И в будни светит солнце

— Сейчас любому ребенку известно, что транснациональные корпорации по всему миру выстраивают теневые правительства с помощью своих так называемых «серых кардиналов». Но в последние несколько лет картина начинает меняться, причем это только прибавляет тревоги, — рассказывал Анго. — Цели теневых правительств мрачны и коварны, но, по крайней мере, понятны и вполне банальны — это власть и деньги. Их действия можно просчитать и спрогнозировать. Их методы можно смоделировать. Мы сотрудничаем со многими организациями одаренных по всему миру, и собранная информация складывается примерно следующим образом. Подобная тем самым теням мировая сеть складывается и в среде эсперов. Отсюда — непредсказуемость и небанальность их целей и методов. Мы не знаем ничего — ни имен руководителей, ни расположение штаб-квартиры, ни хотя бы примерной численности. Есть только разрозненные фрагменты их действий, которые еще только предстоит сложить в общую мозаику. Как только в мире происходит нечто странное и не поддающееся логическому объяснению, мы накладываем это, как мазок кисти, на общую картину. Нам еще многое предстоит осмыслить и понять, а главное — научиться быть если не впереди, то хотя бы на одном уровне с ними. Для себя мы назвали эту сеть «Надир», то есть, точка небесного свода, которую ты никогда не увидишь, так как она противоположна зениту. — Анго, ты тривиален, — Дазай слушал приятеля, скептически склонив голову к плечу и, как обычно, улыбался. — Тайные общества существовали всегда. Масоны, иллюминаты, розенкрейцеры… Несть им числа. И какие бы цели они не ставили перед собой изначально, те самые банальные власть и деньги всегда брали верх. Все приходит на круги своя. Такова природа человека. — А что, если они хотят изменить эту самую человеческую природу? — возразил Анго. — Мало фактов, — заметил Куникида, — точнее — пока ни одного. — Ну извините, не все факты я могу вам открыть. Наши аналитики утверждают, что сейчас в их среде проходит обкатка новых методов вербовки союзников. Или устранения непримиримых противников. Может быть, с эпидемии неизвестного вируса в Иокогаме начинается пандемия в масштабе планеты? — Вы не сказали главного, Анго, — печально произнес Пушкин. — Возможно, в их собственном понимании они и спасают мир. Но какими методами они будут его улучшать? Что в человеке они сочтут высшим и необходимым, а что ненужным и отжившим? Вот почему они так опасны. — В том-то и вопрос, — согласился Анго. — Пока не все страны понимают, что необходимо сотрудничество. Хорошо, что с нашими русскими коллегами мы пришли к соглашению. — Итак, неизвестная организация, — подытожил Дазай. — Надир, который никогда не виден. Мы это уже проходили. Насколько я понял, здесь в Иокогаме действует лишь некий передовой отряд с вполне конкретным заданием. Складываем в копилочку то, что видели сами, плюс то, что рассказал этот глупый мальчик с бомбой, плюс то, что известно вам, Пушкин-сан… Ну, уже кое-что… — А знаете, мне не дает покоя одна мысль, — заметил Куникида. — Пропавшее дело вирусологов. Почему именно сейчас? Какое-то удивительное совпадение. — Ну, мы точно не знаем, когда дело пропало, — вздохнул Сакагучи, — только обнаружили сейчас. — А ты раньше работал с этими документами? — спросил Дазай. — Чем вообще занимался профессор Ясутоми? Изучал вирус? Или создавал вакцину против вируса? — Ясутоми и его помощники изучали вирус, распространенный среди летучих мышей. В обычных условиях он не передавался человеку, но необычные условия могут создать и обычные люди. Профессор как раз собирался опубликовать в одном из научных журналов большую статью на эту тему. Но ничего не вышло. Пропал и сам ученый, и оба его помощника, и все их бумаги. Дело содержало протоколы допросов свидетелей, описи вещей, найденных в квартирах пропавших, какие-то более ранние статьи, в которых я лично ничего не понял. Тем временем тревожные слухи о таинственных заражениях по всему миру тоже не прошли мимо нас. Есть версия, что бумаги профессора были похищены одной из иностранных спецслужб. Национальная безопасность оказалась под угрозой. Удивительно, но мое руководство все эти два года никаких решительных мер не предпринимало. Потом, когда дела из архива пропали, я снова заговорил с шефом о деле профессора. А когда ни я, ни мои коллеги, ни вы так ничего и не нашли, дело наконец, сдвинулось с мертвой точки. Так пропажа дел сыграла нам на руку — наше министерство наконец начало действовать. Переговоры с фондом господина Пушкина пошли значительно быстрее, и в течение буквально трех дней вопрос был решен. Некоторое время все молчали, переваривая полученную информацию — кто как, в меру своих мыслительных способностей. По лицу Ацуши было видно, что он действительно использует свою голову, как копилочку — представляет каждый факт и каждую деталь в виде воображаемой монетки, берет ее в руки и бросает внутрь. Кёка просто зажмурилась, и, казалось, смотрит какой-то фильм, который проносится перед ее закрытыми глазами и не виден больше никому. Куникида смотрел в одну точку перед собой, но, несомненно, уже видел внутренним взором некую трехмерную модель, медленно вращающуюся в заданной системе координат. Акутагава медленно обводил взглядом все, что видел вокруг себя, будто выбирая цель. Хигучи смотрела вокруг во все глаза, впитывая, как губка, все, что видела и слышала. Наверное, ей нечасто приходилось бывать в таком интересном обществе. А Дазай вдруг встал и прошелся несколько раз туда-сюда по комнате, после чего остановился прямо напротив правительственного агента, посмотрел на него более чем пристально и спросил: — Анго, а кто обнаружил пропажу дел? Ты? — Я, — не стал скрывать тот. — Ты же знаешь, я постоянно работаю с бумагами. — Ну да, мне ли не знать, — усмехнулся Дазай, — что именно среди них ты как рыба в воде. А скажи-ка мне, не ты ли и припрятал эти дела? — Почему ты так подумал? — спросил Анго, не отрицая, но и не подтверждая догадку. — Ты так легко воспринял новость о нашей неудаче в этом деле! Я ведь сам тебе ее сообщил. И потом, по твоим же словам, сегодня мы от этого только в выигрыше. А ну-ка, посмотри мне в глаза, очкарик! Анго совершенно спокойно поднял взор на Дазая. Молчаливая дуэль взглядов продлилась не более чем полминуты, после чего ее остановил голос Пушкина: — Послушайте, насколько я понял, пропажа документов сейчас совершенно не важна. Их нет в стране уже давно. А кто и какими методами устроил нашу встречу, тоже обсуждать не стоит. Она состоялась, и это главное. — Вы правы, Пушкин-сан, — медленно произнес Дазай и сел на свое место. — Ну что, теперь о деталях? Они проговорили еще час, потом второй. За окнами стемнело. Потом Пушкин понял, что его гости ужасно устали и совершенно выдохлись. — Я предлагаю на сегодня закончить! Всем пора отдохнуть, и я знаю самый лучший способ привести наши головы в порядок. Иван, неси из холодильника икру и водку! — Водку?!! — в ужасе воскликнули сразу несколько голосов. — Ну, водка будет не для всех. Для дам — клюквенная настойка. Для детей — клюквенный морс. Ну а для джентльменов — совсем по чуть-чуть. Рекомендую! Уж что-что, а убеждать Пушкин-сан умел. Гости и не заметили, как снова оказались у стола и с удвоенной энергией принялись уничтожать остатки угощения, не пренебрегая и напитками. Вскоре Анго вызвал себе машину и распрощался, сославшись на незаконченные дела. Пушкин же решил немного развлечь гостей и очень весело и интересно рассказывал разные истории о своей стране и случаях из своей жизни. И получалось у него это так здорово и так по-компанейски, что деловой ужин скоро мирно перетек в обычную вечеринку. Ацуши, проникшись бесспорным обаянием хозяина, наконец решился задать интересующий всех вопрос: — Пушкин-сан, а что за способность вы применили к подрывнику Шосаку? Это был гипноз? — Нет, тигренок. Моя способность называется «солнце поэзии» И суть ее очень и очень проста. Я всего лишь помогаю человеку посмотреть на себя глазами другого себя — такого, каким бы он на самом деле хотел быть. То есть, взываю к его совести. К его собственному нравственному закону. — А у каждого ли он есть, этот нравственный закон? — с сомнением в голосе спросил Дазай. — Есть, — твердо и убежденно ответил Пушкин. — Он есть у всех. Просто некоторые о нем забывают. Кто-то из страха, кто-то из корысти, кто-то от отчаяния. Но он есть и никуда от нас не девается. Дазай странным взглядом посмотрел на него , но ничего не ответил. — А я согласен, — прозвучал голос Ацуши. — Так оно и есть! — Тигр, ты в своем репертуаре, — хмыкнул Акутагава, но развивать тему не стал. Через некоторое время уже ничто не указывало на то, что в этой комнате обсуждались такие серьезные дела. Гости разбрелись по углам, образовав кружки по интересам. Тургенев собрал вокруг себя всех присутствующих дам. Они смотрели на него с восторгом и внимательно слушали какую-то чрезвычайно увлекательную историю. Куникида с Акутагавой, беседуя, как старые друзья, обсуждали теорию стратегии и тактики наступательных и оборонительных операций. Ацуши просто удобно свернулся клубочком в кресле и клевал носом. Изредка он открывал огромные удивленные глаза, словно спрашивая сам у себя: «И куда это я попал?», но потом снова клонил голову на подлокотник. Дазай сидел рядом с Пушкиным на диване и что-то ему доказывал, вовсю размахивая руками. — Поймите, я не просто так это говорю! Может быть, это мой единственный шанс! Я столько раз пытался свести счеты с жизнью, потому что не видел в ней смысла, но сейчас… — Ты? Счеты с жизнью? Мой юный друг, ты это серьезно? Ты не нашел себе более подходящего занятия?! — Не знаю. Я много думал об этом и не находил ответа. У меня нет в жизни ничего, к чему бы я был привязан. — Уверен? — Не уверен, — горько усмехнулся Дазай. — Вы мне должны помочь! — Ты этого действительно хочешь? — спросил Пушкин у Осаму с сомнением в голосе. — Ты не будешь потом жалеть? — Да! — с горячностью вскричал тот. — Может быть именно этого я в жизни и хочу! Без страха посмотреть самому себе в душу! Ох, если бы вы знали, Пушкин-сан, что там можно увидеть! Я иногда сам себя боюсь! Вскоре все заметили, что у девушек начали слипаться глаза, и они буквально засыпают на ходу. Тургенев любезно проводил их в свой номер и сообщил, что переночует на диване в номере соседа. Но когда он вернулся, и хозяева оглядели поле боя, поняли, что в строю больше никого не осталось. Молодежь спала вповалку кто где. Пушкин прищелкнул языком: — Ваня, тебе не кажется, что с водкой мы перестарались? — Ничего, сейчас разберемся. Так, сначала младшие. Тургенев легко поднял на руки невысокого Ацуши и понес его в спальню. В спальне номера «люкс» находилась шикарнейшая огромная кровать, на которой легко поместились бы пять или шесть Ацуши. На один край кровати Иван и сгрузил его. Акутагаву привели под ручку. Он не открывал глаз и что-то бормотал, но на другой край кровати приземлился самостоятельно. — Этих двух длинных оставляем на диванах, — кивнул Пушкин на Дазая и Куникиду. — Но больше спальных мест нет. — Эх, Саня, придется нам вспомнить свою палаточно-походную молодость, — заметил Тургенев. Они взяли себе по пледу и по диванной подушке и безропотно устроились на полу. — А ты помнишь тот новый год, — мечтательно произнес Пушкин. — Помнишь, сколько нас тогда набилось в берлогу Мишани Ломоносова… Эх, молодость... — Помню, — Тургенева тоже, видимо, охватила ностальгия, — Дешевый портвейн, кильки в томате… колбаса на газетке… Да-а... — А помнишь те пирожки, что напекла для нас мама нашей Анютки Ахматовой? — Помню, Саня. Что же, думаю, нынешняя молодежь не хуже нас. Вот только пить не умеют…