***
Раздается скрежет ключа, поворачивающегося в замке, и все трое в тревоге вскакивают на ноги. Дверь распахивается, и маленькая фигурка врывается в комнату прямиком к Дину. Дин ударяется коленями о край кровати, пытаясь выбраться из опасности. Фигура обхватывает его руками за талию, а руки Дина неловко подняты над грудью, как будто он собирался оттолкнуть нападавшего. Это Сэм. Точнее, шестилетний Сэм. Он маленький и... пушистый, другого слова не подберешь. Его волосы – буйство спутанных кудрей, все еще ярко окрашенных детством и солнечным светом. На нем нелепый пятнистый свитер со изображением поезда, который Джон явно выбрал в коробке для пожертвований Армии Спасения. Сэм поднимает глаза на Дина, и внутренности Дина застывают и скручиваются узлом. Маленькие кулачки сжимаются вокруг воротника брата и тянут вниз, лицом к лицу Сэма. – Дин, – серьезно и печально говорит мальчик. Его лоб касается лба Дина, и он серьезно смотрит ему в глаза, – папа сказал очень плохое слово в машине. Снаружи хлопает дверца машины, и у Дина внутри все переворачивается, когда высокая фигура, вырисовывающаяся в полуденном свете, заполняет дверной проем. – Сэмми, не сдавай меня своему брату, – выговаривает глубокий голос, но в его словах нет укора. В комнату входит Джон Винчестер, и Дин изумленно смотрит, как тот небрежно бросает на стол пакет с продуктами. Джон не сводит глаз с Сэма, но вид отца приковывает Дина к месту, как насекомое за стеклом. Это Джон Винчестер, и он молод. Дин быстро подсчитывает и делает болезненный вдох, когда понимает, что Джону 35. Он на четыре года моложе, чем Дин сейчас. – Ты сделал домашнее задание? – спрашивает Джон, и Дин вздрагивает, когда понимает, что Джон обращается к нему. Что-то про домашнюю работу. – Э-э, да, сэр, – быстро отвечает Дин, и на несколько секунд снова чувствует себя десятилетним. Он смотрит на Сэма, который, наконец, отпустил толстовку Дина и в данный момент пытается стянуть с себя ботинки. Дин наклоняется, чтобы помочь. Что-то заикается в его мозге, и он на мгновение забывает, зачем он здесь. Правильная версия Дина встает на место, и он слышит свой собственный голос, спрашивающий Сэма: – Ты тайком положил печеньки в корзину? Сэм злобно кивает и украдкой бросает взгляд через плечо на отца. – С корицей и вишней. Потому что... – Потому что вишневые – мои любимые, – заканчивает Дин и тянется к брату, чтобы взъерошить ему волосы. Дин хотел пойти в магазин с семьей, но папа разозлился, потому что он не доделал домашку по математике. Ну и что, они все равно надолго здесь застряли, поэтому Дин не особенно торопился. Как бы то ни было, он закончил домашнее задание еще до того, как папа схватил ключи от машины, но его все равно не взяли. Это урок. Надо было сразу слушаться. Сэм забирается на кровать и ложится с громким стоном, как будто у него был утомительный день в офисе. Дин действительно не знает, что это значит, но отец так сказал однажды, и Дин подумал, что это смешно. Сэм ловит взгляд брата, а затем жалобно смотрит на пульт от телевизора, его ладонь имитирует хватательные движения. Дин усмехается и тянется к пульту. Теперь его очередь выбирать канал, но он догадывается, что Сэм может... Что-то хватает Дина за руку, что-то, чего он не видит, в нескольких дюймах от пульта. Его сердце почти останавливается, и он внезапно боится, что что-то ужасное последовало за папой домой с его работы – охоты на монстров. Что-то, что сейчас находится в комнате с ним, папой и Сэмми, что-то, что... – Дин! – кричит кто-то ему, и Дин чуть не сваливается с кровати, когда высокая фигура появляется перед ним так же внезапно, как падает театральный занавес. Дин не может пошевелиться, он может только со страхом смотреть в глаза призрака, которые… кажутся… знакомыми. Теплые каре-зеленые глаза обеспокоенно осматривают его, и Дин заглядывает через плечо призрака на Сэмми, лежащего на кровати и нажимающего кнопки на пульте, который Дин определенно ему не давал. Взгляд Дина возвращается к призраку, стоящему перед ним, и он чувствует давление затылке. Как воздух в мешке с чипсами. Если он надавит слишком сильно, все взорвется. Перед глазами все плывет, голова болит. Глаза Дина мечутся из стороны в сторону, и он видит свое испуганное отражение, смотрящее на него в зеркале. А потом зеркало искривляется, и на него смотрит другой человек с его глазами. Дин отшатывается. Этого достаточно, этого слишком много, он буквально видит, как время бежит вперед, назад, вбок. Он роняет голову на руки и вспоминает все. Хитоми Плаза снова и снова пульсирует в его голове, как мантра, и все сразу врезается в его голову. – Господи, – бормочет он и потирает лоб. Сэм все еще нависает над ним, вытянув руки вперед, как будто собирается схватить Дина, если тот попытается прорваться к двери. – Я в порядке, – говорит Дин брату и делает шаг назад, чтобы восстановить личные границы. Он поднимает голову, чтобы получше рассмотреть Сэма. – Ты просто… жутко высокий, Сэм. Это немного чересчур. Сэм немного расслабляется, когда видит, что Дин пришел в норму. Ну, в ту степень нормы, в какой только может находиться человек под сорок, когда его запихивают обратно в тело тридцатилетней давности. В очередной раз. Дин рассеянно трет ладонью лоб. Блин, ему нужна новая работа. – Что, черт возьми, только что произошло? – Не знаю, – признается Сэм, – ты просто отключился. Мы пытались поговорить с тобой, но ты нас не слышал. Ты только начал... – и Сэм делает неловкий жест в сторону своей младшей версии, лежащей на кровати. – Ты застрял в потоке воспоминаний, – объясняет Кас, и Дин переводит свое внимание с младшего Сэма на ангела, который стоит рядом с Джоном. Почти непостижимо видеть их обоих в одной комнате. Дин сглатывает. – Это случится снова? Кас бросает взгляд на младшего Сэма, потом снова на Дина. – Нет, если ты не позволишь. Дин сдерживается, чтобы не закатить глаза. – Может нам… я не знаю… уйти? Выйти на улицу? Он предпочел бы остаться, на самом деле, но он не хочет этого показывать. Теперь он понимает, почему Кас выбрал именно это время в их жизни. Дин чувствует себя здесь... в безопасности. Было спокойнее, когда его отец был жив и присматривал за ними, достаточно молодой, чтобы ладить с Сэмом. Когда они втроем все еще были семьей. Дин оглядывается по сторонам и вспоминает время, когда их жизнь еще не превратилась в ад с кровью демонов, архангелами, воскрешениями и всеми остальными безумными поворотами, в которые бросала их жизнь. – Слишком далеко уходить нельзя. Мы должны находиться в области этого воспоминания. Я подозреваю, что если мы выйдем за ее границы, нас тут же схватят. – Куда угодно, только выбраться отсюда, – говорит Дин, но не может отвести взгляда от более молодого образа Сэма, у которого уже веки опускаются, но он борется со сном, не желая потратить зря тот короткий период времени, когда Джон разрешает им смотреть мультики. – Дин, – мягко говорит Кас, – на самом деле тебя здесь нет. Это всего лишь воспоминание. Дин наблюдает за младшим Сэмом, и его память, уже разбитая на кучу фрагментов, выхватывает его из эпицентра бури. Сонная фигура, лежащая на кровати, мерцает сотней различных версий Сэма. Сэм в 24 года, с перерезанным позвоночником и уже остывающим телом. А вот подросток Сэм, в равной степени неуклюжий и уверенный в себе, обладающий всеми задатками талантливого охотника. Сэм в больничном халате, за мгновение до того, как Гадриэль войдет в него, как инфекция. Вот Сэм без души, хмурый и холодный, как существо из ночных кошмаров. Сэм с перевязанной рукой, со страхом и жалостью в глазах смотрящий на своего черноглазого брата-монстра. Сэм в 18, Сэм в 29, Сэм в 35. Фигуры мелькают быстрее и сливаются воедино, пока Дин не чувствует, как его наклоняет в сторону, когда он теряет равновесие. Чужая рука сжимает в кулак его куртку, и Дин цепляется за настоящее. Его голова раскалывается от приступов мигрени, но боль уже отступает. Он успокаивается и оборачивается, чтобы увидеть, что Сэм поймал его, прежде чем он упал. В глазах Сэма светится беспокойство, но он опускает поддерживающую руку, когда Дин резко кивает. – Все, валим, – говорит Дин, и его голос становится глубже, когда его тело пытается догнать разум. Он не оглядывается на дремлющую фигуру юного Сэма, пробираясь между сумками, сваленными посреди комнаты. Но когда он открывает дверь, его взгляд останавливается на отце. Джон сидит в тени в углу комнаты, лениво сковыривая грязь с рукояти ножа. На его лице нет морщин, но за выражением лица Джона скрывается тяжесть души, которую Дин не помнит. Может быть, он просто был слишком мал, чтобы увидеть это, а к тому времени, когда достаточно повзрослел, было уже слишком поздно.***
Сэм наблюдает, как Дин колеблется у открытой двери, крепко сжимая ручку. Послеполуденное солнце заливает комнату и освещает фигуру Джона Винчестера, который, кажется, не замечает ни света, ни пристального взгляда. Дин не смотрит на Сэма, но медленно говорит: – Я бы хотел, чтобы мы сделали для него больше. Юношеская печаль в его голосе проникает в Сэма почти физически, но он не совсем разделяет чувства Дина. – Не буду комментировать, – хрипло отвечает он и поворачивается спиной к призраку их отца. Он кладет руку на маленькое плечо Дина и мягко выводит его из комнаты. Кас следует за ними, осторожно закрывая за собой дверь. Они делают несколько шагов. Старые машины криво припаркованы на стоянке, несколько подростков в одинаковых спортивных костюмах делят сигарету у сломанного торгового автомата. Сэм выхватывает взглядом парочку, идущую по улице, на каждом примерно семь предметов джинсовой одежды. Дин перепрыгивает через бордюр и приближается к Импале. Его рука поглаживает блестящий черный бок машины, и глубокое удовлетворение на его лице на сто процентов – Дин. Сэму даже кажется, что сейчас Дин выглядит немного старше – на 12 или, может быть, 13 лет. Сэм поворачивается к Касу, собираясь спросить ангела, что, по его мнению, они должны делать дальше, но слова застревают у него в горле. Кас стоит совершенно неподвижно, крепко прижимая руку ко лбу. Выражение его лица искажено болью, а глаза бегают под закрытыми веками, словно он пытается сосредоточиться на чем-то, что может слышать только он. – Кас? Ты в порядке? – говорит Дин, тоже заметив перемену, произошедшую с ангелом. – Нет. Что-то не так. Джек пытается молиться мне, но это… Я не понимаю, – он снова закрывает глаза, словно это помогает ему лучше услышать молитву Джека. – Случилось что-то плохое. – Действительно, что-то плохое, – соглашается новый голос. Джон Винчестер стоит в дверном проеме и холодно улыбается, глядя на них. Его темные глаза вспыхивают синевой архангельской благодати. – Но не настолько плохое, как то, что произойдет дальше.***
Джек просыпается с болезненным стоном. Прислушивается к своему телу. Ощущение, что его сбила машина. Причем дважды. Яркое освещение бьет по сетчатке, и Джек быстро закрывает глаза. Он лежит на спине на чем-то твердом и неудобном. Протягивает руку и чувствует прохладную, почти влажную поверхность бетона. Он медленно открывает глаза и моргает от яркого света. Где он? Последнее, что он помнит, это то, как сторожил Сэма и Каса, когда они вошли в сознание Дина. Итак, бункер? Нет, подождите. Потом он пошел проверить шум… он отправился в тюремное крыло, чтобы найти Гарта... но после этого все немного расплывается. Он помнит, как разговаривал с Гартом, а затем... благодать архангела излилась из оборотня. Все встает на свои места, и Джек вскакивает на ноги. Михаил. Михаил взял под контроль Гарта и выбил тюремную дверь. Джек помнит, как металлическая дверь отлетела и с болезненным хрустом врезалась в него. Он ударился затылком о стену позади себя. Прежде чем потерять сознание, он вспоминает темную фигуру, стоящую над ним и протягивающую руки.… Джек стряхивает образ из головы и понимает, где он и почему все еще жив. Гарт-Михаил запер его в тюрьме для архангела. Джек понятия не имеет, как долго он был в отключке, но он знает, что от Гарта-Михаила не стоит ожидать ничего хорошего. Джек спешит к двери, но не успевает до нее дотянуться, как его внезапно швыряет назад, как будто его подхватил сильный ветер. Он больно падает на бок, но тут же подталкивает себя обратно. Прижимая ушибленную руку к боку, он осторожно приближается к двери. Его взгляд падает на последнюю печать, где свежая кровь закрыла последний кровавый знак. Он в ловушке. Он не может дотронуться до двери, чтобы его не отбросило назад, поэтому он прижимает руки ко рту рупором и начинает кричать. – Сэм! Кас! Имена эхом отдаются вокруг него в камере, и он знает, что это бесполезная трата времени. Сэм и Кас втянуты в сознание Дина и не смогут услышать его, если он не выключит машину и не разбудит их. Нехорошо. В голове у Джека путаница, но он пытается сосредоточиться, пытается придумать план. Он изучает кровавую печать и делает еще один шаг ближе. Протягивает руку, но его отбрасывает назад, когда пальцы пересекает линию. Нехорошо. По-видимому, в Джеке все еще достаточно архангельской сущности, чтобы камера удержала его. Но он должен попытаться. Джек снова подходит к печати и берет себя в руки. Его рука протягивается через линию. Он сосредотачивается, пытается представить, как пересекает черту. Его пальцы опускаются на несколько дюймов ниже линии, и он клянется, что почти чувствует, как его человеческая душа начинает корчиться. Он еще немного вытягивает руку, но внезапным толчком его отбрасывает назад в камеру, и он проскальзывает несколько футов на копчике. Давай, Джек, думай… Он даже не пытается подняться. Вместо этого Джек скрещивает ноги и закрывает глаза. Фокусируется. Ему нужно выйти из камеры, чтобы предупредить Каса и Сэма, что Гарт сбежал и, по-видимому, вернулся под контроль Михаила. Это тюрьма для архангелов. Это печати от архангелов. Джек наполовину архангел, поэтому он не может пересечь черту. Но он смог перейти черту, когда они с Сэмом проверили ее на Касе после того, как закончили готовить камеру. Это было тогда, когда в Джеке больше не было его благодати. Когда он был человеком. Джек резко открывает глаза. Но он человек. Или, во всяком случае, частично человек. Джек поднимается на ноги и еще раз подходит к двери. Он помнит, что ему все же удалось пройти несколько дюймов через печать. Если он сосредоточится, сбросит свою медленно возвращающуюся архангельскую благодать, он сможет каким-то образом избежать срабатывания защиты печати от архангелов. Либо так, либо терпеливо сидеть здесь, пока Михаил не придумает, что с ним делать. Джек снова протягивает руку, и его глаза закрываются. Он пытается вспомнить то чувство, которое испытал – смещение, скручивание двух соперничающих энергий, борющихся за господство. Джек всегда думал, что его благодать делает его... могущественным, наделяет силой, с которой приходится считаться. Но после нескольких месяцев жизни без благодати, обычной человеческой жизни, Джек переосмыслил, что значит быть нефилимом. Он вспоминает всплеск радости в груди, когда Сэм гордо улыбнулся ему после того, как он вскрыл почтовый замок. Чувство того, что он состоялся… как человек. Джек обнаруживает, что человеческая душа внутри него пульсирует, как биение сердца. Он чувствует, как она пытается вырваться из его рук, как предупреждение о том, что в некоторые вещи не следует вмешиваться. Он мысленно ослабляет хватку и мягко направляет человеческую часть себя, запечатывая маленькое ядро архангельской благодати, которое болезненно дрожит в самой глубине его тела. Он чувствует, как человеческая душа обволакивает его снова и снова, словно плотный щит. Джек делает глубокий вдох и переступает через барьер. Ничего не происходит. Джек смотрит себе под ноги, убеждается, что полностью перешел черту, прежде чем навалиться всем весом на дверь. Он вздрагивает, когда его израненное тело вспыхивает от боли, но он толкает дверь, и она медленно открывается. Похоже, Гарт-Михаил не побеспокоился запереть дверь снаружи. Джеку удается приоткрыть дверь настолько, чтобы он мог проскользнуть внутрь. Он едва может сделать вдох, и ему приходится упереться руками в колени, чтобы отдышаться. Его ментальная досягаемость исчезает, и он чувствует, как две чужеродные силы внутри него возвращаются к своим текучим состояниям. У него кружится голова, а глубоко внутри что-то сжимается. Он кашляет, внезапно и сильно, в ладонь. Разжимает кулак и видит темные пятна крови на ладони. Он вытирает ее о джинсы, не задумываясь. Больше никаких покушений на его душу – он будет думать об этом после того, как проверит Сэма и Каса. Стоило Джеку подумать об этом, как вдали один за другим начали срабатывать сигналы открывающихся дверей бункера. Он отбрасывает в сторону умственное истощение и физическую боль и мчится по коридору. Один раз он спотыкается, но, шатаясь, поднимается на ноги и продолжает свой спринт. К тому времени, когда он добирается до главного помещения бункера, его сердце колотится в груди, и он не может набрать достаточно воздуха в легкие. В комнате ничего не изменилось. Кас все еще держит руку на плече Сэма. Выражение лица Сэма напряженное, но в остальном он кажется нормальным. Михаил не сдвинулся ни на дюйм. Нет никаких признаков того, что Гарт вообще был здесь. Раздается скрип половиц, и Джек поворачивается на пятках. Две фигуры стоят в мрачных тенях коридора. Он не видит, кто они, не видит даже черт их лиц. Но они могут быть здесь только по одной причине, и он должен предупредить остальных, пока не стало слишком поздно. – Кас! – молится он отчаянно и посылает молитву так далеко и широко, как только может.