Черная звезда

Мехмет вылетел прочь из особняка Эгеменов так быстро, словно за ним гнались все демоны ада. Слова господина Хазыма гремели в его голове, и смех снова и снова заполнял его, и он начинал смеяться, потому что иначе, казалось ему, он начнет рыдать. Все покатилось в пропасть из-за тебя. «Да, так и было, господин Хазым, так и было, папа. Все покатилось в пропасть из-за меня. Только не сейчас, а тридцать лет назад». Он чувствовал, что кто-то прикасается к нему, хватает за руки, за плечи, но он сбрасывал с себя эти руки, шел быстрее и быстрее, не видя дороги, не понимая, куда идет. – Да стой же ты, божье наказание! – От резкого толчка в бок он едва не полетел в сторону, почти падая, но руки перехватили его, и Хазан едва не упала вместе с ним. Хазан. Мехмед выдохнул, осел, как-то сразу весь расслабился, садясь прямо на прохладный асфальт пешеходной дорожки. Он смотрел прямо перед собой и словно сквозь вату слышал, как Хазан с кем-то говорит, резко кому-то отвечает. Он заставил себя поднять голову и посмотреть – несколько прохожих с остановились и теперь, с любопытством и подозрением глазели на него. Мехмет просто помахал им рукой, чтобы отстали, и Хазан присела перед ним, заглядывая ему в глаза, разглядывая его лицо. Она перехватила его руки, подняла его голову, встревоженно смотрела на него, словно пытаясь понять, здесь он еще или его уже унесло. Мехмет опять рассмеялся. Так теперь всегда и будет? У него не будет возможности просто немного расстроиться, чтобы она не подумала, что у него срывает крышу? Так теперь всегда и будет, пока он с ней, и поэтому он не должен был быть с ней, это груз, который он не должен был на нее сваливать... Его смех очевидно ее напугал, и он замолчал. – Хазан, все нормально, – тихо сказал он. – Я не спятил, твой дядя не дождался. Ее глаза изумленно расширились, на секунду она замерла, но когда он улыбнулся ей, Хазан с облегчением рассмеялась, обнимая его. – Ты в порядке, Мехмет? Он хотел ответить ей, что все хорошо, что все замечательно, прекраснее быть не может, чтобы она никогда ни о чем не беспокоилась, но это ведь было неправдой. – Я не в порядке, Хазан, – еле слышно сказал он ей на ухо. – Я никогда не в порядке. Я никогда не буду по-настоящему в порядке. Хазан отстранилась, снова внимательно разглядывая его лицо, словно пытаясь понять, что он имеет в виду, и хотела спросить, а он хотел ответить, но громкий раздраженный разговор проходившей мимо пары напомнил им, что они были в неподходящем для этого месте. Хазан поднялась на ноги, поднимая его за руку, и потянула его за собой. – Моя машина осталась там, – она прикусила губу, сомневаясь, очевидно не желая сейчас возвращаться туда, – мы можем поймать такси... – Мой мотоцикл, – ответил Мехмет, глядя в темное, беззвездное небо большого города. – Мой мотоцикл стоит там уже несколько месяцев. Давай заберем его? – Мотоцикл? – Хазан задумчиво склонила голову набок. – Я не ездила на мотоцикле... – Она нахмурилась, вспоминая. – Аллах, да я и не помню, когда я на нем в последний раз ездила? Еще в Америке, кажется. – Ты умеешь водить? – рассеянно спросил Мехмет, двинувшись назад к особняку, и Хазан пошла за ним. – Нет, – ответила она, и Мехмет напрягся, представив ее на заднем сиденьи мотоцикла какого-то незнакомого мужика. Он был уверен, что ничем не выдал этой своей глупой секундной ревности, совершенно был уверен, но она хихикнула, хватая его за руку. – Ну извини, я не знала тебя в семнадцать, иначе ни с кем бы кроме тебя не каталась. У Мехмета опять все похолодело внутри. Она могла знать его, когда ей было семнадцать. Она знала бы его, когда ей было бы семнадцать. Они могли бы быть знакомы с детства. – Что с тобой опять? – И снова, Хазан остановилась, разворачивая его к себе, с тревогой глядя на него, и Мехмет подумал, что так тоже будет всегда, всегда, оставаться с ней будет значить обрекать ее на постоянную тревогу, на постоянное волнение о нем, из-за его прошлого, из-за его памяти, и из-за тайны, которую он скрывал. Мехмет улыбнулся ей и потянул ее за руку. – Пошли. До особняка они дошли в молчании, и Мерт, стоявший на воротах, невозмутимо открыл им дверь, глядя, как они пошли к припаркованному в углу мотоциклу, мимо машины Хазан. Он оставил этот мотоцикл здесь за день до смерти госпожи Севинч, когда приезжал за Синаном, чтобы ехать с ним в офис. Много месяцев назад. В другой жизни. В жизни, которая была намного легче. – Куда мы поедем? – Спросила Хазан, и Мехмет пожал плечами. – Туда, где видно звезды. *** Мужчина выдохнул ароматный дым сигары и с наслаждением сделал глоток. Он вытянул ноги и прикрыл глаза, подставляя лицо приятному ветерку, дувшему с океана. Рай, рай на земле – тропический остров. Глупцы кричат о жаре, о влажности, о прочей чепухе – люди, не понимающие, что такое настоящий рай. Ему, выкарабкавшемуся из кучки серых грязных вонючих домишек бедного квартала с детства было очевидно, что есть подлинный рай – это, собственный дом на собственном острове в тропиках, и к чертовой матери всех, кто зовет это пошлостью и прочей чушью. – Ну что, Сонер, – спросил он молодого человека, рассевшегося рядом с хозяйским видом. Этому все досталось слишком легко, и потому райское место ему казалось скучным и банальным, ему хотелось в бурную городскую жизнь одной из столиц мира. Ну, может быть потом. Пока – следовало обсудить важное дело. – Холдинг Эгеменов. Интересное дело, очень интересное, – он задумчиво покачал головой. – Это очень интересное предложение... – Мужчина еще раз выдохнул дым и с сомнением посмотрел на изжеваную сигару. – Очень интересное. Отличный вариант, жирнейший кусок, и падает нам прямо в руки. Как такое вообще вышло? – Ну, мы с ним знакомы уже некоторое время. Он оказал мне небольшую услугу, я оказал ему небольшую услугу, а потом он узнал, что я могу свести его с тобой, и он стал моим лучшим другом на земле. Мужчина хохотнул, с гордостью разглядывая своего сына. Пусть незаконного сына, сына, которого он не мог показать миру, не мог посадить за один стол со своей семьей – все равно, лучшего из его сыновей. – Как вы с ним познакомились, сынок? – Как бы странно это не звучало, папа, – сын отпил глоток вина. – Из-за женщины. *** Кудрет отключил телефон, задумчиво глядя в одну точку. Теперь оставалось только ждать. Часы на запястье запищали, в который раз напоминая, что пора ложиться спать, и Кудрет еще раз раздраженно отложил сигнал на пять минут, решая в последний раз проверить почту. Сигнал пришлось отложить еще два раза, когда пришлось срочно ответить на письмо из Америки. Наконец он заставил себя захлопнуть ноутбук и подняться, на ходу расстегивая рубашку, выдернутую из брюк. Он заглянул в комнату дочери, убедился, что она мирно спит, посмотрел на нее, немного нахмуренную во сне, подоткнул одеяло и вышел. В свою спальню он вошел тихо, стараясь не разбудить Ниль, и стянул рубашку, не глядя потянувшись за майкой и пижамными брюками, сложенным на кресле. Завтра, крайний срок послезавтра он все выяснит. А потом... Вне зависимости от результата Стамбул ожидает очередной акт очень интересного шоу. С которого Кудрет планировал поиметь развлечение и дивиденды. *** Хазыму не спалось. Он лежал на спине, глядя в потолок и иногда ему казалось, что он не может дышать. Он жалел о том, что сказал сыну. Синан, Синан, глупый мальчишка. Глупый избалованный мальчишка, который сейчас должен был провести свою первую ночь в тюрьме. Пусть он натворил глупость, пусть он поступил по-идиотски, пусть он подставил свою семью и их компанию, не стоило все это ему говорить, на это, наверное, можно было найти и другое время. Когда бы все закончилось, можно было бы тогда все ему высказать, отобрать у него карточки, машину, перекрыть счета, может быть запереть наконец в рехабе, о котором столько раз говорила раньше Хазан, клинике для пьяниц... Потому что так все и было. Его младший сын был горьким пьяницей, из-за своих пристрастий погубивший бедную девушку и теперь опозоривший этим их имя. Его старший сын был жалким неудачником, связавшимся с недостойной женщиной, и все свои неудачи он сваливал на своего отца, вместо того, чтобы принять, что он просто был недостаточно хорош, недостаточно умен, недостаточно выдержан, недостаточно... Недостаточен во всем. О Селин и говорить не стоило, просто маленькая девочка, никогда не демонстрировавшая потенциала, и к тому же, совершенно чужая ему, относилась к нему, как к чужому, напрягалась, когда он пытался ее обнять, словно ее обнимал незнакомый человек. Старший брат настроил ее против родителей, подумал Хазым, снова загораясь гневом по отношению к Гекхану. Он подумал о Хазан, дочери своего хорошего друга. Эмин... Эх, Эмин, как же жаль, что все кончилось именно так... Что так получилось. На Хазан у него были надежды, подумал Хазым, если бы она вышла замуж за Гекхана или Синана, стала бы Эгемен, тогда она стала бы его надеждой, в ней с детства было видно это, этот потенциал, эти способности, так похожая на своего отца. Именно поэтому он убедил Фазилет отправить дочь в Америку, учиться, готовиться. Как получилось, что и брат, и дочь Эмина были так похожи на него, а его дети были одним сплошным разочарованием? Впрочем, Хазан разочаровала его тоже. Тем, что пошла против него, встала на сторону его детей, хотя он никогда, никогда ее не подводил, всегда помогал, всегда становился на ее сторону, давал ей советы, опекал ее, когда она, еще зеленым неоперившимся птенцом пришла в компанию, и вот так она ему отплатила. Разочарование. История жизни Хазыма Эгемена. Постоянное разочарование. Разочарование в детях, разочарование в семье, разочарование в жизни, разочарование в... Во всем. На этого беспородного мальчишку тоже не стоило срываться, хотя и черт с ним, кому какое до него дело. Хазым не отказывался от своих слов. С появлением в их жизни Мехмета Йылдыза все стало намного хуже, просто он не сразу это понял. И пока не мог понять, почему. Неважно. Скоро все это будет кончено. Хазым не позволит, чтобы его компания пошла по ветру после него. А ему иногда казалось, что осталось ему недолго. Что Севинч ждет его. Когда он закончит со всем этим, тогда он все свое оставшееся время посвятит поискам Ягыза. А потом... Потом он тоже будет ждать Севинч. *** Синан слышал громкое дыхание нескольких человек, спавших вместе с ним в одной камере. Он ждал чего угодно, входя в комнату, заставленную двухэтажными койками, со столом в одном углу и дверью в туалет в другой, и несколько пар глаз с любопытством уставились на него. По счастью, ничего особенного не произошло. Спросили за что попал, он правдиво ответил, парни кивнули, что бывает, указали свободную койку, и так он на ней и лежал, думая обо всем на свете и ни о чем. Иногда он проваливался в сон, и ему снилась всякая чушь. Ему снилась мама, ласково обнимавшая его. Ему снилась Хазан, почему-то одетая в какую-то жуткую мешковатую спортивную форму. Ему снилась эта женщина, которую он видел только на фотографиях, мать Мехмета, и она звала его сынок. Ему снилось, что он, грязный и голодный, сидит в лодке, а Мехмет протягивает ему руку. Одним словом, ему снился какой-то идиотский бред, и оттого спать теперь совсем не хотелось. Хотелось пить. Но откуда тут может быть выпивка? Хотя, наверное, можно было найти способы. Синан старался лежать неподвижно, потому что ворочания уже раньше вызвали раздражение у его соседей по камере, и он старался лишний раз не нарываться, как и советовал ему его новый друг Омер. Он думал о том, что сказал отец. Думал о том, что теперь делают Хазан и Мехмет. Думал о Гекхане и Селин. Думал об этой девушке, Элиф, знает ли она, что он сделал, и легче ли ей стало теперь. А еще он думал о том, что делать дальше. Он уже знал, что сделает. Что уже давно готовился сделать. *** Гекхан закурил. Он не курил со студенчества, но сегодня он не мог не закурить. Он подумал, что наверное сделал это из-за Синана и Мехмета, которые дымили, как паровозы, к раздражению всех вокруг них. Мехмет говорил, что начал курить в армии, Синан начал курить вместе с ним, теперь вот и Гекхан закурил, теперь собраться бы. Гекхан отметил в голове, что надо будет не забыть ссыпать пепел из пепельницы в пакет и спрятать, потому что иначе Селин его убьет. Бедная Селин, едва отошла от ареста Джемиле, как теперь и это. Она просила отвезти ее завтра на свидание к Синану, но Гекхан пока не был уверен, что так будет правильно. Гекхан думал обо всем, что происходит. О Джемиле. О Синане. О деле Мерта Кайе. Об Омрюм. Вспомнил, как Джемиле едва не оглушила его воплями в трубку, колотя кулаком по разделяющему их стеклу в комнате свиданий, когда узнала, что Омрюм забрали, и он не смог это остановить. Он думал о своей собственной небольшой компании, в которой не появлялся уже давно. Перекинул все дела на заместителя и друга, совсем забыл обо всем, но что, что еще оставалось делать? Мало того, что в тюрьме ни за что, вернее, без доказательств, оказалась его любимая женщина, будущая жена, теперь и брат оказался за решеткой. Надо было что-то решать и что-то предпринимать. И у него были на это планы. *** Мехмет был прав, подумала Хазан. С этого места были прекрасно видны звезды. Они выехали за город и ехали довольно долго, и для Хазан было очень непривычно ездить на мотоцикле – тогда, в семнадцать лет, она проехала от силы пару миль, а здесь они все мчались и мчались, и ветер пробирал ее холодом до костей, несмотря на неуместное для мотоцикла пальто, и скорость чувствовалась куда острее, чем в машине, и даже то, что она тесно прижималась грудью к широкой спине своего мужчины у нее не вызывало ни одной мысли, кроме «мы уже приехали или скоро умрем?». Они остановились на небольшой полянке с одиноким деревом посередине, и теперь они сидели у дерева, глядя вверх и считая бесчисленные звезды. – Что это за место? – Наконец спросила она после долгого молчания. Она стояла прижавшись к нему, после того, как он обхватил ее, увидев как она продрогла, и принялся растирать ее плечи и спину, полусидя на своем мотоцикле. – Не знаю. Как-то случайно его нашел. – Как можно случайно найти такое красивое место? – Хазан подняла голову, глядя в его лицо, и он улыбнулся. – Просто бесцельно ездил и нашел. – И часто ты так бесцельно ездил? Он склонил голову набок, задумываясь. – Намного чаще чем теперь. – Он усмехнулся. – Серьезно, я не думал, что богатые так много работают. Хазан прыснула, заливаясь хихиканьем. – А что ты думал делают богатые? Ходят с банкета на фуршет? – Ну, если верить нашему кино, – Мехмет криво улыбнулся, и Хазан вздохнула. – Моя мать ходит, – признала она. – И чтобы она могла так ходить, нам приходится работать без выходных. Он вдруг нахмурился, глядя мимо нее, и Хазан подняла руку, касаясь его щеки. – О чем задумался? – Спросила она, и он опять посмотрел ей в глаза. – Я подумал... – Он сказал это, все так же хмурясь, словно его самого расстраивало то, что он говорил. – Я вот подумал, если бы я родился в богатой семье, и мы бы с тобой встретились еще в детстве... – Мы были бы уже женаты, – закончила за него Хазан, и он удивленно посмотрел на нее. – Или я бы считал тебя сестрой, как Синан. – Брось. С Синаном мы знакомы с пеленок, и мы вместе копались в песке, и попытайся мы включить тебя в наши игры, ты бы послал нас и ушел со своими друзьями. Нет уж, я бы влюбилась в тебя когда мне было десять, и ты бы бегал от меня, пока я не загнала бы тебя в угол. Мехмет рассмеялся, опуская голову ей на плечо, прижимаясь лицом к ее шее. – И если бы я была из твоего квартала, было бы точно также. И не думай, Мехмет Йылдыз, иначе бы и не было, – твердо сказала Хазан, когда он протестующе замычал. – Я не стала бы страдать по тебе из кухни, дожидаясь, пока ты сам додумаешься, как Севда, я девушка решительная. – При чем тут Севда? – Мехмет удивленно поднял голову, и Хазан недоверчиво фыркнула, корча гримаску. – Не притворяйся. – Я не притворяюсь? – В его голосе было столько искренности, что Хазан почти ему поверила. – Врешь ты все. Не мог ты не заметить, что она в тебя влюблена по уши. – Я многое могу, если сильно стараюсь, – он застенчиво улыбнулся, и она рассмеялась вместе с ним. – В любом случае, это все бессмысленно. Мы такие, какие есть, – сказал он, отпуская ее, и Хазан осторожно вышла из его объятий, присаживаясь на мотоцикл рядом с ним. – Хазан, – он сказал это после долгого молчания. – Я хотел сказать тебе, насчет сегодняшнего. – Это из-за того, что сказал дядя Хазым? О словах Синана? О том, что... Мехмет быстро покачал головой, останавливая ее. – Давай не будем об этом, хорошо? Я не хочу рассказывать об этом тебе, понимаешь? Не потому что я не верю тебе, или не доверяю тебе, или не верю в тебя. Я просто не хочу рассказывать это тебе. Не хочу вспоминать это при тебе, и вспоминать потом, как я это тебе рассказывал. Просто... Там было плохо. Очень плохо. И потом стало хуже, и ты сама это знаешь. – Хазан внимательно смотрела на него, а он смотрел прямо перед собой. – Я сказал тебе сегодня, я никогда не буду в порядке. Даже если станет лучше, и я перестану вспоминать, вы всегда будете знать, что я не в порядке. Я болен, Хазан, – он повернулся к ней лицом, говоря это ей наконец, открытым текстом, впервые признавая это перед ней. – Я говорил себе, что этого не случится, что этого не будет, и да, не случилось, я не болен так, как... Моя мать, но я болен, и это груз. Раньше это был только мой груз, и я справлялся, но теперь... Я взвалил это и на вас. На Синана. На тебя. Не спорь, не спорь, пожалуйста, – он провел пальцами по ее щеке и коснулся губ, прося ее помолчать. – Господин Хазым прав. Пока меня не было, вы жили мирно. – О Аллах, да брось ты это. Его слова заслуживают только того, что ты и сделал – посмеяться над ними. Нам стало лучше с тобой, понимаешь, Мехмет? Мне стало лучше. Синану стало лучше. – И он сидит в тюрьме... – Перебил ее Мехмет, и Хазан вскочила на ноги. – Я тебя сейчас ударю! – Прорычала она. – В тюрьме, да, но в кои-то веки в согласии с самим собой и своей совестью. Нам стало лучше, – Хазан опять шагнула к нему, обхватывая его. – И тебе стало лучше, ведь так? – Он внимательно оглядел ее лицо, словно искал в нем что-то, и кивнул. – И этот твой груз... – Его лицо тут же словно захлопнулось, и Хазан крепче обняла его. – Никогда не говори о том, чтобы снова уйти, слышишь? Ты не можешь больше нести этот груз в одиночку. Не должен. Я тебе помогу. Мы тебе поможем. Потому что один ты долго его не пронесешь. Он долго-долго смотрел ей в лицо и наконец кивнул, поднимая голову и снова глядя на звезды. Хазан проследила за его взглядом, тоже разглядывая тысячи далеких светил. – Есть еще кое-что, – тихо сказал Мехмет. – Что случилось. Не только это. – Хазан затаила дыхание, слушая его. – Насчет моей матери. – Он сжал челюсти, и она увидела, как на его щеках играют желваки, и все его тело на миг напряглось. – Я расскажу тебе, когда-нибудь. Потом. Просто... Сейчас не время, хорошо? – Мехмет опять посмотрел на нее и поднял руку, убирая с ее лица выбившуюся прядь. – Поверь мне, я не говорю тебе, не потому что не верю или не доверяю, просто сейчас неподходящее для этого время, хорошо? Просто поверь мне. Хазан пытливо посмотрела ему в глаза, но когда он так ничего и не добавил, просто кивнула ему, улыбаясь, просто доверилась ему. Кому еще она могла так довериться?