***
– Думаю, это возможно, – признает Кас, но выражение его лица намекает, что это совсем не так. Сэм, Джек и Кас сидят за столом в главной комнате бункера. Сэм вспоминает, как в последний раз они втроем сидели за этим же столом и пили в память о Джеке. Ему не нравятся параллели. – Послушай, – говорит Сэм, – я готов к любым другим идеям. Но мы знаем, что это сработает. А если предположить, что Михаил говорит правду, то у нас нет времени искать альтернативы. Кас вздыхает. – Я знаю, Сэм. Я просто… Я не люблю рисковать. Сэм это понимает – конечно, понимает. Ему просто все равно. Глаза Каса нервно следят за Сэмом, когда тот встает и подходит к тележке, содержимое которой и подарило ему свою единственную идею и их единственный план. На тележке, выкатившейся из одного из многочисленных складских помещений бункера, лежит устройство Тони Бевелл, когда-то использовавшееся для синхронизации мозговых волн Дина и Мэри. Электроды свисают с тележки там, куда их сбросили, перевозя прибор с места на место, один экран, который выглядит важным, треснул. Сэм не очень верит в то, что Бевелл собрала устройство, просто за 25 минут скрепив воедино все детали начала 20-го века, валявшиеся рядом, но он готов попробовать все, что угодно. Джек прищуривается, глядя на машину, и Сэм не может сказать, изучает ли он ее или ждет, что она взорвется под его пристальным взглядом. – А как оно работает? Сэм берет один из двух пустых шприцев на тележке и возится с поршнем. Он представляет себе гигантскую иглу, вонзающуюся в шею Дина и его матери, и снова вспоминает план Дина с инъекцией священного масла. Последний план его брата был единственной причиной, по которой Михаил сейчас крепко заперт, а Канзас-Сити все еще стоит. – Сэм? – Э-э... да, извини, – Сэм бросает шприц обратно на тележку. – Несколько лет назад агент британских литераторов сделал и использовал это устройство, чтобы синхронизировать дельта-волны Дина и моей мамы, и позволил Дину войти в ее сознание, особенно в ее воспоминания. Если мы сможем использовать машину на Михаиле, тогда, возможно, мы сможем найти Дина где-нибудь там. Убедиться, что он… в порядке. Он не говорит того, о чем они все думают. Он не говорит о том, что им нужно убедиться, что Дин ещё жив. – Звучит... – Слишком хорошо, чтобы быть правдой? – заканчивает Кас и неодобрительно смотрит на Сэма. – Потому что так оно и есть. Мы сейчас говорим не только о Дине. Там еще Михаил, архангел. Даже если предположить, что мозг Дина работает при одержимости архангелом точно так же, как и обычно, не забывай, что Дину и Мэри ввели гипнотическую седативную сыворотку, которая синхронизировала их мозговые волны, чтобы создать психическую связь. Для Михаила сыворотка бесполезна, не говоря уже о том, как вообще ввести ему инъекцию, и мы... – И тут в дело вступаешь ты, Кас, – Сэм стучит костяшками пальцев по столу. – Ты всегда был на одной волне с Дином. Кас хмурится, но Сэм настаивает. – Мы не будем использовать успокоительное. Будем надеяться, что все наши ограничительные заклинания выдержат, и ты сможешь форсировать психическую связь. – Ладно, предположим, я способен совершить такое чудо. Но есть кое-что похуже. Сейчас там не только Дин, Сэм. Это Михаил. И он не будет облегчать поиски Дина и позволять тебе делать все, что как захочется. Что, если он поймает тебя там? Что, если... – Мы можем играть в игру "что, если" бесконечно. Ты мне нужен в этом деле. Пожалуйста. Кас издает хриплый звук из глубины горла и трет лицо руками. – Как сказал бы Дин, это план из пяти шагов и десяти безумств. Мы не знаем наверняка, сработает ли он вообще, или... – Кас, – вдруг подает голос Джек, и оба, Сэм и Кас, удивленно смотрят на него. – Мы должны помочь Дину. Мы должны попытаться. Кас на мгновение замолкает. Он пристально изучает Джека, бросает на машину укоризненный взгляд, затем снова встречается взглядом с Сэмом. – Да, должны, – соглашается он, – план из десяти безумств.5
3 марта 2021 г. в 15:00
Рука Дина отбивает рваный ритм по пластику двери Импалы, но любой звук теряется в реве двигателя, выжимающего на 10 миль в час больше, чем он может выдержать. Дин ничего не говорит.
Некоторые вещи можно исправить. Некоторые вещи – нет.
Джек сосредоточен на дороге и тревожно хмурит брови, когда смотрит вперед.
– Это полицейская машина? – спрашивает он, указывая подбородком. Его руки остаются твердо на 10 и 14 часов.
Дин прищуривается.
– Не-а. Какой-то автохлам, валяется на этой обочине уже пару недель. Убери ногу с тормоза.
Джек слегка расслабляется, и Дин не может его винить. У парня была полоса невезения, которая чуть не заставила его и Сэма посыпать голову пеплом от стыда. У Дина смартфон старше, чем Джек, и это о чем-то да говорит, но Джек все еще не может успокоиться. Штраф за превышение скорости был бы гребаной вишенкой на погребальном костре.
Им потребуется погребальный костер. Похороны охотника. Джека.
Дерьмо.
Дин удостоверяется, что Джек смотрит на дорогу, и только потом проверяет телефон. Никаких новостей, новых сообщений или уведомлений о пропущенных звонках, и он со вздохом убирает телефон обратно в карман.
– Дин?
– Мм?
– Тебя отец учил водить?
– Водить... э-э, да. Это он. Учил меня, когда мне было четырнадцать, - отвечает Дин и замолкает. На мгновение его зрение резко меняется, и он оказывается на водительском сиденье, а рядом с ним – его отец. Джон, как всегда, рассеянно листает дневник. Он отрывает взгляд от записей только тогда, когда машина резко ускоряется или замедляется. Его взгляд переходит от дороги к старшему сыну, пока он решает, достаточен ли повод, чтобы вмешаться с похвалой или ткнуть носом в неудачу. Дин никогда не умел читать выражение лица отца, но всегда ловил каждое его слово.
Дин понимает, что Джек ждет от него чего-то еще.
– Да, отец учил меня водить машину. Я сидел тогда как раз там, где ты сейчас. Не знаю, говорил ли я когда-нибудь, но эта машина была в семье дольше, чем я.
Джек серьезно кивает, и Дин прячет улыбку. Джек всегда выглядит так, будто ему нужно больше вычислительной мощности, чем серверам бункера. Дин иногда забывает, что все это для Джека в новинку. Вождение, охота, даже просто обычные человеческие вещи, такие как покупка продуктов или стопка текилы. Но Джек впитывает все это, действительно пытается понять даже самую маленькую мелочь или деталь.
Дин очень хорошо помнит тот день, когда родился Джек. Ему потребовалось много времени, чтобы понять, что Джек не монстр, чтобы смириться с мыслью, что парень воспринимает все, что видит, но выпускает только лучшие части. Дин недоверчив, и он не может сказать, что считает это недостатком характера. Но даже он был покорен искренностью Джека. Его пылким желанием поступать правильно и помогать людям. Сам Дин всегда помогал людям, для того он и охотился, но где-то по пути он забыл почему. Он был охотником всю свою жизнь, и в какой-то момент – Дин не знает точно, когда именно – он просто впал в автоматическое движение. Но Джек молод и все еще учится, и его мотивация – это что-то чистое – охота на монстров, чтобы спасти людей. Джек напоминает Дину, что каждое дело в их списке удачно завершенных на самом деле означает еще одного человека, который переживет еще одну ночь или еще десять тысяч ночей.
Дин почему-то забыл об этом.
– Мой отец был не самым простым для дружбы парнем, – продолжает Дин, понимая, что должен Джеку больше. – Мы с Сэмом познакомились с ним еще до... ну, до того, как родились. Долгая история. Действительно, не так уж странно по сравнению с прочим дерьмом, которое мы делали. Но мы познакомились с ним еще до смерти мамы. И он действительно был другим. Он был механиком и знать не знал ничего об охоте до тех пор… ну, до тех пор, когда все произошло.
Дин делает паузу, чтобы собраться с мыслями. Он часто думает о Джоне, но уже давно не облекает мысли в слова.
Джек прерывает затянувшееся молчание.
– Сэм немного рассказал мне о вашем отце.
Дин удивленно приподнимает брови.
– Сэм? – недоверчиво спрашивает он. – Сэм говорил с тобой о нашем отце?
Джек кивает и притормаживает, проезжая поворот.
– Это было после того, как ты убил Люцифера. Наверное, Сэм думал, что это поможет мне смириться с потерей отца, ведь твоего отца тоже не стало.
Джек выглядит задумчивым, но желудок Дина скручивается в неудобные узлы. За одержимостью Михаилом и его последствиями Дин действительно не думал об этом – он убил отца Джека. И хотя Дин хоть еще тысячу раз возьмет в руки нож за то, что этот сукин сын сделал с его семьей – сделал с Сэмом, – ему придется смириться с тем, что он убил не просто дьявола – он убил отца Джека.
Джек не смотрит на Дина, но, должно быть, чувствует перемену в его настроении.
– Я знаю, почему ты сделал то, что сделал, Дин. Я знаю, почему ты убил моего отца, и если бы тебя там не было, мы с Сэмом оба были бы мертвы. Я... благодарен тебе. Вам обоим и Касу. Сэм рассказал мне несколько историй о твоем отце...
Настроение Дина все еще восстанавливается после краткого спада, но даже ему приходится закатывать глаза в недоумении.
– Надеюсь, истории были о хороших вещах.
– Некоторые о хороших вещах. Некоторые – о не очень хороших. Я думаю, он хотел, чтобы я знал, что в каждом есть и хорошее, и плохое, даже в семье, и что важно помнить, что... что люди, или демоны, или монстры… все такие сложные. Сэм сказал мне, что твой отец не делал вашу жизнь легкой, и что они не всегда понимали друг друга. Но он сказал, что любит твоего отца и знает, что тот делал все, что мог.
Дин знает Джека и Сэма достаточно хорошо, чтобы понять, что Джек, возможно, немного переиначивает слова Сэма, чтобы заставить Дина чувствовать себя лучше, но Дин не слишком против.
– Мне жаль, что все так вышло с твоим отцом, Джек. Я знаю, что ты хотел дать ему еще один шанс, и я могу... уважать это. Я понимаю, каково это – смотреть в другую сторону вместо того, чтобы увидеть что-то... непоправимое в ком-то, кто так важен для тебя. Но есть еще кое-что, что я хочу, чтобы ты понял. То, что людям не нужно иметь родственную кровь, чтобы быть семьей. Мой отец был очень важен для меня, особенно в твоем возрасте. Ну то есть, – поправляется он, уловив фырканье Джека, – то есть, когда я рос. Он был моим героем, и он был моим отцом, но он не был моим единственным отцом. Бобби Сингер из нашей вселенной не был кровным родственником, но он был членом семьи. Этот вечно недовольный сукин сын заботился обо мне и Сэме, и мы не всегда благодарили его за это – но я надеюсь, что в конце концов он понял, что так же важен для нас, как наш собственный отец.
Дину немного неудобно копаться в старых ранах, и он смотрит в окно. Джек молчит, и Дин не уверен, то ли он вникает в смысл разговора, то ли пытается примирить два разных описания Бобби Сингера.
Это чертовски тяжело. За эти годы Дин потерял много людей. Больше, чем он может сосчитать. Большинство смертей были внезапными, и у него не было времени подготовиться к потере. У него не было возможности пообщаться с Джоном как общаются между собой отец и сын – и он не может отрицать, что именно этому посвящен весь этот день – научить замечательного ребенка водить машину, перекусывать гамбургером на обочине шоссе и думать о том, что такие моменты случаются не так уж часто.
– Я рад, что выбрал семью, – внезапно говорит Джек спокойным, раздражающе задумчивым тоном. – Моя жизнь могла бы быть совсем другой – намного хуже, если бы ты, Кас и Сэм не были рядом.
Джек отрывает взгляд от дороги и смотрит на Дина, а Дин даже не может сказать в лучшем стервозном стиле Сэма, что разговоры разговорами, а про безопасность забывать не стоит.
– Я действительно ценю все, что вы делаете, чтобы спасти меня, но я не...
– Джек, Джек, Джек, – быстро вмешивается Дин. Перед глазами у него затуманивается, но не от слез, а от той странной проблемы со зрением, которая у него была в последнее время. – С тобой все будет в порядке. Сэм и Кас уже идут по следу шамана, и Лили Сандер продемонстрирует чудеса из своего дряхлого состояния... – Дин внезапно замолкает. Джек проезжает поворот, тот самый поворот, который, Дин мог поклясться, Джек сделал несколько минут назад.
– Кто такая Лили Сандер? – спрашивает Джек.
Дин тяжело моргает, глядя на дорогу.
– Что?
Лили Сандер? Откуда это взялось? И мысленным взором он видит рыжую женщину… повязка на глазу, вендетта против ангелов… но он также видит копну седых волос… голос постарше…
Моя магия черпает силу из души, человеческой души. Ты можешь спасти его.
Джек проезжает тот же поворот. Перед глазами у Дина все плывет.
Джек умер. Он умер, попал в Рай, он вернулся. Дин помнит. Он помнит…
И как голубоватая молния: Импала перед Хитоми Плаза, захлопывается багажник. Копье сжимается в кулаке с побелевшими костяшками. Женщина улыбается. И Дин тонет.
Джек проезжает поворот.
Всплеск боли освещает голову Дина, и его руки взлетают к вискам в отчаянной попытке вспомнить все это, в попытке вспомнить, где он. И боль еще сильнее – как будто что-то пытается заблокировать воспоминания за этой стеной боли и дискомфорта, но Дин Винчестер не сдается, когда становится трудно, и стены рушатся.
И как поток воды, прорвавший плотину, остальные воспоминания разрушают голову Дина, как стихийное бедствие, но он помнит достаточно, а потом вспоминает все.
Джек проезжает поворот.
Звук хлопающих крыльев, и Дин поворачивается в кресле. Он знает, кого ожидать на этот раз, и это не голубоглазый ангел в плаще. Михаил добродушно улыбается ему с заднего сиденья.
– Это так греет мое сердце, Дин. Я удивлен, что Джек не обращает на меня внимание, учитывая поразительное сходство.
– Пошел вон, – говорит Дин и поворачивается спиной к архангелу. Он хватается за ручку двери и не удивляется, обнаружив, что она замерзла.
– Разве не было бы удобнее для всех, если бы ты просто остался в хороших воспоминаниях, Дин? Тебе что, каждый раз нужно драться со мной? Вся эта мышиная возня – это так утомительно для нас обоих. И ты ведь не будешь отрицать, что раньше с готовностью принял наше с тобой соглашение?
Дин не оборачивается, но он знает, что Михаил видит его дрожь, и ему не нужно зеркало заднего вида, чтобы понять, что он хочет стереть ухмылку с его – своего собственного – лица. Но он помнит темноту из прошлого, тонущую в пустоте его разума, почти как физическое ощущение. Он слишком хорошо помнит эти недели, особенно острый страх перед желанием найти выход, сбежать, и полное осознание того, что если он выберет неверное направление, то может навсегда потеряться в своем собственном сознании.
Он не выдержит этого снова.
– Да ладно тебе, Дин. Давай будем разумными. Мы же можем быть командой. Помню, в прошлый раз, когда мы работали вместе, мы совершили несколько довольно впечатляющих вещей.
После этого Дин действительно оборачивается, чтобы посмотреть на Михаила, и это было ошибкой – он только злится еще больше, когда видит этот дурацкий костюм и свое, словно отзеркаленное, лицо.
– А я помню, как поджарил твоего брата, а потом ты нарушил свое слово и воспользовался моими роскошными ногами для позорного бегства.
Михаил закатывает глаза.
– Вряд ли это так. У меня есть крылья.
Дин в ярости снова смотрит вперед.
– Что ты здесь делаешь? Разве тебе не нужно вернуться к апокалипсису?
Михаил щелкает пальцами, Дин моргает, и обстановка меняется.
Тот же самый день, он все это помнит. Он стоит на берегу ленивой речки, течение ее спокойное и ровное. Далекий смех перекрывает журчание воды, и Дин, прищурившись, смотрит вверх по течению. Там, в отдалении, он видит Джека и себя, притворяющихся, будто они умеют ловить рыбу. Это его более позднее воспоминание, всего за несколько часов до того, как они с Джеком вернулись домой в бункер и испробовали разрушительное шаманское заклинание, которое только ухудшило ситуацию. Дин хотел бы подойти и предупредить их, но он знает, что ничего не выйдет.
Знакомое хлопанье крыльев раздается рядом, и Михаил возвращается. Он также наблюдает за сценой, разыгрывающейся дальше по берегу.
– Вообще-то я только что вернулся после небольшой беседы с Джеком.
Дин хмурится.
– И твоим братом.
– Потрясающе, – говорит Дин, стараясь не встречаться взглядом с ангелом, – он дал тебе рецепт моего французского лукового супа?
– Они предложили сделку.
Дин резко поворачивает голову и пытается прочитать мысли Михаила. Это непросто – изучать свои собственные черты лица и не узнавать, что скрывается за ними. Михаил слегка улыбается, все еще глядя вверх по течению.
– Нет. Они не стали этого делать, – наконец говорит Дин, поворачивается спиной к ангелу и идет по берегу. Михаил следует за ним.
– Сделали, уж поверь мне. На самом деле это была идея Джека. Я тебя отпускаю, а они закрывают на это глаза. Мы идем разными путями, и, как я предполагаю, вы вместе наслаждаетесь тем коротким временем, которое у вас осталось, пока я не уничтожу эту планету своей бессмертной армией. Некоторые назвали бы это равным обменом. Один жалкий человек за всех остальных. Хм... Не такой уж и равный, если подумать.
Сэм заключил сделку. Не то, чтобы это было совершенно не в характере Сэма. Конечно, он был бы полным идиотом, если бы не помнил всех сделок, всех неудачных сделок, которые они заключили в обмен друг на друга. Но здесь другое – Сэму виднее. Несмотря ни на что, Сэм не отпустил бы Михаила, если бы это означало...
– Вот черт, – говорит Дин, – освященное масло.
Глаза Михаила сужаются.
– Повтори?
Дин обходит архангела.
– Инъекция освященного масла… это сработало, так ведь? Оно для тебя как наркота. Тебя развезло, и они успели тебя обезвредить. Так вот почему ты здесь? Пытаешься убить время на карантине?
Глаза Михаила вспыхивают синим, и его лицо на мгновение искажает гримаса, которая сразу же сменяется прежним равнодушным выражением. Так быстро, что Дин почти не заметил. Почти.
Дин смеется.
– Бинго.
Михаил вздыхает и качает головой.
– Ну что же. Не говори потом, что я не пытался взывать к твоей лучшей натуре.
И Дина отбрасывает назад, как будто в него врезалась машина. Несколько секунд в воздухе дают ему достаточно времени, чтобы мысленно выругаться, затем его спина сталкивается с чем-то, и он кулем падает на землю. Одна нога неестественно подвернута, и он уже достаточно повидал, чтобы распознать перелом.
– Черт, – кашляет он и пытается подняться на ноги, но лишь оседает со стоном, когда Михаил оказывается прямо перед ним. Его рука сжимает в кулак куртку Дина, и тот поднимается вверх и ударяется спиной о дерево, на которое его швырнули.
– Когда ты и твой брат появились в моей вселенной, я подумал, что мой отец играет в какую-то игру, – спокойно говорит Михаил и свободной рукой отряхивает грязь с лацкана. – Меч Михаила. Мой истинный сосуд. Ты не сможешь даже примерно постичь уровня божественного вмешательства, которое пошло на то, чтобы ты и твой брат появились на свет. И в конце концов... все впустую.
Он качает головой, как будто Дин совершил какое-то незначительное, досадное преступление.
– И поэтому, когда я впервые увидел тебя, я подумал: конечно… это испытание. Ложь от бога. Я верил, что он наказывает меня, вводит в искушение и унижает. Его первоначальный план, милостиво пожертвованный мне как церковная десятина. Кульминация тысячелетий божественного участия в создании моего совершенного сосуда, который, наконец, позволит мне достичь моей истинной цели – победить моего брата, свергнуть землю, править небесами... и в момент, когда я уже был так близок к своей цели, он размахивает тобой передо мной. Ты, которого могло не существовать в этом мире. А потом, – и он прижимает Дина спиной к дереву, и Дин чувствует, как теплое струится по затылку, – ты предложил себя, как лишнюю мелочь, и снова я подумал, не было ли все это какой-то садистской ловушкой, устроенной моим отцом. Ты привел в движение события, которые у тебя нет шансов остановить. Ты променял судьбу всей своей вселенной на спасение своего брата и моего племянника. Посмотри мне в глаза, Дин Винчестер.
Его глаза вспыхивают синей благодатью и снова становятся зелеными.
– Ты можешь нести свою обычную чепуху, свое остроумие, свои недоделанные шутки. Ты дурак, Дин, но ты не настолько глуп, чтобы поверить, что я заключу с тобой сделку и выполню ее. Я тебе ничего не должен. Ты существуешь для меня.
– Ты... – Дин кашляет и оставляет ярко-красные брызги крови на пальто Михаила, – ты что, меня клеишь?
Голова Дина откидывается назад, когда кулак Михаила сталкивается с его лицом, и хотя его зрение туннелирует, а его собственное лицо стало на десять процентов менее красивым, он гордится, что смог взбесить архангела. Вдохновлять людей на физическое насилие – это его специальность, и Дин рад, что не потерял хватку. Его зрение возвращается – кто мог потерять сознание в своем собственном сознании – и Дин чувствует, как вода лижет его лодыжки. Уровень воды в реке поднимается. Она уже затопила берег и неуклонно поднимается к линии деревьев.
– А тебе не надоедают одни и те же фокусы? – невнятно бормочет Дин, и Михаил роняет его на землю. Дин грациозно скользит по дереву и приземляется задницей прямо в поднимающуюся воду. Его лицо пульсирует, и он не видит левым глазом.
Михаил нависает над ним, тысячелетняя ярость и битва скрыты за зелеными глазами. Вдруг он резко вскидывает голову, как будто слышит или видит что-то, чего не может видеть Дин.
– Прости, Дин, я отлучусь. Это ненадолго.
Дин даже не пытается встать, когда вода поднимается до уровня его груди.
– Извини. Часы посещения закончились.
Михаил ушел до того, как наводнение поглотило Дина.