***
Едва самолет остановился, Киллиан выхватил из верхнего отсека сумку с ручной кладью и стал нетерпеливо ждать, когда начнут выпускать пассажиров. Открылась дверь, и в салон хлынул поток раскалённого воздуха. Послышался рёв двигателей. Кивнув стюардессе, Киллиан сбежал вниз по крутому металлическому трапу. У него не было ни времени, ни желания радоваться пальмам, буйству сочных красок и кристально-голубому небу Мексики. Джонс целенаправленно шагал вперёд, щурясь от солнца. В своём тёмном костюме и модном галстуке он походил на типичного бизнесмена — из тех, кто приезжает на Косумель не отдыхать, а работать. И хотя горе пригнуло его плечи, а в сердце кипел гнев, лицо напоминало невыразительную, равнодушно-холодную маску. Аэропорт оказался маленьким и шумным. Американцы, приехавшие в отпуск, сбивались в хохочущие группки или растерянно бродили по залу. Хотя Киллиан не говорил по-испански, он быстро прошёл таможню и очутился в тесном и душном отсеке, отведённом агентству по сдаче машин напрокат. Через пятнадцать минут после приземления Джонс вывел со стоянки старенький «Форд» и помчался в город. Карту он сунул под солнцезащитный козырёк. В автомобиле было жарко, как в духовом шкафу, — нещадно палящее солнце било прямо в лобовое стекло. Всего сутки назад Киллиан сидел в своём просторном, изысканно обставленном кабинете с кондиционером. Он только что выиграл затяжное и сложное дело, на которое у него ушло много сил и уйма времени для сверхурочной работы. Его клиента признали невиновным, хотя минимальный срок за преступление, в котором он обвинялся, составлял десять лет. За отлично выполненную работу Джонс получил щедрый гонорар и пылкие изъявления благодарности. Правда, от журналистов он постарался держаться подальше, насколько это было возможно. Киллиан собирался впервые за полтора года поехать в отпуск. Джонс устал, но был доволен собой и уверенно смотрел в будущее. Две недели в Париже — отличная награда за то, что он много месяцев подряд работал по десять часов в день. Париж с его нестареющей красотой, прохладными парками, потрясающими музеями и несравненной кухней — вот что в точности подходило Киллиану Джонсу. Когда ему позвонили из Мексики, он не сразу сообразил, в чём дело. Ответив, что у него действительно есть брат по имени Лиам, Киллиан сразу подумал о том, что у Лиама, наверное, снова неприятности и придётся внести залог, чтобы брата не посадили. К концу разговора Киллиан уже ни о чём не мог думать. Словно окаменев, он машинально отдавал распоряжения секретарше: аннулировать поездку в Париж и заказать на завтра билеты на Косумель. Потом Джонс снял трубку, позвонил родителям и сообщил, что их сын умер. В Мексику Киллиан прилетел на опознание. Потом предстояло увезти тело брата домой, в Штаты, где его похоронят. Джонса снова захлестнула волна горя. И всё же… то, что случилось, было неизбежно. Лиам всегда ходил по краю пропасти. Только сейчас он сделал шаг вперёд… С детства Лиам постоянно становился источником неприятностей — несмотря на всё своё обаяние. Он даже пошутил когда-то, что Киллиан специально стал адвокатом, чтобы вытаскивать брата из всяких передряг. Наверное, в каком-то смысле Лиам рассуждал логично. Лиам всегда был выдумщиком, Киллиан — реалистом. Лиам беззастенчиво ленился, Киллиан был трудоголиком. Они с братом, словно две стороны одной медали… Были двумя сторонами одной медали. К полицейскому участку городка Сан-Мигель-де-Косумель Джонс подъехал в твёрдом убеждении, что половина него умерла. Сцена в порту так и просилась на холст. На берегу отдыхали небольшие рыболовные судёнышки. У причалов стояли огромные круизные лайнеры. Туристы в пёстрых рубашках и коротких шортах прохаживались вдоль волнореза. Слышался плеск волн. Пахло морем. Киллиан вылез из машины и направился в полицейский участок. Ему предстояло погрузиться в болото бумажной волокиты, которая всегда сопровождает насильственную смерть. Капитан Мануэль Моралес оказался энергичным и деловитым офицером. Уроженец столицы острова, он каждое происшествие на Косумель принимал близко к сердцу. Мануэлю было под сорок. Он ожидал рождения третьего ребёнка. Моралес гордился своей должностью, своим образованием и своей семьёй — не всегда именно в таком порядке. По натуре он был человеком спокойным. Мануэль любил классическую музыку, а по субботам ходил в кино. Поскольку Сан-Мигель-де-Косумель — портовый город, изобилующий моряками в увольнении и отпускниками-туристами, Моралес был не понаслышке знаком со всевозможными неприятностями и человеческими пороками. И всё же Мануэль гордился тем, что у него на острове процент серьёзных преступлений один из самых низких по стране. Убийство американца не давало капитану покоя — примерно так же, как назойливое насекомое не даёт покоя человеку, отдыхающему в кресле-качалке у себя на веранде. Не обязательно работать в большом городе, чтобы воспринимать убийство как личное оскорбление. На Косумеле нет места для организованной преступности! Помимо всего прочего, капитан Моралес высоко ценил семью. Он знал, что такое любовь и горе, — хотя и соглашался с тем, что многие мужчины старательно скрывают и одно, и другое. В прохладном, стерильном зале морга Мануэль не отходил от Джонса. Хоть американец и выше его на голову, но выглядел он вялым и бледным… — Это ваш брат, мистер Джонс? В сущности, спрашивать и не требовалось. Киллиан, не отрываясь, смотрел на вторую сторону своей медали. — Да. Повисла пауза. Моралес тактично отошёл, оставив Киллиана наедине с покойным братом. Этого не может быть! Киллиан мог бы простоять здесь, вглядываясь в лицо брата, много часов подряд — и всё равно не поверить в реальность происходящего. Да, Лиам всегда искал обходные пути, всегда гонялся за лёгкой наживой и частенько добивался своего не совсем законными средствами. Но он всегда был таким жизнерадостным! Киллиан медленно дотянулся рукой до руки брата. Теперь она стала холодной, тяжёлой, безжизненной, и тут ничего не поделаешь. Как бы он ни старался, на какие бы тайные кнопки и рычаги ни нажимал, Лиама не воскресишь. Киллиан так же медленно убрал руку. Ему не верилось, что такое возможно, — и тем не менее его брата больше нет. Моралес подал знак патологоанатому, а Джонсу сказал: — Примите мои соболезнования. Киллиан кивнул. Его череп словно пилили тупым ножом. Он решил притупить боль холодом. — Капитан, кто убил моего брата? — Не знаю. Ведётся следствие. — У вас есть какие-нибудь зацепки? Моралес развёл руками и зашагал к выходу. — Мистер Джонс, ваш брат пробыл на Косумеле всего три недели. Сейчас мы допрашиваем всех, кто с ним общался. Мануэль открыл дверь и вышел на улицу, вдохнув полной грудью свежий воздух, наполненный ароматом цветов и моря. Американец, вышедший из морга следом за ним, как будто не заметил разницы. — Обещаю, мы сделаем всё возможное, чтобы найти убийцу вашего брата. Ярость, которую Джонс долго сдерживал, выплеснулась наружу. — Я вас не знаю, — Киллиан недрогнувшей рукой достал сигарету и, поднеся к ней зажигалку, с прищуром посмотрел на Моралеса. — А вы не знали Лиама. Мануэль не отвёл взгляда. — Здесь моя родина. Если убийца на острове, я его найду, — Он профессионал, — Джонс выпустил облачко дыма. Но ветра не было, и дым не отнесло в сторону. — Надеюсь, вы это тоже понимаете? Моралес решил пока не отвечать. Вначале нужно кое-что узнать о самом покойном, Лиаме Джонсе. — Мистер Джонс, вашего брата застрелили. Мы выясняем, кто его убил, как и за что. Вы можете помочь мне, предоставив некоторые сведения. Джонс довольно долго смотрел на дверь — за ней лестница, ведущая вниз. Пройдя по коридору, можно попасть к трупу брата. — Мне надо пройтись, — прошептал Киллиан. Моралес молчал. Они пересекли газон, вышли на шоссе. Какое-то время оба молча брели вдоль моря. — Зачем ваш брат прилетел на Косумель? — Не знаю… — Джонс затянулся, докурив сигарету до фильтра. — Лиам любил пальмы. — Чем он занимался? Где работал? Хмыкнув, Джонс раздавил тлеющий окурок мыском ботинка. На поверхности воды плясали солнечные блики. — Лиам любил называть себя свободным художником. Он нигде подолгу не задерживался. И доставлял Киллиану столько же огорчений, сколько и радости. Он мрачно посмотрел на воду, вспоминая, сколько у них с братом было общего и как часто они спорили. — Лиам часто переезжал с места на место и менял работу. Насколько я знаю, в последнее время он давал уроки подводного плавания. — Да, — кивнул Моралес. — Он работал в дайвинг-центре «Чёрная жемчужина», у Эммы Свон. Устроился к ней на полставки. — Свон? — Киллиан отвлёкся от воды. — Женщина, с которой он жил? — Мисс Свон сдавала вашему брату комнату, — сухо уточнил Моралес. — Кроме того, она, в числе других, обнаружила труп вашего брата. Она оказывала нам всяческое содействие. Джонс поджал губы. Что там говорил Лиам в коротком телефонном разговоре, который состоялся несколько недель назад? Он назвал Эмму Свон «красоткой, которая готовит вкусные тако». Киллиан тогда решил, что Эмма Свон — очередная подружка Лиама, с которой тот развлекается и набирается сил перед очередным этапом охоты за крупным кушем. — Мне нужен её адрес. В ответ на спокойный взгляд капитана Киллиан пояснил: — У неё наверняка остались вещи брата. — Да. Кое-какие его личные вещи у меня в кабинете: всё, что нашли при нём. Если хотите, забирайте их и то, что осталось у мисс Свон. Мы их уже осмотрели. Киллиан почувствовал, что гнев снова вырывается наружу, и постарался взять себя в руки. — Когда я смогу забрать тело? — Сегодня же постараюсь закончить с документами. Вам придётся подписать протокол опознания. Мануэль увидел, как напряглось лицо американца, и ему снова стало жаль его. — Ещё раз примите мои соболезнования. Джонс сухо кивнул: — Давайте поскорее покончим с этим.***
Эмма вошла в дом. Как только за ней захлопнулась дверь, она щёлкнула выключателем, и завертелись лопасти двух потолочных вентиляторов. Пока ей достаточно и их тихого шелеста, чтобы не чувствовать себя одинокой. Вот уже целые сутки Свон мучает тупая головная боль — как будто кто-то упорно долбит молотком в правый висок. Эмма пошла в ванную и, перед тем как встать под душ, приняла две таблетки аспирина. Свон снова выходила в море на катере с прозрачным дном. Хотя до начала летнего сезона ещё далеко, клиенты выстраиваются в очередь — сегодня двенадцати пришлось отказать. Не каждый день у берегов острова находят труп! Любопытные валят к ней валом. «Прямо извращение какое-то! — думала Эмма, раздеваясь и вставая под холодный душ. — Интересно, сколько пройдёт времени, прежде чем мне перестанет мерещиться Лиам — под водой, на песчаном дне?» Хотя с Лиамом Эмма познакомилась не очень давно, общаться с ним было просто и весело. Он жил в комнате её сына и ел у неё на кухне. Закрыв глаза, Эмма наслаждалась прохладной водой. Скорее бы головная боль прошла! Наверное, ей полегчает, когда полиция закончит следствие. Ей пришлось тяжело, очень тяжело, когда к ней в дом нагрянули стражи порядка. Они долго рылись в вещах Лиама. И долго допрашивали её. Что ей известно о Лиаме Джонсе? Он американец, парень не промах и дамский угодник. Все его качества ей очень пригодились: он обучал новичков нырять с аквалангом и часто вместе с ней выходил в море. Эмма считала его безобидным. Пусть Лиам и был красавчиком и любил женщин, но уж очень ленив. Вечно мечтал разбогатеть, провернуть какое-нибудь дельце, которое принесёт ему миллионы. Эмма считала, что Лиам просто сотрясает воздух. Разбогатеть можно только после многих лет упорного труда. Ну или получив наследство. Когда Лиам говорил о будущем богатстве, у него загорались глаза, а улыбка делалась просто неотразимой. Будь сама Эмма фантазёркой, она бы, может, ему и поверила. Но мечты — для молодых и глупых. С сожалением вздохнув, Свон подумала, Лиам Джонс был и молодым, и глупым. А теперь его нет, и всё, что от него осталось, свалено в комнате её сына. Выключив воду, Эмма решила, что надо собрать все его пожитки и отнести в полицейский участок. Свон спросит капитана Моралеса, что с ними делать. Наверняка родственники захотят забрать всё, что после него осталось. Как-то Лиам рассказал ей, что у него есть брат, которого он шутливо и ласково назвал «занудой». Самого Лиама можно было назвать как угодно, только не занудой. Войдя в спальню, Эмма завязала на голове полотенце. Она вспомнила, как Лиам пытался влезть к ней в постель через несколько дней после того, как поселился у неё. Бойкий язык, ласковые руки… Хотя Лиам прижал Свон к двери и успел поцеловать перед тем, как она вывернулась, отделаться от него не составило для Эммы никакого труда. Лиам совершенно спокойно отнёсся к её отказу, и позже в их отношениях никакой напряжённости не наблюдалось. Откровенно говоря, Лиам Джонс был приветливым и удобным в общении — разве что постоянно мечтал разбогатеть. Эмма уже не в первый раз задумалась: а не мечты ли о богатстве довели его до гибели? Чтобы отогнать тяжёлые мысли, Свон решила заняться делом. Она уложит все пожитки Лиама в чемодан и отнесёт в полицию. Занятие нагнало на Эмму ужас. Она сразу поняла, что зря взялась за вещи Лиама. Свон сама была по натуре довольно замкнутой. Невольно вторгнувшись в жизнь другого человека, она почувствовала себя не в своей тарелке. Стараясь вообще ни о чём не думать, Эмма сложила вишнёвую футболку с горделивой надписью, свидетельствовавшей о том, что её обладатель совершил пеший поход по Гранд Каньону. И всё это время, сама того не желая, она живо представляла себе Лиама. Вот он починил в комнате окно, которое плохо открывалось, а вот, получив первую зарплату, приготовил паэлью. Неожиданно по лицу Эммы потекли слёзы. Лиам был таким живым, таким молодым и так беззаветно верил в себя! Они были знакомы очень мало, и назвать его другом Свон не могла, и всё же Лиам какое-то время спал в комнате её сына и держал свои вещи в ящиках его комода. Теперь Эмма жалела, что часто слушала его россказни вполуха, держалась с Лиамом суховато и начальственно. Как-то он пригласил её выпить, но Свон отказалась, потому что ей предстояло сводить баланс. Какой же она оказалась чёрствой, бездушной! Удели Эмма тогда Лиаму всего час своего времени, она бы, возможно, поняла, кто он такой, откуда приехал и почему умер. Услышав стук в дверь, Свон вытерла лицо руками. Глупо плакать, ведь слезами горю не поможешь. Лиама Джонса больше нет, и она тут совершенно ни при чём. Вытирая на ходу слёзы в уголках глаз, Эмма направилась к двери. Головная боль немного утихла. Свон решила, что лучше всего сейчас же позвонить Моралесу. Пусть пришлёт кого-нибудь за вещами. Открывая дверь, Эмма повторяла себе, что она тут совершенно ни при чём. На секунду Свон замерла на пороге с открытым ртом. Футболка, которую она, сама того не замечая, по-прежнему держала в руках, упала на пол. Пошатнувшись, Эмма сделала шаг назад. Закружилась голова. В глазах потемнело. Ей пришлось часто поморгать, чтобы снова обрести способность чётко видеть. Мужчина, стоящий на пороге, метнул на неё осуждающий взгляд. — Ли… Лиам?.. — с трудом проговорила Эмма и едва не закричала, когда мужчина шагнул вперёд. — Эмма Свон? Ошеломлённая Эмма машинально кивнула. Она не считала себя суеверной. Правда, на чисто практическом уровне Свон верила в принцип «что посеешь, то и пожнёшь». И вот она у себя дома — и к ней явился покойный Лиам Джонс! До её слуха донеслись слова: — Вы Эмма Свон? — Я ведь тебя видела… — произнесла Эмма, но собственный голос показался ей чужим. Она не могла отвести взгляда от его лица. Дерзкий взгляд серых с поволокой глаз, чёрные брови вразлёт… Такое лицо сразу наводит на мысль о риске — и с таким любая женщина не прочь рискнуть. — Кто вы такой? — Киллиан Джонс. Лиам был моим братом. Мы близнецы. Поняв, что у неё дрожат колени, Эмма поспешила сесть. «Разумеется, он не Лиам», — твердила себе Эмма, пытаясь успокоиться. Волосы такие же чёрные и густые, но стрижка аккуратная, а не вечно нечёсаная грива, как у Лиама. Лицо такое же красивое, и черты так же резко высечены, но у Лиама Эмма ни разу не видела такого серьёзного и холодного выражения. Да и дорогой костюм незваный гость носил так, словно в нём родился. Его поза выдавала сдерживаемую страсть и раздражение. Прошла секунда, всего секунда, прежде чем гнев Свон вырвался наружу. — Вы нарочно! — Эмма вытерла влажные ладони о шорты. — Зачем вы меня напугали? Вы ведь знали, что я подумаю, когда открою дверь! — Я рассчитывал на такую реакцию. Эмма откинула голову назад и сделала глубокий вдох, восстанавливая дыхание. —Вы подонок, мистер Джонс! Впервые за много времени уголки его рта дёрнулись, словно в едва заметной улыбке. — Можно мне присесть? Эмма махнула рукой в сторону стула. — Что вам нужно? — Я приехал за вещами Лиама. Кроме того, мне нужно с вами поговорить. Усевшись, Джонс не спеша огляделся по сторонам. Он озирался не вежливо и сдержанно, как гость, впервые оказавшийся в чужом доме, а цепко, пытливо. Внимательно изучал владения Эммы Свон. Гостиная в её доме маленькая, не больше его кабинета. Сам Киллиан предпочитал приглушённые оттенки и чёткие линии. Эмма Свон, видимо, питала слабость к ярким, контрастным цветам и всяким безделушкам. На стенах висели маски древних племён майя, на полу лежали коврики различных размеров и оттенков. Через прорези в красных жалюзи проникали полосы солнечного света, уже начавшего бледнеть. Посреди стола на плетёной подставке стояла большая жёлтая керамическая ваза с цветами. Правда их лепестки уже начали опадать. Полировку на столешнице покрывал тонкий слой пыли. Потрясение, от которого у Эммы всё внутри перевернулось, мало-помалу проходило. Киллиан не спеша озирался по сторонам, а Свон смотрела на него. Зеркальное отражение Лиама! А разве у зеркального отражения не противоположный заряд? С таким, как Киллиан Джонс, видимо, жить не очень-то весело. Эмме ужасно захотелось прогнать его, выпроводить быстро и навсегда. Но ей пришлось себя урезонить. К чему горячиться? Он всего-навсего мужчина и к ней никакого отношения не имеет. К тому же он совсем недавно потерял брата. — Примите мои соболезнования, мистер Джонс. Вам сейчас очень тяжело. Киллиан так молниеносно перевёл на Эмму взгляд, что внутри у неё снова что-то ёкнуло. Свон почти не замечала, как пристально Джонс разглядывает её гостиную, но столь же внимательное изучение её самой не могло оставить Эмму безучастной. Эмма Свон оказалась совсем не такой, какой Джонс её себе представлял. Лицо худое, скулы чёткие, нос курносый. Явно не красавица, но чем-то притягивает — невозможно оторваться. Должно быть, всё дело в глазах, зелёных, слегка раскосых. А может, в губах — полных и вместе с тем трогательных. Широкую рубашку можно было обернуть вокруг неё несколько раз. Незакрытыми остались длинные загорелые ноги. Руки, лежащие на подлокотниках кресла, тонкие и изящные. На пальцах ни одного кольца. Джонсу казалось, что вкусы брата он знает, как свои собственные. Эмма Свон явно не во вкусе Лиама, который питал слабость к красоткам шумным и броским, ярким. Свон же была и не во вкусе самого Киллиана — он предпочитал утончённых интеллектуалок. И все же Лиам с ней жил. Киллиан посмотрел на Эмму Свон исподлобья. Не сказать, чтобы она так уж убивалась по своему любовнику! — И вам тоже. От его пристального взгляда Эмму пробила дрожь. Он рассматривает её не так, как обычно рассматривают незнакомого человека. Под его взглядом Свон показалась себе экспонатом в музее, на который повесили ярлык и собираются поместить под стекло для дальнейшего изучения. Эмма старалась напомнить себе, что горе у разных людей принимает разные формы. — Лиам был хорошим человеком. Нелегко… — Как вы с ним познакомились? После того как Киллиан грубо оборвал её, Эмма расправила плечи. Раз он не нуждается в сочувствии — что ж, она не будет его предлагать. Если брату погибшего нужны только факты, он их получит. — Несколько недель назад Лиам пришёл ко мне в центр. Он интересовался дайвингом. — Дайвингом? — вежливо удивился Киллиан, хотя его взгляд по-прежнему оставался холодными. — У меня небольшой дайвинг-центр на пляже — прокатное снаряжение, морские прогулки, школа подводного плавания. Лиам искал работу. Поскольку в своём деле он разбирался, я его наняла. Он работал матросом на катерах, обучал туристов дайвингу и тому подобное. Киллиан вспоминал последний телефонный разговор с братом. Лиам ни разу не обмолвился, что зарабатывает на жизнь уроками подводного плавания. Отцу же он взахлёб рассказывал о каком-то «крупном деле», которое обязательно выгорит. О больших деньгах, о его звёздном часе. — Лиам не выкупил у вас долю предприятия? Не стал вашим партнёром? На лице у Эммы появилось странное выражение. Киллиан так и не понял, что это: гордость, презрение или насмешка. — Мистер Джонс, партнёров я не привлекаю. Лиам работал на меня, вот и всё. — Всё? — Незваный гость снова выразил удивление. — Он ведь у вас жил. Эмма прекрасно поняла, на что Киллиан намекает. Ей уже пришлось отвечать на похожие вопросы полицейских. Она решила, что ответила на все вопросы и уделила Киллиану Джонсу достаточно своего времени. — Вещи Лиама здесь, — встав, Эмма направилась к комнате Генри и остановилась на пороге, ожидая, когда Киллиан к ней подойдёт. — Я только начала складывать их. Наверное, вам захочется разобрать их самому. Не торопитесь. Свон собралась отойти, но Джонс взял её за плечо. Он смотрел не на неё, а в комнату с голубыми стенами и тюлевыми занавесками на окнах, с полками, заставленными комиксами и мягкими игрушками. Вещи Лиама были кое-как набросаны на спинке крашеного белого стула и на лоскутном покрывале. Киллиана снова кольнула боль. — Это всё? Всё, что осталось от брата… — Я ещё не смотрела в комоде и в платяном шкафу. Но полицейские обыскали всё. Внезапно на Эмму навалилась огромная усталость. Она сняла полотенце с головы. После того как по плечам рассыпались светлые, ещё влажные волосы, её лицо показалось Джонсу ещё более нервным. — Я ничего не знаю ни о личной жизни Лиама, ни о его личных вещах. Это комната моего сына, — Эмма повернула голову, и их глаза встретились. — Сейчас его здесь нет. Он учится в школе на материке. Лиам спал вон там. Эмма вышла, оставив Киллиана одного. На то, чтобы собрать вещи брата, у Киллиана ушло минут двадцать. Лиам путешествовал налегке. Джонс вынес чемодан в гостиную и принялся бродить по дому. Жилище Эммы Свон оказалось совсем небольшим. В предвечерних сумерках Киллиан осмотрел вторую спальню. Здесь царил полумрак, только на кровати из ротанга виднелось что-то оранжевое. Рядом с кроватью стоял письменный стол, заваленный папками и бумагами. Здесь пахло пудрой и специями. Выйдя, Джонс направился на кухню, туда, где находилась Эмма. Когда он уловили аромат кофе, Киллиан вспомнил, что с утра ничего не ел. Не оборачиваясь, Эмма налила вторую чашку. Ей не нужно было ничего говорить — она и так поняла, что Джонс здесь. Вряд ли ему вообще нужно объявлять о своём приходе. — Со сливками? Джонс провёл рукой по волосам. Ему показалось, будто он вошёл в чужой сон. — Нет, чёрный. Эмма обернулась с чашкой в руке и невольно вздрогнула. Кофе расплескался. — Извините, — прошептала Свон, протягивая Джонсу свою чашку. — Вы так похожи… — Вас это смущает? — Лишает присутствия духа. Джонс сделал глоток кофе, в голове немного прояснилось. — Вы не были влюблены в Лиама. Эмма смерила Киллиана удивлённым взглядом. Она уже поняла, что Киллиан Джонс считает её любовницей своего брата, но не думала, что он продолжит допрос. — Мы с ним были знакомы всего несколько недель, — Эмма неожиданно рассмеялась, вспомнив другое время и другую жизнь. — Нет, я не была влюблена в него. Нас объединяли сугубо деловые отношения, хотя по-человечески Лиам мне нравился. Он был очень самоуверенный, прекрасно сознавал всю силу своего обаяния. Пока он у меня работал, от туристок отбоя не было… Да, Лиам был тот ещё жук, — пробормотала Эмма и, опомнившись, испуганно добавила: — Извините. — Ничего. Джонс невольно шагнул к Свон. Эмма высокая, ростом почти с него. От неё пахнет пудрой, хотя на лице ни следа косметики. Киллиан снова подумал, что Эмма Свон совсем не во вкусе Лиама. Но глаза… — Именно таким и был мой брат. — Среди моих знакомых всякие попадаются, — невозмутимо, ровным тоном продолжала Эмма. — Обаятельных хватает, но таких безобидных и добрых, как ваш брат, я встречала редко. Лиам… Лиам был славным. Надеюсь, что… что тех, кто это сделал, найдут. Эмма увидела, как серые глаза Киллиана словно подёрнулись льдом. Внутри у неё что-то дрогнуло, и она напомнила себе, что холод часто бывает опаснее жары. — Непременно найдут. Возможно, мне понадобится ещё раз поговорить с вами. Просьба казалась достаточно простой, но Эмме почему-то трудно было согласиться. Ей не хотелось больше разговаривать с Киллианом и вообще каким-то образом быть причастной к этому делу. — Мне больше нечего сообщить вам, мистер Джонс. — Лиам жил у вас в доме, работал на вас. — Я ничего не знаю! Эмма отвернулась к окну и невольно повысила голос. Ей надоели расспросы, надоели зеваки на пляже, которые тычут в неё пальцами — смотрите, смотрите, она нашла труп! Ей надоело, что её жизнь перевернула гибель человека, которого она почти не знала. И ещё её раздражает сам Киллиан Джонс. Такой, если ему что-то надо, ни перед чем не остановится. — В полиции меня допрашивали несколько раз. Им я сказала то же самое. Лиам у меня работал. Мы с ним виделись по нескольку часов в день. Не знаю, куда он уходил по вечерам, с кем встречался, чем занимался в своё свободное время. Какое мне дело? Главное — чтобы он вовремя платил мне за комнату и выходил на работу, — Эмма оглянулась на Джонса. На её лице появилось решительное выражение. — Мне жаль вашего брата. Я очень вам сочувствую, но я тут ни при чём. Джонс заметил, что Эмма то сжимает, то разжимает кулаки. Он догадался, что она чего-то боится, но истолковал это по-своему. — У меня другое мнение, миссис Свон. — Мисс Свон, — поправила Эмма, и Джонс медленно кивнул, запоминая. — Я ничем не могу вам помочь. — Мы ничего не выясним, пока не поговорим. — Хорошо. Я не буду вам помогать. Киллиан потянулся за бумажником. — Лиам остался вам должен за комнату? Слова Джонса ударили Эмму, словно пощёчина. Зелёные глаза, которые только что были добрыми и грустными, гневно сверкнули. — Лиам ничего мне не должен — как и вы. Если вы уже допили кофе… Джонс поставил чашку на стол. — Да, допил. Пока у меня всё. Киллиан в последний раз внимательно осмотрел Эмму и снова подумал, что она совсем не во вкусе Лиама — и не в его тоже. И всё же ей придётся кое-что усвоить. Если понадобится использовать её, чтобы всё выяснить, он это сделает. — Спокойной ночи, мисс Свон. Эмма не двинулась с места, пока не услышала, как хлопнула дверь. Потом Свон закрыла глаза и снова напомнила себе, она тут совершенно ни при чём. Перед глазами возникла яркая картинка: Лиам с якорной цепью на морском дне. Потом картину сменила другая — Киллиан Джонс, в чьих глазах отпечаталось горе.