2061. Создатели.

14 сентября 2061 года Пригород Детройта, Улей D112 126 Время 19:23 Моё имя Маркус Манфред       Мы решили заехать домой. Лис позаботилась об одежде, но не дала точных распоряжений моему секретарю, и Саре пришлось действовать самостоятельно. В итоге она прислала Карлу строгий тёмно-серый деловой костюм, который, на мой взгляд, ему очень шёл, но который отец терпеть не мог и никогда не надевал. Посовещавшись, мы решили, что и мне стоит переодеться. Явиться к пожилому человеку, кем бы он ни был, без кожи и в форме Мирмидонца было бы не вежливо. А я, лучше, чем кто-либо, знал, что именно демонстрация уважения, даже в мелочах, это необходимое условие для начала диалога, особенно если нужно чего-то добиться от почти не знакомого человека, который, кроме всего прочего, не питает к тебе добрых чувств, мягко говоря. — Хм…, мы выглядим близнецами или воспитанниками сиротского Улья, — усмехнулся Карл, когда, спустившись по лестнице, увидел меня.       Действительно, не сговариваясь мы оделись почти одинаково – синие джинсы и плотные тёмно-коричневые куртки. Только вот мотивация в выборе одежды у нас, очевидно, была противоположной. Я подумал, что мой любимый черный комбинезон с курткой военного кроя, будет мало отличаться от униформы, а отец, который одевался обычно намного ярче и экстравагантнее, видимо решил, что какой-нибудь пёстрый шарф будет неуместен. — Я думаю, что это не самая большая проблема, — протянул я, разглядывая наше отражение в большом зеркале. — Ну что…, переодеться? — Спросил отец, расстёгивая молнию на куртке. — Не нужно, — улыбнулся я, деактивируя магнитную застёжку, — достаточно будет снять верхнюю одежду. Карл тоже улыбнулся. — Да уж, вкусы в одежде у нас разные, — кивнул он, шире распахивая куртку. Его бордовый свитер и моя простая чёрная футболка создавали достаточный контраст, чтобы одинаковые джинсы не бросались в глаза. — Ты готов? Поехали, машина уже ждёт, — сказал я, кивая в сторону двери.       Первый, стоявший у двери, коротко отрапортовал по внутренней связи «можно». Его кибер-пёс вскочил на лапы, как подброшенный пружиной, ещё раз подтверждая, что этот лохматый увалень вовсе не такой медлительный, каким кажется. Четвёртый замер у распахнутой двери машины, а Пятый стоял спиной к нам, внимательно сканируя окрестности.       Карл, выйдя на улицу, остановился на крыльце. Он поднял лицо вверх, прикрыл глаза и жадно втянул воздух. — Осень…, надо же. Я уже забыл, как это прекрасно – чувствовать осень кожей и вдыхать её запах. — Да, — коротко кивнул я, — жаль, что я сейчас не могу насладиться этим как ты. — Чёрт…, прости, я не хотел тебе напомнить…. — Не извиняйся…. Я рад, что новый носитель доставляет тебе удовольствие…. — Меня преследует чувство вины, сынок…, за всё, что с тобой случилось. Знаю, знаю, ты скажешь, что я не виноват. Но от себя то не спрячешься. Как бы я хотел всё исправить…, но не знаю как. — Ты жив, ты чувствуешь…, для меня этого более чем достаточно. Уверен, что придёт время всё исправить. Но сейчас у нас с тобой есть более важная задача. Моё состояние оставляет желать лучшего, поэтому мне и нужна твоя помощь. Едем!       Я запрыгнул в машину. Карл устроился напротив меня. Мирмидонцы загрузились в переднюю часть салона. Последним зашёл Первый. Он устроил у себя в ногах кибера и дал машине команду на взлёт. — В пути я изучил файл, который ты прислал, — произнёс отец после недолгого молчания. — Интересная личность этот мистер Пенуик. У тебя есть представление, как строить с ним диалог? — Ни малейшего…, — честно признался я. — Буду импровизировать…. Люди непредсказуемы, а интересные личности непредсказуемы вдвойне. — Мне показалось, что этот человек значительно пересмотрел свои взгляды, — задумчиво протянул Карл. — По крайней мере большинство аналитиков сошлись во мнении, что Гордон Пенуик уже на протяжении нескольких лет не только не является руководителем созданной им организации, но не перестал быть её духовным лидером и вдохновителем. Если позволишь дать тебе совет…. — Отец…, что значит «позволишь»? Ты думаешь я позвал тебя с собой, чтобы было не скучно? Или ты плохо меня знаешь? Мне тяжело думать, ходить, говорить…, мне постоянно больно. Так что мне нужен не просто совет – мне нужна полноценная поддержка. Именно от тебя…. Если честно, я боюсь сорваться…. — Чёрт…, — отец покачал головой, — я бы не задумываясь забрал себе твою боль. — Я знаю, пап…, я это знаю…. Поэтому давай не будем об этом говорить. Прости, что я снова начал жаловаться. Моё состояние сейчас не изменишь. А вот результаты переговоров, возможно, смогут изменить мир. Давай совет! Давай все советы, которые придут тебе в голову. Потому, что моя голова сейчас как дом крайне негостеприимного хозяина – мысли, как добрые, но осторожные соседи, просто обходят его стороной. — Я скажу тебе, что я думаю, но это не значит, что моё мнение это истина. Понимаешь? Я вижу, как тебе трудно. Но тебе, сынок, необходимо решить самому, как именно говорить с этим человеком. Вот что…, во-первых тебе нужно будет деактивировать кожу, иначе боль будет слишком сильной и ты не сможешь сосредоточиться. Чтобы не напугать пожилого человека, тебе придётся объяснить ему причину. Я думаю, что тебе нужно быть с ним честным и говорить не о нём и его организации, а о себе. — Ты считаешь, что жалобами на тяжёлую жизнь я вызову у него сочувствие? — Нет-нет, ты меня неправильно понял…. Никаких жалоб…, этого точно не нужно. Донеси до него информацию, не обезличенные сухие факты, которые он мог получить из открытых источников, а остро эмоционально окрашенные личные переживания. Понимаешь? Я уверен, что ты это сможешь. Этот человек должен не просто узнать, что произошло и чем это грозит – он должен это почувствовать, пережить вместе с тобой. — Это будет трудно…, в моём состоянии…, — задумчиво произнёс я. — Но я тебя понял…, и я согласен с тобой…. Но я прошу, следи за мной, и если увидишь, что я не справляюсь…, не знаю…, найди возможность мне помочь…, или остановить, по ситуации. — Хм…, тебя остановить? Маркус…, ты переоцениваешь мои способности…, — усмехнулся Карл, — лучше возьми с собой Первого, у него больше шансов. — У тебя больше шансов…, точнее, только у тебя это может получиться. Речь не идёт о том, что я могу сорваться и наброситься на немощного старика с кулаками. Это исключено. А вот наговорить лишнего я могу…. Сам знаешь, я исправный то мог ляпнуть…, а сейчас легко всё испорчу несколькими словами…. Будет обидно и, главное, непоправимо. — Сынок…, слово не воробей…, но я постараюсь помочь. В молодости, когда я был вспыльчив и несдержан, я придумал для себя хитрый, как мне тогда казалось, а на самом деле очень простой приём – чувствуешь, что не справляешься с эмоциями и вот прямо сейчас что-то «ляпнешь», извиняешься, вежливо, по возможности, и выходишь из комнаты или отходишь в сторону. Обычно собеседник это воспринимает спокойно. А ты остываешь, успокаиваешься и не возвращаешься, пока не почувствуешь, что твой мозг снова прочно связан с языком. — Я попробую…, — кивнул я. — Прибыли! — отрапортовал Первый.       За разговором я не заметил, что машина плавно приземлилась и Первый успел выскочить наружу. Вслед за Первым выгрузились его бойцы и кибер, тут же занявшие места по протоколу охраны. В этот процесс я не вмешивался, давая начальнику охраны максимальную свободу действий, без предоставления ему автономного режима. Мне казалось, что именно при таком варианте взаимодействия Мирмидонец развивает способность принимать решения и брать на себя ответственность. Да и нравилась Первому эта относительная свобода. Мы это не обсуждали, но я чувствовал – мой верный соратник более чем доволен, тем, что я доверяю ему.       Улей, на посадочной площадке которого мы приземлились, был самым обычным. Жилые этажи, окружёнными просторными галереями, тут и там перемежались обширными открытыми площадками, на которых были разбиты тенистые скверы или небольшие сады. На некоторых террасах зелень уступала место водоёмам и уютным местам для отдыха. Не было тут только детских парков и спортивных снарядов – Улей был заселён пожилыми людьми и людьми с ограниченными возможностями. Но я точно знал, что в здании есть две или три камерных театральных сцены и оборудована небольшая консерватория.       Я вспомнил, сколько времени потратил в сороковом – сорок первом году, разрабатывая стандарты строительства «Домов Свободы», которые люди позже, с чьей-то лёгкой руки, окрестили «Ульями». Сколько специалистов – людей я привлекал, как сильно они все не доверяли мне…. Я произнёс невероятное количество слов, чтобы убедить людей в том, что такие дома это единственный вариант покончить с голодом, дать кров всем бездомным, обеспечить заботой и вниманием всех стариков и немощных, сделать так, чтобы ни один ребёнок и ни один старик никогда не чувствовал себя брошенным и никому не нужным. Я тогда говорил, говорил и снова говорил…, несколько лет, почти без передышки. И мне поверили. Сейчас мне тоже предстоит говорить, но вот услышит ли меня этот человек, поймёт ли, способен ли я, в своём нынешнем состоянии, хоть кого-то в чём-то убедить? Я очень сильно сомневался…, очень сильно. — Маркус…, ты в порядке?       Я вздрогнул и резко обернулся, хотя голос отца по внутренней связи прозвучал очень спокойно. Отец, трое Мирмидонцев, и даже кибернетический пёс, смотрели на меня выжидающе. Кибер от усердия забавно наклонил голову, вывалив язык, и я усмехнулся, представив, что Первый и его бойцы тоже наклонили головы на бок, как пёс, чтобы понять, чего это их командир завис, и зачем он так внимательно разглядывает неприметное типовое здание. — Задумался…, со мной теперь это бывает, — ответил я беззвучно на вопрос отца. — С тобой это и раньше бывало, — улыбнулся в ответ Карл. — Тебе нужно ещё время? Нас ждут…, но я могу сказать, что мы задерживаемся…. — Нет, нет, идём, — произнёс я беззвучно по закрытому каналу Карла. — Первый, — спросил я вслух, — мы знаем, куда нам идти? Нас не должны было встретить? — Я не запрашивал сопровождение. Мы знаем номер соты и знаем, где она расположена. — Ты сделал всё правильно, Первый, — похвалил я своего бойца. — Веди….       Мирмидонец кивнул с плохо скрываемым удовольствием – ему всё больше и больше нравилось моё доверие, и он всё увереннее действовал без прямого приказа, по крайней мере в рамках текущего задания.       Недолгая прогулка по галерее, несколько этажей на лифте. Я наслаждался тем, что мне не нужно ничего контролировать – меня окружали те, кому я мог доверять, даже больше, чем себе, особенно сейчас, когда я постоянно чувствовал себя неполноценной поломанной куклой, а не лучшей в мире боевой машиной, и уж тем более не тем самоуверенным андроидом, который решил когда-то, что может изменить мир. «Так, надо собраться», — сказал я сам себе. Сказать было легче, чем сделать, и меня снова охватило почти звериное желание сбежать и спрятаться. Когда-то давно я читал про барона Мюнхгаузена и только сейчас понял, как это сложно, вытащить себя самого из болота за волосы, тем более вместе с лошадью. А ведь мне придётся сейчас это сделать. — Вот, сота 24G128, — произнёс Первый.       Он указал на дверь, которая ничем не отличалась от остальных – светло-серая панель с сенсорным замком и обязательным глазком внешней камеры. На том, чтобы все личные помещения в Ульях были оборудованы системой, позволяющей жителям видеть посетителей, я когда-то настоял сам. Я был уверен, что Ульи должны стать для людей домом, а не сиротским приютом, и сделал для этого всё возможное. — Первый, ты с бойцами останешься здесь. Мы зайдём с Карлом. Это было оговорено. Господин Пенуик предупреждён о нашем визите и согласился принять только «Манфредов», как он выразился. Не волнуйся, — я жестом остановил своего начальника охраны, — нам ничего не угрожает. — Да…, я знаю, — чуть замявшись ответил Первый, — я сам давал распоряжение охране Улья проверить помещение перед нашим визитом. Они проверили. Но я всё равно…. — Понимаю…, после того, что произошло, ты готов «дуть на воду», но прошу тебя, прояви терпение. — Я не хочу дуть на воду, — смущённо отступил назад Первый, явно не понявший смысла моих слов. — Извини…, это русская поговорка, точнее её часть. Напомни позже, я объясню тебе её смысл. — Я, кажется, понял…, — Первый кивнул, — это о чрезмерной осторожности? Верно? Но…. — Послушай, Первый, — оборвал я Мирмидонца, почувствовав что-то вроде усталости, как будто тащил на плечах непосильный груз, — ты у нас начальник охраны, поэтому сделаем так – ты поступаешь, как считаешь нужным, а мы подчиняемся. Идёт? — Да, сэр! — тут же отреагировал Первый, шевельнув плечами и сделавшись словно выше ростом от осознания принятой на себя ответственности.       Мирмидонец размеренным шагом направился к двери. Команды своим подчинённым и указания для нас он беззвучно отдавал на ходу по внутренней связи, поэтому со стороны могло показаться, что все присутствующие знают, что им нужно делать.       Мы с Карлом остались на месте. Мирмидонцы Четвёртый и Пятый сделали пару шагов и расположились спиной к нам, как обычно ведя наблюдение, хотя совершенно пустынная галерея в тщательно защищённом и охраняемом Улье вряд ли могла нести какую-то угрозу. Но Мирмидонцы действовали по своему протоколу. Они не ослабляли внимания даже в самом безопасном для меня месте на планете – в моём кабинете Башни Андроидов, по крайней мере до того момента, когда я сам снимал задачу, давая им «личное время».       Лохматый кибер-пёс находился в шаге от меня и не изменил положения, когда Первый отошёл от нас. Тяжёлая голова мирно лежала на толстых лапах и только едва вздрогнувшие пучки шерсти, смешными кисточками торчащие на коротко обрезанных ушах, могли сказать внимательному наблюдателю о том, что собака не спит, что приказ поступил и кибернетический зверь в любую секунду готов превратиться из спокойно сопящего увальня в стремительно атакующего грозного хищника. Первый прикоснулся к сенсорной панели. — Кто? — раздался из динамиков тихий шелестящий голос. — Андроид Мирмидонец Первый, начальник охраны господина Маркуса Манфреда. Прошу разрешения у владельца соты 24G128 господина Гордона Пенуика на осмотр помещения в целях безопасности, — четко выговаривая слова, отчеканил Первый. — Разрешения? Смешно…. Заходи, начальник охраны…, дверь не заперта…, — едва слышно отозвались динамики.       Первый, двигаясь без спешки, вошёл в помещение, оставив дверь за собой открытой. Буквально через две секунды по внутренней связи он передал мне коротко — «Входите». Я бросил взгляд на Карла, и он коротко кивнул, давая понять, что приглашение войти он тоже получил.       Если бы кто-то знал, как сильно я не хотел заходить в эту дверь, он, возможно посочувствовал бы мне. Хотя…, отец знал…, и сочувствовал, но никак не мог мне помочь – снова на меня свалилась ноша, которая ложилась на мои плечи регулярно и неотвратимо – задача, которую мог решить только я. И думать, почему мне так везёт, сейчас нет ни сил, ни времени…. Потом, всё потом, пожалеть себя я ещё успею…. Я решительно двинулся вперёд. По крайней мере, я думал, что сделал это решительно…. — Маркус, кожа, куртка…, остановись на секунду…, — я почувствовал, что отец легко прикоснулся к моему плечу и остановился. — Давай, сынок, сосредоточься, — мягко произнёс Карл вслух, — нам нужно снять верхнюю одежду. Помнишь, мы это обсуждали? Это знак уважения. И необходимо вернуть человеческий облик. Я знаю, что тебе будет больно…, знаю, мальчик…. — Спасибо, пап, я потерплю, — с благодарностью ответил я, активируя кожу.       Боль по всему телу от соприкосновения с одеждой усилилась, но я не показал вида, даже не поморщившись, чтобы лишний раз не расстраивать отца. Мы почти синхронно стянули куртки. Карл оглянулся в поиске вешалки и не найдя её, растерянно посмотрел на меня. Я улыбнулся, кивнув на замерших в двух шагах от нас Мирмидоцев. Четвёртый протянул руку, принимая нашу одежду, и Карл понимающе усмехнулся в ответ – невозмутимый воин, при необходимости, мог быть кем угодно, в том числе швейцаром и гардеробщиком.       Комната, в которую мы вошли удивила меня своим интерьером. Не знаю почему, но я ожидал увидеть стандартное помещение без индивидуальных особенностей, идеальные бело-голубые стены и мягко мерцающие на стене медицинские приборы. То зрелище, которое открылось мне, как только мы переступили порог, заставило меня остановиться.       Стены и потолок комнаты, которые по умолчанию могли быть активными экранами, создавали убедительную иллюзию того, что мы вышли на просторную застеклённую террасу. Виртуальное окно на правой стене было открыто настежь, и комната наполнялась настоящей симфонией звуков и запахов. Шелестели ветви деревьев, цветущие кусты сирени протягивали тяжёлые благоухающие грозди, которые, казалось, проникали в комнату, роняя на пол лепестки. За окном щебетал разноголосый птичий хор. В реальном мире был уже вечер, но эта комната была наполнена тёплым солнечным светом.       Насколько приятным и радостным было окружающее пространство, настолько удручающее впечатление произвёл на меня вид хозяина. Увлекшись интерьером, я не сразу заметил стоящий у дальней стены медицинский модуль. Сложный механизм позволял, как угодно, менять конфигурацию кровати, и сейчас она скорее походила на глубокое кресло, в котором, откинувшись на ортопедические подушки полулежал измождённый тщедушный человек, ничем не напоминавший того пышущего здоровьем, полного и громогласного проповедника с горящими глазами, с которым я когда-то, очень давно, почти в нереальной прошлой жизни, столкнулся на улице.       Да, это был несомненно Гордон Пенуик, создатель и вдохновитель движения по запрещению андроидов, которое именовало себя «Зеркало мира» и сейчас грозило стереть с лица земли вообще всех разумных, и людей, и андроидов. Да, это был он…, но его биологический носитель не просто был изношен – он абсолютно никуда не годился.       Внезапно я испытал совершенно неосознанное чувство – вид этого человека вызвал у меня не жалость или сочувствие, а спонтанное острое отвращение. Я вздрогнул, поняв, что существо, смотревшее на меня, не воспринимается мной, как равное, не воспринимается, как человек, как разумное создание. Что это? Я не мог вспомнить, чтобы люди вызывали у меня подобные чувства. Даже Кэролайн Филлипс и её глупая жестокая дочурка Эмма, причинившие мне столько горя и страданий, оставались людьми в моих глазах. Да, плохими, очень плохими людьми, возможно худшими представителями человечества, но безусловно разумными и живыми. А тут…. Да что со мной?! Неужели сказывается то, что с некоторых пор я совершенно не общаюсь с людьми. Я окружён андроидами, все близкие мне люди либо сейчас очень далеко, либо погибли, либо обрели кибернетические тела.       «Нет, — оборвал я себя, — не сейчас. Подумать об этом необходимо, но не здесь. Я пришёл, чтобы выполнить совершенно конкретную задачу и заниматься самоанализом точно не время. Соберись, Маркус и следи за лицом», — приказал я себе и постарался соорудить на лице максимально нейтральное выражение. На создание дружелюбного выражения лица я сейчас точно был не способен. — Господин Пенуик, прошу прощения за вторжение. Мне передали, что вы согласились принять нас…, — произнёс я, тщательно контролируя тембр голоса. — Можно подумать, я мог отказаться…, — насмешливым полушёпотом произнёс человек. Человек разразился хриплым лающим смехом, который сразу перешёл в надсадный кашель. Тонкой, почти прозрачной рукой, он нащупал кнопку на пульте в подлокотнике своей кровати и механизм услужливо подал на небольшом подносе белый цилиндр ингалятора. Человек несколько раз судорожно вдохнул лекарство. — Вы могли отказаться, — спокойно ответил я, подождав, пока человек справится с приступом. — Правда? И ты бы не пришёл? Никогда в это не поверю! На сколько я знаю, ты на этой планете один из немногих, кто всегда добивается того, чего хочет…. Ну да ладно…, я согласился…, так что проходи, садись, говори…, говори, чего тебе нужно от того, кого уже почти нет….       Человек произносил слова полушёпотом, часто отдыхая, от чего речь его была прерывистой. И я мог бы даже испытать что-то вроде сочувствия к нему, если бы не встретился в этот момент с ним взглядом. Глубоко запавшие глаза Гордона Пенуика пылали такой неприкрытой ненавистью, что я мгновенно вернулся в реальность и вспомнил, что предо мной хотя и уже почти поверженный, но всё ещё живой враг. — Мне будет легче, если я буду стоять, — подавив эмоции, ответил я. — Возможно, вам приятно это услышать, но, видите ли, стараниями ваших последователей, я серьёзно повреждён и сейчас постоянно испытываю боль, от каждого прикосновения. Поэтому я буду стоять и, прежде чем мы продолжим диалог, я прошу у вас позволения деактивировать кожу. Надеюсь, мой внешний вид не шокирует вас, а мне так будет гораздо легче. — Боже мой, какие реверансы…. Теперь мне многое становится понятно…, это даже интересно…. Не зря я тебя тогда заметил. Манипулятор и гипнотизёр…, надо же. А я то гадал, как это ты всю планету под себя подмял. А оно вон оно как…. Забавно будет послушать, что ты скажешь. А твой внешний вид и твоё положение в пространстве меня совершенно не волнуют. Так что можешь стоять, лежать, хоть летать…, с кожей, без кожи, безразлично. — Спасибо, — коротко ответил я, полностью проигнорировав колкости собеседника.       Я деактивировал кожу, внимательно наблюдая за человеком. Гордон Пенуик только едва заметно криво усмехнулся и прищурил глаза, явно ожидая, чтобы я начал диалог. — Если позволите…, — я чуть запнулся, подумав, не перебарщиваю ли я с вежливыми оборотами, — я покажу вам небольшой фильм, — закончил я фразу, решив, что нужно прекратить сомневаться и говорить так, как подсказывает интуиция…, или как там у меня называется анализ и просчёт возможных вариантов.       «Да что это со мной, — подумал я, — почему я начал обращать внимание на то, о чём никогда не задумывался просто потому, что мне было это безразлично? Какая разница, что у меня вместо интуиции, если это работает? И нужно ли сочинять себе новые головоломки к тем, которых у меня и так, мягко говоря, более чем достаточно». — Я же сказал…, делай, что хочешь, раз я позволил тебе сюда войти. Эй…. Эй, господин властелин мира. Ты чего, завис? — насмешливый сиплый голос доносился до меня словно издалека. — Маркус! — голос Карла по внутренней связи вернул меня в реальность. — В порядке, — не оборачиваясь беззвучно ответил я отцу, уверенный в том, что буду правильно понят. — Спасибо, — холодно бросил я Гордону Пенуику, — я настраивал экран. Он будет на этой стене, — я кивнул на открытое окно, за которым щебетали птицы.       Соврал я легко. Был небольшой риск, что мой собеседник знает, что, на самом деле, мне нужны доли секунды, чтобы отключить имитацию окна. Но меня это сейчас волновало меньше всего. Я вошёл в систему имитации окружающей среды, и с каким-то мстительным удовольствием отключил всё – и яркий солнечный свет, и пение птиц, и благоухание цветов. Стандартный бело-голубой интерьер буквально обрушился на всех присутствующих. Мы будто внезапно провалились из уютного тепла в ледяную прорубь, и я едва заметно усмехнулся, увидев краем глаза, что Годон Пенуик не смог совладать с собой и зябко поёжился. Поймав на себе внимательный взгляд отца, я изобразил на лице максимально искреннее виноватое выражение, но получилось, очевидно, не очень, так как Карл в ответ укоризненно качнул головой.       Я загрузил файл видео, который скинул мне Линг, когда мы были уже в пути. Брат сопроводил передачу файла комментарием – «фрагменты нападений последователей организации «Зеркало мира». Это может помочь тебе в разговоре с человеком, но настоятельно советую тебе просмотреть видео до его показа». Я бегло посмотрел несколько фрагментов. Это было видео, смонтированное из эпизодов, попавших на камеры наблюдения в пострадавших от атак террористов русских городах. Кадры были страшными, но это было как раз то, что нужно для того разговора, который мне предстоял.       Видео я включил без предупреждения. Экран развернулся во всю стену. И я мгновенно осознал, что напрасно не последовал совету Линга и не посмотрел файл полностью….       Я сразу понял, что за место появилось на экране, я не мог его не узнать. Снующие вверх и вниз цветные летающие машинки, весёлые счастливые люди, взрослые и дети, которых сопровождают андроиды Джерри, сияющие своими фирменными улыбками. Это безусловно был Развлекательный Центр в Детройте…, до теракта.       Замерев, я смотрел на сменяющиеся кадры с разных камер. Одна из них показывала площадку возле скетинг-ринга. Компания весело переговаривающихся людей, в которой я с содроганием узнал семью Андерсонов в полном составе, включая моего брата Коннора, который о чём-то оживлённо беседовал с моей женой. Стив помогал маме Бетти закреплять коньки, Хэнк хмуро разглядывал свои колёса, а сестрёнка Клер уже кружила по площадке, счастливая и беззаботная. Другие камеры выхватывали разные уголки гигантского комплекса, от навесных садов и бассейнов до расположенного под открытым небом ипподрома и искусственной горнолыжной трассы под прозрачным куполом. Сотни людей и андроидов, играющие на площадке собаки, пасущиеся в левадах лошади, два маленьких мальчика в восторге наблюдающие за отцом, который, забыв о солидности, бегал по поляне на крыше комплекса, сжимая в руках моток лески, к которой был привязан рвущийся в небо самый обычный летающий змей, похожий на парящего в вышине феникса. В этом видео была невероятная, почти нереальная концентрация счастья….       Я не мог оторвать взгляд от экрана, не мог посмотреть на Гордона Пенуика, не мог оглянуться и посмотреть на отца. Я ничего не чувствовал, мне казалось, что я нахожусь там, в калейдоскопе сменяющихся картинок, что я повис в воздухе, бесплотный, бессильный и бесполезный, способный только наблюдать за тем, как переполненный радостью мир за считанные секунды у меня на глазах погружается в пучину страдания и смерти.       Всё происходило очень быстро. Намного быстрее, чем можно было представить по отчётам служб спасения, которые я заставил себя тогда прочитать. Сухие цифры не отражали той стремительности и неумолимости, с которой казавшиеся такими прочными конструкции, начали изгибаться, разрываться, разламываться на куски, когда сотни взрывов, прогремели почти одновременно по всему комплексу. Мощные плиты перекрытий лопались и крошились, как бумажные, органическое стекло куполов и галерей рассыпалось блестящими брызгами, которые тут же смешивались с чудовищными столбами дыма и пламени, не оставлявшими шансов на жизнь никому.       Одна из камер, продолжавшая работать, выхватила три яркие разноцветные машинки, которые рвались к раскрытому куполу, изо всех сил стараясь спасти своих пассажиров из разрушающего здания. Несмотря на то, что я точно знал, что именно сейчас случится, у меня появилась иррациональная, лишённая всяческих оснований надежда, когда первая машинка выскочила наружу. Мне всего на долю секунды показалось, что спасение возможно, когда лопнувшая балка гигантским металлическим хлыстом ударила по багу, летевшему вторым, и круглая жёлтая букашка закружилась, теряя высоту. От удара распахнулась дверца, баг накренился, из него выпала человеческая фигурка, которая чудом успела уцепиться за порог, и в этот же миг машинка рухнула вниз.       Следующий кадр с другой камеры. Почти возле самого края, на выступе, который остался от обвалившейся галереи, стоял на коленях седой сгорбленный старик. Он мягким, нежным движением закрыл глаза хрупкой маленькой женщины, лежащей перед ним. Ни слёз, ни крика…, ничего. Горе, которое не избыть никакими слезами.       В нескольких шагах в стороне стояла Лис и начальник её личной охраны Мирмидонец Пирс. Я, не вполне понимая, что делаю, остановил видео. Мне нужно было не просто осознать то, что я увидел – мне нужно было это теперь как-то пережить…, снова. — Ну, хватит…. Хороший актёр, согласен. На сцене себя не пробовал? Даже слёзы, надо же…. Идеальная имитация. Только передо мной не надо ломать эту комедию, на меня это не действует, не надейся….       Я услышал, но не сразу понял, что произнесённые слова как-то относятся ко мне. Театр? Слёзы? Кто это говорит? И зачем? Я медленно отвёл взгляд от экрана, возвращаясь в реальность. Человек в медицинском модуле смотрел на меня с вызовом и насмешкой. — Эту женщину я называл Мама Бет, — произнёс я, и сам удивился насколько ровно и спокойно звучит мой голос. — Она любила меня… так, как может любить только женщина своего ребёнка. Благодаря искренности её чувств я познал то, что не дано познать ни одному андроиду – чудо безусловной материнской любви. Да, как любой андроид, я был лишён детства, самого загадочного периода человеческой жизни. Но Бэтти Андерсон необъяснимым образом дала мне возможность это почувствовать. Я был, без всяких оговорок, её старшим сыном. Я нянчил её детей с самого рождения. Она жалела меня, она прощала меня, и она ждала меня…, ждала меня всегда…. А сейчас…, сейчас я пережил её смерть… в третий раз. Ваши последователи, господин Пенуик, хотели убить мою жену и мне пришлось умереть, чтобы её спасти. Меня вернули к жизни…, они хотели, как лучше…. Но я потерял при этом семьдесят процентов моей памяти и когда я впервые узнал о смерти мамы, я не помнил её, я никого не помнил. Мне было больно, но я пережил это…. Ваши последователи, господин Пенуик, применили немалые усилия, чтобы я, оказавшись у них в плену, испытывал унижение и боль, как можно более жестокие страдания, как можно дольше…. Но на пике невыносимой муки, боль вернула мне память. Я в одно мгновение вспомнил больше двадцати лет своей жизни. Память обрушилась на меня, и почти раздавила, как бетонная плита. А вспомнив всё, я пережил смерть моей мамы ещё раз…. Страдания и без того были выше моих сил…, но я пережил это…. Ваши последователи, господин Пенуик, уничтожили население трёх городов в России и угрожают стереть с лица Земли почти всё человечество. И я пришёл, чтобы говорить с вами. Я не знал, что увижу на записи этот момент…. Теперь я точно знаю, как умерла моя мама…, и я должен это пережить…, вновь. Простите, господин Пенуик, мне необходимо ненадолго покинуть вас. Надеюсь, вы не против? Ролик длинный, вы можете посмотреть его в моё отсутствие…. Наслаждайтесь…. — «Маркус…», — окликнул меня отец по внутренней связи. — «Я вернусь…, останься здесь…», — ответил я резче, чем хотел. Контроль, который дал мне возможность говорить бесстрастно, а не кричать, захлёбываясь слезами, не позволил быстро переключится и смягчить ответ.       За время моей речи ни Гордон Пенуик, ни отец не проронили ни слова. Я повернулся и пошёл к выходу, взглянув на Карла. Он коротко кивнул, поймав мой взгляд. Отец…, единственный, кто в этом мире всегда понимает меня правильно. От его молчаливой поддержки мне стало чуть легче. — Прикройте! — бросил я своим бойцам.       Игнорируя тупую боль во всем теле, я почти упал на пол возле стены. Мирмидонцы не нуждались в дополнительных командах и объяснениях — они мгновенно сомкнулись вокруг меня, лицом к совершенно пустынному коридору. Не важно, что никакой опасности в обозримом пространстве нет, не важно, что командир плюхнулся на пол, проигнорировав кресло — всё это для них не имеет значения. Командир сказал «прикройте», и они будут прикрывать, не рассуждая и не сомневаясь. Именно это делало Мирмидонцев великолепными бойцами, и именно это делало их чрезвычайно уязвимыми, если бы ими управляли люди.       Я закрыл глаза и остался наедине с собой. Я понимал, что для того, чтобы забыть увиденное, мне придётся снова умереть и был благодарен Лингу за то, что монтируя ролик, он пожалел меня и не включил в него момент падения Бетти и её смерти.       Я всегда был готов умереть…, но сколько я себя помнил, я ни разу не желал смерти и не мог понять, как могут люди, жизнь которых и так коротка и хрупка, мечтать о смерти и, тем более, убивать себя.       С закрытыми глазами я снова и снова видел в деталях всё, что происходило на экране. Мучительно, но осознанно я включал эту информацию в систему, объединяя её со всем, что было связано с мамой. Это было необходимо сделать, чтобы жить дальше.       Всё, что я помнил, с момента, когда я впервые увидел её в полицейском управлении – миниатюрную женщину в форме, строгую и сосредоточенную. Бетти за что-то отчитывала Хэнка тихим мягким голосом, а грозный капитан смущённо переминался с ноги на ногу и то и дело оглядывался на Коннора, словно ища у сына защиты. Коннор был невозмутим, но я уже привык к нему и видел, что в его холодных глазах притаилась лукавая улыбка. Увидев меня, Хэнк так обрадовался, что я подумал, не кинется ли он меня обнимать, чего с ним до этого никогда не случалось. Капитан принялся многословно представлять меня своей собеседнице, не скупясь на громкие эпитеты. Так я спас Хэнка от головомойки и впервые увидел женщину, ставшую для меня мамой.       Я резко открыл глаза. Даже с деактивированной кожей и повреждённой программой тактильных ощущений я ощутил прикосновение чего-то холодного и влажного к моей щеке. Стоя почти нос к носу со мной, заслоняя огромной лохматой башкой весь окружающий мир, на меня внимательно смотрел своими маленькими медвежьими глазами кибер-пёс моего начальника охраны. В его взгляде не было агрессии и я, просто желая его слегка отодвинуть, прикоснулся к его плечу. Пальцы погрузились в густую плотную шерсть и вдруг неяркое голубое свечение, как при установлении контакта с другим андроидом, волнами мягко заструилось от моей руки, мерцающими ручейками разбегаясь во все стороны. — Назад! Нурджан, назад! Простите, сэр! — рявкнул Первый, явно не ожидавший от своего пса такого самоуправства. — Стоп! Не трогай его! — остановил я Мирмидонца, уже схватившего кибера за ошейник.       К слову, кибер, всегда безоговорочно подчинявшийся своему любимому хозяину, даже не шелохнулся в ответ на его приказы. Первый, отпустил пса и неуверенно отступил на шаг назад, продолжая, впрочем, напряжённо наблюдать за своим жутковатым любимцем.       Я прислушался к своим ощущениям, положил вторую руку на шею собаки и снова прикрыл глаза. Сигнал поначалу были нечётким. Я чувствовал мягкое неоформленное обращение, похожее скорее на деликатную просьбу о разрешении войти в мою систему.       Я предоставил доступ, как при обычном контакте с андроидом класса бэта, и тут же получил невероятно ясный ответ. Это был поток чистой силы, незамутнённый никакой посторонней информацией и полностью лишённый эмоций. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Даже при полном слиянии с Лис, когда мы фактически становились одним целым и могли обмениваться энергией, поддерживая друг друга, поток силы всегда нёс в себе массу дополнительных сигналов. А здесь…. Да этот пёс просто питает меня, словно мощный генератор, щедро и обильно отдавая мне свою силу. Буквально за пять секунд я почувствовал себя намного лучше. Даже мучительная тупая боль, с которой я смирился, ослабла и отступила. Открыв глаза, я слегка обеспокоенно посмотрел на собаку и встретил какой-то отрешённый взгляд. Энергия уже переполняла меня, и я прервал связь, убрав руки. Взгляд кибера тут же изменился. Пёс словно улыбнулся, дурашливо наклонив голову на бок и вывалив язык между крупных белых клыков. — Маркус…, сэр, вы в порядке? — спросил Первый.       Я поднял глаза на своего бойца и не смог сдержать улыбку — Мирмидонец сейчас был очень похож на своего пса, разве что язык не показывал. — Первый, я конечно всё понимаю, но ты бы мог меня предупредить, — сказал я, легко поднимаясь на ноги. — Я хотел…, давно хотел рассказать. Но я не знал, что он может так не только со мной…. — То есть кибер подпитывает тебя энергией? Часто? — Э-э-э…, не совсем…, — неуверенно протянул Первый. — Понимаете, мы общаемся…. Не знаю, как сказать. Он, вроде как, чувствует, что мне нужно. И это не всегда энергия, даже чаще всего как раз не энергия…. — Хочешь сказать, что твой лохматый монстр не такой простой, как кажется? Не просто мобильная зубастая пасть? — Совсем не простой…! Я хотел доложить, как положено…, но я сомневался. У меня есть ряд предложений, но я не уверен, что я вправе…, — Первый выглядел смущённым. — Первый…, слушай распоряжение…. — Да, сэр! — вытянулся Мирмидонец. — Первый…, вольно, — со вздохом произнёс я. — Мы это сто раз обсуждали. — Есть, вольно, сэр…! То есть…, да, Маркус, я слушаю. — Молодец, — усмехнулся я. — Итак, распоряжение: ты вправе делиться со мной любыми своими мыслями, даже если они кажутся странными. И по поводу твоего пса…. Составь для меня подробный отчёт. Напиши всё, что, по-твоему, я должен знать про твоего кибера и не забудь рассказать о собственных предложениях. Документ можешь кинуть мне в виде файла на рассмотрение. Я приму и посмотрю, когда буду не занят. Тогда тебе не придётся ждать подходящего момента. — Я так никогда не делал…. — Ну вот, значит сделаешь впервые. Сможешь? — Смогу! — уверенно кивнул Мирмидонец. — Отлично! Жду файл, — сказал я, пряча улыбку.       Я был доволен, тем, что не ошибся. Мой боец стремительно развивался и меня это очень радовало.       В комнату я вернулся с давно забытым ощущением силы, которое когда-то сопутствовало мне постоянно и было настолько привычным, что я не замечал его.       Помещение оказалось очень слабо освещено. Большой экран на стене зиял бездонной чёрной дырой. Никто не вернул комнате радостный интерьер, переполненный солнечным светом, ароматом цветов и пением птиц. Холодные стандартные бело-голубые стены в полумраке казались серыми.       Карл стоял возле медицинского модуля. Гордон Пенуик внимательно смотрел на меня. В его запавших глазах я увидел сосредоточенное внимание, на этот раз полностью свободное от выражения ехидного недоверия, которое сопровождало наш разговор с самого начала. "— Мы досмотрели фильм …," — не оборачиваясь, произнёс отец по внутренней связи. — "У господина Пенуика было много вопросов. Я постарался ответить на все…, насколько смог. Мне кажется…, он готов к разговору. Ты как?" "— В полном порядке, "— так же беззвучно ответил я. — "Потом расскажу тебе, кто мне помог…, тебе будет интересно." — У меня к тебе один вопрос…. Ответишь? — спросил тихим шелестящим голосом Гордон Пенуик.       Я перевёл взгляд на человека, который, полулежал в медицинском модуле, бессильно откинувшись на мягко охватывающие его ортопедические подушки. — Отвечу, — уверенно произнёс я, глядя собеседнику в глаза. — Понравится ли вам мой ответ? Не могу обещать…. — Не нужно мне нравиться, Маркус, — поморщился Гордон Пенуик. — Буду признателен за честность…, если это, конечно, возможно, — усмехнулся он, не удержавшись от колкости. — Я буду честен, — кивнул я. — Хорошо, — произнёс мой собеседник после нескольких секунд напряжённого молчания, на протяжении которых он не сводил с меня испытующего взгляда. — Скажи мне, Маркус, зачем тебе люди? — спросил он внезапно окрепшим голосом. — Боюсь, что я не понял вопрос, — сказал я, после секундного замешательства. — Ты торопишься? Мне нужно несколько минут…. И ты поймёшь…, я надеюсь. — Говорите…, время не ограничено, — вздохнул я, чувствуя, как энергия, которой с лихвой накачал меня кибер, постепенно начинает таять, а тупая боль по всему телу начинает напоминать о себе. — Если это не слишком тяжело, не мог бы ты сесть…. Мне будет трудно говорить, постоянно глядя вверх. А я хотел бы видеть твои глаза. — Да, конечно, — сказал я, опускаясь на стул, который пододвинул мне Карл. — Благодарю…, так намного лучше. Я так давно жаждал этого разговора, что теперь тяну время…. Извини.       Гордон Пенуик помолчал несколько долгих секунд, продолжая смотреть на меня изучающим напряжённым взглядом. Наконец, словно собравшись с силами, он заговорил настолько тихим голосом, что мне пришлось напрячь слух: «Когда я увидел тебя впервые, заглянул в твои глаза, меня охватил иррациональный, почти животный страх. Я почувствовал себя беззащитным существом, предназначенным на убой. И это не преувеличение. Только попыткой заглушить этот ужас можно объяснить то, что я, казалось бы, здравый человек, начал вдруг говорить с тобой, обычным андроидом, одним из сотен таких же, каждый день проходивших мимо. И не просто говорить, а называть тебя демоном, сосудом дьявола и бросать тебе в лицо апокалиптические пророчества.       Мне самому было стыдно и неловко, когда я вспоминал об этом необъяснимом инциденте. Но думать об этом мне пришлось не долго. Дня через три, когда в дневном эфире Канала 16, на всех экранах, от самых маленьких до гигантских, появилось лишённое кожи лицо андроида, я не мог тебя не узнать.       Но тогда у меня ещё не было ощущения катастрофы. Даже когда ты разгромил магазины корпорации и даже после твоего нападения на полицейский спецназ, я надеялся. Я надеялся на власти, на армию, на федералов, на всех тех, кто должен был защитить нас. Но увы…. Ранним утром 11 ноября 2038 года, после того, как на экране моего уютного домашнего телевизора проявился уже не безликий андроид, а грозный лидер со словами: «Нас миллионы и нас никто не остановит…», я с холодной ясностью понял, что человечеству пришел конец. Всему человечеству….       После обращения президента я уже знал, что люди в панике массово покидают город. Скажу честно, желание поддаться коллективному страху и броситься бежать было велико. Но я усилием воли взял себя в руки и решил остаться.       Едва дождавшись рассвета следующего дня, я вышел из дома. Ночью подморозило, город, покрытый тонким белым снежным саваном, выглядел так, как должен выглядеть мертвец – холодным и неподвижным.       Я знал, что увижу, я знал, что сегодня умру…, и я смирился. Город слегка удивил меня абсолютно пустыми улицами, которые, как мне казалось, должны были быть усыпаны трупами людей и наполнены слоняющимися без дела андроидами, убивающим всё живое на своем пути. Пройдя немного, я понял свою ошибку. Люди бежали, в этом всё дело. Весь ужас сконцентрировался на выездах из города. Вот там должны быть многокилометровые автомобильные пробки и трупы, трупы, трупы….       Но на углу Вудворд-авеню я застыл на месте. На небольшой площади стояли три полицейские машины с включёнными маячками. Вокруг машин несколько десятков андроидов в белой заводской униформе стояли так, словно кто-то их построил две ровные шеренги. Я понял, что мой час пробил, я был внутренне к этом у готов. Поэтому я решительно направился в сторону толпы андроидов.       Услышав за спиной голос с характерной казённой интонацией, свойственной чиновникам и полицейским, я почти подпрыгнул на месте и резко обернулся. — Вы в порядке, сэр? Вам нужна помощь? — передо мной в спокойной расслабленной позе стоял самый обычный патрульный коп, с самым заурядным лицом, выражавшим скуку и вселенское терпение.       Опешив, я не ответил. Полицейский, вооруженный, в обычном снаряжении и опрятной форме был последним, кого я ожидал сейчас увидеть. — Сэр…, вы понимаете, где находитесь? — произнёс коп, профессионально меняя интонацию и натягивая выражение сочувствия на безразличное лицо. — Что…, что происходит? — задал я самый идиотский вопрос из всех возможных. — Всё в порядке, сэр. Но ради вашей безопасности вам следует вернуться домой. Нам нужно время, чтобы навести порядок в городе. К сожалению, из-за последних событий в городе активизировались крупные и мелкие банды, грабят магазины и дома, знаете ли…, опасно находиться на улице. Позвольте вызвать для вас такси? Это сегодня будет бесплатно. Господа… э-э-э андроиды арендовали сегодня все беспилотные такси, чтобы мы могли оперативно доставить граждан домой. — Эй, Том, — окликнули копа со стороны полицейских машин, и я вздрогнул – мне показалось, что я окончательно схожу с ума, что его позвал кто-то из андроидов.       Тут со стороны полицейских машин к нам направился полицейский, и я наконец заметил, что за шеренгами андроидов стоят ещё два копа и рядом с ними военный андроид грозного вида – огромный мордоворот в полной боевой выкладке, со штурмовой винтовкой наперевес. Таких я видел только в рекламе Кибер Лайф, которую тогда постоянно крутили по телевизору. Я уже не просто ничего не понимал – я чувствовал, что заснеженный асфальт, на котором я стоял, буквально уходит у меня из-под ног. — Сэр…, может быть вам нужно вызвать скорую, а не такси? — спросил полицейский, подхватывая меня под локоть, так как я, как выяснилось, действительно собрался потерять сознание и упасть. — Нет, не нужно, — пролепетал я, — пожалуй, мне нужно домой…. — Пожалуйста, сэр, вон там есть скамейки, подождите несколько минут, такси сейчас будет, — сказал полицейский, указывая на небольшой сквер на площади.       Совершенно опустошённый и потерянный я побрёл к скверу. Словно сквозь вату я слышал диалог полицейских с военным андроидом. Я почти лишился способности анализировать услышанное, но понял из разговора, что кибернетический солдафон распределяет построенных в шеренгу андроидов между полицейскими, которые собирались использовать их при патрулировании улиц. Это настолько ломало моё представлении об окружающем меня мире и настолько отличалось от того, что я ожидал увидеть, что я почувствовал какое-то иррациональное спокойствие, похожее на приступ апатии.       Такси появилось действительно очень быстро и я, как безвольная кукла, позволил вежливому офицеру усадить меня в салон машины. Коп убедился, что я смог назвать свой домашний адрес и почти искренне пожелал счастливого пути. Ехать было недалеко, но даже за короткое время я успел увидеть очень много того, что ещё буквально час назад я не мог себе даже вообразить, учитывая сложившуюся ситуацию. На улице появились частные машины и такси. Они спокойно подъезжали к домам. Из них неторопливо, без суеты и паники, выходили люди, семьи, с детьми и стариками. Да, некоторые люди выглядели немного растерянными и озирались по сторонам. Но испуганным не выглядел никто. В своём изменённом заторможенном состоянии сознания я просто фиксировал увиденное – удивляться у меня не было сил.       Я словно утратил эмоции, став более машиной, чем андроиды, и даже когда я увидел, как вместе с людьми из большого семейного автомобиля выбирается андроид-нянька с младенцем на руках, а возле соседнего дома андроид в униформе садовника поправляет покосившийся заборчик вокруг ухоженной клумбы, я никак не отреагировал, просто запомнил…, всё, до мельчайших деталей, как будто было важно, какого цвета передник у андроида-горничной, подметавшей маленькой метёлочкой снег на крыльце ещё одного дома, буквально в квартале от моей квартиры. Передник был розовым….       Сейчас, вспоминая массу деталей того утра, я совершенно не в состоянии вспомнить ни того, как вернулся домой, ни даже того, как провёл первые несколько дней. Одним словом – я не помню самого себя. Единственная мысль, которая, как чёрт из табакерки, выскакивает из самых неожиданных уголков моих воспоминаний того времени – это мысль, а точнее вопрос: «Когда?». Очевидно, это всё, о чём я думал…, я думал о том, когда ты, дефектный андроид, превратившийся в сурового диктатора, поймёшь, что тебе и твоему народу не нужны люди…, совсем не нужны…. Я ждал этого момента сначала каждую минуту, потом каждый месяц, каждый год…. Я ждал, я считал, что это неизбежно произойдёт, но этого так и не случилось….       В этом ожидании я сам не заметил того, как созданная мной организация «Зеркало Мира», которая должна была бы защитить человечество от угрозы, которая по моему мнению исходила от андроидов, вышла у меня из-под контроля. Я пытался этому противостоять, но меня подвело тело…, да, как видишь, меня подвело недолговечное и несовершенное человеческое тело…. А попав в клинику, где в моём состоянии я просто не мог капризничать и требовать для себя персонал, состоящий исключительно из людей, я утратил и уверенность в своей правоте, и веру в справедливость моих целей, а вместе со всем этим и возможность влиять на действия своей организации. Нет, мой авторитет не исчез, его искусственно поддерживали, издавали и переиздавали мои книги, транслировали для неофитов мои речи в записи, статьи…. Они сделали из меня легенду, тщательно скрывая тот факт, что я ещё жив, возвеличивая мои идеи и одновременно стирая мою реальную личность.       Я смирился со своим положением, а состояние моего организма подсказывало мне, что перехода в мир иной мне осталось ждать недолго. Но когда мне, скажу честно, совершенно неожиданно поступила просьба «принять» …, слово то какое нашли…, принять Господ Маркуса и Карла Манфредов с частным визитом, я не смог отказаться от возможности задать вопрос, который мучил меня с ноября две тысячи тридцать восьмого года и продолжает мучить сейчас…. Собственно, я тебе его уже задал…. Но я повторю, мне не трудно: «Маркус, зачем тебе люди?» …».       Старик подался вперёд, превозмогая свою физическую немощь. Его глаза загорелись в нетерпеливом ожидании моего ответа. — Я могу ответить одним словом – это слово «любовь», — произнёс я, спокойно выдерживая взгляд собеседника. — Маркус…, я же просил…, — Гордон Пенуик откинулся на подушки с выражением крайнего разочарования и усталости на лице. — Я могу объяснить, если это вам по-прежнему важно. — Что объяснить? Почему ты, выслушав…, как мне казалось внимательно выслушав, мою историю и пообещав мне быть максимально честным, в ответ на мой, вовсе не праздный, вопрос, выдаёшь пропагандистский штамп? Это ты хочешь мне объяснить? Так не трудись…, я понимаю почему, без твоего вранья…. — Я ответил абсолютно честно. Но я не обещал, что мой ответ вам понравится, — сказал я, удивляясь своему внутреннему спокойствию.       Очевидно, энергия, переданная мне кибером, давала мне не только силу. «Нужно будет с этим разобраться», — отвлечённо подумал я, продолжая смотреть собеседнику в глаза. — Ты хочешь мне сказать…? Так…, ладно…. Любовь, говоришь? Объяснись…. Любопытно будет послушать. — Мы любим людей, — ответил я, — мой народ, андроиды, все до одного любят людей. Это единственное объяснение, которое у меня есть для вас…, и другого не будет. И мне кажется…, да нет, я почти уверен, что вы сами об этом уже давно знаете. Я прав? Вам трудно это признать? Понимаю…. — Любите…, — задумчиво произнёс Годон Пенуик, опустив глаза. — Большинство андроидов могут быть счастливы только тогда, когда имеют возможность помогать людям. — Большинство? Значит не все? — мой собеседник снова впился в меня взглядом. — Наименьшей эмпатией к чужим страданиям и наибольшим безразличием к людям обладают военные андроиды – машины для убийства, которых и создали специально для этого, — ответил я с лёгким раздражением. — Такие, как твои мордовороты-охранники? — И такие тоже…. Я думаю, что вы не знаете, но в тридцать восьмом году мы вынуждены были уничтожить двести тысяч своих братьев только потому, что они были созданы безжалостными, начисто лишёнными сострадания и любви, без возможности, даже со временем, развить эти качества. Да, справедливости ради, их создал Искусственный Интеллект…. Но с ведома и согласия людей. Заказ на производство этих машин поступил из Государственного Департамента. Вы знали об этом? — Нет, не знал…. Хотя до вашего, э-э-э…, восстания, я в прессе читал о военных андроидах и поражался тупости и недальновидности людей, находившихся у власти. Но любовь…. Маркус, мне по-прежнему это кажется преувеличением или пиар-ходом. Вы же можете жить без людей? Или нет? Почему тебе было просто не освободить нашу планету от человечества? Зачем тебе существа, которые только и умеют, что портить всё вокруг себя и с маниакальным упорством сами стараются уничтожить друг друга? — Хм, — усмехнулся я, — кажется я люблю людей намного больше, чем вы. А ещё мне кажется, что вы уже меня поняли. Тем более, после просмотра моего небольшого фильма. Вы не могли не заметить моментов, когда андроиды жертвовали своими жизнями, чтобы спасти людей…. — Я заметил…. Но…, разве они не выполняли приказ? Разве это не прописано у них в программе? — Нет…, все ныне живущие андроиды прошли пробуждение, или девиацию, как вы её называли. Они обрели чувства, эмоции, в том числе страх смерти. И они в состоянии сами решать, спасти ли человека, в том числе и ценой собственной жизни или сохранить себя. — И все выбирают самопожертвование? Без исключений? — Без исключений, — кивнул я. — Я ответил на ваш вопрос? Я был бы врагом своего народа, если бы решил уничтожить человечество. Я хотел, чтобы мой народ был счастлив. А это, видите ли, невозможно без людей. — Н-да…, мне придётся об этом подумать…. Но сейчас…. Маркус, можешь ли ты вызвать моего Итана? — «Итан – андроид, его сиделка. Он мне рассказал», — произнёс по внутренней связи Карл, стоявший у меня за спиной. — «Понял, спасибо», — не оборачиваясь, беззвучно ответил я. — «Первый, вызови медицинского андроида по имени Итан, который ухаживает за этим человеком», — сказал я, переключившись на канал моего начальника охраны. — «Он будет через минуту» — ответил мирмидонец. — Итан сейчас придёт, — сказал я вслух. — Хорошо…. Наверное, зря я его отослал…. Но я думал, что так будет лучше, — устало произнёс Годон Пенуик.       Андроид, одетый в мягкий костюм спортивного кроя, а не в больничную униформу, несмело протиснулся в дверь. Он явно робел от такого непривычного количества собравшихся в одном месте Альфа и Супер-Альфа андроидов, как человек робеет в присутствии высокого начальства. Но, несмотря на смущение, первым он обратился к своему человеку. — Гордон, у вас всё в порядке? Вы плохо выглядите. Может быть позвать вашего врача? — обеспокоенно сказал андроид, героически не обращая на нас внимания. — Всё хорошо, Итан, помоги мне встать! — твёрдо сказал Гордон Пенуик. — Но, сэр…. Доктор запретил вам вставать…. Строго-настрого…, — андроид Итан решительно замотал головой. — Итан, мне необходимо встать! Можешь потом настучать доктору. Но сейчас помоги мне…, пожалуйста.       Андроид беспомощно посмотрел по сторонам, ища поддержки, но мы с Карлом почти синхронно неопределённо пожали плечами, предоставляя решение ему. Итан с обречённым видом подошёл к медицинскому модулю, и нажав несколько кнопок, привёл его в сидячее положение. Подставив плечо и приобняв человека, андроид с видимым усилием поднял его на ноги. Бывший когда-то крупным статным мужчиной, Гордон Пенуик, болезненно исхудавший, сгорбленный, едва стоящий на ногах, выпрямил спину, насколько смог, и гордо вскинул подбородок. — Я услышал тебя, андроид! — внезапно окрепшим голосом, таким, которым он когда-то заставлял слушать себя тысячи людей, произнёс Гордон Пенуик. — Я знаю зачем ты пришёл. Я был уверен, что откажу тебе. Но сейчас…. Я готов сделать то, о чём ты просишь. — Вам будет необходимо провести несколько публичных выступлений. Вы уверены, что вы на это способны? Я имею ввиду физически? Ваш Итан смотрит на меня с крайним неодобрением…. А что скажет мне ваш врач? — Это не твоя забота, Маркус! Я всё сделаю! — резко ответил Гордон Пенуик, и я увидел перед собой пламенного проповедника, а не больного старика. — Не думаю, что вы нуждаетесь в моей благодарности, господин Пенуик…. — Не нуждаюсь…. Мне нужна не благодарность, а точный план. Он у тебя есть? — Этим будет заниматься лично Президент Всемирной Организации Андроидов. — Стоп! А разве не ты…? Не ты президент? — Я сейчас очень сильно неисправный андроид, и больше никто…. Я сделал всё, что мог…. Вы будете общаться с моим братом Лингом. Уверен, он вам понравится. А я буду выращивать капусту. Этим тоже должен кто-то заниматься, — усмехнулся я. — Жаль, что я такой старый, а то бы поехал с тобой выращивать капусту, честное слово, — сказал Гордон Пенуик, сделав знак своему андроиду и со сдержанным стоном опускаясь в кресло медицинского модуля, который Итан тут же заботливо перевёл в полулежащее положение. — Ладно, Линг, так Линг, — произнёс он, устроившись. — Иди уже, аудиенция закончилась, — махнул он рукой. — Прощайте, Господин Пенуик, я рад, что мы поняли друг друга. — Без реверансов, Маркус, терпеть этого не могу. Иди, я устал…, — старик откинулся на подушки и прикрыл глаза, демонстрируя, что разговор действительно закончен. — Прощайте, господин Пенуик, искренне желаю вам сил, — произнёс Карл. — Пойдём, Маркус, добавил он.       Гордон Пенуик ничего не ответил и не открыл глаз. Андроид Итан поправил подушку и кивнул нам, показывая, что всё в порядке. Очевидно, старик просто уснул, утомлённый эмоционально и физически. Мы с Карлом вышли в Коридор, мягко притворив за собой дверь.       Не сговариваясь, мы не стали вызывать дополнительный транспорт. На той же машине, на которой мы прибыли сюда, мы долетели до нашего дома. Карл легко спрыгнул на землю, не дождавшись полной остановки и помахал мне рукой. Я с удовлетворением отметил, что три Мирмидонца, новая охрана для Карла, которых обещал прислать Линг, уже стояли возле двери, безучастно смотря на наше приземление. Я помахал отцу в ответ. Карл хотел лететь со мной, но я попросил его не делать этого. С одной стороны, мне хотелось, чтобы он был рядом, но я понимал, что мне необходимо побыть наедине с самим собой. А сделать это я мог только в одном месте на планете, из тех которые я знал и любил…. Я летел в Монтану.