Ты моя последнняя Надежда

Договориться об интервью мне удалось довольно быстро, и уже через три дня я ехала в детскую больницу Моргана Стенли. Мы с Хоуп никогда не были в больницах, потому что пока что не было необходимости, и я надеялась, что и не будет. Последние дни я рано возвращалась с работы, кроме того, получила в бухгалтерии материальную помощь, выделяемую всем молодым матерям. Шеф был мягко говоря, в шоке, но я напомнила ему, что декретный отпуск я не оформляла, хотя могу, а терять стабильного автора, со стажем и именем (да еще каким!) ему естественно, не хотелось. Мы сошлись на том, что после публикации этой статьи о детях, я ухожу в трехмесячный отпуск по уходу за ребенком, но при необходимости буду работать дома. В тот день я назначила интервью с доктором Калленом. Его секретарша заверила меня, что он ждет, и я позвонила маме и попросила ее посидеть с Хоуп. Я же просматривала наметки для будущего разговора с доктором Каллен. Я узнала, что главным врачом он является не так уж и долго — всего пару лет, был до этого детским практикующим хирургом. Интересно, почему ушел? Мама помогла мне собрать волосы в тяжелый пучок. Я выбрала свой любимый белый костюм из тонкого хлопка, и нежно-бежевый топ в бельевом стиле. Костюм отлично подчеркнул белизну кожи. Никаких украшений, только часы на тонком ремешке. — Возьмешь машину? — я покачала головой. — Нет скорее всего. Туда удобнее добираться на метро. И пара остановок на автобусе, — мама скептически посмотрела на меня. — В белом костюме? — я кивнула. — Мам, больница на Бродвее, я пройдусь пешком. Меня ждут только через два часа, — чмокнув маму, я заглянула в спальню в последний раз. Хоуп спала, и я решила ей не мешать. В больнице меня уже ждали. Миленькая секретарша заварила мне кофе, и болтала без умолку, рассказывая о своем замечательном шефе, который как раз проводил совещание. — Доктор Каллен давно овдовел, но у него часто бывают романчики на стороне. Еще он замечательный хирург, просто великолепный. Он оперировал мою племяшку, девочку трех лет от роду, и спас ее, вы представляете? — тараторила девушка, наливая мне кофе в небольшую прозрачную чашечку. — А что он из себя представляет, как мужчина? — секретарша залилась краской, но ответила. — Высокий, спортивный, подтянутый. Пепельный блондин с зелеными глазами. Ему около 40 (ого!), но он все еще в отличной форме, — доверительно сказала мне девушка. — Дамы, а можно не перемалывать мне кости? — секретарша покраснела, а я обернулась, для того, чтобы утонуть в изумрудно-зеленых глазах. В светлых волосах Карлайла сложно было разглядеть седину, но я сразу поняла, что врач уже не молоденький мальчик. Но морщинки в уголках глаз были скорее мимические, да и сами глаза были яркие, живые. Он был высокий, намного выше меня, действительно спортивный и подтянутый. Под белым халатом была белая рубашка и светлые брюки. Улыбка была доброй, и даже задорной. — Доктор Каллен, это мисс Свон, она из журнала, я Вам говорила, — защебетала секретарша. — Конечно, я помню, прошу ко мне в кабинет. Джессика, сделай нам чай, пожалуйста, по моему рецепту, — глаза врача озорно сверкнули. Зайдя в кабинет, Карлайл кинулся отодвигать мне стул. Я сняла пиджак, оставшись в нежном топе и брючках. Закинула ногу на ногу, и начала интервью. Разговор потек по тому самом руслу, по которому я и хотела. Доктор Каллен не скрывал, что в большинстве отказники не больны, а наоборот, абсолютно здоровы. Чаще всего отказываются молоденькие девушки, совершенно не готовые стать матерями. — Тут еще проблема в том, что молодежь не умеет пользоваться контрацептивами. И если раньше отказ от ребенка был неприемлем, и дети росли в полной уверенности, что мать это сестра, то теперь мораль совсем другая, и бросить ребенка в роддоме это обычное дело. В голосе врача не было злости, но была боль. Как будто в его жизни была такая же ситуация… — Карлайл, а у вас у самого есть дети? — мягко спросила я, делая очередную заметку в своем блокноте. Карлайл закусил губу. — Есть, но я ее никогда не видел, — просто ответил он. — Как так? — врач отвел глаза. — Одна из моих… женщин родила от меня ребенка, и бросила его, не поставив меня в известность. Теперь я ищу этого ребенка. Я только знаю, что это девочка. — Как обидно. А ваша жена? — врач покачал головой. — Эсме умерла, когда ей было 23, и я больше не женился. Внезапно в кабинет вошла секретарша, с почтой и чайником чая в руках. — Мистер Каллен, ваша почта, — она нагнулась, чтобы продемонстрировать Карлайлу свою ослепительную грудь, одно неловкое движение — и горячий чай полился на мое обнаженное плечо. — Аай! — закричала я, подскакивая со стула. Карлайл побагровел. — Джессика, брысь отсюда! — закричал он, хватая салфетки. Мое плечо опасно покраснело. Джессика едва не заплакала. Она бросила почту, и выбежала из кабинета. — Мазь от ожогов принеси! — рявкнул он ей вслед. Я едва не шипела от боли, смотря на краснеющее плечо. Карлайл аккуратно спустил лямочку с моего плеча, и прижал влажный платок к моему плечу. Карлайл был так близко, что я видела тонкую сеточку морщин на его лице. Его зеленые глаза потемнели от злости, но в то же время я понимала, что в этой темноте кроется нечто большее, чем просто злость и ярость. Мне стало казаться, что под его сильными пальцами боль становится слабее. Появилось желание потянуться к нему, узнать, каковы на вкус его губы… Рыдающая Джессика принесла мазь. Карлайл отпрянул от меня, а я попыталась привести мысли в чувства. Какие губы, какой поцелуй? Забытая боль от ожога вернулась, и я едва не заплакала. — Простите, мисс Свон, я не нарочно. — Иди уже, — рыкнул Карлайл, и Джессика вылетела из кабинета. — Мисс Свон, я бы попросил вас снять топ, я хотел бы обработать всю зону поражения. Закусив губу, я стянула топик, и ахнула, заметив, насколько ожог был большим. Я стояла перед врачом в тонких брючках и лифчике, пока он обрабатывал мое плечо и спину. — Повернитесь ко мне, — я обернулась, но так и не подняла глаз. Пальцы Карлайла, наносившие мазь на тело, будоражили меня, возбуждая давно забытое желание. С тех пор, как год назад я рассталась с Джейком, у меня не было мужчины, и те ощущения, которые могут подарить лишь мужские руки, забылись, и тело реагировало на них непривычно остро. — Боль должна скоро уйти, и Вы сможете одеться. И тогда продолжим, — когда Карлайл убрал руку, я ощутила сожаление. Подняв на него глаза, я поняла, что он ощущает то же самое. — Я предлагаю перенести интервью на другое время и место, — сказала я. — Подальше от горячего, — подхватил Карлайл, протягивая мой топ. И хотя информации для статьи у меня было достаточно, от дополнительной встречи я решила не отказываться. Когда крем впитался в мою нежную кожу, я застегнула пиджак, и по глазам Карлайла поняла, что его желание никуда не делось. Он хотел меня, и это было явственно видно даже невооруженным глазом. — Как насчет Центрального Парка? Скажем, в воскресенье? — я задумалась. — Но я обещала побыть с дочерью, — я закусила губу, пытаясь решить, как мне быть. — Бери дочку с собой, — легко предложил Карлайл. Я посмотрела на него, на этот раз прямо. — Карлайл, сколько тебе лет? — вопрос сорвался с губ сам. — 38, — я присвистнула. 11 лет. 11. Я не смогу перешагнуть через такую разницу в возрасте. — Не стоит. С ней побудет моя мама, она боготворит мою малышку, — я выдохнула. — Ладно, — легко согласился Карлайл. — Но оставь мне номер телефона, чтобы я мог тебя найти, — я вынула визитку, и протянула ее врачу. В момент, когда наши пальцы соприкоснулись, я снова ощутила те забытые чувства. Вечером я торопливо писала статью, забыв обо всем. Мне было важно сохранить мысли Карлайла, его мнение и его оценку. Хоуп заплакала в своей кроватке, и я экстренно бросилась кормить малышку, вспомнив, что уже пришло время. Я обожала моменты кормления, когда брала малышку на руки и давала ей бутылочку с молочной смесью. В такие моменты мне казалось, что я действительно ее мама, а любуясь большими зелеными глазками Хоуп, я таяла от любви и радости. Зеленые глаза… зеленые… нет! У моей дочери глаза Карлайла Каллена.