В погоне за ветром

Руки жгло огнём. Сирокко в исступлении тёрла их мочалкой, пытаясь смыть липкую кровь. И пусть красных разводов на них уже не было, ей казалось, что кровь въелась в каждую пору на коже и теперь разъедала её изнутри. Шум бегущей воды усиливал головную боль, ужас и отвращение выворачивали желудок наизнанку. Тело била дрожь. Сирокко швырнула мочалку в раковину и села на пол. Ноги не держали её, и в груди с ужасающей скоростью рос непреодолимый гнев. Ставшая убийцей, девушка пыталась его сдерживать, но это мало получалось; в конце концов она вскочила на ноги и полубезумными глазами окинула комнату. Первым делом она рывком выключила воду, едва не вырвав кран из стены. Потом резкими ударами начала громить комнату вокруг, снося полки, подставки и шкафы. Краем сознания она понимала, что шуметь нельзя, но исступленный гнев быстро закрыл это место ненавистью. Что она сделала не так? Она старалась, так старалась сделать свою жизнь лучше! И чем она отличалась от детства? К чему привело желание быть собой? Ветер мягко обвил её кулаки, смягчая удары. Стены превратились в месиво из разбитых плиток и камней, на полу толстым слоем лежали осколки и пыль. Снаружи послышались быстрые шаги и стук в дверь. Кто-то громко заставлял её выйти. Сирокко медленно осела вниз, не обращая внимания на острые углы, которые оставляли дивные кровавые борозды на ногах. Период безумной активности резко сменился на опустошенность. Когда все пошло наперекосяк? Ветер нес ей ответ, который ей был нужен и которого она боялась. Тихие слова Зрячей, которые, казалось, прошли сквозь время, чтобы Сирокко могла их сейчас услышать. Слова, которые обещали вечное одиночество. Сирокко сжала запястье, пока не почувствовала резкую боль. Чувства постепенно возвращались к ней, и она услышала отчетливый стук в дверь. Солнце за окном уже заметно поднялось над горизонтом и теперь утопало в предрассветной морозной дымке. Боль все возрастала, только теперь Сирокко заметила, что под ней осколки разбитых плиток окрасились кровью. Каждое движение отзывалось ломотой во всем теле, и лишь возрастающий страх не позволял ей остановиться. Платье, в которое она была одета, было изодрано и испачкано и совсем не подходило для долгих путешествий. Стук в окно заставил её вздрогнуть. Секунду она настороженно смотрела перед собой, и лишь когда увидела прилетевший в стекло новый камень, облегченно выдохнула. Превозмогая боль, она подобралась к окну и распахнула его. Ледяной ветер ворвался в комнату, замораживая горящие огнём раны. Стук в дверь сделался невыносимым, и Сирокко поняла, что ещё минута – и стражники зайдут в комнату. Она закрыла глаза. Вокруг привычно обвивался горячий ветер, нежно защищая подругу от своего ледяного брата. Вздохнув, Сирокко перекинула через окно ноги и прыгнула. Словно на мягкой подушке, она опустилась вниз на подхватившем её ветре. Не успела Сирокко коснуться земли, как оказалась в крепких объятиях. — Ну не дура? – Эблис, едва не поломав подруге ребра, теперь трясла её, как тряпичную куклу. – Ты что там устроила? Зачем? — Я убила Валлаго. — Я знаю, конечно, – процедила Эблис, с предупреждением сверкнув глазами. – Убираемся отсюда. Я взяла тебе одежду, – потом она, наклонившись к самом уху подруги, едва слышно прошептала: – Как давно ты поняла? — Поняла? – переспросила Сирокко, нервно засмеявшись. – Узнала точно – когда увидела тебя в его постели, а догадалась, когда перед самой смертью Нимфея рассказала мне о таинственной любовнице Валлаго, которая – о совпадение! – обожает вафли с карамелью. * * * Лошади, украденные из господской конюшни, были хороши – цвета вороного крыла, они без устали неслись по бескрайним полям. Пуансеттию увезли в Бригон, с которым у Эблис связаны не лучшие воспоминания. Она не говорила, но Сирокко чувствовала, как сильно подруга не хочет туда возвращаться. Сирокко, в отличие от Дейтерия и Эблис, впервые сидела на лошади – друзья лишь поверхностно объяснили ей основы верховой езды, ограничившись коротким рассказом о том, как управлять конём. На счастье Сирокко, ей досталось довольно спокойное животное, которое, казалось, обладало ментальной связью с наездницей. Поля мелькали быстро, ледяной ветер нещадно бил в лицо, но Сирокко уже почти не чувствовала его. Несмотря на тщательно подобранную Эблис одежду – костюм для верховой езды, который предназначался именно для такой погоды, девушка замёрзла. Даже горячий ветер, вившийся вокруг спутницы, мало согревал её. Высокие ботфорты были жутко неудобными: Сирокко привыкла к легкой обуви, которая почти не чувствуется на ноге, поэтому она неосознанно пыталась сбросить их с себя. Так же, как и замотавший половину лица шарф – Дейтерий говорил, что иначе она может простудиться. Так или иначе, Сирокко чувствовала себя мумией, которую замотали в сотни слоёв ткани. Она с трудом двигалась, её обзор был крайне ограничен. Ещё и постоянно приходилось оставаться начеку – время от времени она угрожающе наклонялась в сторону, теряя равновесие, и единственное, что её спасало – хорошая реакция. Сирокко провела в седле лишь несколько часов, но казалось, что целую вечность. До Бригона придётся добираться ещё пару дней, и она с ужасом думала о предстоящей дороге – шея и поясница уже болели. Дейтерий поравнялся с Сирокко и опустил с лица шарф. — Скоро сделаем привал, – крикнул он, и девушка облегченно вздохнула. – Потерпи немного. — Мне даже нравится, – ответила Сирокко и тут же закашлялась, когда ледяной воздух попал ей в лёгкие. – Но очень холодно. Дейтерий ничего не ответил и лишь кивнул на прощание. Припустив поводья, он позволил лошади вырваться вперёд. Сирокко с облегчением прикрыла глаза. У неё было достаточно времени для того, чтобы обдумать все произошедшее. Несмотря на всю свою нелюбовь к философии и психологии, осознание своего «я» может помочь ей в открытии Врат. Они с Эблис так и не нашли книгу, которая могла бы им помочь. И сейчас Сирокко склонялась к тому, что такой книги нет вообще; возможно, для каждого процесс открытия Врат индивидуален. И остаётся лишь догадываться, что для этого нужно. Если рассуждать логически, то можно прийти к простому выводу. Сфера Стихий – концентрация огромного количества энергии, как светлой, так и темной. И без должного контроля эти две энергии способны уничтожить целый мир. Значит, каждый человек в Сфере Стихий обязан целиком и полностью контролировать свою силу, не допуская даже малейшего её всплеска. А для этого нужна жесткая самодисциплина, полное понимание своего внутреннего мира и стихии. Но Сирокко не способна себя контролировать – в этом и проблема. Как бы она не старалась, гнев все равно находил выход. Да ещё и её необдуманные, импульсивные поступки – решения, принятые на горячую голову. Все это соответствовало тому, что она, вполне вероятно, не откроет Врата. Но подобного нельзя было допустить. Сейчас у Сирокко была цель, к которой, казалось, стремился и ветер. Это странно, ведь господство человека означало покорение стихии. Сирокко гордо подняла подбородок. Она сильная, она справится. Её никто не остановит. Если для достижения цели нужно покрыть чувства льдом, она сделает это без раздумий. Сирокко – воплощение свободы, силы и бездушности. Ей никто не нужен, кроме ветра и поля. Эблис – подруга, сестра... Но жить можно и без неё. Дейтерий – любит ли она его? Наверное, но эта любовь не затмевает ей рассудок. Ей не нужны чувства, чтобы достичь свою цель. Эмоции на замок, и тогда, только тогда она станет тем, кем хочет быть. Лёд, гораздо холоднее того, что ветром пробивался под одежду Сирокко, пророс под кожей и медленно приближался к сердцу, почти ласково беря его в кольцо. Но сердце сопротивлялось. Его жара не хватало, чтобы согреть все тело, однако достаточно, чтобы оно не превратилось в прекрасную ледяную скульптуру. Сирокко старательно подавляла в себе боль. Ей казалось, что в грудь ей вонзается горячий металлический прут, который пытается заставить её двигаться и разогнать чернеющий лёд. Сирокко отпустила поводья; конь понёсся вперёд, перепрыгивая через небольшие канавы и замёрзшие ручьи. Вскоре изумленный Дейтерий остался позади, а впереди – лишь постоянно теряющийся в дымке горизонт. Будущее всегда будет впереди. Как горизонт. Как цель, к которой нужно стремиться. И это правильно. Человек, блуждающий во мраке, всегда будет сворачивать не туда. Конь бежал все быстрее, его чёрная грива развевалась на ветру. Сильные мышцы перекатывались под бархатистой шкурой, и Сирокко мягко погладила животное по шее. Уноси её в даль, милое существо. Туда, где её никогда не найдут. Чувства постепенно возвращались к Сирокко, и на их место пришёл всепоглощающий страх. Что она творит? Вспоминая слова Дейтерия, она начала медленно тянуть поводья на себя. Конь, явно раздосадованный, подчинился, и вскоре его стремительный бег перешёл на прогулочный шаг, а потом животное и вовсе остановилось. Сирокко спрыгнула с седла и с облегчением почувствовала под ногами твёрдую почву. — Сирокко! – Дейтерий остановился рядом и тоже спрыгнул на землю. – Ты что творишь? Жить надоело? — Нет, – прошептала она, с ужасом вспоминая свои недавние мысли. – Извини. Сирокко не понимала, что с ней происходит. Словно что-то мощное рвалось наружу из её души, и она не могла это удержать. Она с непониманием смотрела перед собой, ничего не видя. Мыслями снова и снова возвращалась в тот миг, когда стала так похожа на одно из тех чудовищ, о которых ей в детстве рассказывала мама. Ледяные... Без чувств. Без эмоций. Лишь оболочки – кристально чистые, прекрасные своим изяществом. Идущие за разумом. С одной стороны – это хорошо. Ничего не чувствовать, значит, совершать правильные поступки, о которых не будешь жалеть. Это максимально снижает вероятность ошибки, допущенной по неосторожности или на эмоциях. Но с другой стороны это страшно до дрожи в коленях. Жизнь без любви, дружбы и вдохновения – значит, перестать быть человеком. Останется ли одиночество? Или лишь пустота?