так ничтожно мало! Я была готова умереть, нет, я хотела умереть, но сейчас… Сейчас вот как-то не хочется. — А теперь, дети, пора ужинать! — Прервала наше прощание мама. Я кивнула, отстранила всхлипывающего Доминика и, взяв его на руки, пошла к столу. Эти последние минуты давайте проведем счастливо.

***

Сестрица Крона убита, ха-ха. Ох, жаль я не могла видеть ее мертвое тело! Хотя совсем скоро моя судьба повторит ее, как отреагирует мама? Может почувствует тоже безнадежное удовлетворение от возмездия, что и я сейчас? Или она заплачет, склонится над моим остывающим телом и в последний раз обнимет меня? Вызовет ли моя неотвратимая смерть у нее хоть какую-нибудь эмоцию? Хоть что-то кроме равнодушия? Жаль, жаль, что я не узнаю ответа. Я достала из-под матраца ручку и выкрутила основание. Голограмма с шифром появилась перед лицом. С этим мои дети справятся. Норман и Рей способны разобраться, а если что, я добавила в свой блокнот пояснения, но вряд ли они пригодятся. Я также упаковала для них те книги Минервы. Ах, милый Уильям, надеюсь ты их не подведешь. Я открыла ящичек, чтобы достать свой рабочий альбом и карандаши — зарисовать карту «Благодатного Дома», но остановилась. Золотистый ключ лежал поверх аккуратной стопки книг, тетрадей и альбомов. Ха-а? Неужто Крона настолько щедра? Тц, стоит все же поставить за нее свечку. Помогла ведь. Пусть и покусилась на моих детей. Я брезгливо взяла ключ, вертя его под ярким светом лампы. Вообще, у Нормана все еще есть мой слепок — он мне так и не отдал его. Ах, но и второй не будет лишним. — Триша, — Рей вошел в комнату, — Посмотри на меня. Я любопытно повернулась, пряча ключ и ручку в карманах шорт, и инстинктивно зажмурилась от неожиданной вспышки. — Мило вышло, — мальчик взял получившееся фото и внимательно осмотрел, легко улыбнувшись, — Ты ведь послушаешься нашего плана, верно? В серых глазах промелькнул отблеск безумия, но я не обратила на это внимания, склоняя голову набок и пряча лицо в ладонях от очередной вспышки. — Не успе-ела, — игриво протянул Рей, помахивая перед собой фотографиями. Он вел себя странно, очень странно. Не язвил, не кривлялся, не прятал эмоций… Это было так необычно, что полностью выводило меня из равновесия. Я не понимала, что делать, как реагировать и как подстроить себя и слова под нового незнакомого Рея. Я была как сбившаяся программа, у которой закончился алгоритм действий. Что мне делать дальше? — Рей? — Осторожно позвала его я. — У тебя красивые волосы, — бросил он, проигнорировав меня и уставившись в лист с изображением, — Почему ты больше не разрешаешь мне их заплетать? Распущенные тебе тоже идут, но разве они не мешаются? Когда завтра ты «сбежишь» придется убрать их в хвост или косу. — Рей, — начала паниковать я. Что с ним не так? Что-то поменялось, его интонация теперь другая, пугающая. Это неправильно. Я не могу понять! — Все хорошо, — он нежно посмотрел на меня, спрятал фото и отложил полароид на кровать Эммы, — Не бойся! Мальчик подошел ко мне и потрепал по волосам. Я облегченно выдохнула. Рей стал прежним. — Ты ведь ничего не выкинешь и последуешь плану, — С наигранным давлением произнес он. — Угу, — согласилась я. — Хорошо… Прозвенел колокол, послышались голоса поднимающихся наверх детей. Пора спать. — Идем, — взял меня за руку Рей и повел в коридор. Я только и успела, что схватить свой альбом. Мне в любом случае придется рисовать план ферм. — Сегодня ты спишь со мной, — решительно сказал он, явно не желая слушать возражений. Ох, я совсем не против, можно было и просто попросить! В конце концов, ты мой драгоценный ребенок, брат, друг, как я могу отказать тебе в такой мелочи? Тем более, уже завтра меня не будет… — Ч-что, Рей, почему ты привел Тришу? — Замер Норман с одеялом в руках, когда мы вошли, — Только не говори, что… — Завались! Завидуй молча, раз не можешь попросить о таком Эмму! — Вспылил Рей, покраснев. Э-э-эн, почему все так странно смотрят? Я думала они уже привыкли к этому. — Хорошо, хорошо, но ты спросил Тришу? Рей фыркнул и посмотрел на меня. — Ты против? — Нет, — недоуменно сказала я. Не понимаю, что не так. Норман устало взвыл и сложил ладони в молитвенном жесте, будто просил помощи у высших существ. — Ну что за наказание! Да ладно тебе, что здесь такого? Я прошла дальше, залезла на кровать Рея и достала альбом. Срочно нарисовать, хоть примерный план! Пока они о чем-то спорили, я быстро набросала «Благодатный дом». Стены, другие фермы, ворота… — Еще одна карта? — Над самым ухом прошептал мальчик, — Ложись спать, Фил уже выключает свет. — Однажды до добра это не доведет, — буркнул Норман. — Эй, подождите! А я тоже хочу поспать с сестренкой! — Возмущенно крикнул Доминик, — Почему Рею можно, а мне нельзя? И вот так всегда! А-а, мое солнышко, мама так тебя любит! Иди ко мне! Я потянулась к Доминику, однако Рей с головой накрыл меня одеялом и обнял. — Здесь тесно, иди спать к себе, — заворчал он, — Я не стану делить… кровать еще с кем-то! — Но сестренка разрешила! — Я не разрешаю! — Противный Рей! — Наглый сопляк! Тепло и мягко. Я зевнула, устроилась поудобней и заснула, на время отпуская волнение и тоску.

***

3 ноября, пятница.

Тесно! Я попыталась встать, но меня придавили с двух сторон. Я открыла глаза, с несчастным видом оглядывая Доминика, лежащего у меня под боком, и Рея, нагло сопевшего мне в грудь. Жарко, жарко, жарко! Либо мальчишки почувствовали, что источник тепла решил покинуть их, либо совершенно случайно, но они придавили меня еще больше. Мне так жарко… Я раздраженно выдохнула, но замерла, вспоминая, что это мое последнее утро. И это последний раз я наслаждаюсь чужим теплом. Жаром. — А? — Сонно пробормотал Рей, — Чего? Он проморгался, не вставая и не отводя взгляда от моих ключиц. Спит еще? Пожалуйста, встань и дай мне выйти охладиться! — Ре-ей, — тихо шепнула я. Он поднял на меня мутный взгляд. — Триша? — Он непонимающе осмотрел меня, а затем побледнел. Ненадолго, впрочем. Цвет его лица почти мгновенно приобрел красный оттенок. От шеи и до самых кончиков ушей. Уф, я совсем его не понимаю. — Я хочу встать. Рей кивнул, отполз от меня в конец кровати и прижал колени к груди. Я почувствовала себя странно. — Ты сам позвал меня спать вместе, — ровно стала рассуждать я, в надежде разобраться, — А сейчас… Прячешься от меня. — А-а, давай ты сейчас просто уйдешь? — Румянец все не спадал с лица мальчика, — Нет. Мне надо отойти. Он вскочил и вылетел в коридор. Я моргнула. Извините, но что это было? Я оглядела себя. Ничего такого из-за чего можно избегать меня. Э-э-эн, но он покраснел, это проявление смущения, стыда или страха? Почему с этим ребенком всегда так сложно? Почему нельзя вернуться в прошлое, где мне не приходилось постоянно думать о его поведении? Все было так кристально чисто ясно, что не так сейчас? Я поцеловала в щеку спящего Доминика и встала. Альбом лежал на тумбочке. Ручка и ключ все также оттягивали карман. Скоро подъем, первые лучики солнца уже начали появляться. Я вышла и вернулась в нашу спальню. На моей кровати беспечно спали Анна и Иветта. Я стянула с себя наполовину застегнутую рубашку и кинула ее в шкаф. Теперь, в утренней тиши дома, среди мирно спящих детей, вчерашние чувства возвращаются. Надевая теплый кардиган, медленно застегивая пуговицы, я думаю, что не хочу умирать. Впервые, я не хочу умирать. Но уже поздно, в этом-то вся ирония. Мне была дана жизнь, когда я ее не хотела, и у меня ее забирают, когда я наконец-то почувствовала ее замечательный несравненный вкус, когда возжелала ее. Семья постепенно просыпается, позевывая и пытаясь не завалиться обратно в кровать. Я долго тяну губы в слабой искренней улыбке, помогая малышам обуваться и одеваться. Через двадцать минут к нам заглядывает Рей, все еще красный и до ужаса смущенный. В его руках расческа, черные резиночки и две розовые «невидимки». Он неловко мнется, но заходит, усаживает меня на кровать и начинает играться с моими волосами. Я знаю, что Рей любит возиться с ними, поэтому послушно сижу, почти не вертясь по сторонам. Эмма начинает болтать о чем-то, комментирует незавершенную прическу и дает советы Рею. Мальчик бережно закалывает мою челку на правую сторону и отходит, самодовольно ухмыляясь. Мы встречаемся глазами, и он снова краснеет. Я снова непонимающе вздыхаю. — Ой, Триша, а тебе идет! — Хлопает в ладошки Эмма. Я киваю, подхожу к зеркалу и всматриваюсь в отражение. Рей — хороший парикмахер. На моей голове красуются два миленьких пучка. Мои волосы густые, вьющиеся, поэтому и пучки получились объемными, и даже несколько небрежными. Две пряди Рей оставил не вплетенными в прическу, а спадающими на плечи и тянущимися во всю длину, до самых моих кистей. Розовые «невидимки», которые совсем не невидимки, позволили мне видеть на все сто шестьдесят градусов. Наверное, мне стоило подстричь волосы. — Ну как? — Спрашивает Рей. — Красиво, — киваю я. Умру красивой. Эмма радуется, смеется и торопит нас на завтрак. Заходит мама, улыбчивая и светлая, как всегда, отдает девочке поднос с едой и уходит. — Пора, — говорит мне Норман, когда мы заканчиваем кушать. Они с Реем садятся под деревом, дети играют в прятки, а я сбегаю на стену. Осматриваю все еще раз, проверяю, как хорошо слушается Беляш, и до самого заката сижу перед пропастью, обреченно свесив в нее ноги. День проходит так быстро. Все как в трансе. Я закинула в рот шоколад, подставляя лицо под теплые лучи закатного солнца и довольно жмурясь. Шоколад такой приторно-сладкий, что сводит зубы. Скоро, совсем скоро… Я глубоко вдыхаю прохладный воздух, закрывая глаза в светлой печали и счастье. Вот она — жизнь! Почему же она так поздно пришла ко мне? Почему так рано пришла смерть? Я так долго звала ее в той жизни, так долго молила прийти, так почему она появляется сейчас, когда мне больше всего хочется жить? Я не вижу, как катятся слезы, я улыбаюсь, смеюсь и шепчу имена любимых детей. О, Боже, если ты существуешь, не важно какой, злой или добрый, прошу, умоляю, дай этим детям свободу, дай то, чего они хотят! Рассчитайся со мной за все те мучения, что доставил мне, отдай мою награду за терпение им! Заключи со мной равноценный обмен, где моя жизнь и страдания, как цена за их счастье. Я спускаюсь, прячу веревку и возвращаюсь. Мама улыбается при виде меня. «А я знала, что ты вернешься.» — Говорит ее взгляд. Я устало накручиваю прядь волос на палец, веду плечом, чтобы большой для меня кардиган окончательно не сполз и мученически улыбаюсь. Взгляд Рея морально убивает, серые глаза метают молнии. Эмма неверяще смотрит на меня, Норман гневно поджимает губы. — Какого хрена?! — Несдержанно кричит Рей в комнате, глотая слезы, — Дура, совсем не понимаешь?! Я сую Норману в ладонь устройство, листы с более подробной картой, ручку и ключ. Беляш будто чувствует, нервно подрагивает на плече. — Ты слушаешь?! Еще не поздно сбежать в лес! Я утыкаюсь носом Рею в грудь, вдыхаю его запах, обнимаю. — Простите, но я не могу, — упрашивая, говорю я, — Простите. Рей прижимает меня к себе, железными тисками обхватывая мою талию. Все плачут, Эмма в подушку, Норман в ладонь, а Рей в мою макушку. Я слышу всхлипы, рыдание Рея, скулеж Эммы, мне становится плохо. Я смиренно улыбаюсь, мягко отодвигая мальчика и стирая его слезы. Он разъяренно, вперемешку с болью, тянет меня на выход — я оглядываюсь на Эмму и Нормана, но позволяю вести себя. Мы приходим в пустующий медкабинет. Он молчит, я боюсь пошевелиться и нарваться на крик. Мне ужасно не нравится слышать тусклость и страдания в голосе мальчика. — Я… — Он смотрит на меня, неловко трет пальцы, и продолжает, — Черт, я люблю тебя, понимаешь? — Я тоже люблю тебя, — уверенно говорю я, все еще не зная к чему он ведет. — Да твою мать! Не так, не так люблю! Не как сестру… — Рей запинается, смотрит в пол, хмурится, — Как в книжках, романах, журналах… Только по-настоящему. Если ты умрешь…! Если ты не сбежишь… Я убью себя! Мне нечего терять! Скальпель, таблетки, огонь… Что угодно! Я вздрагиваю, смотрю на него. Нет. Нет! Нет-нет-нет… — Р-рей, — прошу, скажи, что лжешь, скажи, что пошутил! Только не так, Боже, нет… Зачем ты делаешь это?.. — Триша! Я люблю тебя… Поэтому, ты ведь не можешь… Теперь уйти, — он надломлено улыбается, на его лицо ложится тень мрачного безумия, — Прости, но у тебя нет выбора. Либо мы вместе живем, либо вместе умираем… В эту минуту я услышала, как во мне что-то сломалось.

Не криви улыбку, руки теребя, Я люблю другого, только не тебя.