Лишь мы есть друг у друга

      Вой Эльзы эхом отзывается от горных стен неподвижного фьорда. Она прижимает к себе замёрзшее тело Анны, словно способна удержать в нём душу или отсрочить случившееся. Но Анны больше нет.       Теперь нас только двое — лишь я и ты. Не знаю как дальше быть.       Слёзы катятся по её щекам и с тихим шипением падают на лёд. Моя храбрая, смешливая сестра. Ей будто сердце вырвали из груди. Боль ослепляет, но крики её не ослабляют — даже если небо разорвется напополам, боль не ослабнет — а вздохи лишь доказывают, что всё произошло на самом деле, и она уже пять секунд живёт без Анны, шесть, семь.       Если бы, если бы, вся её жизнь ощущается чередой «если бы»: если бы она показала любовь, получила ее, разделила ее. Если бы она сказала правду, не убегала, не рождалась, она лишь причиняет другим боль, она всю жизнь пыталась спасти Анну от самой себя, но именно из-за неё Анна мертва. Эльза думала, что знала, каково это — скучать по сестре, но реальность хуже всех её предположений вместе взятых. Анна за дверью, Анна в коридоре, Анна у подножия горы… Всё это меркнет на фоне того, что Анна навсегда покинула этот мир.       Она смутно улавливает, как кто-то бежит к ней по льду. Шум становится громче. Знакомый голос радостно кричит: «Мы видели! Мы всё видели, вы его победили, это невероятно…» — а потом замолкает и громко дышит, положив ладони на колени. Позади него бегут Олаф, олень и ледоруб. Она поворачивается к ним, не отпуская сестру, и они впервые видят, что она держит.       Улыбка Ханса гаснет. Его взгляд скользит по кристально-голубому лицу Анны. Олаф, кажется, не удивлен, но опечален; он сочувственно похлопывает оленя по шее.       Ледоруб бледнеет. Он стоит неподвижно, словно сраженный смертельным ударом, но ещё не осознавший этого. Она отводит от него взгляд.       Ханс ошеломленно смотрит на неё. Спустя миг она качает головой.       Кажется, что весь фьорд перестал дышать вместе с ними. Он безмолвен и неподвижен, лишён звуков, движений и даже малейшего ветерка. Эльза касается лбом сестры. Слёзы непрерывно капают с её подбородка, оставляя маленькие пятна на ледяной рубашке Анны.       Горе ледоруба сменяется яростью, и он накидывается на принца.       — Ты что, её не поцеловал? — кричит он. — Ты же её истинная любовь! Я привез её к тебе, чтобы ты её спас! Ты что, её не поцеловал?       Ханс бледен, как полотно, будто он виновен в смерти Анны, а не она.       — Поцеловал. Не помогло.       Он встречается с ней взглядом. Эльзе кажется, что её вырвет. Она так сильно старалась убедить Ханса, что он не влюблен в Анну, что он и сам поверил. Она забрала у них шанс на спасение. Поцелуй не сработал из-за неё. Она дважды убила свою сестру.       Глаза ледоруба наливаются красным.       — Не помогло? Не помогло? Ты же её жених! Как это могло не помочь?! Или ты просто игрался с ней? — он подходит к Хансу, который с опаской наблюдает за ним и на всякий случай сжимает кулаки. Они медленно кружат вокруг друг друга.       — Я не меньше тебя расстроен её смертью, — говорит принц.       — Сильно в этом сомневаюсь.       Их танец прерывает Олаф.       — Смотрите, — говорит он, указывая на Анну. Слезы, которые Эльза пролила на её грудь, слились в маленькое пятно не толще волоса глубиной. Однако внимание снеговика привлекло не это. — Оно расползается, — выдыхает он.       Пятно расползается. По мере его расширения цвета на груди Анны начинают меняться. Синий лед переходит в белый, из него — в серебристый, а потом — к пурпурной парче. Эльза смотрит на это, боясь двинуться, боясь вдохнуть. Анна попросту не может таять, но… она тает. Лёд отступает и обнажает здоровую розовую кожу её шеи, а затем — подбородка и щёк. Цвета расползаются по её телу — от кончиков пальцев к концам медных кос.       Её грудная клетка расширяется, сдувается. Анна дышит.       А потом она теплеет в объятьях Эльзы, удивлённо смотрит на сестру и моргает, и конец её плаща падает на лёд, когда она пытается сесть и позвать Эльзу, и мужчины вскрикивают от радости, а Эльза рыдает так сильно, что едва может дышать.       Анна смотрит на неё и улыбается. Эльза ловит ртом воздух и крепко обнимает её. Они неуклюже падают на лёд, смеясь и пытаясь встать. Мужчины помогают им подняться. Анна обнимает Олафа, обнимает Ханса, стискивает в объятьях ледоруба, который дрожащими руками держит её за плечи. Мигом позже она возвращается к Эльзе и так крепко её обнимает, словно никогда не желает отпускать.       — Ты жива, — говорит Эльза. — Ты в порядке. Поверить не могу.       — Честно сказать, я тоже. Что случилось?       — Твои слезы растопили её сердце, — говорит Ханс королеве.       — Да, — ошарашенно говорит она.       — Растопили, Эльза.       Анна удивлённо ахает.       — Растопили? — она распахивает глаза, и в них загорается новый свет. Радость, охватившая Эльзу, тут же затухает. Её дыхание учащается. Она закрывает глаза — тише, держи себя в руках, не создавай ещё одного ледяного демона — и, когда она вновь их открывает, то видит четыре пары нетерпеливых глаз. Она чувствует, как уходит в себя от их надежды. Почему они до сих пор не поняли? Пытаться управлять её силами — всё равно что биться о каменную стену. Разве мало того, что Анна ожила?       Они замечают, что она паникует. Анна обменивается беспомощными взглядами с ледорубом и Олафом; они озадачены не меньше королевы. Принц выходит вперёд.       — Эльза, ты не одна, — говорит он, и его голос сродни волны тепла, пробившей ледяную метель. — Мы тебя поддержим.       Она яростно качает головой.       — Вы не сможете мне помочь. Никто не сможет.       — «Одно из величайших предназначений человечества — помогать друг другу на жизненном пути, независимо от того, бежим мы по нему или прихрамываем.»       Ледоруб и олень обмениваются косыми взглядами.       — Уэверли, — бормочет Эльза. — «Обращение к учёным Атлантиды».       — Все мы нужны друг другу, Эльза, — он подходит к ней, и она ошеломленно смотрит на него. — Ты не чудовище, которым себя считаешь. И не обязана им быть.       Возможно. Но, о, как просто было бы в это поверить! Как славно было бы выпустить силу из ослабших, дрожащих пальцев. Каким блаженством было бы сбежать от ответственности в забвение и не бороться. Подобные войны длятся всю жизнь. Эта только началась, а она уже очень-очень устала.       Она смотрит на Анну, стоящую всего в нескольких футах от неё. Анну, которая должна быть мертва, но живее всех живых и даже излечена от белой пряди в волосах. Она переводит взгляд на Ханса. Его глаза зелёные, как лето. Она вспоминает его слова у костра, произнесенные будто бы месяцы назад. Он тоже стоял на подобном распутье, и всё лучшее в нём восторжествовало. Он стоит по ту сторону расселины, и, раз ему удалось, то получится и у неё.       — Ты хоть когда-нибудь боишься? — шепчет она.       — Да, — говорит он. — Но куда же без этого?       Она понимает —       Можно одновременно быть и испуганным, и храбрым. Главное — понимать, что надо преодолеть, а на что — рассчитывать.       Она думает —       Я боялась тринадцать лет. Я забыла обо всех и всём, кроме своей неудачи. Я думала лишь о себе. О том, чего я могу и чего не могу. Если он считает, что у меня получится, может, так и есть. Может, я и смогу.       Я боялась тринадцать лет. Я хочу узнать, что произойдет, если я бездумно шагну в неизвестность. Не вспоминая о страхе и думая лишь о доверии.       И всё же её руки тяжелы, как камни, и свисают по бокам. Отрицание сжимает её грудь. Она видит, как вокруг неё на лёд падают снежинки и пытается перевести дух. Если бы она могла всё исправить, то уже бы так и сделала. Они сошли с ума. Анна шагает вперёд, ободряюще глядя на неё, но Эльза отступает, боясь даже коснуться её.       — А если у меня не получится всё разморозить? А если Эренделл навсегда останется во льдах?       Её сестра пожимает плечами.       — Переедем.       — А если зима последует за нами?       — Тогда переедем в пустыню, — улыбается Анна. — Ты будешь всё замораживать, а оно тут же будет таять. Получится огромная лужа. Или нет. Или ты опять поменяешь климат целого региона. Может случиться всё, что угодно.       Может случиться всё, что угодно.       Что-то ужасное. Или потрясающее.       Она вспоминает всё, что сотворила: ледяной дворец, иглу, даже голема — умей она управлять своими силами, то что бы ещё смогла сделать? Её жизнь может пойти столькими путями. Будущее — загадка. Впервые за всю осознанную жизнь Эльза видит в грядущем надежду, а не ужас, потенциал к созиданию, а не разрушению. О, на что она была бы способна! Всю жизнь она боялась, что причинит другим боль, но сейчас видит проблеск — вспышку — добрых дел, что может совершить. Как ей того хочется! Если бы только она могла.       — У меня не хватит сил, — говорит она сестре. — У меня не получится, — остального она не повторяет. А если я не смогу? А если я не смогу? А если?..       Анна улыбается и берет Эльзу за руку. Она смотрит на неё — с доверием, надеждой, любовью.       Не важно, получится у неё или нет. Анна в любом случае любит её и всегда будет любить.       Страх был моим скелетом. Он делает тебя тем, кто ты есть, и не дает измениться.       Она лишь хочет быть свободной — но свобода придёт, только когда она отринет прошлую себя. Она понимает: возможно, не менее важно уметь принимать себя, как Анна. Любить себя. Не погружаться в черную мелассу отчаяния и ненависти к себе. Ей не нужно быть идеальной, перекраивать себя или притворяться тем, кем она не является.       Делает жестким и хрупким.       Нет. Она не такая. Нет, страх — это перчатка, которую натягивают на кожу. Лишь тонкий слой нанесенной пыли. Внутри же она — горячая кровь, биение сердца, страсть к жизни, текущая по телу. Это — она, в её лучшем проявлении, её истинное лицо.       Дар или проклятие — я больше, чем это. И я отказываюсь продолжать жить под гнетом страха. Она представляет черную мелассу и отделяется от неё. Мысленно она измеряет расстояние между ними. Если она уйдет, оно последует за ней… но ей не нужно подкармливать его. Пусть оно увянет и иссохнет. Пусть попытается проползти через её руки: оно исчезнет задолго до того, как дотянутся до пальцев.       Она вспоминает слова, звучащие отдаленным эхом: сердце не так легко изменить, но голову можно убедить. Как она это упустила? Страх начинается в голове. Она вспоминает теплое присутствие Ханса, когда творила иглу, улыбку Анны, когда та очнулась ото льда, и их любовь образует основание, с которого невозможно упасть. Оно существует и внутри неё, в её сердце: твердое, крепкое и золотое. Теперь, когда у неё не будет сил, оно будет ждать её. У неё уже есть все материалы. Остальное — её выбор.       Адреналин пронизывает ее. Он не приходит в одиночку. его сопровождает чересчур знакомое чувство, клубящееся, как туман: страх, за которым тянется паника. От него она начинает дрожать, как в лихорадке, до дрожи и бешенства. Она чувствует, как волна нарастает — слишком быстро — слишком сильно. Воздух становится холоднее.       Она приказывает себе: вытащи то, что тебе знакомо. Посмотри каждому в глаза. Держи их, пока они не успокоятся, пока не получишь власть над ними. А потом отпусти их, как снежок, рассыпающийся в полете на безобидные сверкающие хлопья.       Огонь затухает. Она довольно улыбается. Больше ей не будет командовать страх, паника или нехватка сил. Это будет битва длиною в жизнь, но проиграет она лишь в том случае, если поддастся им. Им её не победить. Так чего ей бояться? Оно живёт только потому, что она ему позволяет.       Она медленно взывает к своим силам, и они обжигают ее, как потухшие угли в костре. Она раздувает их, вновь и вновь, проводит сквозь тело, и они окутывают ее, как летний бриз, как солнечный свет, текущий по венам. Они поднимаются в ней, как маленькое солнце. Когда её тело наполняется ими и начинает светиться изнутри, они вырываются в окружающий мир. Она находит их края, добирается до границ созданного ей льда и сжимает его. А потом нежно тянет на себя.       Снег сходит с деревьев, парусов и крыш. Над Эренделлом кружится обратный снегопад, собираясь в небе над фьордом. Из-под снега вновь появляются мощёные улицы, за ними — фонари и телеги. Вместе с летними цветами, с зелёными просторами травы и сосен возвращаются и краски. Водопады вновь начинают падать по скальным стенам фьорда.       Лёд расплывается серебряным мерцанием. Взмахом руки королева вырезает круг вокруг них, чтобы они остались на плаву, пока белая корка сменяется плеском синих волн. Остальные с удивлением наблюдают, как тает мир. Олень безуспешно гоняется за улетающими снежинками, а ледоруб дружелюбно гладит его по шее.       Эльза собирает снег высоко в небе. Она сжимает его до тех пор, пока они не образуют сияющую плоскость льда в виде снежинки. Ещё один поворот — и снежинка исчезает во взрыве льда, растворяясь в воздухе.       Она опускает взгляд. Первым делом она замечает теплую гордость на лице Ханса. На её глазах облачко его дыхания исчезает на свету. По фьорду проносится порыв весеннего ветра.       При виде её радости и он расплывается в улыбке. Она не в силах оторвать от него взгляд. Он шагает к ней, а она — к нему.       — Эм… — Анна нервно касается её плеча. — Эльза…       Лёд под их ногами качается, и на него заливается вода. Эльза поднимает белый островок в воздух и переправляет их на палубу ближайшего корабля. Они соскальзывают с быстро тающего льда, а следующий же миг окружают ее, одаривая улыбками.       Краснея от их похвалы и упрашивая их прекратить (ну нельзя её благодарить за то, что она спасла их от того же, что сама создала), она молча благодарна Олафу, который тоже начал превращаться в лужу. Один взмах руки — и он снова целый, но этого оказалось достаточно, чтобы заставить их замолчать, пусть и ненадолго. Она не умеет принимать похвалу; как бы она ни ждала её всю жизнь, она не знает, как на неё отвечать и не полностью им верит.       К тому же, ей ужасно хочется хоть минуту побыть одной и осмыслить всё, что только что сделала. Она оглядывается, чувствуя нарастающее отчаяние. Анна, конечно, действует из искренних побуждений, но проницательной её не назовешь. Шок Эльзы она встречает волной восторга, в чем её поддерживает и ледоруб (Эльза до сих пор не знает его имени и слишком стесняется спросить), а Олаф вообще громко декламирует победу. Даже у оленя радостный вид; он скачет вокруг них по палубе.       — Кому-то нужно будет направить его к берегу, — замечает Ханс.       Анна вскидывает руку.       — Шутишь, что ли? — говорит ледоруб. — Ты же никогда даже на лодке не плавала.       — Сани, судно — принцип один.       — А с санями ты, значит, справилась?       Они спорят, поднимаясь по лестнице к штурвалу. Эльза с благодарностью смотрит на Ханса, и он отвечает ей улыбкой и коротким наклоном головы. Затем он идет за ними по лестнице, зовя Олафа за собой, и Эльза остается одна.       Она хватается за перила и запоздало понимает, что они не покрылись льдом от её касания. Она разминает пальцы, думая, что еще сможет ими создать.       Без груза вины и страха ей так легко, что кажется, что её сейчас поднимет в воздух и унесет ветрами. Она чувствует так много — облегчение, благодарность, удивление и немалое потрясение, которое вряд ли быстро пройдет. Она не ожидала такого наплыва эмоций и по привычке пытается закрыться от них, но потом понимает, что в праве испытать их все.       — Ну же, Эльза, — кричит Анна. — Идем домой.       Никого не удивляет, что оба их капитана борются за штурвал до самого конца пути. Неоправданно долгого пути, но Эльза рада каждой лишней минуте передышки. Ошибка исправлена; бежать больше не от чего; её душа обрела мир. Она подставляет лицо под лучи солнца и закрывает глаза, жалея, что не знает, какой прием её ждет на берегу. Воздух вокруг корабля пронизан смехом, который смешивается с шумом воды, бьющейся о борт, и ветром, идущим с гор.       — Ну, что я говорила? — спрашивает Анна у ледоруба, который весело смотрит на неё, скрестив руки. Корабль начинает разворачиваться влево.       Эльза невольно отмечает, что Анна уже не заикается и не краснеет, общаясь с Хансом. Она держится куда увереннее, спокойнее; она смотрит на ледоруба так, будто нашла в нём ответы на все вопросы. Эльзе знакомо это чувство.       Ханс тоже наблюдает за ними; когда в нём пробуждается понимание, он отворачивается и с улыбкой смотрит вниз.       Корабль встречают гребные лодки, чтобы помочь ему вернуться в лагерь. Эльза ахает. Куда бы ни упал её взгляд, везде видны ликующие эренделльцы, размахивающие руками, шарфами, флагами и лентами. Толпа на берегу огромна: шумная, ликующая и ужасно гордящаяся своей королевой. Их широкие улыбки сродни объятьям. Она понимает, что к ним вышел весь город.       Принц тихо хмыкает. Она ищет, чем это вызвано. Ханс с улыбкой указывает на группу людей в первых рядах — солдатам, сопровождавшим их с горы. Все здесь, ждут, улыбаются, уперли руки в бока, а под их ногами лежат связанными пропавшие наемники Варавского.       — Мы поймали их за вас, ваше величество. У вас и без того забот хватало, — они чертовски гордятся собой.       — Что прикажете с ними сделать, ваше величество?       Она чуть было не отсылает их к Хансу. Осекшись на полуслове, она замечает, что в их лицах нет ни страха, ни сомнений. Они уверены в ней, а не в нём. Они, как-никак, её солдаты. Они — её народ.       Из толпы выходит женщина и протягивает ей букет: охапку белых роз на длинных стеблях; их аромат встречает ее, как друга.       — Добро пожаловать домой, королева Эльза.       — Домой, — повторяет она и крепко сжимает ладонь Анны.       — Ну? — кричит кто-то, и она уверена, что это кто-то из солдат, шедших с ней с горы. — Вернёмся на праздник!