Жрец и Рабыня посла

      Август всегда чуть опаздывал на встречи к Беате. Или она приходила чуть заранее. И в этот раз, выбравшись из туннеля, Август увидел тонкую напряженную фигурку любовницы у камина. Август бесшумно подкрался к Беате и крепко прижал ее к себе, шепнув на ушко:       - Благослови Пятеро, прекрасную госпожу.       Она томно вздохнула и откинула голову, открыв шею для ласк. Август обжег дыханием ее ушко и прикусил мочку, затем скользнул губами к жилке на шее и после, резко развернув женщину, впился жестким поцелуем в ее губы.       Август знал, что более всего женщин в нем привлекала аура опасности, ощущение греховности, нарушение запретов. Ведь жрецам даже и думать о том, чтобы поцеловать женщину было запрещено. А Август смел, и не только думать, и не только целовать. И это необычайно возбуждало и будоражило воображение. Жрец вообще никогда не стеснялся брать то, что хотел и женщины не были исключением. Они все легко сдавались под его напором, страстью на грани жестокости и грубостью манер.        С Беатой у них были идеальные, по мнению жреца, отношения. Они тайно встречались, занимались сексом до изнеможения и расходились каждый в свое крыло, зачастую не говоря ни слова друг другу. Но сегодня ему нужна была информация. Он отстранился от женщины и заглянул ей в лицо. Она сперва потянулась к нему, но потом нехотя открыла глаза и сказала с легкой досадой.       - Что такое, Август?       - Ты вчера не пришла, что-то случилось? - жрец постарался не выдать голосом своего интереса.       - Последние три дня были для меня не простыми. Я очень устала, почти не спала и проклятая мигрень. Ты же знаешь, за Джероем глаз да глаз нужен! И вчера был особенно сложный день, прости меня - Беата измученно улыбнулась и потянулась к губам жреца.       Август не стал отстранять ее, но и на поцелуй не ответил.       - Беата, могу ли я чем-то помочь? Только скажи или исповедуйся - жрец криво усмехнулся.       Лицо Беаты исказила гримаса и она потянулась к застежкам на его рясе.       -Ты знаешь, чем мне помочь, Август, и уж точно не молитвой и исповедью. Так что заткнись и делай свое дело, во имя Пятерых!       Август улыбнулся. Эта женщина всегда знала, чего хотела и действовала решительно и без сомнений, и ему это в ней необычайно нравилось. Не мешкая, он рванул застежки на ее платье и, когда они не поддались, одним движением срезал завязки ритуальным ножом (он всегда носил его за голенищем сапога), чуть царапнув ее нежную кожу. Беата вскрикнула, но затем набросилась на него и стала стягивать в нетерпении рясу. Она любила, когда он был с ней груб и шептал ей на ушко грязные словечки. Он схватил ее за ягодицы, приподнял и усадил на подоконник единственного узкого окна в зале, устроившись между широко разведенными ногами. Беата запустила руку в его тонкие, песочного цвета волосы и откинулась, открывая взору большую налитую грудь. Август набросился на нее как голодный зверь и целовал, сжимал и покусывал, пока она не впилась ногтями в его спину, оставляя на ней борозды от ногтей. Август вздрогнул от мимолетной боли, стащил ее, развернул, и заставил нагнуться, грубо схватив сзади за шею. Беата не сопротивлялась, а лишь посильнее выгнула спину, прижавшись обнаженной грудью к холодному дереву подоконника. Август задрал нижние юбки женщины и крепко схватив ее за бедра, притянул к себе. Больше ни он, ни она не сдерживались и эхо стонов разносилось по маленькому залу еще долгое время.       Жрец выложился на полную, женщина стонала и извивалась под ним, просила еще, шептала его имя и он дал ей все, что мог. Где-то на задворках его сознания мелькала мысль - может Джерой и хорош в постели как бог, но вот его жена и она стонет под ним, жрецом. Эта мысль доставила Августу особое удовольствие.        После всего, Беата потянулась, как кошка, и выдохнула:       - Секс - лучшее лекарство. Мигрень как рукой снимает. Куда там Юлиусу с его отварами и припарками.       Август решил воспользоваться так кстати упомянутым Юлиусом       - Знаешь, ваш лекарь приходил давеча на исповедь. Все рассказывал про какую-то новую девицу у вас в крыле.       - Да? - Беата усмехнулась. - Поганец Джерой приволок рабыню с торгов, ты видел ее, была на переговорах. Мы с Ланией настояли на вольной и хотели отправить ее восвояси, но девица оказалась на удивление смышленой. Останется пока как секретарь в делегации. Правда не думаю, что лекарю с ней что-то светит.       - Почему же?       - Август, что за глупый вопрос? Разве Джерой может пропустить хоть одну юбку? Тем более девица хороша собой. А уж Юлиус против Джероя совсем не конкурент - Беата тяжело вздохнула. - Хотя я надеюсь, что эта юная глупышка устоит против чар Джероя.       - Тебя это тревожит? Ревнуешь?       - Август, о чем ты? Разве можно запретить льву охотиться на овец? И разве можно ревновать такого, как Джерой? Он же даже не запоминает имена тех, с кем спит. Тем более - у меня есть ты! Так что мы в каком-то смысле квиты - Беата подошла поближе и страстно поцеловала Августа.       Он понял, что либо пришла пора прощаться, либо Беата начнет второй раунд. У Августа не было желания продолжать свидание, и он, сославшись на дела, ускользнул в темноту туннелей.       Он шел и думал о том, что услышал. Особо ценной информацией он не разжился, но его уверенность, что в делегации что-то происходит окрепла. Все его чутье говорило о том, что узнать эту информацию жизненно необходимо. Надо бы попробовать заслать к ним кого-нибудь из верных ему людей. Но вот кого...Тарданцы давно сидят в замке и знают друг друга в лицо, а слуги у них годами не меняются...       И тут вдруг Августа посетила идея. Ну конечно! Как же он сразу не подумал. Белочка! Идеальный шпион среди тарданской делегации. Она легко вошла к ним в доверие и не гнушается темных рискованных делишек. Ловкая и смышленая. То что надо! Заставить ее работать на себя он не мог, да и причин предавать посла у нее не было. Но он может ее соблазнить и тогда она сама будет рада выложить ему все, что знает! Ведь юные невинные девы на все готовы ради любви. Август не заметил, как на его лице расплылась улыбка от этой мысли и он шел какое-то время и улыбался, пока не одернул себя.