После "Чужака": Империя

      Кеннет, всё ещё не веря в реальность происходящего, выдохнул от облегчения: таможенный пост космопорта Ториана остался позади. Досмотр вещей занял буквально несколько минут, а тучный таможенник при виде имперской идентификационной карты не повёл и ухом — то ли сказывался профессионализм, то ли ему и правда было всё равно. Единственной реакцией служащего был стандартный вопрос о цели посещения Контруума, на который Кеннет ответил вполне честно:       — Это моя родина, сэр, но я её почти не помню. Хочу посмотреть, какой она стала, освежить воспоминания, посмотреть на достопримечательности.       Таможенник просто кивнул и почти механическим, вежливым голосом сообщил:       — Обязан предупредить вас, что гражданин иного государства должен соблюдать законы Новой Республики, находясь на её территории, и незнание их не освобождает от ответственности. Добро пожаловать в Ториан. Хорошего дня.       Вместе с идентификационной картой таможенник передал Кеннету распечатанный на флимси-листе небольшой свод базовых правил и сразу утратил к нему интерес, переключившись на следующего в очереди. Всё! Вот так быстро и просто… Можно было поздравить себя с тем, что первый этап путешествия прошёл успешно. Несмотря на все опасения и страхи, мирный договор между Империей и Республикой действительно работал, и никого здесь, видимо, уже не смущали имперцы, прилетевшие с познавательными целями.       Забрав сумку с нехитрыми пожитками, Кеннет сел в ближайшее кресло возле панорамного окна с видом на посадочные площадки и достал воду. Ему нужно было немного прийти в себя и перевести дух, а ещё понять, что же делать дальше. Теперь, когда он уже сделал такой важный шаг, решимость почему-то куда-то улетучилась…       Кеннет сделал несколько глотков воды и покрутил головой по сторонам. Космопорт Ториана был достаточно крупным, то и дело можно было заметить приземляющиеся или стартующие корабли, часть из которых сразу после выхода на орбиту улетала в другие системы, а часть доставляла сотрудников на верфи, где жизнь не замирала ни на секунду. Когда-то на этих верфях работала мама… Но лучше сейчас об этом не думать.       Как Кеннет ни силился, он не мог вспомнить обстановку и внешний вид космопорта, хотя явно бывал здесь и раньше. Нет, с этой частью его прошлой жизни придётся знакомиться заново. Сейчас всё казалось чужим и незнакомым, хотя сам Контруум, представший во всём своём великолепии, когда челнок вынырнул из гиперпространства, Кеннет узнал. Словно попрощался с ним только вчера… Впрочем, это было неудивительно.

***

      Несмотря на негласный запрет говорить о родине, ничто не мешало Кеннету залезать в голонет и изучать информацию. Не то чтобы Кеннета ругали за вопросы или сердились на него за любопытство, но он сам прекрасно видел, что любые упоминания о Контрууме вызывают у родителей боль даже спустя много лет. Отец сразу замыкался в себе и долго молчал, мог раздражённо сорваться по пустяковому поводу, в том числе на окружающих. На лицо мамы набегала тень, уголки губ опускались, а голос предательски дрожал. Неудивительно, что любую крупинку информации приходилось добывать с боем или же крайне осторожно. Но ведь он имел право знать… Он тоже родился на Контрууме и жил на нём, пусть и недолго. Кеннет очень хотел бы получить ответы на некоторые вопросы, но большинство этих вопросов задать так и не решался.       Пускай он был совсем малышом, когда они потеряли дом, но Кеннет прекрасно запомнил тот злополучный день. Видимо, потому, что дети очень чувствительны к фальши, а напряжение тогда буквально зашкаливало и многое выглядело необычно. Мама сказала, что они летят в гости, но была сама не своя. На отца же и вовсе было смотреть странно и непривычно, такой он был каменный… Родители торопились, собирали вещи, оставив его играть со своими игрушками. Конечно, трёхлеткой Кеннет почти ничего не понял, но вот давящее гнетущее чувство запомнил. Пока он с восторгом любовался на Контруум с орбиты, родители чуть не плакали. Он не знал, почему, но тогда сам, по наитию, обнял отца и сказал, что любит его.       Казалось бы, чем старше Кеннет становился, тем меньше он должен был помнить. Детская память гибкая и подвижная, события раннего детства быстро замещаются чем-то иным, и оно так и работало. Но только не с днём эвакуации с Контруума. Сама планета почти стёрлась из памяти, оставшись скорее расплывчатыми образами, но осталось чувство тоски, вызрели горечь утраты и понимание, что те события чуть не погубили их семью.       Первый год после выдался очень сложным. Отец погрузился в депрессию, почти ни на что не реагировал, не интересовался ни женой, ни сыном, целиком и полностью сосредоточившись на работе. Мама пыталась в одиночку склеить почти разбитую лодку, тащила на себе все тяготы переезда и дальнейшего обустройства на новом месте. Украдкой она плакала, когда, как ей казалось, её никто не видел. Кеннет часто ластился к ней, и это, видимо, поддерживало её, но его неизменно огорчало почти полное равнодушие отца. Его наивные детские вопросы о папе только ещё больше расстраивали маму, ведь она понятия не имела, что отвечать сыну. Любят ли их до сих пор? Станет ли всё, как прежде?.. Мама тогда и сама этого не знала.       К счастью, их семья преодолела это испытание. Отец оправился — во многом благодаря терпению и мудрости мамы. Он снова ожил, стал уделять им внимание. Кеннет ощутил не только на словах, но и на деле, что папе не всё равно, что он их любит. Жизнь пошла на лад. Но стало ли всё, как прежде?.. Именно из-за нежелания родителей говорить о Контрууме и своих потерях Кеннет понимал, что нет. Осуждать родителей за то, что они пытаются оградить себя от боли, он не мог. Но как же порой было тоскливо от того, что поговорить о родине было практически нереально… Если мама ещё шла на контакт в этом вопросе, то отец обычно строго говорил, что их дом — Бастион, и хватит думать всякие глупости. Прошлое должно остаться в прошлом. И хорошо бы, если бы он сам следовал своим словам, а не мучал себя мыслями на тему: «А что, если бы…»       Так что не было ничего странного в том, что Кеннет вырос, так и не удовлетворив своё любопытство насчёт Контруума и жизни своей семьи на нём. Чем старше он становился, тем больше ему хотелось посмотреть на родную планету хотя бы одним глазом. Что с ней стало? Действительно ли всё так плохо, как считал отец? Разрушила ли Республика всё то, что было дорого родителям? Узнает ли он хоть какие-то родные места?..       Конечно, пока шла война, все эти мысли не имели ровно никакого значения. Что толку фантазировать и размышлять, когда путь на родину закрыт? А потом как гром среди ясного неба грянул договор о заключении мира. Война, длившаяся уже столько лет, внезапно закончилась. И, несмотря на недоверие и былые претензии, обе стороны до сих пор строго соблюдали все условия.       Отец недовольно ворчал, хотя и он был вынужден признать, что столько крови и смертей выжали Империю почти досуха, ей нужны силы на восстановление и на то, чтобы сохранить то, что осталось. А проклятая Республика… Пусть подавится тем, что успела забрать себе. Для Кеннета же это означало, что пусть и потихоньку, но связи между двумя державами начали налаживаться. Заработали программы воссоединения родственников и культурного обмена, робкие корни пустил туризм.       Конечно, скажи Кеннет прямо, что хочет посмотреть на Контруум, огрёб бы полной. Отец точно не оценит и не поймёт… У него всё, что касалось Республики, вызывало гнев и презрение. Идти к этим выскочкам на поклон, чтобы посмотреть, что стало с родной планетой? Нет, никогда! Да и какой смысл, если всё равно ничего не исправить? Республика ни за что не согласится отдать Контруум обратно. Он потерян для Империи навсегда… Это давно уже не их дом.       Но Кеннет — не Чейс Пратан. Признавая за отцом полное право думать так, как он хочет, сам Кеннет в глубине души считал, что должен вернуть себе прошлое. Встретиться с ним один на один и наконец-то получить ответы на свои вопросы. Раз эти ответы не даёт семья, он получит их сам. И, наверное, так даже правильнее. Одно дело — слушать чужие рассказы, и, совсем иное, — очутиться там, где родился, пройтись по родным местам, осмотреться, попытаться вспомнить. И… понять, что же чувствует он сам, без давления родителей. Возможно, так получится лучше понять и себя самого.       Это было дерзко, это было нагло… Никогда раньше Кеннет не хранил таких секретов от своей семьи. Но уже почти год он вынашивал план, как же осуществить свою задумку. Став кадетом военной Академии, Кеннет получил одно важное преимущество — значительное ослабление контроля со стороны отца. За ним наконец-то признали право на самостоятельность, признали его достаточно взрослым, умеющим отвечать за себя и свои поступки. Они почти не виделись за этот год, только на небольших каникулах. И вот теперь, когда первый курс остался позади, родители и сестра ждали Кеннета дома, ужасно соскучившись. Он тоже скучал, и ему не терпелось оказаться в кругу семьи, но лучшего шанса осуществить свой план Кеннет не видел, потому решил рискнуть именно сейчас.       В Академии Кеннет обзавёлся несколькими друзьями, и не составило труда сказать родителям, что перед тем, как приехать домой, он съездит в гости к одному из них. Буквально на неделю, не больше. Его желание было принято без вопросов, никто не возразил, не стал уточнять детали — вот они, прелести взрослой жизни! Конечно, обманывать было неприятно, но зато теперь Кеннет сидел в порту Ториана и строил дальнейшие планы, куда ему заглянуть, что посмотреть. Скажи он правду, ничего не получилось бы… Отец точно наорал бы и сказал, что запрещает даже думать об этом. Наверняка посчитал бы, что рано решил дать сыну свободу… Но ведь ничего страшного не случится! Буквально пара дней, и Кеннет вернётся на Бастион. Никто ничего не узнает.       Достав планшет, Кеннет открыл карту Ториана, помечая места, куда ему нужно попасть в первую очередь. Одним из таких мест значилась тихая уютная улица с небольшими уютными домиками в самом сердце столицы…