Жестокие игры

Выражаю огромную благодарность моему сердечному другу и партнеру Eva Rush за её помощь и огромное терпение по отношению ко мне. И моей труженице —редактору, которая согласилась поработать над этим произведением. Пусть изначально он и планировался, как драббл. ❤️ И, конечно же, вам, читателям, за то, что вы со мной! 🙏🏻

Я совсем один с тобой, Но всё так же жду, Потому что влюблён. Movement — Lace       «Так больше продолжаться не может», — лгала себе Хелен всю дорогу до загородного отеля «Парк энд Хилл». Повторяла слова из раза в раз в надежде, что в конечном итоге в них поверит. Только не верилось ни черта.       Всё продолжалось потому, что она этого хотела. И она это знала. Только вот… Хелен никак не могла понять, что она чувствует по этому поводу.       Злость?       Хелен покачала головой. Вовсе нет. В злости не было смысла. Это была не она. Даже не сожаление, а откровенная дурость.       Дурость, граничащая с весьма большой опрометчивостью.       — Сука! — Хелен ударила рукой по рулю, выезжая на автостраду. Потянулась к магнитоле, убавив немного радио в громкости. Ей нужно сосредоточиться. Немного продышаться. И успокоиться.       Солнце зашло за горный массив около часа назад, и розово-голубая небесная дымка становилась темнее, красочно контрастируя с бледным, почти что белым песком у полоски шоссе гранитного цвета. И это правда начало её успокаивать.       Хелен любила эту дорогу. Без света уличных фонарей, без лишних машин, за её своеобразную пустошь. Здесь, как нигде, ей удавалось прийти в себя. Хорошенько подумать. Она бросила взгляд на яркий полумесяц, который уже смотрел на неё из-за гор, среди пустынной, почти что безлюдной дороги, и сбросила скорость.       На секунду прикрыла глаза, ещё раз убедившись, что поблизости нет ни единой души. Сделала глубокий вдох и более длинный выдох.       Но вопросы к себе продолжали сыпаться один за другим. Ей-Богу, это была кроличья нора, просто настоящий ящик Пандоры!       Она ведь должна была быть умней? Разве нет? Как, чёрт бы её побрал, она вляпалась в эту историю? Как она вообще могла такое допустить! Как…       … A как в принципе ей удалось так долго прожить в глупых розовых очках, в своём, совсем другом мире? В мире, где она не терпела ни лжи, ни измены. Где чаще всего всё делилось на чёрное и белое, хорошее и плохое. В мире, где в вопросах правды — она всегда была бескомпромиссной. До ужаса честной!       Ведь по этой причине развалился её первый с Чейсом брак. Из-за его вранья, его измены. Бог свидетель, как Хелен проклинала его, и что? И что теперь? Как так вышло, что она сама сыграла с собой в жестокие игры? В двойные стандарты?       «Никогда не зарекайся» — говорила ей мама, и Хелен неприятно было признать, что в чем-то ей удалось оказаться быть правой. Она обязательно как-нибудь обрадует мать этим наблюдением, может, на Рождество. Или на праздник четвёртого июля.       Хелен постаралась разжать руль, чтобы прогнать ненужную злобу.       Какой в ней был смысл? Сколько угодно можно было пичкать себя вечным чувством вины, задавать себе одни и те же пустые вопросы. Хелен устала. Чертовски сильно устала, и ей больше не было стыдно признаться себе в этом. Что она не воин и не борец. Хелен — далеко не солдат Джейн, и она наконец имела смелость признать это: Хелен больше не хотела спасать их с Дином брак, играть с ним в одни и те же ворота. Борьба, которую она так активно вела, наверное, около года, перестала быть её жизнью, их жизнью и жизнью вообще.       И почему же тогда она не раз ловила себя на мысли, что, возможно, всё не так плохо, и можно исправить ситуацию? Была ли это глупая надежда, привычка, страх или одержимость? Но тут же себя оборвала. Хелен стоило спросить себя по-другому. Осталось ли вообще в их отношениях что-то, что можно исправить?        «Ты слишком много думаешь», — решила она про себя. Достаточно. Хватит!       Сегодня она не будет думать об этом. От слова совсем. Всё. Пожалуйста. Баста.       Хелен свернула направо и, проехав вдоль пальмовой аллеи, заглушила двигатель в ряду красивых машин. Оглядела ещё раз парковку, отметив знакомый ей байк. Поправила помаду, глядя в зеркало заднего вида, и несколько минут позже вошла в знакомый ей номер.       — Я допустил мысль, что ты не придешь, — глубокий, немного хриплый голос нарушил молчание. Её сердце тут же пропустило удар. Дыхание сбилось.       Вдохнув полной грудью, Хелен мягко закрыла за собой дверь. Моргнув, дала глазам немного привыкнуть к тусклому свету прикроватной лампы, затем медленно повернулась.       Майкл сидел в кресле прямо напротив, упираясь локтями в колени.       Хелен скользнула взглядом по его босым ногам на пушистом ковре, нарочно оттягивая момент встречи их взгляда, иначе…       … Она слишком быстро, окончательно и бесповоротно потеряет голову. Ей бы этого не хотелось. К своему стыду она заметила, что скучала по нему, по их диалогу, и ей бы хотелось для начала поговорить, прежде… Чем она опомнится лежа в кровати или, как неделей ранее, на полу в ванной.       Оторвав взгляд от его ног, Хелен отметила, что сегодня на нём не было ни джинс, ни ботинок. Майкл был в одном из тех идеальных рабочих костюмов, которые надевал на совещания и по особым случаям в ФБР, и выглядел он… Чертовски порочно, дьявольски соблазнительно.       Майкл сам по себе был смесью из ума и невероятной сексуальности. Достаточно красив, о чём был прекрасно осведомлен, и не менее порядочен, чтобы пользоваться этим. Он пригладил бороду, которая всегда была аккуратной, но не холеной, и Хелен в который раз отметила, как она хорошо шла к его густым волосам, всегда зачёсанным назад, цвета горького шоколада. Идеальное сочетание.       Хелен вспыхнула, вспомнив, как они были приятны на ощупь.       — Лгать не стану, я размышляла над этим.       Майкл издал шуточный, разочарованный вздох. Она улыбнулась.       — Ты разбиваешь мне сердце, красавица.       Хелен изогнула бровь.       — Разве у этой истории есть другие финалы?       Майкл покрутил в пальцах стакан, вероятнее всего, с виски и, помедлив, поднёс его ко рту.       — О, я знаю другой финал этой истории. И поверь, далеко не один, — голос снова стал до боли знакомым — сексуально глубоким.       Хелен облизала внезапно пересохшие губы:       — Не сомневаюсь. — Продолжив избегать его взгляда, она неспешно сняла пальто, перекинув его через спинку стула, рядом с его пиджаком.       Майкл издал короткий, гортанный вздох, отозвавшийся жаром, сладкой пульсацией в её теле. Она чувствовала его пристальный взгляд на своих ногах: в чёрных тонких чулках и туфлях на маленькой шпильке.       — Ты такая красивая и… Вот чёрт. Тебе очень идёт это платье.       И вот снова. Её окатило волной. Это был далеко не жар, не-е-т, это был настоящий огонь, прокатившийся вверх по её венам. Если всё продолжится в таком духе, Хелен грозит не просто обжечься. Она, вероятно, сгорит. Вероятно, дотла.       — Вряд ли бы я пережил, если бы ты не пришла, — теперь сёрьезным тоном произнес Майкл. — Нет, красавица. Только не сегодня.       Она бы тоже этого не пережила. К чему здесь лукавить.       — Что-ж… — Хелен обратила к нему лицо, надеясь, что он не заметит, как полыхают её щеки. — Тогда, стоит заметить, нас таких было бы двое.       Их взгляды наконец встретились, и в ту же секунду у Хелен перехватило дыхание. Сердце подпрыгнуло к горлу и ухнуло вниз.       Нет, это было просто невозможно. Нельзя было испытывать нечто подобное от одного его взгляда, от самого факта присутствия.       Хелен вдруг почувствовала себя героиней любовного романа, который так охотно читала её мама. Один из тех, где на обложке девушка млеет в руках длинноволосого мужчины, который, конечно, демонстрирует обнаженный рельефный торс.       О нет. Нет!       Глупая, глупая Хелен.       Глупое, мать твою, сердце.       — Что же это такое, — как ей казалось, беззвучно спросила она, но Майкл ответил:       — Мне кажется, мы оба знаем, что это такое. — Он продолжал удерживать её взгляд, и было в его красивых зелёных глазах что-то такое, от чего ей стало больно дышать.       Да, она знала, и ему не стоило произносить слова вслух.       Грудь Майкла тяжело вздымалась и опадала. Он вскинул руку, ловко расстегнув ворот рубашки, ослабил галстук.       Хелен вернула взгляд к его рту, наслаждаясь видом его аккуратных, пухлых губ едва влажных от алкоголя. Она подумала: стоит Майклу прямо сейчас встать и… Поцеловать её, как она тут же пропадет.       Хотя она уже пропала.       Весь тот безумный монолог, который Хелен вела всю дорогу сюда, показался ей просто смешным, невероятным сюрреалистичным.       Может, и не нужно было пытаться больше понять происходящее? К чему больше ничего не меняющий анализ?       Она была влюблена — иного объяснения сумасшедшей химии, что происходила между ними, или, по крайней мере, с ней, не существовало. И ей было давно не восемнадцать лет, чтобы путать разницу между любовью и бешеной страстью. Гормоны больше не бушевали, хотя…. На секунду Хелен усомнилась в обратном.       Но Хелен никогда не строила иллюзий на их счёт. Вероятно, она, как и Майкл, до конца не понимала, как просто приятельское общение привело их в этот номер. И далеко не в первый раз.       Ведь в обстоятельствах их знакомства и простом вежливом общении не было ни намёка на подобный исход. Они были просто двумя людьми, двумя знакомыми, которых однажды представил друг другу Сэм. Так вышло, что они жили в одном районе, ходили в один и тот же супермаркет, бегали по утрам в одном парке, и… Со временем это просто переросло в дружбу. Некий приятельский симбиоз. И Хелен правда не видела в этом ничего плохого, предосудительного или неправильного.       Так как же так вышло?       Конечно, Хелен знала, в каких моментах могла быть наивной, иногда чересчур глупой, порой даже инфантильной, но чтобы осознанно позволить себе лишнее — нет, никогда! Такого, правда, никогда не было. А если уж кто-то и воспринимал её вежливость за надежду на большее, то это было вне её ответственности. Так-то! Однако до знакомства с Майклом похожих прецедентов в её жизни не было. Разве что пара глупых случаев в колледже. Ну, подростки, с кем не бывает. Она и сама в юности не всегда видела разницу, думая, что Брендан Хомс влюбился в неё только потому, что тот подбросил её до общежития в проливной дождь однажды утром.       Боже-е-е.       Как бы там ни было, в планы Хелен вовсе не входило заводить интрижку или роман на стороне, делая и без того безнадежную ситуацию в её отношениях с Дином ещё хуже.       Они с Майклом действительно просто приятно общались, иногда мило, иногда сухо, а случайная встреча могла обойтись весьма холодным «привет». И раз на то пошло, после стольких не самых счастливых месяцев в браке она совсем забыла о том, что такое флирт, свидания или простые знаки внимания. Она даже не допускала мысли о том, чтобы кому-то понравиться, и действительно может кого-то заинтересовать.       Да, она была хороша собой, иногда считала, что невероятна красива. Она была добра к людям и имела невероятно большое сердце. Умна и иногда до жути саркастична. У неё было своеобразное чувство юмора, которое понимали далеко не все, но Майкл, как ни странно, входил именно в этот круг: любителей её порой идиотских шуток. Он смеялся каждый раз, и она могла принять это за вежливость. Как и безобидный комплимент, который он мог отпустить, когда она была одета в спортивные штаны и старую университетскую толстовку без какого-либо макияжа, мечтая о большом стакане латте с корицей.       Майкл действительно мог позволить себе широко улыбнуться, когда она была по-настоящему собой: нелепо смешной, неуклюжей и невнимательной. И это было так искренне. Так приятно. По-настоящему.       К своей, как Хелен полагала, глупости, она мало смыслила в вещах вроде обольщения, открытого флирта, в методах соблазнения. Она была просто собой, без лишнего притворства и фальши, когда дело касалось мужчин. Может быть, это и привело к тому, что однажды после очередной, на её взгляд не самой удачной шутке, Майкл вдруг остановился посреди извилистой дорожки в парке и поцеловал её.       Хелен стоило его оттолкнуть, влепить пощёчину, что ли, но она этого не сделала. К её ужасу, тело словно предало её (именно тогда она впервые вспомнила о любовном романе), и вместо того, чтобы двинуть ему что есть силы между ног, притянула его ближе. Она до сих пор помнила, как сердце неслось галопом куда-то вскачь. Хелен растворилась, потерялась в теплоте его рук, в самом поцелуе. Они целовались так долго, что кофе, который они только купили, успел напрочь остыть.       Она словно отошла ото сна, от зимней спячки.       И с каждой последующей встречей Хелен отчётливо понимала, что чувствовала себя так хорошо, как никогда прежде. Так, как никогда бы не смела мечтать. Свободно. Раскрепощённо. И настоящей. Она не могла припомнить, как бы горько не было признать, чтобы с каким-либо мужчиной в её жизни было нечто подобное, а ведь она была замужем. Дважды.       Рано или поздно кто-то хотел её переделать, или на арену выходила драма, которая в корне меняла жизнь, а вместе с ней ломало её, после чего ей требовалось время на то, чтобы вернуться к себе, а после… Всё становилось непоправимо.       Хелен не раз с момента их с Майклом отношений допускала мысль о том, чтобы сбежать. Послать к чёрту всё, зажить для себя, по своим новым правилам. Оставить в прошлом жизнь, где она чья-то жена, несостоявшаяся мать, не лучшая дочь, где есть обязательства и уже давно гнетущая ответственность, от которой порядком тошнило и от которой Хелен устала. Оставить жизнь, где ей извечно нужно было оправдывать чужие, ничего не имеющего с ней общего ожидания, но…       Ведь в таких историях всегда было «но».       Всегда есть вероятность, что наутро сладкое наваждение одного из партнёров может пропасть, оставив горькое послевкусие. И не пожалеет ли тогда она об этом?       Да, иногда одной любви недостаточно. И она хорошо знала об этом благодаря их браку с Дином.       Но иногда сломать проще, чем выстроить заново. Иногда проще сбежать, чем попробовать остаться.       Хелен не нравилось, что, стоя здесь, она думала об этом, и ещё больше раздражало, что ей это не нравилось.       Это просто смешно.       — Хелен…       Майкл снова завладел её вниманием. Она моргнула.       Майкл стоял напротив неё, потому её взгляд тут же уперся ему прямо в грудь, к россыпи тёмных волос, которые виднелись из-за рубашки. У неё закружилась голова. От их внезапной близости, его сильных рук, его запаха. Мыло, сандал и лимон. С капелькой терпкого виски. И чего-то ещё…       Хелен почувствовала себя до смешного хрупкой, почти уязвленной, стоя вот так, друг напротив друга, под высотой его роста.       Наконец, отозвавшись, она вздёрнула подбородок, поймав его дурманящий взгляд. Майкл сделал глоток, поддался к ней ближе. Сделал медленный, очень медленный вдох, прикоснувшись рукой к её волосам. Хелен едва выдохнула. Боже, дышала ли она вообще? Жжение в груди усилило головокружение, она словно упала под толщу воды, продолжая гореть всем телом.       — Прошу тебя, не думай о нём, — горячий шепот опалил её шею. Пальцы его свободной руки коснулись бедра, нырнули под полы её платья. Мир словно сузился до пространства между их телами. — Не сегодня, Хелен, не в этот раз…       Она почти задохнулась. Ощущение его мозолистой, шероховатой руки на её нежной коже было преступлением, настоящим, чтоб его, издевательством.       — На тебе нет белья. Дьявол! Хелен…. — Майкл зарычал, затем ещё раз выругался. Хелен услышала звон стекла, упавшего на пол. — Что же ты делаешь…       Он застонал, как-то вымученно, хрипло, положил ладонь ей на затылок, притянул к себе ближе, и его губы завладели её ртом в нетерпеливом поцелуе.       Волнение, давно проснувшееся внутри её тела, отчаянно нарастало, трепетало в унисон их глубокому поцелую. Такому страстному и сладкому соприкосновению их губ, языков, такому невероятному танцу. Хелен вжалась в Майкла всем телом, ловя губами сухой, удушающий на вкус воздух. К своему и без того пьянящему возбуждению она почувствовала, каким возбужденным и твёрдым он был из-за неё, подумав, как будет прекрасного вновь ощутить его в себе.       Майкл толкнулся в её живот бёдрами, намотав на кулак её волосы и дёрнул их вниз.       Она жалобно заскулила. Откинула голову, позволив ему спуститься поцелуями с губ на подбородок, скользнуть языком вдоль по шее, ниже, к её декольте. Хелен повела плечами, и холодный шёлк платья заскользили по коже. Она обнажила перед ним напряжённую грудь и выгнула спину дугой навстречу его рту, задыхаясь от ощущения его языка на своей разгорячённой коже.       Пульсация в низу живота наросла, накрыла её с головой. Словно ритмичное биение огромного барабана, её глупое и без того сердце больно и гулко отдавало в ушах; в каждой клеточке тела, в уголке уже воспаленного сознания.       Ощущение было настолько глубоким и поглощающим, что напоминало волны, которые с силой бились о берег во время прилива.       Кожа покрылась липкой испариной, вьющиеся волосы беспорядочно упали ей на лицо. Дыхание участилось, и Господи, ей показалось, что сердце остановилось вовсе, когда Майкл встал перед ней на колени, добравшись поцелуями до её горячих, таких влажных бёдер.       — Какая ты мокрая, — выстонал он, запустив в неё палец. А затем его губы опустились на неё. Хелен сдавленно вскрикнула, как в тумане, задвигалась навстречу его губам и руке, бесстыдно оседлав его, позволяя ласкать себя пальцами.       — Как же сильно я люблю тебя, Хелен. Так сильно, что готов от тебя отказаться.       — О боже… — Её бедра дернулись, глаза широко распахнулись. То ли от признания, впервые сказанного вслух, то ли от того, что они означали. На глазах Хелен вдруг проступили далеко не прошенные слезы. — Я тоже… — прерывисто задышала она, оттого как язык ловко ласкал её кожу, пальцы погружались всё глубже и глубже. — … Люблю тебя. Боже! Майкл…       Её рука метнулась к его волосам. Содрогнувшись, Хелен потянула их за мягкие пряди, и Майкл поднял на неё свой почти чёрный от возбуждения взгляд.       — Нет ничего прелестнее, чем твой вкус на моих губах, — выдохнул он, продолжая смотреть ей прямо в глаза из-под густых ресниц. — Нет ничего прекраснее, чем любить тебя, Хелен.       Оргазм настиг её сразу. Горячая волна прошлась по спине, ударив мощным разрядом.       — Майкл, — простонала она его имя. Он подхватил её на руки, впившись пальцами где-то под бёдрами, и Хелен обхватила ногами его напряжённое, крепкое тело. Их губы снова встретились. Хелен почувствовала свой вкус на его языке и снова пропала.       — Клянусь, я умру, если ты не возьмёшь меня прямо сейчас, Майкл…       Он прижал её к стене, а Хелен дрожащими пальцами ловко расправилась с ремнём его брюк, затем с пуговицей, после с молнией. Затем позволила ему, наконец, оказаться в себе одним грубым, глубоким толчком.       Мать тво-о-ю-ю….       — Господи, Боже!       Пальцы Майкла и губы, казалось, были повсюду, не оставляя ей шанса сбежать или скрыться. И ей больше этого не хотелось, она больше не хотела скрываться, прятаться по углам, держать в тайне то, что произошло между ними.       Майкл крепче сжал её бедра, нашёл нужный ритм, такой древний, как сама страсть, как необузданная, такая порочная похоть.       Тишину номера прерывало только их сбитое дыхание, их стоны, которые словно обостряло тяжелое, давно сбитое дыхание. И ритм бешено ударявшего, рвущегося наружу сердца.       — Хочу запомнить тебя такую, — рвано выдохнул он, замедляясь. Толчки стали редкими, более глубокими. Хелен умоляюще застонала. — Хочу запомнить этот момент, как трахаю у тебя у стены.       Хелен нетерпеливо зарычала. Господи, она была сама на себя не похожа. Сжала ворот его рубашки, потянув его на себя, ближе, если это было возможно и попросила, шёпотом попросила не сметь останавливаться, но Майкл продолжил. Говорил что-то об ощущениях её кожи, звуках её стонов.       Не выдержав этой боли, Хелен поддалась ему навстречу. Заткнула его прекрасный, — чертовски прекрасный рот — поцелуем и снова заплакала.       Воздух накалился, казалось, он был похож на то дуновение, когда начинается буря. Прежде чем должна была ударить гроза.       Майкл оборвал поцелуй, опустился взглядом вниз, туда, где соединялись их бёдра, а после, приподняв голову, позволил Хелен увидеть, как у него в глазах стояли слёзы.       Хелен коснулась ладонью его влажной щеки и горько, казалось, в последний раз ему улыбнулась. Его тёмные от страсти глаза вместе с тем наполнились болью и лаской. Словно вся глубина чувств отразилась во взгляде. Хелен вдруг поняла, как много их отношения значили для него. И порядком давно.       Значило и для неё.       — Ты моё всё, — шёпотом произнёс, продолжая смотреть на неё, и она увидела своё отражение в его взгляде. А затем опустил голову, нагоняя давно остановившийся ритм.       Но для Хелен мир замер, время остановилось.       Перестало существовать. Всё, что было когда-то важным для неё и для них, снова исчезло здесь, в этом самом же номере, в котором они когда-то нашлись в объятиях друг друга.       И было плевать, что ожидало их завтра, когда наступит тяжёлое для её сердца утро. Плевать, если оно не наступит вовсе.       Она не станет больше думать об этом. Как Майкл просил: не сегодня, не в этот раз.