***
Большую часть жизни Рагнар провел в тавернах и замках, как гость. Чем старше становился кузнец, тем реже путешествовал, но никак не хотел покупать себе дом, хотя нажитое состояние позволяло. Он мог проработать месяц, год, два — местные привыкали к мастеру, а тогда старик уходил, не объясняя причин — в нем все еще играли юношеский запал и жажда приключений, нужно было менять обстановку. Для мальчика опекун был родителем, учителем, лекарем и другом в одном лице. Он ничего не знал о семье приемыша, только имя и то, что его предки погибли на землях нежити. Его родословная, должно быть, где-то пересеклась с гномами, так как малец был всегда ниже сверстников. Своего сына кузнец не доверял ни мудрецам, ни знати, ни богам. Совсем дитям тот побывал в Сумеречном лесу, от туда осталось только одно воспоминание. Шипящий звук остывающего железа и удары молота о сталь — они звучали как колыбельная, оружие темных (по иронии самых бесшумных убийц) пело и завывало, когда рождалось, и молчало остаток жизни, вплоть до раскола на части на последней битве. Где-то в пять лет, ближе к шести, Рагнар с отцом прибыл в земли гномов. Там же старик начал учить его ремеслу — познакомил с названиями инструментов, позволял раздувать печь мехами, подавать тот или иной предмет, ближе к отплытию мальчик умел ковать гвозди, снежное царство ему особенно понравилось и малыш не хотел уезжать, но с учителем спорить не стал. Дело было не в их комнате (там всегда было слишком жарко, пусть таверну продували северные ветра), не в том вкусном окороке, который готовила гномиха из дома по соседству, и перспектива учиться у лучших кузнецов Паладии тоже была не при чем. В один день на отца упало много заказов, треть из них старик доверил подмастерью, так как среди оставшихся был очень важный, и его следовало выковать в первую очередь. Щит. Королева сломала старый в битве и нуждалась в новом, еще более прочном. Рагнар понимал — они оба будут работать в поте лица. Мальчик носился туда-сюда, хватая то инструменты, то материалы. Все-таки кузницу арендовал опекун, и вещи разложил под себя. Он так спешил, что не заметил вошедшую гостью, врезался в нее и свалился на пол вместе с дюжиной недавно остывших кружек (их стоило положить в коробку, а тогда отправить хозяину лавки). — Славный малыш, ты это сам выковал? Женщина носила толстую косу, шлем, украшенный драгоценностями, броню а под ней — теплую тунику из меха здешних хищников. Таким же материалом была отделана накидка, слишком много шерсти, как подумалось мальчику. Как потом объяснил старший, гномам и правда неудобно ходить в куче шуб — не то что бы жарко — тяжело. Делалось это для статуса и шика — два слова, что никогда не имели веса, в отличии от молота и железа. — Я не умею делать инкустарцию, — с перепугу перепутав буквы ответил маленький мастер, — пока только гвозди и кружки. Вид шлема еще долго стоял перед глазами. И щит будет таким же, как должно быть интересно вставлять камни, а как надо работать, чтобы тебе доверили драгоценности! — Для твоих лет кружки и гвозди — неплохо. — Не расхваливая его, но и не подчеркивая глупости подытожила королева. — А по стилю они напоминают работы моего прадеда, он, знаешь ли, был хорошим кузнецом, таким, что для самого Творца стимов сковал детали! Отец должен гордиться столь работящим сыном. Она сравнила его с правителем. Его, грязного мальчишку, что был обречен делать цацки и никогда не носить их. Обнадеженный такими речами малыш ответил: — Он не мой отец, госпожа, в моем роду было больше гномов, чем людей, нашу семью убили некроманты. Уну сказанное не впечатлило. Она потрепала юнцу волосы и направилась к щиту — ведь правительница пришла поглядеть на работу. Так Рагнар выпал из поля зрения воительницы, так же как и попал туда, и многие так радовались до конца жизни, упиваясь каплей внимания великой личности. Но кузнецу сказанное надолго запало в душу. Старик сильно обиделся, а через месяц собрался уплывать в империю, и не хотел слышать никаких отговорок. Появилось желание остаться в каменных залах, не просто прожить жизнь, а войти в историю. Отец не разделял порывов сына: он считал, что жить вечно могут только творения, созданные мастером — его наследие, сам же творец должен оставаться безликим. И Рагнар расхотел быть кузнецом. Он все еще учился, при этом мечтая найти свое призвание, не зная, как рассказать кому-то о планах. Год за годом проходили в долине Ив (той, что провинция, а не империи), дела шли своим чередом, пока на горизонте не замаячила болезнь. Юнцу было около одиннадцати лет, когда появились первые заболевшие. И без того чудища не вызывали у него симпатии, а теперь и подавно. Мальчик был готов поклясться, что именно они принесли заразу. Пусть остальные винили некромантов, сын кузнеца видел. Тот уродец, рогатый и лохматый, пришел за новым оружием, его физиономия была исцарапана когтями птиц, а от шлема ничего не осталось. Отец обрадовался большому заказу, он часто общался с заказчиком и несколько раз переделывал работу, других покупателей не принимал. Когда чудище пришло в последний раз, оно едва стояло на ногах, но продолжало требовать лучше и лучше — довести до совершенства. Те доспехи с секирой и правда пригодились — на похороны уродца, однако радость длилась недолго: следом за ним слег отец, продержался неделю и скончался. Следующее два года превратились для мальчика в ад. Он не знал, как пережил столь непростое время. Заказов было мало: неопытный мастер, к тому же денег у клиентов копейки. В основном гвозди для тех могильников, где сжигали больных. А как он сам не заболел, при том что все соседи поумирали? Возможно, кровь гнома или просто везение… Можно ли назвать везением сон у печи и перекус в виде черствого хлеба, приправленного травой по весне? Мальчик продолжал откладывать деньги на будущее — что бы там ни было, оно лежало за гранью империи, подальше от мертвых земель, что годами будут оставаться столь же неприветливыми и грязными (даже если хворь и войны исчезнут сейчас же). Летом к войне прибавился голод, и те небольшие сбережения были потрачены. Конечно, он мог бы пойти в храм — возраст еще позволял, но тогда пришлось бы носить крест Люксилины, и как после этого вспоминать отца, для которого не было другого бога, кроме ремесла-кормильца? Помимо гвоздей и деталей для гробов (более-менее состоятельные люди могли позволить приличные похороны, а не сожжение) на долю Рагнара выпал еще один заказ. В долину Ив прибыл дух, он искал отца маленького мастера, чтобы тот выковал тончайшие цепи, которые звенели бы при движении, издавая жуткие звуки, похожие на музыку ветра. В память об учителе мальчик взялся за работу, справился неплохо, получил половину оклада, да и забыл о том до осени. Потому что вместе с первой листвой холодный ветер принес существо, чье лицо покрывали магические символы. Он искал уже не отца, а самого Рагнара. Седига знал, что все сразу рассказать не получится. Ему следовало быть убедительным, говорить не слишком много, чтобы не спугнуть ребенка, но и не очень мало — иначе не поверит. — Я работаю в столице Запретного леса не одну сотню лет, — начал вампир издалека, — в последние дни мне стало известно об одном случае тринадцатилетней давности. Ты догадываешься, о чем идет речь? Задавая такой вопрос маг пытался узнать, что известно пареньку. Юнец позволил гостю войти, но сопровождающих воинов не пустил. Стулья, стол, некое подобие кровати — все располагалось около печки, сейчас там тлели угли, скорее для поддержания тепла, чем для работы. Значит, заказов еще не поступало и время было. — Отец рассказывал, что мои предки погибли в ваших землях, а меня отдала на воспитание служанка. Она тоже была… вроде как мертвой, но пожалела меня, а сама вырастить не могла. — А ты сам хотел бы знать о своих настоящих родителях, и если да, то как много? Рагнар задумался. Когда старый кузнец был жив вспоминать семью не хотелось, теперь же мальчик остался совсем один. И пусть в столь тяжелые времена многие начинали жить как взрослые и в десять, и в восемь лет, он все еще чувствовал себя подростком, ему нужны были забота и помощь. Каждый день подобен страшному сну, один за другим и так без конца. — Хочу знать все. Какими бы не были мои родные, они нужны мне сейчас. — Тогда слушай внимательно и не перебивай. В правящей династии гномов существует закон, по которому членов семьи, портящих знатность рода, казнят. Такими оказались и твои родители — мать была принцессой, а отец, как выяснилось, простым рыцарем, не имеющим никакого отношения к знати. Ее звали Хельгой и казнили сразу, а вот супруга Сарама не могли найти несколько месяцев — он скрывался в нашей столице. Тебя он взял с собой, и опасаясь, что какой-то упырь съест младенца, отдал живому человеку, как только представилась такая возможность. Со временем его тоже убили, Уна была воинственной женщиной, она бы никогда не оставила зятя в покое. Правительница была очень милой, даже похвалила маленького кузнеца. Сказала, тот чем-то похож на ее прадеда. Подумать только, а ведь если бы мальчик сказал «вы и есть моя бабушка» она бы отрубила ему голову, накинула веревку или скинула с обрыва. — Вы должны быть к этому причастны. — Неожиданно заявил маленький мастер. — Иначе никогда бы не узнали столько подробностей. Так вы пришли чтобы отдать меня бабушке, или сами хотите убить? — Ни то, ни другое. — Спокойно, без злости или сожаления, ответил вампир. — Я хочу помочь, в память о моей супруге. Это она уговорила Сарама отдать тебя и увезти из столицы мертвецов. Мальчик повнимательнее присмотрелся к гостю, гадая, говорит ли он правду. Седига позволил ему подумать, в конце концов это был один из мотивов, и никакой лжи малец не нашел. — Если вы правда хотите сделать что-то полезное, увезите меня. Никто не может покинуть оскверненных земель, а я хочу плавать по морям и быть пиратом. — Пиратом? Сейчас их не осталось. — Впервые со дня пропажи Ризы Седига позволил себе улыбнуться. — Но мне кажется, есть одна команда, которая сможет тебя познакомить с настоящей пиратской жизнью. — Правда! О, господин, это было бы чудесно! Я буду очень-очень рад повидать настоящих морских волков. Что-же половина дела была сделана. Мальчик согласился последовать за лидером союза, оставалось только уговорить его вернуться на родину, где старый король совсем отчаялся, пытаясь привести дела государства в порядок и вместе с тем подыскивая достойного преемника.***
Раньше дети долины Ив мечтали стать рыцарями, буквально лет десять назад захотели идти в инквизиторы и охотники на нечисть, в годы же бедствий задумались о грабеже кораблей. Никто не хотел идти в чужие земли — там другой мир, другие традиции — и оставаться среди своих — умирающих, злых, голодных — тоже не было желания. С пиратами все обстояло по-другому: жили в ничейны морях, получали все, чего хотели, не было у них короля и богов тоже не было. Так писали книги, ведь на самом деле морских волков переловили лет двести назад. Те, кто сейчас нападал на судна, называли себя бандитами или головорезами, делились на банды и шайки. Пират — слово благородное, слишком почетное, чтобы им назваться, а еще за ними отсылали отряды золотого Феникса, а те эльфы, хоть уже давно не ловили сорванцов, еще не вымерли, и могли запросто вспомнить былые времена. Дорога заняла четыре дня. Все это время вампир держал Рагнара подальше от своих воинов, находил возможность купить еду и с пограничниками разбирался. Тогда мальчик понял, что существуют два типа некромантов: первые не подчиняются союзу, на них чаще всего и охотятся, большинство же вполне воспитаны и разумны, против них пьяные крестьяне не выделываются. Тем не менее, малец так и не верил до конца в правдивость слов мертвеца, пока они не добрались до порта. На причале стоял корабль, выделявшийся среди других суден. Даже резные борта эльфийских фрегатов меркли на фоне того красавца. Потемневшее дерево, покрытое полипами, водорослями и ракушками — было видно, что не один год провел в воде — паруса черные, смотровая вышка из настоящих костей, борта покрыты позолотой, окошки кают сияют перламутром. И самое большое украшение — русалка на носу, совсем не такая, как в детских сказках. У нее две головы, обе ухмыляются оскалом акулы, хвоста тоже два. Руки сжимают меч и щит — не вырезанные, а настоящее «в них душу вковали вместе с мастерством» — сказал бы старый кузнец. Вампир ступает на борт, жестом приглашает мальчика идти следом. Никого на палубе нет и никто не возражает что он — малыш без рода и племени — стал гостем столь прекрасного корабля. Сердце стучит все быстрее, ноги немного дрожат, руки крепче сжимают щипцы — обычно дети носят на поясе деревянные мечи, но в силу профессии юнец о таком даже не думал. — Люцита-Виктория. — Глядя чуть выше двери каюты, где нет никаких надписей, будто бы прочитал маг. — Свет и победа, так называется корабль. Они отплывают на заходе солнца и всегда причаливают до рассвета. Было бы хорошо, если бы в нашем флоту была еще парочка кораблей с пиратами, но найти их не так-то просто. И эта команда, — снова позволил себе улыбнуться, — мое сокровище, отыскал в заливе на острове Жизни лет девяносто назад. — А почему у корабля два имени и двухголовая русалка? Улыбка тут же пропала, это был второй собеседник, задавший подобный вопрос. — У капитана родились две дочери в одном теле, он любил их, но в то же время боялся, и видел только раз в год. Однажды бравый пират вернулся в бухту, а там — лишь пустой дом. Он не знал, ушли ли они, нашли ли счастье, или были кем-то убиты, фигура на корабле должна была помочь девочкам найти отца, жертвы же ограблений утверждали будто это чудовище — некая богиня всех мародеров и головорезов. — А что пираты едят? Какие у них мечи и оружие? Они умеют играть в карты? — Погоди. — Предвкушая тысячу и один вопрос ответил вампир. — Капитан расскажет обо всем, стоит только приказать. Мы отправимся в земли гномов, и если до прибытия не передумаешь, можешь остаться на борту. — Еще раз спасибо, сэр. Эх, надо было взять с собой больше вещей! Однако ближе к закату восторг мальчика испарился. Он сидел на корме и любовался волнами, маг сошел на причал — беседовал с подчиненными. Вдруг корабль засветился бледно-голубым светом, случилось это в одночасье с появлением зачарованных огоньков над водой. Надпись «Люцита-Виктория» проступила над каютой капитана, а как солнце скрылось за горизонтом и сам моряк появился. Он носил деревянную ногу — прямо как король — темно-синий камзол, расшитый золотом, источал запах водорослей и просвечивал кости. Лицо побритое, волосы темные с проседью, рассыпались по плечам, глаза так же светились, разобрать их цвет было невозможно, в ухе поблескивала золотая серьга. — Рагнар. — Мальчик представляется первым, но пожав руку жалеет об этом — его пробивает холод. — Капитан Морган Хэк. — Голосом, похожим на эхо, отвечает призрак. — Господин, — закричал дух, обращаясь к вампиру на суше, — пора. Невероятно быстро лидер союза возвращается на палубу. С беготней альдегаровцев, конечно же, не сравниться, однако людям все равно его не догнать. — Повидаем подгорный народ. — Толи сообщает, толи приказывает маг. — А наш маленький гость пусть посидит в трюме с командой, он многое хочет узнать, и вы ему расскажете. — Как вам будет угодно. Эй, салаги, промокшие крысы, вы слышали приказ! Поднять паруса и держать курс на север. Команда возникла так же внезапно, как и сам капитан. Всевозможные призраки — полупрозрачные скелеты в одежде моряков — появлялись на своих местах, тянули тросы, распускали паруса и делали прочие приготовления. Маленький мастер был рад наблюдать за этим, но вместе с тем чувствовал какой-то странный ужас, не похожий ни на что другое. Когда Люцита-Виктория отчалила, у гнома что-то внутри оборвалось, а судно полоснуло по волнам так, словно птица летела в небе — легко и быстро. К гостю подошла парочка матросов, они пригласили мальчика в трюм. Там болталось нечто, похожее на кучу грязных веревок — как оказалось, гамаки. Пираты расселись там, один принес рома, огляделся по сторонам и протянул бутылку. — А разве мне можно? — Удивился юнец. — Наш закон не запрещает. — Пожав плечами ответил дух. — Как, у пиратов тоже есть законы? — Конечно есть. — Заговорил второй, в его одежде была дырка, а ребра с левой стороны кто-то выломал. — Работа в команде невозможна без порядка, а порядок требует законов. — И что, хорошо жить по закону? Гостю вспомнились те, о которых рассказывали глашатые на площадях. Они работали на людей, чудища иногда позволяли себе схитрить, за несоблюдение могли побить палкой или повесить — зависело от тяжести. — Гляди, — продолжил матрос, — у каждого пирата есть свое имя, и он гордится им, наш дом — корабль, честь — кодекс, а семья — команда. — Мы не признаем ни политиков, ни поэтов, ни рыцарей, — подхватил первый, — для пирата авторитетом и примером для подражания может быть только другой пират. — И чем больше сражений, тем лучше команда! — Выскочив из-за угла добавил третий. — Пират всегда готов рискнуть жизнью или нежизнью, трусость и предательство — главные провинности, стыд и срам таким салагам! — Стыд и срам! — Согласилась команда, призраков становилось все больше. — Хорошо вам быть морскими волками, а вот я простой кузнец. — Преодолев страх пожаловался мальчик. — Так кому же как не тебе знать, как ухаживать за оружием, а ведь этому мы все учились, когда прибыли на корабль. — Возразил тот, с дыркой в груди. — А если вышестоящего по рангу ослушаешься, или товарища обдуришь — черную метку тебе, и на корм рыбам. Рагнар попробовал ром, сперва тот был горьким, затем приятно согрел горло. Однако, спустя пару минут под смех команды мальчик заснул, а проснулся уже утром. Корабль стоял в другом порту — точнее небольшом островке на Лазурном море, помимо порта тут была таверна и парочка лавок со снастями. Такие стали строить после начала пошести чтобы хоть куда-то сбежать. На вторую ночь мальчик узнал еще больше о пиратах. Они не ругались бранью, только своим жаргоном, постоянно напевали песни, но делали это за работой. Все рассказывали друг дружке о былых подвигах, вспоминали сражения, их образ жизни вызывал у гостя корабля восторг, и в то же время ужас. Так как призраки лишь имитировали то, что было раньше. Они в упор не хотели замечать факта собственной смерти, и получалось неплохо, вот только со стороны живого было слишком заметно. На третью ночь гном спросил у капитана: как так получилось, что они служат вампиру и завязали с грабежами? — Нас золотые Фениксы на корм рыбам отправили, прямо в гавани. Магия проклятых друидов не отпускала команду в открытое море, и мы нападали на местных. А-р-р, ты можешь сказать, что грабеж он и есть грабеж, но быть мне крысой если скажу, что суша и море подобны. Нападать на сухопутных — совсем другое, это дело недостойное настоящего пирата! Седига освободил нас и позволил плавать, в обмен на служение флоту. Он — капитан над капитанами, король пиратов, и никто во флоте Запретного леса не выполнит приказ господина так, как мы исполним. Тысяча теней и бутылка рома сверху — Паладия еще не видала таких славных акул, как мои парни, хоть я и зову их крысами — чтобы не расслаблялись. — Этот ваш Седига лидер Вечного союза, но никак не король пиратов. Думаю, книжный червь мог бы уступить этот титул. — Уж ни тебе ли, щенок? — Спросил капитан, резко повернув направо, так что штурвал заскрипел а мальчик чуть не вылетел за борт. — Быть может, но не в вашей команде, сэр, тут слишком много призраков. Я соберу свой экипаж, огромный, а вам подарю бутылку рома, взамен той, что выпил. Дух расхохотался, так что волны на море поднялись. Смех его подхватили несколько матросов снизу, и один смотровой сверху. — Бутылка — неплохо, но король мог бы и ящик принести. — Значит, будет ящик. — Пообещал Рагнар, а потом попросил у капитана дать порулить.***
Владыка, услышь молитву своего сына, твою волю я исполнил как свою. Гномий наследник снова дома, дед был рад увидеть единственного живого внука, я показал ему работы мальчика, они развеяли остатки сомнений. Жизнь подгорного народа сильно измениться с появлением Рагнара. Мне не ведомо, хотел ли ты повлиять на чужих детей, или же спасти империю от войны, но обе твои задумки удались — теперь людям только эльфы угрожают, Юриан наконец-то перестал воевать и обижаться. Он договаривается с Сумеречным лесом, думаю, скоро мы примем его в союз, а там уже и с мессией покончу. Я не стану просить тебя о награде, лишь об одном — найди для меня сотни и тысячи поручений. Мои разум и сила, преданность и воля навсегда в твоей власти, но сердце уже не принадлежит культу ворона. Позволь израненной душе забыться, и не позволяй забыть, за кем она скорбит.