***
Остаток пути до вечернего привала прошёл ещё неопределённее. Ваня почему-то больше рядом со мной не шёл, а умотал в авангард к Финисту. Василиса, хоть и улыбалась, стоило нам встретиться глазами, в разговор тоже вступать не спешила и явно что-то у себя в голове обдумывала. Колобок пытался поначалу катиться поблизости и отмачивать шуточки, но я вполне серьёзно пригрозила его запинать, и вскоре он исчез из поля зрения. Кощей выглядел привычно мрачным, Яга — не от мира сего, а в сумме у нас получалась атмосфера, начинавшая отчаянно напрягать. Признавать это было немного неловко, но я уже начала с ноткой ностальгии вспоминать первые вечера и ночи в этой компании, когда все ворчали друг на друга, шумели и перебрасывались шуточками разной степени ядовитости. А ведь всего один день без этого прошёл. Пока Яга колдовала над ужином (какое счастье, что она никого больше на это дело не агитировала), я подобралась к Ване. Тот меня заметил, но от разбора вещей не отвлёкся. Я присела на корточки и неуверенно заглянула ему в лицо. — Что-то не так? — Да нет… — парень расслабленно пожал плечами, но его речь звучала как-то отстранённо, — Не ожидал просто, что ты так ответишь. Я задумчиво покусала губу, но всё-таки решила спросить: — Вань, не подумай, что я совсем того, но… Что ты спрашивал? Ваня выудил руку из рюкзака и удивлённо поглядел на меня: — В смысле? — Ну… — я поводила рукой в воздухе, как бы ловя мысль, — Я, честно говоря, прослушала, а ответила неосознанно, я вообще об этом не думала. На лице парня явственно отразилось сомнение: — Если бы прослушала, то невпопад бы ответила, а не так. — Я не вру, — брови сами собой сошлись у переносицы. От его недоверия стало почему-то обидно, — Что ты спрашивал? Ваня помедлил, внимательно глядя на меня, но всё-таки повторил. — Колобок начал мне затирать что-то в духе «сила есть — ума не надо», ну вот я и спросил тебя каким должен быть человек, если можно только что-то одно выбрать. Думал, ты на моей стороне будешь. Брови поползли к основанию лба. Да уж, такое сдуру не ляпнешь. Сила и ум — вопрос, конечно, спорный, но Ваня прав, я бы скорее всего про ум сказала. Если бы не наваждение это. Как я вообще сюда умудрилась Финиста приплести? Сильный или умный, Марина? Краси-ивый! Тьфу ты, чёрт! И комплиментом дурацким угостила, и дураком обозвала — и всё в четырёх словах. Талант! Что-что, а глупым я Финиста не считала. Был бы дураком — уже давно бы на вражеском копье сгинул во имя какого-нибудь смутного принципа. А живой богатырь — значит хороший богатырь. К тому же, как я поняла, он ещё и один из лучших. Наверное, у приворотов тоже косяки с формулировками случаются. Да и вообще, это Ваня всё — напрививал тут мне стереотипов. Сильный и умный вообще не антонимы. А то, что он всё подвиг рвётся совершить… так ведь, наверное, их тут в Белогорье так воспитывают, богатырей-то… Так. Я мотнула головой, возвращаясь в реальность. Это что сейчас было? Перед кем я тут села его оправдывать? Перед собой? Зачем, какое мне дело? Это точно какой-то приворот, не было у меня столько положительных мыслей! — Это точно какой-то приворот, — тихо повторила я, поднимаясь на ноги. Ваня проводил моё движение взглядом. Я машинально похлопала его по плечу, — Надо срочно с этим разобраться, а то уже мозг подтаивает… Я вернулась к своему рюкзаку и нырнула рукой в карман, где заботливо обёрнутый в тряпку, чтоб не разбился, лежал заветный пузырёк. В свете костра его содержимое отливало буро-бордовым, что только укрепило мои сомнения во вкусовых качествах этого средства. Ну, чем богаты… Стоило мне только подцепить кончиками пальцев тугую пробку, как рядом нарисовался Финист. Ему хорошо удавалось выглядеть повседневно, но что-то едва уловимое всё-таки выдавало беспокойство. Я смерила богатыря снисходительным взглядом. Издевается-издевается, а самому тоже, вон, неспокойно. — Что, тоже мысли какие-то странные одолевают? — отчаявшись выколупать пробку ногтями, я потянула её зубами. Кажется, я угадала, потому что Сокол сделал какое-то непонятное движение бровями, которое на его языке, видимо, означало кислое согласие. Пробка с хлопком выскочила, я отложила её в сторону и досадливо потёрла занывшую челюсть. — Расскажешь? Финист фыркнул. — Ну как хочешь, — я пожала плечами и огляделась в поисках какой-нибудь маленькой тары, в которую можно было бы перелить половину зелья. Он несколько мгновений последил за моими поисковыми мытарствами, а потом тихо цыкнул: — Пей уже, непутёвая. — А, так ты не брезгливый? — я попыталась скрыть за усмешкой внезапно возникшую неловкость и деловито примерилась к пузырьку. Ну, как раз на два глотка. Отвернувшись от Финиста, и, для уверенности прикрывшись ладонью, я отпила. В нос сразу ударил тяжелый травяной запах, а скулы свело от горькости. Я скривилась и не глядя сунула зелье богатырю. Он придержал мою руку, выцепляя из неё маленькую колбу, но сразу пить не стал, а дождался, пока я приду в себя. — Ну и отрава! — я разлепила глаза и вытерла губы рукавом, — Как видишь, я жива, не бойся — пей. Сокол хмыкнул и беззлобно помотал головой, на этот раз даже удержавшись от своего привычного «богатырю страх неведом». Он приложил к губам пузырёк и запрокинул голову, вливая в себя оставшуюся половину отворотного. Я проследила, как его кадык сделал плавное движение вверх-вниз и перевела взгляд на лицо богатыря. Он поморщился, как будто хлебнул плохого алкоголя, и с сомнением посмотрел на оставшийся в руке пустой пузырёк. — Не выбрасывай, ирод! — подобравшаяся к нам Яга, заметив со стороны богатыря слабое движение, тут же выхватила пузырёк, — Знаешь, как их достать трудно? Мы проводили её взглядами и посмотрели друг на друга. Я вопросительно кивнула. Финист пожал плечами. Я тоже никаких изменений в себе не чувствовала. Но, с другой стороны, когда эта цепочка пропала тоже ведь никаких эффектов не было. Ладно, Яга всё-таки не зря зельеварением балуется, должно сработать, на то это и отворот. Мнение по этому вопросу, судя по всему, у нас с Финистом совпало, поэтому мы молча разбрелись по своим местам. Спать ещё не хотелось, желающих поболтать по душам тоже не наблюдалось, поэтому я притулилась в своём уголке и, прислонившись спиной к вывороченному пню неподалёку, решила в кой-то веки продолжить своё вязание. Как и ожидалось, это занятие меня увлекло, и я провозилась с довязыванием спинки чуть ли не до второго дозора, когда хмурый Ваня уже собирался будить Кощея. Устало хлопая слипающимися глазами, я кое-как затолкала пряжу обратно в сумку и почти сразу провалилась в сон.***
Я спокойно иду следом за Ваней. У него за спиной наглухо застёгнутый рюкзак, а на поясе крепкие ножны с мечом-кладенцом. Я доверяю Ване, потому что он из моего мира, потому что он понимает мои шутки, а ещё — потому что у него самая обезоруживающая улыбка на свете. Я знаю, что Ваня обязательно поможет мне вернуться домой, только не сейчас… позже. У меня на руке тонкий золотой браслет. Он елозит туда-сюда по запястью и щекочет кожу, мешая мне спокойно идти. Я пытаюсь его снять, но он не выпускает кисть, поэтому я просто стараюсь не обращать на него внимания. Впереди среди деревьев что-то сверкает, и вскоре мы выходим к затерявшемуся в лесу озеру. Вода в нём слабо плещется и переливается на солнце, как драгоценные камни. В центре озера — маленький островок, а на нём стоит женщина в развевающихся зелёных одеждах. На голове у неё — венок из камышей, а её густые чёрные волосы волнами стекают по плечам до самой земли. Я подхожу ближе к берегу, щурюсь, чтобы разглядеть её лицо, и в следующее мгновение понимаю, что это мама. Я улыбаюсь и машу ей рукой, но она смотрит куда-то в сторону и не видит меня. Я оборачиваюсь за её взглядом и вижу, как Ваня забирается в стоящую у берега лодку. Лодка кренится от его движений, я тороплюсь следом, но не успеваю. Ваня отталкивается от берега, и лодка послушно скользит по водной глади в сторону островка. Я пытаюсь привлечь внимание Вани, но он отворачивается, в его руках появляется изящное резное весло, он начинает грести, а лодка — ускоряться. Вода подрагивает и идёт рябью, которая усиливается с каждым движением весла, и вскоре я замечаю, что возле острова образовывается воронка. Рябь переходит в волны, воронка растёт, но Ваня с мамой как будто бы не замечают этого. Они смотрят друг на друга и… сквозь друг друга. Я пытаюсь кричать, но голос снова меня подводит. Земля под ногами гудит, это гудение постепенно усиливается, переходя в тряску. Внезапно всё сотрясается особенно сильно, и я вижу, как остров, на котором стоит мама, начинает уходить под воду. Всего за несколько мгновений мама оказывается по колено в воде, а лодку Вани сильно заносит в сторону. Я мечусь по берегу, размахивая руками, и постоянно валюсь на колени от каждого подземного толчка. Вставать тяжело, как будто на плечи и спину повесили толстые свинцовые пластины. Руку начинает жечь. Я опускаю взгляд и понимаю, что браслет раскаляется. Снова пытаюсь сдёрнуть его, но ничего не выходит. Ноги держат плохо, я с трудом выпрямляюсь, чувствуя дрожь во всём теле, и вижу, как кренится лодка, утягивая Ваню к центру воронки. Вода почти доходит маме до груди. Её лицо в страхе искажается, она тянет к Ване руки, и тот подрывается с места, пытаясь увести лодку из пучины водоворота. Моё сердце заходится в бессильном ужасе. Я уже не понимаю, дрожит ли это земля, или это моё тело трясёт набатом бьющая паника. Глаза застилает тугая мутная пелена, я смахиваю её руками, боясь хоть на мгновение отвести взгляд от происходящего. Свет от браслета заполняет собой всё вокруг. Я рычу и царапаю себя руками, пытаясь избавиться от ужасного чувства жжения, но это не помогает. Мне страшно, страшно так, что руки не слушаются, а горячие слёзы стекают по шее за воротник. Свет становится нестерпимым и последнее, что я вижу перед вспышкой, это как Ваня оступается, мешком падает в воду, и его голова тут же исчезает в нахлынувшей волне.***
Я глотнула ртом воздух, резко перевернулась на бок и схватилась за руку. Никакого браслета на запястье не было, и жжение почти мгновенно схлынуло, оставив после себя неприятное фантомное покалывание. Я с трудом приняла сидячее положение и привычно сунула в рот костяшку пальца, пытаясь прекратить всхлипы. Щеки пылали, а дыхание всё никак не восстанавливалось. Я затравленно огляделась, пытаясь понять не разбудила ли кого-нибудь. Было ещё темно, но места Кощея и Финиста пустовали. Внезапно сзади раздался шорох. Я стремительно повернула голову и увидела, как от дерева отделяется силуэт. Удивительно, но воспалённый страшным сновидением мозг сразу определил, что это Кощей, и я чуть расслабилась. — Что с тобой? — раздался рядом хриплый шёпот, — Морока ночного испугалась? Я почувствовала, как Кощей подошёл ближе, и заметила периферией зрения, что он тянет руку в мою сторону. В любое другое время я бы обязательно отстранилась от этого движения. Но сейчас я чувствовала себя ужасно вымотанной. Внутри сконцентрировалась какая-то страшная пустота, бежать от которой не было никаких сил. Ночь за ночью кошмары вытягивали из меня всё больше энергии, а этот ещё и оставил после себя послевкусие полной безнадёжности и опустошения. Почему никто не замечает меня? Почему все уходят? Незаметно навалилось чувство страшной усталости. Захотелось закрыть глаза, упасть и провалиться в вязкую черноту — туда, где нет ни звуков, ни лиц. Где вообще ничего нет, где нельзя думать. Возможно именно поэтому я даже не дёрнулась, когда жесткая рука Кощея прошлась по моим растрёпанным волосам. Глаза невольно прикрылись. Уверенное прикосновение повторилось, и мне показалось, что тяжесть отступает. Следующий вдох получился глубоким и намного более лёгким, чем все предыдущие. Дрожь в руках ослабла, и я незаметно выпустила из пальцев край рукава, который нервно мяла до этого. Теплые пальцы соскользнули с затылка и осторожно зарылись в волосы на макушке. Я вздрогнула от неожиданности, а в следующую секунду меня вдруг прошибло ледяное и поглотившее всё чувство, что так уже было. Когда-то было. Сердце мелко-мелко задрожало. Я резко вынырнула из-под руки и взметнула наверх испуганный взгляд. Из-за слабых отсветов костра, скользящих по белому лицу Кощея, было явственно видно, как у него задрожала щека. Одно мгновение, казалось, растянулось на страшную бесконечность. Кощей сглотнул и сипло выдавил: — Мара?