Неделя

Лишь слышит тихое «Дан». Осторожно открывает дверь, не создавая лишнего шума. Видит девочку, содрогающуюся в беззвучных рыданий от боли и переживаний. Даёт ей медовый чай, осторожно придерживая голову. После, сидит в обнимку, качая её из стороны в сторону. Если бы знал, что она будет так переживать и себя накручивать, то, наверное, не сказал бы ей ничего. Даёт таблетку обезболивающего, пока она, содрогаясь, прокручивает в голове этот день. -Давай спать? -Не смогу. -Ты ела сегодня? -Да… Вроде, да. Утром. -Чудо, когда же ты есть научишься? Знаешь, не хочу тебя отставлять опять тут, поэтому забудь, что боишься высоты и полетели. Берет её на руки, прижимая голову к плечу, что бы девочка не видела лестничный пролёт с его роста. Непрерывно шепчет «не смотри вниз», «доверься мне», «маленькая, закрой глаза», «все хорошо, родная, хорошо». Вжимается в него со всей силы, прикусывая сильнее губу. Дрожит, как осиновый лист в его руках. Делает вид, что не почувствовала железный привкус во рту. Заходя в гостиную осторожно усаживает её на диван. -Ты как? Маленькая, что ж ты так переживала? — говорит, заметив её искусанные губы и все ещё трясущиеся руки и обнимает её. Она тонет в его руках, как тонет уже несколько лет, но каждый раз ощущение новое, неизвестное. -Я в порядке. Просто все ещё немного боюсь высоты. А ещё за твою спину, Дан. нельзя так, ну, а если бы что-то случилось? -Я обещал в день свадьбы носить тебя на руках. В любое время когда понадобится. Может и случилось бы, но я в любом случае тебя донёс бы, о-б-я-з-а-т-е-л-ь-н-о, — произнёс по буквам, неотрывно глядя в синие омуты. — я сейчас приготовлю что-нибудь. О, доченька, поможешь мне приготовить или с мамой посидишь? -И то, и то, — улыбнулась малышка и прибежала к маме на диван. Дан помог крохе сесть на диван, поправляет подушку жены и с трепетом целует её в макушку, уходит на кухню. -Мамочка, а почему вы меня назвали Анфисой? -Когда ты родилась, мы с папой долго думали как тебя назвать. Какое бы имя дало тебе наибольшее количество сил. Какое бы имя мы хотели бы дать для единственной дочери… -Единственной? Мам, то есть у меня не будет… братика или сестренки? — малышка тихо всхлипнула. -Ася, тише, маленькая, не плачь. Если хочешь, то может быть и будет… пока не знаю. Сказку рассказывать дальше? -Да… только обними меня. -Иди сюда, Асечка. Анфиса — означает цветок. Когда-то в моей жизни случилась маленькая большая беда, из-за которой я очень много плакала и перестала верить в то, что когда-то стану счастливой. Мое сердце было нежным и хрупким цветком, который разбили, цветком, который отцвёл. Но… лишь на половину. Да, малышка, часть моего сердца умерла, но вторая была замершим цветком, мечтавшим отойди ото сна. Я много лет была розой во льдах, жившей в тумане. Это очень страшно, правда. Когда моя душа промёрзла до конца и верить счастье перестала, в моей жизни появился твой папа. Случайный, думала тогда пассажир лодочки… но нет. Пассажир, который помог маленькой лодочки выплыть из водоворотов боли и страхов, пассажир, который растопил маленькую розочку в моем сердце, человек, научивший вынимать мою маленькую девочку из угла и жить… по настоящему. Он показал, что Таня — не просто имя, данное мне при рождении, Таня — внутренний ребёнок, маленький мир, который может ещё цвести. Ты тот самый маленький цветочек, выросший на выжженной земле, маленькая девочка-фиалка. -Я девочка фиалка, а ты девочка-роза? -Да, да… девочка-роза. -Мам, а что стало с маленькой розочкой, замёрзшей? -Ой…её спас маленький мальчик, волшебник, обещающий, что растопит её мир. Растопил. Полюбил. Влюбил в жизнь. Позволил дышать. Подарил маленькое чудо, которое сейчас сидит со мной на диване и задаёт очень взрослые вопросы. Фис, тебе точно пять? -Точно, мамочка, точно. А почему фиалка? -Твой папа очень любит космос. В ночь, когда ты родилась, ночное небо было особенным. Я после даже его нарисовала, да, та картина висящая напротив камина, где нарисован мальчик смотрящий в космос. Мальчик — твой папа. Маленький ещё. А космос — это ты. Это ты, потому что фиалка с названием «метагалактика», пурпурно-фиолетового цвета, все в крапинку, очень редкая. Ты, потому что девочка-космос. Долгожданна, любима… человек, который показал, что иногда, что бы что-то обрести — надо потерять. Что у каждого человека есть своя боль, за которую рано или поздно вернётся счастье, — глаза вверх, с надежной, что дочка не заметит слёзы. Дан стоял в дверях последние две минуты. Держался, что бы не подбежать и просто не держать за руку. Всверливал своё беспокойство ей под кожу, искренней надеясь, что под взглядом станет легче. Держался, что бы не взять её на руки и не кричать на весь свет, как он её любит. Не целовать каждый её миллиметр. А после, сразу, как девочка вжимает хрупкие пальцы в ладошку, сильно, до крови и от внезапной эмоциональности, снова закусывает губу, подлетает к ней, целует тонкие пальчики, разжимая маленький кулак. Шепчет, что рядом, снова вызывая слёзы. Падает ему в объятья, не боясь лить слёзы при дочери. Обещает себе, что когда-то объяснит, почему так часто плачет. Почему все ещё не может забыть боль. Не забудет никогда Объяснит, почему ненавидит красную помаду. Почему выкинула её из туалетного столика, но, кажется, не из души. Объяснит, почему просыпается в холодном поту с трясущимися руками. Все ещё боится. Боится потерять снова. Объяснит, что за комната, в её старом доме, на «даче», в которую каждый раз она заходит и плачет. Объяснит, почему так ненавидит апрель, даже спустя время. А может никогда и не объяснит Что бы дочь не несла травму матери по жизни. Не боялась доверять людям. Не теряла. Не знала, что мама не всегда улыбалась. Не знает, что делать дальше, но знает, что пока она всего объятьях все будет хорошо. И уже уверена, что сделает все, что бы дети в жизни не познали хотя бы часть её боли. -Тань, Ась, пойдёмте есть. Дочь, ты иди, я с мамой поговорю, хорошо? -Да, папочка. Спасибо тебе за еду, а маме за сказку. Маленькие пятки утопали в другую комнату, а хрупкое тело все ещё всхлипывало в его плече, сидя на полу. -Сказка затянулась? -Видимо…почему ещё больно? Почему все ещё болит? -Потому что ты живая. И нет смерти у любви. Не твоя ли фраза? -Моя, — улыбнулась. — Скажи, а с какого момента ты выучил все мои цитаты? -С того, как ты стала моим воздухом. Считай, почти самого начала. — вытирает пальцами с нежной кожи мокрые дорожки. Она прижимается к нему и они растворяются в моменте. Внезапный грохот с кухни, звон стекла и детский крик заставляют подскочить обоих. Тина реагирует моментально, влетая на кухню и видя разбитый стакан и кровь на маленькой детской ручке спиной впечатывается в стену. Знает, что надо сделать, но не может сдвинуться с места, ведь это собственная дочь. Полушёпотом, хрипя произносит, когда душа кричит: -Дан, прийди пожалуйста. Дан, я не смогу. Дочечка, потерпи чуть-чуть сейчас промоем. Сейчас не будет больно, — не видит за пеленой слез ни дочь, ни мужа. Оседает на пол, пытаясь унять крупную дрожь. Держится за остатки сознания, но срывается с собственной скалы. Кажется, рассыпалась, как осколки на том же полу. Он осторожно проходит к дочке, боясь её напугать, берет на руки, а на вопрос ребёнка «что с мамой», кивает, говоря, что устала. Ведь сам уже позвонил Орлову. Молчания в трубку и сухого «приезжай, пожалуйста» сполна хватает, что бы Павел уже гнал по трассе в их дом, что они специально купили «подальше от шума». Что бы он проклинал первый лёд и вспоминал, где в доме нашатырный спирт и ближайший диван от кухни. В ванной, под осторожные дуновения отца и капли перекиси вытаскивается из детской ручки осколок. -Ася, маленькая, если будет больно кричи сильно хорошо? -Да… пап, а что с мамой? -Малышка, Паша едет, с минуту на минуту будет с мамой. Не бойся, она в порядке, — игнорирует свой предательски-дрожащий голос. -Мама испугалась за меня? -Очень, крох. Она очень давно ни за кого так не боялась. Сейчас буду вынимать, ты готова? -Да, пап. Ай… и это все? -Да… точно не больно? О чем ты думала? Пошли пока перевяжем, Фис. -О маме. Я ради мамы буду сильной, пап, всегда. Обещаю. Я не хочу что бы она плакала, ей же больно. И эта боль глубже осколка от стакана. Стекло можно вынуть, а мамину боль нельзя. В этом разница, так? -Ты главное помни, что сильные женщины тоже плачут. Женщина должна поплакать. Просто запомни эти слова, когда-то они тебя спасут, — сказал Дан, перевязывая девочке руку. — Полетели к маме? -Ага. -Дочь, постой тут, я проверю маму, а после позову тебя, хорошо? -Да. Пап… -Поднимает глазки полные слез. — Только на кухню я больше не пойду. -Эй, ну ты чего, солнышко. Иди сюда, — обнимает малышку, мысленно обещая купить пластиковый набор посуды.