Ты моя последнняя Надежда

С Карлайлом я встретилась в воскресенье, в Центральном парке. Плечо прошло за сутки, и я спокойно смогла надеть любимое зеленое платье — оно очень мне шло, имело актуальный покрой, и было невероятно женственным — свободная юбка доходила до пола, открывая лишь пальчики ног. К нему я обула сандалии, чтобы быть ниже Карлайла. Карлайл ждал меня у входа в парк. В руках у врача был роскошный букет цветов. Мои любимые розы, белые, на длинных стеблях. Как давно я не видела роз… — Мисс Свон, вы роскошны. Это вам, — он протянул мне букет. — Вы сумасшедший, — я зарылась лицом в букет. Моя статья вышла вчера, и откровенно говоря, я не думала, что Карлайл встретится со мной. Но розы меня поразили. — Я читал статью. Очень острый язычок у вас, мисс Свон, — сказал Карлайл, протягивая мне руку. Я положила руку ему на локоть. — Да, меня за это и любят, — ответила я. Тяжелый букет оттягивал руки. Как только Карлайл предложил посидеть в кафе, я с удовольствием согласилась. Карлайл смеялся, и я расслаблялась с каждой секундой. Мне казалось, что мы нашли общий язык. Как и я, Карлайл обожал импрессионистов, группу Скорпионс, и хорошие чаи. Карлайл рассказывал интересные случаи из своей врачебной практики, но большинство случаев были очень тяжелыми, и пару раз ребенка вытаскивали с того света буквально в последний миг. — Карлайл, тяжело это — оперировать малыша? — спросила я, потягивая свежевыжатый сок. Карлайл отпил из бокала, и задумался. — Конечно, оперировать тяжело любого человека, но такого маленького, почти новорожденного — это особый труд. Малышу важно правильно рассчитать наркоз, потому что большая или меньшая доза может быть опасной. Малышу труднее зашивать шов, потому что тело маленькое, хрупкое. Малыш не может сказать, больно ему или нет, хочет он пить или нет. Честно говоря, когда меня перевели на руководящую должность, седины стало меньше. Я ведь поседел в 23 года, после похорон Эсме. И каждая прядь — это память об операции, или о реанимации. Я помню каждого малыша, которого оперировал. Многие приходят ко мне уже взрослыми. Карлайл всегда казался мне каким-то озорным, резвым, но в этот момент я поняла всю серьезность этого человека. За яркими искрами в глазах скрывались боль и сострадание к каждому младенцу, который был на его операционном столе. — Мисс Свон, я предлагаю выпить на брудершафт, — Карлайл обернулся, и подозвал официанта, заказал два бокала вина. В тот момент, когда его губы мягко коснулись моих, я поняла, что влюбилась. Окончательно. — Меня зовут Белла, — прошептала я, прежде чем мои губы оказались во власти его. — Белли, — шептал Карлайл, целуя меня, и с каждым поцелуем я все меньше теряла уверенность в том, что смогу когда-нибудь его оттолкнуть. Когда мы вышли из кафе, собирался дождь. Карлайл снял пиджак, накинул мне на плечи. Меня окутал запах табака и его мужского одеколона. Желание в глазах Карлайла горело все сильнее. — Моя квартира недалеко, успеем пешком до дождя, — но мы не успели. Аккурат на светофоре напротив дома Карлайла нас накрыло ливнем. Карлайл легко подхватил меня, и понес в подъезд. — Ты вся вымокла, — прошептал он, стоило нам зайти в лифт. Он так и не опускал меня на Карлайл. Когда мы поднялись на 15 этаж, он аккуратно опустил меня на Карлайл, чтобы открыть дверь в квартиру. Она оказалось большой, с просторным салоном и барной стойкой. — Ты промокла, я принесу полотенце, — я покачала головой. Карлайл накрыл своими губами мои. Его руки жадно нащупали «молнию» на моем платье. — Твое плечо совсем зажило, — прошептал Карлайл, опуская мое любимое платье на пол. Я представила буквально на секунду, как буду снова его гладить, но все неприятные мысли отошли на потом — я стояла перед Карлайлом практически обнаженная, в то время как он жадно расстегивал рубашку. — Да, хотя обычно ожоги у меня заживают медленно, — растерянно сказала я. Рука Карлайла вновь легла на мое плечо. Карлайл с легкостью подхватил меня, и понес вглубь квартиры. Я лишь успела заметить, что оформлена она была в цвете нэйви — темно-синем, в сочетании с шоколадным. Спальня Карлайла была типично-мужской, обставленной со вкусом, но внезапно мне подумалось, что не Карлайл занимался обстановкой, а дизайнер. Или его Эсме. От этой мысли мне стало немного не по себе. Словно прочитав мои мысли, Карлайл заговорил. — Я купил эту квартиру после смерти Эсме. Просто не мог находиться в нашей старой двушке. Мы не заводили детей, так что проблем с наследством не было. А тут работал дизайнер. Я даже и представить не мог, что так выйдет, — он аккуратно положил меня на кровать, и отошел к комоду, на котором стояла бутылка белого вина и бокалы. Мне стало совсем не по себе. Сколько девушек и женщин было в это кровати? Ведь Карлайлу почти 40, он уже в школу ходил, когда я родилась! Эйфория от дикого поцелуя сошла, и мне захотелось завернуться в одеяло, чтобы хоть как-то скрыться от жадного взгляда Карлайла. — Белли, все нормально? — мне хотелось кричать. — Я не знаю… — я села на кровати, пытаясь прийти в себя. Карлайл протянул мне бокал. Он по-прежнему сидел в джинсах, хотя рубашку он снял. — Если ты считаешь, что я тороплюсь, — меня гложили сомнения. — Карлайл, я не знаю, — я взяла протянутый бокал, и отпила маленький глоток. Вино было отличным. — Расскажи мне о своей дочери, — я просияла гордой материнской улыбкой. — Она чудо. Маленькое зеленоглазое чудо. Ей всего месяц, но она такая озорная! — мне хотелось рассказать Карлайлу, как живет ЕГО дочь. Но я не могла допустить, чтобы он думал о ней. — Ты не кормишь грудью? — мягко спросил Карлайл, не отрывая взгляда от моей груди. — Нет, я не смогла наладить лактацию, — ложь легко слетала с моих губ. — Ну в принципе, в этом нет ничего страшного, если смесь подобрала правильно, — я допила вино, и поставила бокал на пол. И легла, положив голову на колени Карлайла. Этот вечер был магическим, и мне не хотелось его завершать. Карлайл укутал меня пледом, мы пили вино и разговаривали. По больше части, о моей дочери. Несмотря на то, что у меня на телефоне были ее фотографии, я решила не показывать их Карлайлу. Сходство Карлайла и малышки Хоуп было очевидным. Только слепой не увидит схожие овалы лица, глаза, губы. Форма губ моей дочери четко повторяла форму губ Карлайла — прихотливо изогнутые, как будто в вечной улыбке. Хоуп заливисто смеялась, так же чисто смеялся и Карлайл. Гроза, накрывшая город, утихла ближе к вечеру, и я заторопилась домой. Карлайл недовольно выпутал меня из кокона одеяла. — Пойми, у меня маленькая дочка, она боится засыпать без меня, — я молила бога, чтобы с Хоуп все было нормально. — Я понимаю, Белли. Все нормально. Я отвезу тебя, вот только умоюсь, — мои глаза остановились на расческе, из которой торчало несколько светлых волос. Я не могу, я не хочу, но я должна. В ту секунду, как Карлайл скрылся в ванной, я схватила расческу, и мигом скрыла ее под длинной юбкой платья. Так страшно мне не было уже давно. А вдруг волосы не Карлайла? Но вернувшийся Карлайл развеял мои сомнения. — Белли, тут была расческа. Ты не брала ее? — я пожала плечами, застегивая сандалии. Карлайл провел пятерней по волосам. — Это уже пятая расческа, которая куда-то пропадает, — я рассмеялась, и спустилась вместе с ним на парковку. — Спасибо за чудесный день, — я потянулась поцеловать Карлайла уже около своего дома. Он мягко улыбнулся, и ответил на мой поцелуй. Мама ждала меня в прихожей, злая и довольная одновременно. — И как? — достаточно ехидно спросила она, пока я разувалась и вытягивала расческу из-под платья. — Я нашла отца Хоуп. Сдашь это и ее кровь на генную экспертизу. Спокойной ночи, ма, — я прошла в комнату, и рухнула на кровать, засыпая под мягкое сопение малышки.