Luna Reginae

      Ла Рейн сидела за обеденным столом, но аппетита не было. Целый день ее мучила мигрень, заставляя ее зрение иногда пропадать на несколько минут, и настроение ее было ужасное. Она забраковала уже третье блюдо, повара сбились с ног, чтобы угодить взбалмошной госпоже. Сжав виски пальцами, женщина попробовала унять боль, но ее силу что-то блокировало. Вдруг, дверь с грохотом распахнулась, и в залу влетел молодой мужчина. Высокий, с каштановыми волосами и ореховым цветом глаз. Эльфийка изящно, насколько позволяло ее состояние, поднялась из-за стола, с неудовлетворением заметив, что в глазах слегка потемнело. — Раво, мальчик мой, — она нежно улыбнулась и протянула к сыну руки. — Здравствуй, мама, — Раво улыбнулся в ответ и шагнул в материнские объятия. Вдруг, он слегка отстранился и обеспокоено посмотрел в ее лицо. Слегка сжав плечи матери, он закусил губу и покачал головой. У Ла Рейн защемило сердце от до боли знакомого жеста. — С тобой все в порядке? Ты не заболела? — он внимательно посмотрел эльфийке в глаза, желая убедиться, что она скажет правду. Женщина растянула губы в улыбке. Наивный, любимый мальчик, эльфы лгут с той же легкостью, что дышат. — Конечно, родной, я никогда не болела, с чего бы менять традиции, — она слегка улыбнулась и поспешила сменить тему. Кивнув, он сел напротив нее и хлопнул в ладоши. В ту же секунду, двери распахнулись и в зал вошли слуги с подносами. Раво накинулся на еду, периодически прерываясь, чтобы рассказать очередной смешной случай с охоты. Эльфийка смотрела на сына, но видела не его, а короля — человека, которого любила и ради которого опозорила свою семью. Он так же врывался в зал после охоты или военных учений, громко смеялся, много говорил, размахивал руками, рассказывая о событиях его дня. Вот только во главе стола сидела ее сестра, и это ей улыбался король, ей он говорил комплименты и с ней удалялся в свои покои. Вилка в руках женщины согнулась пополам, в глазах снова потемнело. Что-то было не так, сердце пронзило нехорошее предчувствие. Опершись на стол, женщина с трудом поднялась со стула. — Раво, отведи меня в мои покои, быстро, — железным голосом произнесла она. Парень сорвался с места, подхватил мать под руку и повел к выходу. Войдя в свою комнату, женщина направилась к стене и надавила на один из камней, стена отъехала, открыв темный проход. Приказав сыну оставаться на месте, Ла Рейн шагнула в коридор. Стена закрылась за ней, отрезая от внешнего мира. Опираясь на стену, королева спустилась по лестнице вниз в комнату с высокими сводчатыми потолками и зеркалом на стене. Опасения эльфийки подтвердились: гладкую поверхность зеркала покрывали трещины, которых становилось все больше. — Нет! Только не это! — ее крик разнесся по подземелью, отражаясь от стен. Ла Рейн шагнула вперед и, разведя руки, начала быстро читать, слова тянулись, словно нити, зашивающие трещины на зеркале. — Sit lucis radius configebattenebris quasi hasta scutum, Kojima prekryvaetsyaomnimalo, — слова звучали четко и словно металлические шары отскакивали от стен, разносясь эхом по залу. По губам женщины заструилась кровь, старые трещины затягивались, но тут же появлялись новые, и их было гораздо больше. Ноги больше ее не держали, эльфийка опустилась на колени, в голове будто разрывались стеклянные шары, а осколки врезались в глазницы. Но читать Ла Рейн не перестала. — Etrursus… soles domus Dei… — голос то срывался на хриплый шепот, то резко возвышался почти до крика. Кровь закапала на пол, голос больше не звучал так громко, руки начали неметь, она больше не могла удерживать их поднятыми, мышцы сводило судорогой. -Clarus… sol etiam… caeli …gloriadeumet… diluculo… incipit. ** — слов почти не было слышно. Силы покидали ее, жизнь утекала уже не по капле, но тонким ручейком. Ла Рейн понимала, что ей не выстоять, она не так сильна, как раньше, и она одна. В глазах потемнело, звуки начали притупляться, а тело налилось свинцовой тяжестью. Внезапно, когда она уже готова была отчаяться, тишину прорезал низкий голос, сплетаясь с голосом эльфийки, он рождал новую, дикую силу. — Adjurovos ad portamconiungitanimam in caelumsanguinemmeum. — голоса то возвышались до неба, то стремительно падали в бездну, воспроизводя заклинание, как песню. Собрав последние силы, эльфийка повторяла слова Связки. — Detanimoclausumest; clavisverba. Vas in exituspiritus et concludere! *** — просипела женщина, и другой голос поддержал ее в такт. Зеркало низко загудело, задрожало и лопнуло, разлетевшись на тысячу осколков. Ла Рейн рухнула на пол и прикрыла голову руками. Как только стеклянный дождь закончился, женщина тяжело приподнялась на локтях и посмотрела наверх. — Спасибо, Алберн, — произнесла она. В помещение ворвался ее сын со стражей. Увидев мать, всю в крови, Раво побледнел и бросился к ней. Но Ла Рейн резко выбросила руку в его сторону в немом приказе. Нехотя, сын повиновался и остановился в нескольких шагах от нее, готовый подхватить. Медленно Ла Рейн поднялась на колени и на минуту замерла, прикрыв глаза и восстанавливая силы. Сначала, она оперлась на одно колено, но, не удержавшись, едва не упала, Раво еле сдерживался, чтобы не кинутся к матери. Еще попытка и она была уже на ногах, плечи опущены, и ее слегка покачивало, но она лучше бы упала, чем показала свою слабость. Осторожно выпрямившись, она повернула залитое кровью лицо к сыну и, слегка кивнув, очень медленно пошла к выходу, останавливаясь, чтобы отдохнуть. Раво шел за ней и видел ее застывшую, прямую спину и вскинутую голову. Такая гордая и такая одинокая. Всю свою жизнь не принимавшая ни от кого помощи, не терпящая жалости, не сострадающая. ……………………………………………. Беа медленно открыла глаза, голова гудела, во рту пересохло, и стоял привкус железа. Слегка приподнявшись на локтях, она огляделась, кругом высились деревья. — А где же дом и то чудесное существо в нем, — произнесла вслух девушка. Голос звучал низко и хрипло, видимо, от долгого крика. Кое-как поднявшись, Беа наугад направилась в чащу, вскоре, впереди замаячили огни деревни, оказалось, что она была всего в получасе ходьбы от дома. Но ведь буквально недавно все было не так, девушка могла поклясться, что зашла глубоко в лес. Солнце клонилось к закату, значит, прошло не более двух часов с ее ухода. Тряхнув головой, чтобы отогнать странные мысли, девушка направилась к дому. Внезапно путь ей пригородила чья-то массивная фигура. — Ты! Как ты посмела прийти на праздник? — знакомый голос, прозвучал за ее спиной. Беа повернула голову и посмотрела на Банаинга, внезапно, его самодовольная улыбка и ухмыляющаяся физиономия вызвали в ней неконтролируемый гнев. Как он смеет ставить себя выше ее? Издав дикий, гортанный звук, она толкнула парня. Неожиданно, вместо того чтобы слегка покачнуться, Банаинг отлетел к противоположной стене. Его глаза расширись от изумления, но тут же его место заступили обида и негодование. — Дрянь, я научу тебя хорошим манерам, — прогнусавил он. В голове у девушки что-то переклинило, подняв руку, она резко сжала кулак. Банаинг схватился за горло и начал оседать, воздух будто бы выкачивали из легких. Беа с непонятным наслаждением смотрела на его мучения, ей нравилось, как краснеет его лицо от недостатка кислорода, как он хрипит и пытается подняться. Да, еще немного и этот жалкий червяк поплатится за свою дерзость. Он стояла, сжимая пальцы все сильнее, а внутри у нее поднималась, темная, животная радость. Удар пришелся прямо по руке, от боли и неожиданности девушка разжала кулак. Парень упал на землю и судорожно стал хватать ртом воздух. Адалсон Блэйк резко повернулся к девчонке. — Ты в своем уме? Что ты творишь?! — голос дрожал от ярости. Беа уже пришла в себя и сама не понимала, что на нее нашло. Ее сильно колотило, голова раскалывалась, как после трех пинт крепкого эля. — Я…я не знаю, не могу вспомнить, я…простите, — пролепетала она, растирая руку. Неожиданно она зарыдала, громко, судорожно, будто бы вся боль и напряжение вырвались наружу. Старик подошел к ней и положил руку на голову. В теле и голове девушки образовалась легкость, ей стало спокойно и захотелось спать, она начала медленно оседать. Адалсон подхватил ее и осторожно опустил на землю. Повернувшись, он подошел к Банаингу и присел перед ним. Парень все так же сидел и таращил глаза, словно баран, которого неожиданно передумали резать. Опустив руку на его лоб, старик на секунду прикрыл глаза, потом поднялся и пошел обратно к девушке. Он подхватил ее с легкостью, необычной для старика его роста и комплекции, и направился к своей лавке. Приятный запах травяных настоек пробивался сквозь пелену сна, девушка потянула носом воздух и, открыв глаза, села на лавке. От резкого движения закружилась голова. За окном громыхал салют, в кухне старик звенел посудой, видимо, накрывая на стол. Внезапно Блейк возник в дверном проеме и, прищурившись, посмотрел на девушку. Виновато опустив голову, она сидела, не смея поднять глаза на учителя. — Пойдем, еда стынет, — его голос звучал непривычно холодно, отчего Бее захотелось забиться куда-нибудь в угол и не выползать, но она покорно последовала за мужчиной к столу. Ужин проходил в напряженном молчании, девчонка вяло ковыряла еду, аппетита не было. Адалсон сидел, откинувшись на спинку стула, и внимательно наблюдал за ней, от этого пристального взгляда девушке было не по себе. Отложив ложку, Беа подняла глаза на учителя. — Мне жаль, что так вышло, я не знаю, что со мной произошло там, в переулке, но знайте, я этого не хотела, — опустив глаза, пробормотала девочка. Она резко поднялась и направилась к двери. — Сядь, я не отпускал тебя, — слова звенели металлом. Девушка замерла, она никогда не слышала, чтобы старик так разговаривал. Словно поняв ее замешательство, он произнес уже мягче: — Сядь, пожалуйста, нам нужно поговорить, — уже спокойнее попросил он. Девушка неохотно обернулась. Мужчина сидел, устало опустив плечи, в его взгляде застыла боль и грусть, словно события сегодняшнего дня упали на него непомерным грузом. — То, что с тобой произошло, в этом нет твоей вины, но я хочу знать, что сегодня случилось, — приподняв голову, мужчина пристально посмотрел в глаза девчонке, он явно ждал правдивого рассказа. Вздохнув, Беа в вкратце изложила произошедшие с ней события. С минуту в доме стояла тишина, старик сидел и смотрел в одну точку невидящим взглядом. Внезапно, он резко поднялся и ушел вглубь дома. Появившись спустя пять минут, Блейк нес в руках две походные сумки, одну из которых он передал девушке. — Тебя надо срочно увести отсюда, иди, седлай лошадей, — его тон не терпел возражений. — Я не понимаю, объясните толком, что со мной произошло? — заупрямилась Беада. — Нет времени, чем быстрее мы доберемся до нужного места, тем лучше. Ну же, иди, — старик снова начинал раздражаться, он не привык, чтобы ему перечили. — Нет, — Беа демонстративно плюхнулась на стул, — я не сдвинусь с места, пока вы не объясните мне все. — О боги, за что мне это, — Адалсон резко поднялся и нервно начал ходить по комнате, бормоча что-то себе под нос. — Ладно, черт с тобой, слушай. Это произошло несколько сотен лет назад, во времена старых богов. Эльфы еще не ушли в вековые леса, а гномы в глубокие подземные копи. Кентавры бок о бок охотились с людьми, огромные Горные Волки были преданы человеку, а боги слышали наши молитвы. В одном поселении жила жрица — женщина необычайной красоты и ума. Волосы цвета луны в ясную ночь, оливковая кожа, и яркие, обсидиановые глаза. Имя ей было — Равен. Она слыла опытным шаманом, люди из всех племен шли к ней за помощью. Вылечить смертельную болезнь, принять сложные роды, вызвать дух умершего — все это она проделывала играючи. Но даже жрицы не в состоянии уберечь себя от разбитого сердца. Она совершила ошибку, позволила себе влюбится в воина своего племени. Ей казалось, что он тоже любит ее и они будут счастливы, но наши надежды редко оправдываются. Ее возлюбленный предал ее и женился на другой девушке. Он опозорил жрицу и заставил ее страдать. С того момента Равен стала замкнутой и отчужденной, она просила помощи у эльфов, но они не могли ей помочь, любовь — это единственное, над чем не подвластно ни одно существо. В порыве гнева и безумия, она прокляла юную невесту, и та скончалась. Безутешный воин покончил с собой, а Равену изгнали из племени. Отчаявшись, женщина с ее учеником ушла глубоко в лес, где в течение нескольких лет и жила. Постепенно о ней стали забывать, но она помнила. Ее ненависть, боль, отчаяние и гнев сослужили ей хорошую службу в постижение самых темных глубин магии. Через десять лет жрица вернулась, вернее, то, что от нее осталось. Это была Равена, но ее будто жгло изнутри бешеное пламя, в глазах металось безумие. Она появилась на совете пяти, на шее ее висел золотой медальон-печать, один из тех, что является ключом к Вратам Подземелья. Жрица сорвала его и бросила в огонь, тем самым пробудив одного из чудовищ, запертых в темнице, земля содрогнулась, а она стояла посредине огненного вихря и истерически смеялась. Пламя охватило ее и сожгло все человеческое, что еще оставалось в ней. Перед испуганными народами предстало истинное обличье, и оно было ужасно. Равен хотела принять в себя монстра и отомстить всем тем, кто ее предал. Шесть дней эльфы, люди и гномы сражались с обезумевшей женщиной, не давая закончить обряд, тысячи храбрых воинов полегло в той битве. Пять сильнейших магов с помощью ученика Равен сумели запечатать ее душу в зеркало, тем самым не дав древним силам вырваться на свободу. Но ты разбила зеркало и выпустила ее на свободу, и не только ее, но королеве Ла Рейн удалось загнать ее в сосуд, коим являешься ты. Однако, все не так просто, вобрав часть магии древних богов, Равен, даже сейчас достаточно сильна и постепенно она будет захватывать твое тело, подавляя разум. А когда она это сделает, ее уже ничего не остановит. Девушка поежилась, ее совсем не прельщала мысль быть чьей-то марионеткой. — Хорошо, едем, — решительно выпалила Беа и, развернувшись, вышла во двор. Адалсон мрачно посмотрел ей вслед. Тревога не отпускала его.