Сильна, как смерть - любовь

Семейное гнездо Паков большое. В три этажа. На первом гостиная, кухня, столовая, зал с тренажерами, сейчас туда добавили еще зеркала и балетный станок для Бо А, подсобные помещения. На втором спальня хозяев, детская, гардеробные, гостевые комнаты, кабинет Мин Хо. На третьем зимний сад, игровая Бо А и какие-то комнаты под хозяйственные нужды. Когда накануне мне Вера все показывала, я подумала, что здесь заблудиться можно. Меня поселили в родительском крыле. Это что-то вроде пристройки к дому, соединенной с ним небольшим коридорчиком. С одной стороны, старшие родственники всегда в центре событий, с другой – в отдельном крыле тихо. В пристройке три небольших комнаты: собственно, спальня, что-то вроде будуара или маленькой гостиной и небольшой кабинет. Есть гардеробная и санузел. На мой взгляд этот пристрой сам по себе небольшой домик. Обставлен дом своеобразно. Гостиная, столовая и родительское крыло в стиле ампир. Позолота, завитушки, тяжелые портьеры, насыщенные цвета, изогнутые ножки кресел и столов. Картины на стенах. Мебель обтянутая атласом. Дорого-богато, короче говоря. Или, по мнению Веркиной свекрови, благородно. На втором же этаже – конструктивизм. Неяркие цвета, простые формы. Мало текстиля, много пространства и света. Детская правда – обычная детская. Первый этаж достался в наследство от свекрови, которая ни за что не разрешала ничего переделывать. Второй этаж Верка оборудовала по своему вкусу. В результате получился этакий интерьерный франкенштейн. Верка говорит, что пока свекрови нет, она и первый этаж переделает. Со свекровью у нее вооруженный нейтралитет. Каждая осознает преимущества противника, каждая не хочет уступать. При этом сохраняя лицо, насколько это возможно. - Значит, она сдалась, - спросила я вчера, - раз переехала? - Да нет, - задумчиво проговорила Верка, - полагаю, это тактическое отступление. Я выхожу в гостиную. Тишина и пустота. Как кого-то найти в этакой домине. Пока ищешь, такой километраж намотаешь. Кричать: «Верка!», - мне неловко. Все-таки в доме какая-то прислуга имеется. Иду через гостиную, в столовой тоже никого. Что, собственно не удивительно, время одиннадцатый час, все уже давным – давно позавтракали, обед скоро. У меня бурчит в животе. Я тоже не против позавтракать или пообедать. Иду обратно, что бы подняться на второй этаж. Попутно размышляю, каково расти в таком доме? Мы со старшим братом делили одну комнату на двоих в двухкомнатной родительской квартире. И нам не было тесно. Мы делали уроки по очереди, потому что стол был один, переодевались в чулане, среди вешалок с одеждой. Но зато у нас была одна на двоих книжная полка, с которой я могла брать любую книгу. Так я прочитала «Старик и море» в шесть лет. Вечером, когда мы ложились спать, брат рассказывал мне сказки и будил ночью, если мне снился кошмар. Теперь эту комнату делят две его дочери, и им постоянно не хватает места. Но если бы мне предложили выбрать, где провести детство, в таком шикарном доме или в родительской квартирке, я бы выбрала квартиру, мне нигде не было так уютно. На втором этаже оглядываюсь - куда дальше? Вламываться в спальню я точно не буду. И вряд ли Верка в спальне. Слышу какие-то звуки с третьего этажа. Поднимаюсь. - Встала, засоня? – Верка в спортивных штанах и футболке, на руках перчатки сидит на полу, на коленках. На полу расстелен полиэтилен, стоят горшки с цветами, мешок с цветочным грунтом. Полиэтилен густо присыпан землей. - Выспалась хоть? Я специально тебя не будила. - Выспалась, - киваю я, - цветы пересаживаешь? - Да, пришлось пересадить парочку, - она кивает на стоящие рядом горшки, - разрослись. Зимний сад у Верки своеобразный. Естественное освещение у него отсутствует. Окна только в торцах крыши, и то не большие. Чтобы растениям хватало света, на потолке разместили фито лампы, они дают аналог солнечного света. Правда, светят они с фиолетовым оттенком. Да и находится, человеку, под ними долго не стоит. Поэтому сейчас они выключены. Я оглядываюсь, растений много, из всего что стоит, свисает и тянется, узнаю только фикус и орхидеи. Все остальное мне совершенно не известно. Но, не могу не признать, что красиво. Много зелени, деревянные шпалеры по которым тянутся растения. Глаз отдыхает. Чуть подальше, в самых зарослях, поставлен небольшой столик и два мягких раскладных кресла. Верка встает, отряхивает колени и снимает перчатки. - Потом закончу, - говорит и машет рукой, - пойдем, накормлю тебя, да и сама пообедаю. Мы спускаемся. На втором этаже Верка сворачивает к спальне. - Руки вымою и переоденусь, - она смотрит на меня, я в пижамных штанах и в футболке - тебе тоже не помешало бы переодеться. - Для кого? - Для себя, - говорит она, - здесь так принято. Давай переодевайся и приходи в столовую. Иду переодеваться, в чужой монастырь, как говорится. Выбираю бежевые шорты, которые купили вчера и любимую футболку в морском стиле. Смотрю на себя в зеркало, вроде неплохо. Можно идти есть. Когда прохожу через гостиную, вижу Веру, спускающуюся по ступенькам. На ней светлое легкое платье. - Другое дело, - говорит она Я сажусь за стол, Верка идет на кухню. Из кухни чем-то вкусно пахнет, и я сглатываю слюну. В столовой, по-моему, позолоты еще больше чем в гостиной. В глазах рябит от такого. Стол накрывает невысокая улыбчивая кореянка. Тарелки на столе появляются в оглушающем количестве. Я фактически не знаю ни одного блюда. Разве что кимчи и рис могу опознать. Передо мной тарелка с супом. А вернее бульоном с зеленью. Рядом тарелка с рисом. Верка ложкой зачерпывает рис и кладет в бульон. - Кушай, - говорит она, - Ко Нана вкусно готовит. Я зачерпываю ложкой бульон. Пряный, ароматный, вкусный. Я, пожалуй, не буду добавлять туда рис. Так съем. Мы едим и разговариваем ни о чем. Про вчерашний вечер; основное я ей вчера рассказала, иначе она меня спать не отпускала. А сейчас – просто про впечатления. Я расспрашиваю про успехи Бо А в балете и школе. Верка с удовольствием болтает о дочери. Я слушаю, неторопливо ем, пытаюсь попробовать понемножку из всех тарелок. Верка рассказывает, что я ем. А я пытаюсь понять – что нравится, что – нет. Чувствую невероятное умиротворение. Ко Нана приносит кофе для Верки и чай для меня. Верка помнит, что кофе я не люблю. Чай не очень вкусный, водянистый, и я делаю себе в памяти пометку купить нормального чая и трав, чтобы заваривать по своему вкусу. - Пойдем в гостиную, - говорит подруга, - расскажешь, что у вас с Дагом случилось. Мы устраиваемся в креслах. Не такие уж они и удобные по совести говоря. Я прихлебываю чай, думаю с чего начать. Но Верке не терпится. - Ну, рассказывай, - торопит она, - чего вы вдруг расстались. Я вздыхаю, нужные слова не находятся. Поэтому, начинаю говорить, как есть. - Пьет он, - это признание дается нелегко, только вот дальше будет еще сложнее. - Давно? - Еще до свадьбы пил, - подруга смотрит на меня непонимающе. - И зачем ты тогда замуж за него пошла? - У него тогда что-то вроде ремиссии было, он в завязке был. Я даже не подозревала об этом. - И когда снова начал? - Через полгода, примерно, после свадьбы. Меня тогда это даже не напрягло, подумаешь – выпил мужик после работы с друзьями. Я же не знала, что это лишь начало. - С работы его погнали, кому нужен невменяемый препод дышащий по утрам перегаром или пропускающий лекции. Мне пришлось устроиться на вторую работу. Ночами дорамы переводила. Два года крутилась как белка в колесе. С работы на работу, потом домой. А там… не знаешь к чему придешь, может просто к заблеванному полу и мирно спящему мужу или… да чего я тебе рассказываю, сама прекрасно знаешь. Оба родителя у Верки, алкоголики. Отец умер года четыре назад, а мать по-прежнему пьет. За ней Веркина двоюродная сестра присматривает. Я, ее родителей, видела один раз. Они приехали к нам в общагу, отругали Верку, назвав шалавой и негодной дочерью, провоняли комнату перегаром, заняли у меня денег на обратную дорогу и уехали. Только тогда я узнала, почему Верка не ездит домой на выходные и почему про родителей ничего не говорит. Рассказала своим родителям о визите, мама предложила мне в следующие выходные взять Верку с собой. Она долго отказывалась, но, в конце концов, я победила. С тех пор подруга стала ездить со мной почти каждые выходные. А к последнему курсу и без меня. Родители к тому времени купили дом в коттеджном поселке, оставив квартиру брату. Верка с удовольствием помогала родителям по огороду и по дому. Звала их - ма и па. И вообще была как родная. Из-за этого произошел небольшой конфуз, когда она привезла к ним Мин Хо, чтобы познакомить. Мин, видимо, весь день, готовил речь, чтобы попросить Веркиной руки. О своих настоящих родителях Верка, тогда, ему еще не рассказывала. А перед ужином он встал за столом и торжественно начал: «Я так понимаю, что Ве Ра вам не родная дочь?». И слепой бы увидел, что родной дочерью, моим родителям, Верка, быть не может. Мама аккуратно поставила тарелку с дымящейся ухой на стол. Переглянулась с отцом… «Не родная, - кивнула и посмотрела на Верку, - но стала практически родной». Верка разревелась, убежала плакать в комнату. Мин побледнев, опустился на табурет и прошептал: «А она что, не знала?». В тот вечер ужин пришлось греть еще раз. Пока отсмеялись, пока успокоили Мин Хо и Верку, пока они объяснились… - Он тебя бил? – напрямую спрашивает Верка. Я молчу, рассматривая чаинки на дне кружки. Врать не хочу, да и не получится. Верка знает меня как облупленную. Но рассказывать близкому человеку о таком, вдвойне тяжело. Где взять слова, чтобы рассказать, как любимый и заботливый муж превращается в зверя. Как пальцы, которые целовала, превращаются в кулак, летящий тебе в лицо или живот. Как желанная раньше близость, превращается почти в изнасилование. Как об этом рассказать? И я молчу. - Ты поэтому от него ушла? – голос у подруги глухой, можно не рассказывать и так все поняла. - Нет, - я качаю головой, - ты знаешь, я пыталась его лечить. Таскала по врачам, психотерапевтам, бабкам. А четыре месяца назад узнала об очень хорошей клинике, с хорошими результатами и отзывами. Лечение, правда, в ней стоило как крыло самолета. Я к тому времени работала только на канале. Платили они хорошо. Но этой суммы не хватало, даже на месяц в клинике, а курс там полгода. В общем, я снова нашла вторую работу, а потом и третью. Чтобы хватало и на клинику и мне как-то жить. Снова как белка в колесе. Работа, работа, дом. Работа, клиника, работа, дом. Я Дага навещала по определенным дням, там у меня окно было между работами. И ему действительно было лучше. Он стал фактически, таким как до свадьбы. Мы планировали, что когда он выпишется, съездим куда-нибудь отдохнуть, потом он на работу устроится, дома ремонт сделаем. Я была такая счастливая эти три месяца. А потом в один из дней прошла сильная гроза, в магазине, где я подрабатывала, вырубилось электричество. Персонал отпустили по домам. И я решила съездить к Дагу, вне плана так сказать. Приехала, а он в палате на кровати валяется, пьяный просто в драбадан. Меня не узнал. Я на сестринский пост: «Как так, - говорю,- что творится? За что я деньги плачу?». А мне медсестра – дескать, он под лекарствами, лекарства сильные ему дают. Но я же не дура, от него спиртягой прет. Я давай возмущаться, она вызвала врача. Врач, здоровый такой амбал, мимо меня в палату зашел, пульс потрогал, в глаза посветил: «Да, - говорит, - это от лекарства». «Да какое лекарство? – говорю, - От него спиртом пахнет». «А это побочное явление, - отвечает, - и вообще вам тут делать нечего, больному нужен покой». И меня из палаты выпихнул, а палату на ключ закрыл. И ушел. Я стою, просто в шоке, не знаю чего делать, куда бежать. Вижу, из палаты напротив мужичок, манит к себе. Захожу. Он мне: «Вы Дагу кем будете?» «Жена, - говорю и спрашиваю, - он часто так?» «Да каждый день, - говорит, - только когда вы приходите – не пьет». Тут меня и накрыло. Ты понимаешь, он же прекрасно знал, что я на трех работах ухлестывалась, жила на крупе, хлебе и чае. На большее не хватало. Все планы мои поддерживал, улыбался, говорил, что лучше ему, себя другим человеком чувствует. А сам пил. В общем, вернулась я домой, собрала вещи и в гостиницу переехала. Благо деньги были, я за пятый месяц клинику оплатить не успела. А через четыре дня ты позвонила. Вот собственно и все. Я плачу, слезы текут рекой. Я снова вернулась туда. В свой маленький, персональный ад. Недоумение, неверие, осознание. Предательство и обида рвут сердце на части. Так больно. Верка приносит мне салфетки. Садится на подлокотник кресла и обнимает меня. Я утыкаюсь лицом ей в бок и реву белугой. - Я одного понять не могу, - говорит Верка, - зачем ты с ним столько времени жила? А? Почему раньше не ушла? Я всхлипываю. Почему? Хороший вопрос. Даг был моей первой любовью. Как то так получилось, что до него меня мужчины не цепляли. Одноклассники казались придурками, с однокурсниками так часто играли любовь на сцене, что в жизни уже было не интересно. В Калининградском театре тоже никто не приглянулся. А через год после приезда в Калининград, на выставке современного искусства я встретила Дага. Преподаватель истории мирового искусства в Шведском университете, приехал по приглашению, читать лекции в университет имени Канта. На десять лет старше меня. Светловолосый, голубоглазый. С потрясающей улыбкой. Но покорила меня не его внешность. Он был потрясающим рассказчиком, невероятно эрудированным, во всем, что касалось искусства. Я ходила, потом, на его лекции. Он с такой легкостью держал любую аудиторию, какая мне и не снилась. А началось все с того, что я единственная в галерее, поняла, что он сказал. «Ну и мазня!» - громко провозгласил он на английском. И увидев, как я заинтересовано разглядываю картину, напротив которой стоял, спросил: «Вы понимаете по-английски?». Сначала мы говорили про выставку, потом перешли на театр, книги, фильмы, музыку. Мы ходили по городу и говорили-говорили. По-русски он тоже говорил, его бабка была из России, она и научила внука языку. Но он предпочитал английский, а лучше шведский. Так все и началось. Через три месяца я переехала к нему на квартиру. А когда закончился его контракт и он предложил ехать с ним в Швецию, не задумываясь, уволилась из театра и уехала. Поженились мы уже в Швеции. Кто же знал, что так все закончится. - Потому, что любила, – реву я, - надеялась, что смогу помочь. Понимала, что без меня не выживет. Он же когда трезвый был, был как раньше, понимаешь? - И что, до сих пор любишь? Я отлипаю от Веркиного бока, на светлой ткани платья остаются мокрые пятна. Хлюпаю носом, сморкаюсь в салфетку. Слезы еще текут, но я почти успокоилась. - Не знаю, - наконец говорю я, - мне сейчас больно, я обижена и ужасно зла на него. С другой стороны, я не могу не думать о том, как он будет жить без меня. Я сама чувствую себя предательницей. - Не говори глупостей, - в голосе подруги слышится сталь, - он сам выбрал это. Он ничего не сделал, чтобы исправить ситуацию. - Он просто болен, - говорю я. - Если болен – лечись, - говорит Верка, - а не хочешь лечиться – сдыхай. Это его выбор, Юлька, не твой. Ты никого не предавала. Ты сделала все что могла и даже больше. Он сам себя предал. Поняла? Я киваю. Но в душе скребется кошки. Я не уверена, что поступила правильно. - Ну вот что, - она встает с подлокотника, - хватит разводить сырость. Я до сих пор помню, как поднять тебе настроение. Я вопросительно смотрю на нее. Она хитро улыбается - Надеюсь, ты не забыла рецепты печенья твоей мамы? – глаза у Верки блестят. Я невольно улыбаюсь. Ох, подруга, все-то ты помнишь. - Идем на кухню, - вздыхая говорю я и встаю с кресла, - помогать будешь. *** Дом у Паков большой, кирпичный. Лужайка перед домом просторная, ухоженная. Вдоль стены дома цветочные клумбы. Вдоль забора подстриженные кусты. У дома растет несколько высоких раскидистых деревьев. Под деревьями, в тени, детская качель, маленький деревянный домик, как настоящий. С черепичной крышей, стеклянными окнами, верандой, на веранде столик и два шезлонга, детских размеров. Дорожка, замощенная плиткой, ведет к площадке у входной двери, а оттуда убегает вдоль дома и за угол. Двери мне открывает сама госпожа Пак. На ней фартук, на прядке, выбившейся из прически – мука. Она приглашает войти. - Господин Ли, какая приятная неожиданность, - говорит она с широкой улыбкой, - вы наверно к Ю Ли? Присядьте, я ее сейчас позову. И не дав мне вставить ни слова, выходит из комнаты. Я оглядываюсь, обстановка впечатляет, как будто в музей попал. В такой гостиной только балы и светские приемы проводить. - Господин Ли? – слышу я, и оборачиваюсь на звук. Со Ю Ли. Без косметики, с распущенными волосами, коротких шортах и в футболке. С удивленно распахнутыми глазами. Разве законно иметь такие большие глаза? Аччан! Я чувствую себя неполноценным со своими щелочками. - Здравствуйте, - она подходит ко мне. Я здороваюсь в ответ. Без косметики она кажется моложе. Совсем девочка. И все так же обращается ко мне формально. В чем проблема? - Что привело вас сюда? – спрашивает, на щеке у нее тоже мука. Глаза припухшие, будто плакала. С трудом удерживаю себя, чтобы не протянуть руку и не стереть муку с ее лица. Понимаю, что слишком долго молчу, смущаюсь. Лезу в карман, достаю ее телефон. - Вот, - протягиваю телефон ей. Она несколько мгновений смотрит непонимающе, а потом признает свою вещь. - О, мой телефон! – удивленно вертит его в руках, поднимает глаза на меня. - Вы его вчера выронили у меня в машине, - объясняю - Вот как. А я даже не заметила. Спасибо что вернули, господин Ли. И простите, что доставила вам неудобство, - кланяется. - Да что, вы. Никакого неудобства, - отвечаю я ей. Мы замираем, не зная, что еще сказать друг другу. - Госпожа Со, - начинаю я, - вчера, я вел себя не очень корректно по отношению к вам, простите меня пожалуйста. Я очень сожалею. Кланяюсь, выпрямляюсь. Она смотрит на меня своими глазищами. Глаза у нее как серый оникс, с рыжеватыми искрами. На щеках появляется легкий румянец. Видимо вспомнила вчерашний день. Как легко она краснеет. Впрочем, не мудрено с такой-то кожей, светлой, почти прозрачной. - Вы тоже меня простите, господин Ли, - кланяется она, - я тоже была вчера слегка не в себе. Мне тоже очень жаль. - Что ж, - говорю, - тогда – мир? - Мир, - говорит она, и улыбается. Улыбка у нее как вчера, не настоящая, только губами, глаза грустные. Я собираюсь ее попросить обращаться ко мне неформально. Но входит госпожа Пак. В руках у нее поднос с кофейником и чашками. За ней идет прислуга, тоже с подносом. - Вы же выпьете кофе, господин Ли? – говорит она ставя поднос на столик, - Или вам чаю как Ю Ли? - Кофе. Спасибо, - отказываться неудобно. - Присаживайтесь, - кивает на кресло хозяйка. Послушно сажусь. Она наливает мне кофе. На подносе еще две чашки, в одну она тоже наливает кофе, в другой чай. Ю Ли составляет со второго подноса сахарницу, молочник, и тарелочку с печеньем. - Сахар? Молоко? – я отрицательно качаю головой, госпожа Пак подает мне чашку с кофе, берет свою и опускается в кресло напротив. Улыбается мне как светская львица, кокетничает, глаза блестят. Чашку с кофе держит, отставив мизинец. Забавная женщина. И красивая. Ю Ли сидит на диване, справа от меня, чашка с чаем перед ней на столе, но она не торопится ее брать. Я делаю глоток из своей чашки, горький густой чуть кисловатый кофе, обволакивает язык, чуть вяжет во рту. - Возьмите печенье, господин Ли, - хозяйка пододвигает ко мне тарелку, - это Ю Ли пекла. - Спасибо, - благодарю я. Кусаю печенье, оно сухое и крошится. - Нет-нет, не так, - говорит госпожа Пак, - его надо класть целиком в рот и сразу запивать кофе. - Попробуйте, вот так - она демонстрирует, чувственно. Я усмехаюсь, я готов принять ее игру. Повторяю за ней, кладу печенье на язык, слегка касаясь губ, и отпиваю кофе, смотря ей в глаза. Печенье тает, оставляя на языке кусочки ореха. Соединение сладкого и горького, и ореховый привкус. - Потрясающе вкусно, - говорю я совершенно честно. И смотрю на Ю Ли. Она крутит свою чашку с чаем в руках. - Спасибо, - отвечает она на мой комплимент и слегка кивает. В отличие от подруги, она играть, не настроена. Беру еще одно, и, правда, очень вкусно и сладко. - Так вы к нам сегодня по делам или… , - госпожа Пак переводит глаза на подругу. Я собираюсь ответить, но Ю Ли меня опережает. - Господин Ли заехал вернуть мне мой телефон, я обронила его вчера в машине, - и добавляет что-то по русски. Госпожа Пак тихонько фыркает. Смотрит пристально на меня. - Господин Ли, вы так внимательны, – она поводит плечом и улыбается, - без телефона сейчас никуда, правда Ю Ли? - Да, - отвечает Со Ю Ли, - и я уже поблагодарила господина Ли. Они смотрят друг на друга, но значения взглядов я не понимаю. Мне кажется, Ю Ли не нравится внимание ее подруги ко мне. Я усмехаюсь про себя и кладу еще одно печенье в рот. Решаю вмешаться. - Это ведь не безе? – спрашиваю я Госпожа Пак молчит, поджимая губы, выразительно поглядывая на подругу. Мне становится смешно, я улыбаюсь, едва сдерживая смех. - Нет, это печенье - отвечает Ю Ли. - Тает во рту как безе, - говорю я, - так вкусно - Это мамин рецепт, - отвечает она, слабо улыбаясь. - Передайте маме мое восхищение - Хорошо, обязательно передам - Мама у Ю Ли просто волшебница на кухне. И Ю Ли у нее много переняла, - госпожа Пак улыбается. Глаза у нее хитрые. Ю Ли смотрит на подругу задумчиво и многообещающе. Снова говорит что-то на русском. Мне очень любопытно, что она сказала. Может начать учить русский? Не знаю, что она сказала, но в госпоже Пак что-то меняется. Огоньки в ее глазах притухают. Она перестает светски мне улыбаться и спрашивает уже вполне обычно. - Как вы думаете, ваша дорама будет успешной? Дальше разговор крутится вокруг новой дорамы и моих старых. Попутно узнаю, что не знать кто я, Ю Ли не могла, потому что переводила две из них. Я делаю себе пометочку, припомнить ей это. Госпожа Пак – зовите меня Ве Ра, давайте без формальностей, - разговорчива и эмоциональна. Много и часто улыбается. Ю Ли на ее фоне кажется бледной и тихой. Я невольно сравниваю их с солнцем и луной. Теплая и яркая Ве Ра, загадочная и холодная Ю Ли. Надо же насколько разные женщины умудрились так подружиться. Ве Ра рассказывает про учебу в театральном, смешные случаи, пытается включить в разговор и Ю Ли. Но она не в настроении болтать, или просто не разговорчива. Я вспоминаю, что вчера, за столом, она тоже отвечала кратко, односложно. Только история про корейский язык была более-менее длинной. Значит молчунья, как Кхун. Мне интересно узнать о ней еще что-то, но кофе допит и больше нет повода задерживаться. Да и мне давно пора. У меня еще есть дела на сегодня. Я встаю, прощаюсь. Госпожа Пак просит задержаться и уходит в сторону кухни. Мы с Ю Ли неторопливо идем к дверям. - Почему вы не стали пить чай? – я наблюдал за ней, она не сделала ни глотка. - Мне не очень нравится вкус этого чая, - отвечает она - Надо было добавить сахара, - пытаюсь пошутить я, мне очень хочется увидеть, как она улыбается по-настоящему. - Этому чаю ничего не поможет, - говорит она без улыбки. Не вышло… - Госпожа Со, - я останавливаюсь в прихожей, - вы помните, мы вчера договорились обращаться друг к другу не формально. Зовите меня Чунхо. Она кивает. - Хорошо, - она слегка запинается, - Чунхо. А вы меня - Ю Ли. - Ты, - поправляю я ее. - Да, ты, - она смущенно улыбается. Пока я переодеваю обувь, возвращается госпожа Пак. Подает мне сверток. - Там печенье, - поясняет она, - покушаете дома. - Спасибо, с удовольствием Я прощаюсь. Ю Ли, после пары слов на русском и под настойчивым взглядом подруги, идет меня провожать. Мы в молчании доходим до ворот. - Что ж, до свидания, - еще раз прощаюсь я, - до послезавтра. - До свидания, - кивает мне Ю Ли. Я выхожу, сажусь в машину и еду домой. У меня двоякие ощущения. Не могу понять что не так, с Ю Ли. Вспоминаю ее глаза цвета оникса, нежный румянец. Она вообще умеет смеяться? И как она играть будет с такой «гаммой» чувств. Похоже, Рейну, нужно будет работать за двоих, чтобы случилась химия. И что она все-таки сказала на русском? Качаю головой, какая разница, не мне было сказано. Однако любопытно. Но в принципе, в сравнении с вчерашним днем, Ю Ли оказалась вполне вменяемой. Посмотрим, что будет дальше.