Катарсис

Когда два путника вошли в монастырь, они не могли поверить, что здесь настолько тихо. Нет, в монастырях правда не должно быть и звука. Здесь люди, отошедшие от мирских дел, живут, в конце концов, но атмосфера этой лавры была куда более мрачной и подавленной. Учитывая, что в городе огромное количество больных, добросердченый пастырь с Юга мог бы удивиться отсутствию больных здесь, в прихрамовых постройках. Всё-таки, когда крупных эпидемий не было, больные лечились при светлом культе. Войдя же в главное здание, в огромный собор, который мог бы разве что сравниться в размерах с заброшенным заводом, Фанир начал чувствовать что-то не ладное, глаза подозрительно сузились. Страсуд всё больше нервничал и потел, пока приближался к собору. Шёпот становился сильнее, а это не к добру. Раб не мог понять, откуда идёт шёпот, да и что это за шёпот вовсе. Некоторый шёл из загробного мира, другой — от свежих трупов, завезенных в погребальные помещения. Но не всякий проникал ему в самое сердце, пронзая душу. Зрачки тряслись, пока он, впивая пальцы в грудь, шёл за паладином. Однако, как только варвар увидел солнцеликое лицо настоятеля, упитанного мужичка на грани между зрелостью и старостью, то тут же расслабился. Пальцы разжались, в груди полегчало. Улыбка епископа озарила лицо двух мужчин и в то же время вобрала в себя все краски помещения. — Ох, путники, зачем же вы пришли? — было видно, что настоятель нервничает, капли пота стекали по его лбу. — Святой отец, я вынужден обратиться к тебе по делу. Этот раб является ключом к поимке культиста, который должен находиться где-то здесь. Конечно же, Фанир имел ввиду окрестности, северные территории, а не собор. Но слова паладина впились в сердце священника. — Хорошо, юноша, пойдём, за мной, — настоятель поднял уголки губ, пытаясь выдавить из себя спокойную улыбку. Глаза сузились, направляя ледяной взор на варвара позади рыцаря. Как только епископ отвернулся, Страсуд пришёл в себя. Настоятель позволил себе вести двух путников вглубь монастырских подземелий, и вёл он их вовсе не туда, куда обещал. Ах, если бы он только знал, какую ошибку совершает!

***

— Не дёргайся! — шипел, оборачиваясь, маркиз. Крамольная дама вызывало лишь чувство агрессии у привыкшего к покладистости аристократа. Если бы она могла воспользоваться своей силой, то это животное явно бы вело себя иначе. Сейчас Бенарь находился чуть севернее монастыря, в поисках входа в руины какого-то подземелья. На случай проблем именно сюда ему было поручено отправиться. Он, казалось, нервничал из-за своего провала. Сердце бешено стучало, а глаза выражали боль и вину. Сипуста не могла смириться со своим положением заложника, и дело тут не только в присущем высокомерии статных людей, но и в генах её рода. Древний род Вислиц прежде всего тесно связан и делает главный акцент на военное дело, а поле битвы порождает суровых и гордых воинов. Могущество, власть и влияние же развращает, добавляя помимо честолюбия ещё и надменности. Метель могла бы свести с ума этого северного коня, но, к счастью, всё-таки маркиз нашёл вход в подземелье. Войдя, он привязал скакуна к какому-то железному пруту и повёл девушку за собой внутрь. Пыльное, мрачное, одним слово, богом забытое место усиливало чувство холода. Пальто, специально зачарованное на сопротивление морозам прекраснейшими магами Мезоста, не могло полностью защитить от ледяных ветров, проникающих в руины. У девушки же дела шли куда ужаснее. Мягкая ткань не могла предоставить достаточного тепла, и Сипуста дрожала, пытаясь стянуть с себя кандалы. «Если бы только их не было, мне не было бы так холодно», — думала заложница, казалось, позабыв о своём плене. В этом плане её безразличие можно было бы сравнить с таковым у Страсуда. Просто тот скорее поддавался эскапизму в ответ на тяжёлые испытания жизни. Она же давно забыла, что такое удовольствие.