***
Что-то подкатывается к подбородку Дина, и это пробуждает его от сна. Не открывая глаз, он проводит рукой по лицу, и его пальцы натыкаются на пустой стакан из-под виски, который, должно быть, скатился по его груди и ударился в подбородок. Он крутит его в пальцах, а потом отбрасывает в сторону. Раздается глухой стук, когда стакан падает на ковер с высоким ворсом. Справа от него слышится невнятное проклятие, и он крепче зажмуривает глаза. – Балбес... Потом раздается звук отодвигаемого по деревянном полу стула. Дин слышит глухие шаги, приближающиеся к нему, и ворчание старого охотника, склонившегося на негнущихся коленях, чтобы поднять стакан. – Не приходи потом ко мне плакаться, когда у тебя в ноге окажутся осколки. Стакан с силой падает на грудную клетку Дина, и он ловит его, прежде чем тот снова покатится на землю. – Господи, Бобби, – бормочет он и наконец открывает глаза. Он лежит на диване в кабинете Бобби, и его ноги неудобно свисают с края продавленного сиденья. Он перекидывает ноги и принимает сидячее положение, проводя рукой по усталому лицу и подпирая подбородок кулаком. Бобби Сингер стоит над ним, держа в руке щербатую кружку, до краев наполненную ядерной жидкостью, которую он называет Варевом Бобби. – Спасибо, – бормочет Дин и берет теплую кружку в свои холодные ладони. Он обхватывает ее обеими руками и ставит себе на колено, чувствуя, как тепло разливается по телу. Бобби кивает и возвращается к своему стулу. Он тяжело усаживается и опрокидывает остатки из своей кружки. – Тебе снилось что-то суровое. Хочешь поговорить? – Нет. Бобби вздыхает и включает настольную лампу в углу стола. Он выглядит бледнее и встревоженнее, когда теплая оранжевая лампочка добавляет свой скудный свет в кабинет. – Брось, Дин. Если ты будешь сдерживать это дерьмо в себе, однажды оно тебя убьет. Дин корчит гримасу и вперивается взглядом в свое мутное отражение в кофе. – Да ладно тебе, Бобби. Ты хочешь поговорить об аде, когда Сэм выводит токсины демонического сока в твоем секс-подземелье? – В подвале, - вмешивается Бобби. – Я слышал оба варианта, – отзывается Дин, махнув рукой. Он делает глоток кофе и чувствует, как тот горячо растекается в его пустом желудке, который недовольно урчит. Бобби приподнимает бровь из-под козырька кепки. – Есть хочешь? – Чего я хочу, так это чтобы все слезли с моей гребаной шеи на пару секунд, – огрызается Дин, и немного кофе выплескивается из кружки и обжигает ему пальцы. – Вот дерьмо, – бормочет он и вытирает пальцы о джинсы. Проходят несколько неловких мгновений, и только звук старых часов отсчитывает секунды, как удары сердца. – Извини, Бобби, я знаю, что я... Я знаю, что иногда веду себя как придурок, просто... Бобби машет рукой и откидывается на спинку своего старого кресла. – Не беспокойся об этом, сынок. Не забывай, что я знал твоего старика. Джон хмурился в солнечный день просто из принципа. Дин борется с этим, но образ брутального Джона Винчестера, грозящего кулаком солнцу, против воли приходит ему в голову, и он издает смешок. – Я скучаю по этому сукину сыну, – признает он, – интересно, что бы он сказал о том, что мы делаем… с Сэмом... Бобби фыркает. – Что сказал бы – не знаю, а вот что бы он сделал – это я тебе расскажу. Он бы спустился в подвал с дробовиком и хорошенько его припугнул. Но Дин уже снова впадает в уныние. – Он пытался предупредить меня тогда. Много лет назад. Я не понял, что он хотел сказать. Я думал, что после Колд Оука все закончилось. Дин делает паузу и вспоминает, как захлопнул перед братом тяжелую обитую металлом дверь подвала, вспоминает предательство, которое с глухим стуком прокатилось по линии в обе стороны. – Кровь демона, Бобби. Я даже не знаю, что сказать, – Дин тяжело откидывается на спинку дивана, – у нас запуск апокалипсиса в любой день, а Сэмми вне игры. Поздравляю, Сэмми. Ты только что купил себе местечко на скамейке запасных на время апокалипсиса. Кружка с кофе в руках Дина остывает окончательно, и он ставит ее на стопку книг на одной из книжных полок Бобби. – Пойду проверю, как там Сэм. – Ты уверен, что это... Но Дин уже ушел, тяжело ступая по деревянной лестнице, ведущей в подвал. – Лестница в небо, мать ее, – думает он и пинает коробку с барахлом Бобби, подходя к засоленным железным дверям. Он напрягает слух, чтобы услышать какой-нибудь шум, доносящийся из комнаты, но Бобби топает наверху, и звук его шагов заглушает все, что Дин мог услышать из бункера. Он на мгновение замирает и его рука зависает в нескольких дюймах от дверного замка. Он борется с желанием распахнуть дверь и выпустить брата. После всех ужасов, которые Дин совершил в аду, может ли он действительно скрестить руки на груди и прочитать брату лекцию о том, что некоторые границы не должны пересекаться? Но в глубине души Дин знает, куда направляется его душа, и это явно не путь к свету. Но может быть… может быть, у Сэма еще есть шанс. Может быть, он еще сможет спасти своего брата, пока тот не зашел слишком далеко. Рука Дина поднимается от замка к оконной решетке. Бобби резко обрывает свои ирландские пляски наверху, и дом погружается во всепроникающую тишину. Дин внимательно прислушивается и клянется, что слышит голоса из подвала. С замиранием сердца он наконец отодвигает ржавую металлическую решетку и заглядывает в комнату. Сэм стоит в центре комнаты, лицом к стене. Его глаза широко распахнуты, когда его внимание переключается на Дина. – Ты что, разговариваешь сам с собой, Сэмми? – спрашивает Дин, надеясь, что вопрос прозвучал полушутливо, но с этим диким выражением в глазах брата, он звучит как обвинение. Дин наклоняется ближе к щели и убеждается, что комната пуста. Конечно, это так. Руби ни за что не смогла бы попасть сюда, не сломав пару стен. Сэм в замешательстве сужает глаза и оглядывается на пустой участок стены. – Я… э-э... нет, я... – он трясет головой, словно перезагружаясь, и тремя быстрыми шагами пересекает комнату, направляясь ко входу. Дин отступает на шаг. – Дин, послушай, ты должен меня выпустить. Это не реально, это всего лишь трюк. Михаил, он... он убил Каса, и нам нужно добраться до него... – Господи, Сэм. Ты вообще себя слышишь? Разве ты не понимаешь, как далеко зашел? Кас... мы видели его всего пару часов назад. С ним все в порядке. Немного более чокнутый, чем обычно, но сейчас он должен быть последним в твоем списке сумасшедших, Сэм. У нас номера с первого по сто первый еще не заняты... – Дин, прекрати. Просто... послушай, я не принимаю кровь демона. Я уже много лет не прикасался к этой дряни. Это просто Михаил – он пытается разлучить нас, заставить тебя думать, что я... что я сошел с ума или что-то в этом роде. Дин качает головой. – Я не знаю, кто такой Михаил, Сэмми, но ты проделал хорошую работу, я мог бы поверить, что у тебя поехала крыша от одиночества. Но нет. Ты не выйдешь отсюда, пока не просохнешь. Сэм раздраженно качает головой и делает шаг назад. Он поднимает подбородок и смотрит на вентилятор, медленно вращающийся в потолке. Вспышки света прорезают лицо Сэма, когда лопасти вентилятора блокируют свет. Наконец он снова поворачивается к Дину. – Посмотри на меня. Дин, серьезно, ты только посмотри – неужели я выгляжу так, будто меня накачали демонической кровью? Это ловушка. Михаил пытается заставить нас сражаться друг с другом, вместо того чтобы сосредоточиться на том, чтобы выбраться отсюда. Дин перестает слушать. Он не может больше выносить ложь, слетающую с языка Сэма, как будто ему больше нечем заняться. Дин даже не знает, когда Сэм начал пить кровь демона и как давно начал врать. Тайные свидания с Руби, дурацкие истории. А позже, когда они сражались с Четырьмя Всадниками, и Голод снова взбудоражил Сэма, и его снова охватила жажда... Боль пронзает голову Дина, и он поднимает руку, чтобы потереть лоб. Четыре Всадника? Голод? Дин прижимает кулак к болезненно пульсирующим глазам. Может быть, ему все-таки нужно поесть. Вся эта выпивка и кофе не так уж и хороши на пустой желудок. В ушах у него стоит глухой рев, словно ветер ломает далекие деревья, но голос Сэма перекрывает шум. – Я знаю, что ты можешь пробиться, Дин, тебе просто нужно помнить, и мы... Дин открывает глаза и видит Сэма. Его брат отчаянно умоляет его через решетку. Из противодемонского подвала, который буквально стал их последним средством, чтобы очистить Сэма. В глазах Сэма тошнотворное отчаяние, и это… это что-то ломает внутри Дина. Правда. Сэм продолжает нести какую-то чушь, но Дин закрывает решетку. Дверь мгновенно приглушает повышенный голос Сэма до тихого шепота. Рука Дина на секунду задерживается на двери, и он слушает, как Сэм кричит через дверь. Наконец он стучит костяшками пальцев по железу и отворачивается. Когда он выходит на лестничную площадку, Бобби уже ждет. Его подбородок дергается вниз, и он спрашивает: – Как он? Дин вздыхает. – Даже не знаю, Бобби. Снова бред. Может, нам стоит поставить ему телевизор? С видеомагнитофоном. Кажется, он кричал о Накатоми Плаза. Из "Крепкого орешка”. Дин встречает молчаливый взгляд Бобби и готов поспорить, что видит, как в его глазах отражается вспышка голубого света, словно в зеркале отражаются лучи дальнего света. – Ну что ж, – ворчит старый охотник, – думаю, нам ничего не остается, кроме как ждать. – И сколько ждать? Бобби бросает испепеляющий взгляд через плечо, поворачивается и идет к своей маленькой кухне. – Подожди, я посмотрю в своем руководстве по детоксикации демонов, – рявкает он в ответ, когда Дин следует за ним на кухню. Бобби садится за стол и проводит пальцами по корешкам стопки книг. – Ой, подожди. У меня нет никакого руководства. Никто никогда их не писал. Неизвестно, сколько времени это займет. Черт, если Сэм вообще переживет это.***
Глухой стук захлопнувшейся решетки эхом отдается в бункере Бобби. – Дин! – кричит Сэм так громко, как только может, понимая, что ни одно из его слов не проникнет сквозь толстые железные стены. – Ты должен вспомнить! Хитоми Плаза! Но даже если Дин все еще по ту сторону двери, он уже ничего не слышит. Сэм пинает железную стену и рычит проклятие, когда боль пронзает его ногу. Он возвращается на середину комнаты и с такой силой бросается на койку, что та откатывается назад на несколько дюймов. – И вдруг ты признаешь, что Кас мертв? И даже вслух говоришь об этом, Сэмми? Михаил вернулся, прислонившись к стене, как ни в чем не бывало, в облике молодого Сэма. Сэм на мгновение закрывает глаза. По крайней мере, это не Аластар, как в первый раз. – Откуда ты вообще знаешь о моих галлюцинациях? – спрашивает Сэм, – я думал, ты не видишь моих воспоминаний. Михаил пожимает своими маленькими детскими плечами, и вспышка синего мгновенно выдает его присутствие в глазах ребенка. – Да, не вижу. Не так, как с Дином, но с ним у нас некие особые отношения. Наверное, что-то в этой комнате просто всплывает на поверхность старых воспоминаний. Это легко читать, когда ты тонешь в нем, – и Сэм видит, как легкая улыбка начинает играть на лице его младшего "я". Михаил медленно обходит комнату, осматривая железные стены и дьявольскую ловушку. – Пить кровь демонов, Сэм. Мда... – он цокает языком и трет ладонью о шершавые стены. – Последний раз, когда я проверял, не ты ли пихал архангельскую благодать в глотку каждого монстра, которого только мог найти? – рявкает в ответ Сэм. Михаил едва удостаивает Сэма раздраженным взглядом. – Я не жду, что ты поймешь мою миссию, Сэм. Но и ты не жди от меня понимания. – Если ты действительно сбежал из Бункера, – начинает Сэм. Он избегает упоминания о возможной смерти Каса, – тогда почему я все еще в голове Дина? Почти уверен, что в устройстве Бевелл нет Wi-Fi. Михаил поворачивается к Сэму, и его полуулыбка возвращается. С каждым шагом он сбрасывает маску младшего Сэма, и к тому времени, когда он оказывается перед Сэмом, он принимает облик Мэри Винчестер, с длинными волосами и в окровавленном платье, только что с потолка детской. Сэм подавляет дрожь, которая пытается вырваться наружу. – А я ведь уже продемонстрировал возможности даже мизерной дозы архангельской благодати. Ты всегда так нуждался в том, чтобы тебя держали за руку? – голос Мэри мягко звучит в комнате. – Ты останешься здесь… с Дином, со мной… пока..., – прикрытые ночной рубашкой плечи поднимаются в небрежном пожатии, – пока не умрешь. Это может быть травма мозга или твое тело дегенерирует раньше. Но я предполагаю, что первым умрет твой мозг, задолго до того, как атрофируется тело. – Чушь собачья. Михаил наклоняет голову к изящному плечу Мэри. Сэм чувствует железистый запах крови, впитавшейся в ткань, и от этого у него сводит живот. – Можешь верить, можешь не верить. Очень скоро это уже не будет иметь значения. Хлопанье крыльев, тень на стене – и Михаил исчез.***
– Дин. Дин моргает и видит перед собой полную тарелку еды. Он даже не понял, что Бобби готовит. – Что? Он берет вилку и протыкает кусок жирной колбасы. Бобби прислоняется спиной к грязной плите и смотрит, как Дин машинально запихивает еду в рот. – Нам нужно обсудить дальнейший план. – Господи, Бобби. Опять это? – Дин бросает вилку на стол и отодвигает стул. – Мы не собираемся выпускать Сэма, чтобы он мог сразиться с Люцифером с полным брюхом демонской крови. Перестань поднимать эту тему. Бобби бросает на Дина странный взгляд. – Что за чушь ты несешь? Люцифер? Мы говорим об апокалипсисе. Печати. Я не собираюсь выпускать Сэма из подвала. Дин чувствует пустоту под ребрами. Он неуверенно отступает от Бобби. Лицо Бобби покрыто той же восковой растерянностью, что и у Дина. Почему Дин продолжает вспоминать разговоры, которых не было? Мне это нравится не больше, чем тебе, но... Сэм может убивать демонов. У него есть шанс остановить Армагеддон. Так что же, пожертвовать жизнью Сэма, его душой ради общего блага? Дин чувствует небольшой приступ тошноты в животе. Он видит Бобби – того, что стоит прямо перед ним, – но позади него он видит другого Бобби. Постаревшего. Уставшего. Мертвого. Он видит похороны охотника, чувствует жар костра, сжигающего останки человека, который стоит перед ним, живой и сильный. Взгляд Дина скользит в сторону, и его правая нога подкашивается. Он сильно ударяется головой о дверной косяк, и его зрение на мгновение вспыхивает белым. Его плечо ударяется о землю, когда остальная часть его тела падает на пол, и весь его разум стирается. Он оглядывается и ничего не узнает, не знает, где он, не знает человека, склонившегося над ним. Он видит свое отражение в дверце духовки и не узнает зеленые глаза на бледном лице, которые смотрят на него в ответ. – Яйца... А потом, словно его выдернули из тела и бросили обратно, Дин возвращается. Он отталкивает руку Бобби, когда тот пытается поднять его на ноги. – Все в порядке, – задыхается он и вскакивает на ноги. Его голова звенит от столкновения с дверным косяком, и он почти откидывается назад, когда выпрямляется. – Я просто… Мне нужно проветрить голову, – слышит он свой голос и надеется, что его ноги как-нибудь сообразят, как вынести его через входную дверь.***
Сэм чувствует приближение мигрени. Отлично. Вишенка на торте. Он игнорирует койку и прислоняется к двери. Он уверен, что Михаил не позволит Касу вытащить Сэма. Поэтому Сэму приходится терпеливо ждать, пока его брат, наконец, разрушит стену. Снова. Сэм закрывает глаза и чувствует, как легкий ветерок обдувает его лицо, когда вентилятор медленно вращается под потолком. Кровь демона. Печати. Ад. Он не думал об этом уже много лет. В своей жизни они не успевали оглянуться назад, только устремлялись вперед. Бросались с головой в новую проблему. Мигрень усиливается, и она... она не похожа на головную боль. Скорее... на давление. Как будто его мозг растет в черепе и вот-вот лопнет. Сэм чувствует прохладу двери у себя за спиной и гадает, как долго он был в голове Дина. Время работает по-другому в воспоминаниях, он уже понял это. Но если Михаил не блефует, настоящее тело Сэма увянет прежде, чем он приблизится к тому, чтобы остановить Михаила и его армию. Сэм. Глаза Сэма распахиваются. Он вскакивает на ноги и, не обращая внимания на давящее ощущение в мозгу, пятится от двери. – Дин? – громко зовет он, но решетка не открывается, и за дверью никого не слышно. Сэм, ты... я... там ...Сэм, ты слышишь? Через секунду голос в голове Сэма проясняется. – Кас?***
– Кас! Михаил покидает комнату и в тот же миг сила, удерживающая Джека, исчезает. Джек камнем падает на колени. Его левая рука приземляется на осколки разбитого стекла от лампочки, и он морщится, чувствуя, как тонкое стекло врезается в его ладонь. К тому времени, как он подползает на несколько футов к Кастиэлю, его восстановившаяся благодать уже исцелила порез, и только небольшое пятно крови на полу указывает на то, что Джек вообще смертен. Тело Каса лежит на спине в луже пролитой из ведра воды. Кровавая вода уже густо пропитала части его плаща, придавая телу Каса более пугающий вид, чем сам смертельный удар. Его щека покоится в небольшой луже жидкости, и когда Джек поворачивает его лицо в сторону, кровавые пятна воды напоминают кровоподтеки. Джек откидывает полу плаща и обнажает окровавленный костюм и рваную белую рубашку под ним. Сама рана небольшая, все повреждения с другой стороны и внутри. Его сердце колотится в груди, когда руки скользят по ране Каса. Он не знает, как это сделать. Это и сосуд, и нет. Джимми Новак ушел, ушел много лет назад, но его форма осталась в этом теле, которое строилось и перестраивалось годами. Джек закрывает глаза и чувствует, как маленькая искра благодати Каса прижимается к его человеческой душе, словно паразит, ищущий тепла. Скользкая, как масло на воде. Джек осторожно проникает в пространство и отделяет свою собственную благодать от Касовой, особенно тщательно убедившись, что он больше не поглощает силу Каса в свою. Он уже чувствует, как его тело восстанавливается от мелких ушибов, мелких порезов, усталости. И чувствует, как оно вытягивает энергию из медленно тускнеющего света Каса, и фокусируется все сильнее. Наконец, он собирает остатки благодати Каса и держит ее отдельно от всего остального. Его собственная благодать исчерпана. Там теперь достаточно места. Пальцы Джека смыкаются вокруг ангельского клинка, оставленного Гартом. Он дрожит в руке, когда Джек поднимает его ближе к глазам. Кровь Каса все еще покрывает сверкающее серебро, и Джек чувствует, как к горлу подступает желчь. Еще мгновение он смотрит на острый кончик, потом опускает его на ладонь. Он чувствует, как лезвие вонзается в плоть его руки, и ощущает вибрацию в груди больше, чем слышит вырвавшийся стон боли. Сияющий серебристый свет мерцает в его ладони, и Джек быстро сосредотачивается на сдерживании процесса заживления, чтобы успеть прежде, чем края раны снова соединятся. Свет мерцает, будто борется с воздействием физического мира. Джек стискивает зубы и хлопает ладонью по груди Каса. Какая-то сила почти отталкивает его руку, но он пробивается вперед, крепко прижимая ладонь к смертельной ране Каса. Ничего не происходит, и Джек чувствует, как благодать начинает просачиваться по краям его пальцев, пытаясь вырваться и рассеяться в воздухе. – Давай же, Кас… – слышит Джек свой голос. Его рука начинает дрожать от давления, и кровь из пореза начинает просачиваться в рубашку Каса, – давай… Не срабатывает. Он недостаточно силен, чтобы заставить благодать оживить сосуд, он просто не знает, как это сделать. Он практически видит, как благодать исчезает, словно пар в воздухе, утекает в никуда, в Пустоту. После всего, что Джек сделал, он потеряет Каса. Он потеряет Сэма. Он потеряет Дина. Шок от потери сотрясает его глубоко внутри. Джек чувствует, как все больше благодати вливается в него, и ему требуется каждая унция самообладания, чтобы держать себя в руках. А потом он чувствует, как что-то поддается. Золотая благодать нефилима врезается в серафимскую серебряную и насильно вгоняет ее в пустой сосуд. Джек с тревогой наблюдает, как благодать Каса изгоняется из его организма. Свет тускнеет от его руки, пока не остается ничего, кроме окровавленной ладони на окровавленном трупе. – Кас? – спрашивает он и не смеет поднять ладонь, – Кастиэль! Ничего. Над Бункером повисает мрачная тишина. Тело Сэма оседает в кресле, не подозревая о сцене, разыгрывающейся в нескольких футах от него. Джек чувствует, как тяжкий груз ложится на его плечи, и сгибается под его весом. А потом Джек слепнет. Свет бьет в сетчатку его глаз, и нестройный енохианский хорал раздирает барабанные перепонки. Его рука остается неподвижно прижатой к груди Каса, и он чувствует тепло, когда кожа снова срастается. Свет гаснет, звук затихает, и от отсутствия ощущений Джек чувствует себя опустошенным. Он чувствует, как его ладонь соскальзывает с тела Каса, и его тело начинает крениться в сторону. Сильная хватка останавливает его падение. – Кас? – пытается сказать он, когда стены вокруг начинают кружиться. Он слышит глухой ответ, но он слишком устал, чтобы вспомнить, как складывать буквы в слова.***
Кас поднимает бесчувственного нефилима с пола и осторожно кладет на стол. Сгребает в сторону осколки битого стекла, отворачивает бледное лицо Джека к Сэму и выпрямляется. Какое-то мгновение он наблюдает за парнем, успокаивая себя тем, что Джек просто истощен, а не умирает. Кас чувствует нитевидный пульс благодати в своем собственном сосуде и знает, что часть его собственной силы ушла на омоложение тела Джека, и он никогда не будет сожалеть об этом. Михаил ушел. Кас почувствовал отсутствие архангела, прежде чем открыл глаза и поймал Джека, когда его бессознательное тело падало на пол. Михаил ушел. Дин пропал. Кас стягивает с себя грязный плащ и накрывает им Джека, затем осторожно обходит брошенные на землю проклятые цепи. Нет смысла наносить себе увечья в спешке. Кас ничего не помнит после того, как ангельский клинок скользнул ему между ребер. Но в том ущербе, который оставил после себя Михаил, есть своя история. Сэм завалился на бок, электроды падают ему на лицо. Машина Тони Бевелл лежит на полу, разбитая без шанса на восстановление. Под веками Сэма мелькает какое-то движение, и Кас пытается успокоить себя тем, что Сэм не мертв. Но Михаил исчез, больше не подключенный к разрушенной машине, и Сэм больше не должен быть связан с разумом Дина. Кас осторожно протягивает руку и касается лба Сэма. При малейшем прикосновении глаза Сэма вспыхивают яркой архангельской благодатью, и снова погружаются в темноту. Никакой другой реакции, никаких признаков того, что Сэм почувствовал прикосновение или проснулся. Кас хмурится, собирая недостающие части произошедшего. Он закрывает глаза и кладет другую руку на лоб Сэма. Он чувствует ровное биение пульса, но даже с его ограниченным пониманием способностей архангела он может обнаружить аномальную мозговую активность. Михаил проник в мозг Сэма и соединил разумы братьев вместе, связав их кровью и благодатью. Если Кас не сможет разделить их, Сэм умрет. В лучшем случае.***
– Кас? Это ты? Сэм. Ты меня слышишь? Сэм чуть не падает на пол от облегчения. – Господи, Кас, как я рад тебя слышать. Михаил сказал, что он... Михаил не солгал. Гарт застал нас врасплох в бункере и убил меня ангельским клинком. – Но... Джек спас мне жизнь, перенеся в себя мою истекающую благодать. С ним все в порядке. Но у нас нет времени беспокоиться обо мне, нам нужно выбросить тебя из головы Дина. – Михаил сказал, что сбежал из Бункера, но как я могу все еще находиться в сознании Дина? Машине Тони нужен физический контакт, чтобы создать связь. Михаил уничтожил машину Бевелл перед уходом. Я полагаю, что он создал связь между тобой и Дином с помощью енохианской магии, которая была потеряна в течение многих эпох. Я понятия не имею, как ее прервать. Прямо сейчас бремя поддержания связи лежит исключительно на твоем мозге, и это создает чрезмерную нагрузку на твою мозговую деятельность. Если ты будешь оставаться в сознании Дина, то получишь необратимые повреждения мозга. Сэм сглатывает и отшатывается назад, пока его колени не упираются в край койки. Михаил не лгал. Он сбежал из Бункера, смертельно ранив Каса по пути. Он, вероятно, уже вернулся в Канзас-Сити, истребляя сотни тысяч жителей. Сэм подносит руку к голове и вздрагивает от возникшей боли. Сэм? – Кас, я не могу бросить Дина. Если мы не разорвем связь, ты бросишь Дина чуть более, чем навсегда. Нам нужно найти способ... Сэм пытается сосредоточиться на Касе, но в ушах у него шумит. Тусклое освещение в подвале Бобби становится ярче на тысячу вольт, и Сэм прижимает ладони к глазам, когда боль пронзает его мозг, как пуля папиросную бумагу. Сэм! Но Сэм уже не в состоянии отвечать. Он чувствует, что его голова распалась на плоть и нервные окончания. Его рот открывается, и он чувствует, как издает какой-то набор звуков, но он слеп, глух и нем. А потом не останется ничего, кроме тишины.***
Его руки холодны и бескровны на теплом металле. Но на этот раз это не ад. Это не ад. Рука Дина сжимает ржавый металл старой машины, и его пальцы становятся оранжевыми и шершавыми. Он упирается ладонями в колени и жадно вдыхает свежий вечерний воздух. Это двор Бобби. Он у Бобби. Сэм здесь, Бобби здесь. Когда Дин обернется, он увидит Кастиэля, запыхавшегося и в отчаянии. Дай угадаю, почему ты звонил мне. Это из-за Сэма, верно? Сможет ли он это сделать? Убить Лилит, остановить апокалипсис? А потом этот сукин сын за спиной Дина все равно отпустит Сэма. После всех обещаний и клятв, которые Дин бросает ему о принятии своей роли, работе с ангелами. Кас все еще хочет спасти Дина за счет всего мира. Я восстал ради этого? Чтобы ты сдался? Дин чувствует, как его колени погружаются в прохладную грязь свалки. В его голове мелькают образы, которые он не узнает, воспоминания, которые он не помнит. То, что еще не произошло. Он проталкивается мимо бессвязного беспорядка и спутанных нитей памяти. Он отодвигает все это в сторону и тянется к светящемуся блоку в центре. Пустота, вырезанная в буре. Он цепляется за нее, как за скалу, нависающую над водопадом, с края которой вот-вот сорвется в тысячефутовую пропасть. Блок рассыпается в прах в его руках, и десять лет воспоминаний врезаются в его голову, как дубинка. Демоны, левиафаны, Чистилище, испытания, Тьма, Бог, Люцифер, Нефилим, Михаил, Хитоми Плаза. Дин выныривает на поверхность, как дайвер, спасающийся от внезапной разгерметизации. Он тяжело дышит, стоя на коленях на свалке Бобби, на клочке земли, который давно превратился в пепел. Дин приходит в себя и вытирает жидкость с лица, не зная, пот это или кровь. Сэм. Пыль взвивается под ногами Дина, когда он срывается с места. Бобби нигде не видно, когда Дин распахивает входную дверь. Дом кажется тихим и неподвижным, как пауза между вдохами, и Дин бросается вниз по лестнице в подвал. Не обращая внимания на решетку, он рывком распахивает дверь и, спотыкаясь, влетает внутрь. Его глаза с трудом приспосабливаются к тусклому освещению, и первое, что он видит, это неподвижное тело Сэма, распростертое на полу.