Однажды я умер. Снова.

      В утренней тишине и спокойствии я лежала у бока своей сестры и размышляла над резко оборвавшимися мыслями Мастера. Туннель. Подземелья. Новые тайны и чудные стечения обстоятельств. Всё это походило на дурной сон, в котором я бежала от постоянно преследующего меня призрака упущенных возможностей. Столь многое можно было сделать по-иному... Над столь многим можно было поразмышлять подольше... И где же тогда реальность? Здесь, в том, что я считаю истинным и материальным, или там, в пространстве снов, где абсурдность происходящего вяжется с фактом существования потаённого пространства подсознания?       Дыра в земле... В которую мы должны отправится. По желанию Мастера. Потому что... Потому что он её нашёл! Потому что он находит эту находку странной. Какая замечательная логика! Может, нам стоит останавливаться перед каждым странным камнем? Перед каждой необычной букашкой? Перед аномально отличающимся цветком? И искать какие-то таинственные символы сокрытого предначертания? Но мы ведь так не делали. Так почему же сейчас? И почему не сказать, не раскрыть карты в своих лапах?       «Это чтобы распалить твою любознательность», — вновь прокручиваются у меня в голове слова ледяного дракона. Мою любознательность? Мою любознательность?! Да что он о ней знает? Моя любознательность тянет меня в тишину закрытой комнаты, посреди которой можно медленно постигать тайны мира, а не лезть в туннель, ведущий непонятно куда!       Но вдруг... Нельзя отрицать такой вероятности. Вдруг Мастер прав? И этой тайной он поджёг во мне нечто большее? Искорку сомнения, тягу к мистическому и странному. Растолкал во мне одно единственное — желание найти ответы. Ведь я чую, что конец близок. Скоро всё тайное станет явным.       Земля пульсирует. Будто вторит моим мыслям, волнами бредёт вдоль моей спины. Три ровных удара — где-то там, глубже найденного туннеля, бьётся сердце этого мира и я, будто единственная избранная, чувствую его. Больно ли оно? Сломано? Повреждено? Или же оно просто ждёт тех, кто мог бы прикоснуться к нему? Совпадения... Нет, пока что случайность.       Единичное событие невозможно оценить. Два события — также попадают под критерии случайности. Но три... Три — это уже система. И мне не хватало именно третьего. Я должна найти что-то, что можно было бы вписать в сплетаемую тараканами паутину мыслей. Что-то, что поможет мне раскрыть мои догадки.       Вспоминай, Водомерка... Ты обязана вспомнить, чтобы продвинуться чуть дальше в поиске ответов. Ты не можешь отстать от Мастера, явно знающего об этой находке больше, чем ты. Пульсация. Туннель. Пульсация... Туннель...       Смутная тень плывёт где-то в глубине моего сознания. Намеренно брошенное слово древним чудовищем скрепляет крепкими узами потусторонние факты в картину чего-то пугающего. Одно чудовище, говорящее о другом чудовище. Помнящее нечто, способное отпугнуть драконов из этих земель. Не ядом, терзающим плоть и разум, но чем-то не менее смертоносным.       «Это безумие!» — эхом звучит у меня в голове призрак прошлого.       «Это поиск истины, Водомерка», — вторит ему куда более спокойный, но от этого не менее пугающий голос, зазывающий всё глубже в прошлое.       Ниточка... Мне нужна ниточка, которой я свяжу всё в нестройную, рушащуюся на глазах теорию! Я должна принять отравляющее разум безумие, как больной принимает морфий в надежде унять боль. Всё глубже проталкивая иглу прошлого сквозь вены реальности, я лишь краем сознания замечаю всплывающий в голове образ умирающего, тянущегося за мнимым спасением. Ну же, Водомерка, глубже! Тебе нужен дар.       Дар... Какое подходящее слово. Как чёрная книга, полная таких же чёрных секретов. Как чёрная, переливающаяся чешуя, сплетающая паутину. В которой всё рассчитано. Ясновидица. Её дневник с предсказаниями, по которому Мастер летел дальше. Маршрут, построенный для него ночным драконом. Маршрут, построенный ночным драконом...       Первая капля, что навсегда искалечит мой разум, выплёскивается и бежит по капиллярам серого вещества. Проложенный путь для марионеток... Их нужно лишь дёргать за ниточки и толкать в нужную сторону. Как Мастера повели прочь, увлекая манящей идеей так... и меня.       Предвестник!       Имя болью отказа от сладкого благоразумия резонирует в моей голове. Нет, этого не может быть. Он… Он не мог всё рассчитать и всё подстроить так, чтобы мы вовремя оказались тут! Чтобы мы нашли этот дурацкий туннель... Чтобы посетили заполненный сопротивлением улей... Чтобы пробрались через проклятый лес... И всё в нужное время, следуя по точно расставленным точкам маршрута!       Нет-нет-нет, это уже слишком Водомерка. Он мёртв. Мастер убил его. И не может же он вести нас из-за стены, отделяющей жизнь и смерть! Да и план он не мог составить так, чтобы мы следовали ему в точности.       Но... ему ведь и не нужно, чтобы мы следовали в точности? Предательская мысль вгоняет иглу глубже, и яд жжёт мои мысли.       Мы не марионетки, нет. Всё гораздо, гораздо хуже, Водомерка. Мы — тараканы, участвующие в гонке. На нашем пути есть повороты и именно к этим поворотам направляет нас незримая воля. К определённым точкам, меняющим маршрут. Просто до своей кончины он мог лично нас направлять, а теперь мы можем задерживаться или сбиваться с пути. Но это не важно, ведь путь-то у нас один и рано или поздно мы дойдём до нужной развилки и выберем такой же нужный поворот. Расправа над теми, кто вторгся в Пиррию. Полёт на Панталу. Отравление Каракурта, потеря моей лапы, встреча с Иноразумом...       Боль стихает. Сладкая, тягучая конспирология ублажает всякую логику во мне, принося на её место лишь бесконечную подозрительность.       Конечно, Предвестник мог всё это подстроить. И конечно, он так и сделал. Продолжает нами манипулировать, а я, ввиду неспособности заглянуть в его мысли или будущее, не знаю, планировал ли он мои размышления. Но что важнее, я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы сломать его пророчество. Вот воспротивлюсь я сейчас, но вдруг это то, что нужно было ему? Моё недовольство и буйство, способное направить нас назад? У меня нет ответа. Да и, честно говоря, сама мысль о том, чтобы обвинять уже мёртвого провидца, мне кажется глупой и несуразной. Хотя и по-своему полезно. Размышляя над этим событием, я наконец-то нашла то, что так долго искала. Маленькую, но столь важную связующую нить, отличную от интриг ночных.       «Ведь коль ответов не найдёте вы в этом сборнике веков, то знайте — был ещё один, ответы в темноте хранящий. Сквозь камень, время и железо он глубоко в земле секреты строго сторожит», — выплывают на поверхность резонирующие гулким, низким и хриплым голосом слова Иноразума. А за ними следует то, что вызывает у меня прерывистый вдох: «О нет. Он не мой побег. Другой. Отличный. Странный... Я помню, как дрожит земля от стука сердца чужака».       Вот он, ответ. Дрожь, которую я ощущаю. Туннель, ведущий под землю. Мастер... Он понял это намного раньше меня. Сопоставил мои слова со словами Иноразума, догадался подумать и нашёл то, что искал. Проход, ведущий куда-то под землю, к второму источнику потенциальных ответов на мучающие его вопросы. Пока я истекала ядом и думала над всякими гадостями, ледяной размышлял и верил словам пугающего чудовища, зная, что тому нет причин для обмана. Я... Я в растерянности.       Игла безумия покидает мои мысли, но это не сладостное обезболивающее. Нет, всё это время это была смазка. Смазка для механизма моего сознания. Мне необходимо распутать этот клубок. Мне необходимо понять больше. Я обязана понять, ради безопасности тех, кто мне дорог. Да и ради себя, чего уж таить, тоже. Потому что иначе... Нет у меня никаких иначе. Ломать голову над будущим — это удел ночных придурков. Моя же работа завязана на реальности. На возможности найти ответы своими силами. Или силами древнего подземного чудовища, вокруг которого вьются гигантские роющие пауки. Чудовища, что существовало столь же долго, как и Иноразум. И что до сих пор пульсирует где-то в глубине, под горами, в надежде однажды проснуться.       Прижав к себе недовольно засопевшую, но всё ещё дрыхнущую сестрицу, я поняла одну простую вещь для себя: Мастер прав. Моё любопытство требует решения этой загадки. И даже несмотря на всю абсурдность этой потребности, на всю глупость лезть в дыру посреди мракокрадова «ничего», я полезу. Пришло время полевых исследований.       С подобной мыслью я попыталась было выбраться из объятий сестрицы, но быстро сдалась, услышав тихое и неосознанное ворчание Тростинки.       Ладно, время ещё не пришло. Может быть, через пару часиков...       Как небо начало засвечивать мордочку Тростинки, так она и заворочалась, по началу попытавшись было спрятаться под своим крылом, но вскоре проснувшись. А за ней проснулась и Лимонница, высунув свой любопытный нос, который тут же и получил лёгкий «буп» пальцем. Хорошо хоть деревянным — малышка тут же ответила на прикосновение, вцепившись в мой палец, да только тут же и отпустила, высунув язык из пасти и недовольно фыркая, пока я негромко посмеивалась.       Ну а сестрица была просто удивлена тем, что я проснулась в такую рань, на что я ответила лишь улыбкой. И признанием, что расплата за столь ранний подъем ждёт меня вечером, когда я буду сродни ожившему трупу. Но до момента, пока солнце начнёт уходить за горизонт, ещё дожить надо!       А пока что мы пошли пихать Каракурта, развалившегося на наших сумках. Вытянувшись то ли на боку, то ли на спине лапами кверху, кактусоед даже похрапывал негромко, вывалив язык из своей пасти. Похоже, песчаного не смущало ни поднимающееся солнце, греющее его брюхо, ни наши шарканья, ни недовольные крики птиц, пристраивающихся на ветвях.       Хотя какую-то толику сознания этот балбес даже не оставил во сне. Стоило мне попытаться вытянуть из-под его туши сумку, как он тут же заворочался и перевернулся, чуть было и мою лапу не придавив. Хорошо, что он хотя бы сторожит наше добро! Это определённо плюс. Но не от нас же его защищать!       Недовольно шикнув на Каракурта, я хотела было сходить до реки, набрать целую пасть воды и вылить ему в ухо. Но, поразмыслив, я остановилась, взявшись придумывать более незамысловатый способ добудиться до разноглазого. Может, кинуть в него что-нибудь и свалить на вчерашних обезьян? Или угольком ему подрисовать чего-нибудь на морде? А может, в округе какие-нибудь дурнопахнущие цветы есть? Впрочем, решение оказалось куда проще, мы с сестрой просто переглянулись и решили не будить Каракурта. Пусть уж отдыхает, раз ему так хочется. А поехидничать и посмеяться над ним мы всегда успеем.       Но как жаль, что совершенно другого мнения оказалась Лимонница. Пищащий лимонный вихрь, горящий желанием играть, ураганом проскочил мимо нас да как скаканул, оттолкнувшись своими маленькими лапками, и со всей своей немаленькой для такой крохи силой влетел в пузо Каракурта. Тот тут же распахнул глаза, громко охнул да согнулся, придерживаясь за своё пузо, и тут же инстинктивно дёрнул своим ядовитым жалом в сторону малышки. Сверкнула собирающаяся на кончике шипа капля яда, предвещая беду, но, видимо, Каракурту хватило сил вспомнить, где он находится и расслышать сквозь своё гневное шипение радостные фырканья соскальзывающей по его крылу крохи. А затем, заставляя подрагивающий хвост опуститься в траву, кактусоед пронзительно посмотрел меня с сестрой, будто обвиняя именно нас в том, что мы спустили это чудище на него. Науськали прямо на живот бедолаги.       — Вообще-то, — лизнув своим раздвоенным языком воздух, песчаный перевёл взгляд на малышку, что скакала по его крылу, — так очень нехорошо делать, Лимонница. А если я тебя в живот начну тыкать, а? Что ты будешь делать?       — Фрн! — лишь громко ответила гордо выпрямившаяся под взглядом Каракурта драконица.       — Не, ну это-то понятно. Но вечно за ней прятаться не получится. Да и её здесь нет! Ха! — Тон Каракурта стал зловещим и он медленно начал переворачиваться на свои лапы: — А знаешь, даже тыкать не буду. Я тебя... ЗАЩЕКОЧУ.       Испуганный писк малышки огласил округу, когда злодейски хохочущий кактусоед потянул к ней свои лапы. Только вот Каракурт встать ещё не успел, да и изогнуться прямо настолько сильно, чтобы дотянуться до шелкопрядки, он не мог. Так что не поймал он Лимонницу, что отпрыгнула от когтистой лапы да поспешила спрятаться меж передних лап Тростинки, уже оттуда показав свой любопытный, громко фыркающий нос.       — Ну и ладно! — возмущенно крикнул Каракурт, но в глазах его блестели искорки веселья. Несмотря на всё своё показное недовольство, его развлекало происходящее и он им наслаждался. — Не очень-то и хотелось! Ну и сиди там. А я вот... булки твои съем!       И лучше бы он этого не говорил. До этого весёлые звуки, издаваемые Лимонницей, сменились писклявым рёвом негодования, и она захотела было выбраться из-под брюха моей сестры, броситься на защиту своей еды, но как только подалась вперёд, как увидела всё такого же ехидного Каракурта, тянущего в её сторону лапы, так и спряталась обратно. И давай пищать да бодать посмеивающуюся Тростинку.       — Вку-у-усные медовые булки... И все они мои! — злодейски продолжал Каракурт, поддевая хвостом одну из сумок. Но тут уже я вмешалась — подобралась к песчаному и встала перед ним, привлекая к себе внимание. — Что, и ты её защищать будешь? — раздосадовался он.       — Думаю, Тростинка справится с этим лучше меня, — отрицательно качнула я головой. — Скажи, пожалуйста, со вчерашнего вечера осталось что поесть?       — Не, ничего, — мотнул головой уже Каракурт, натянув куда более спокойную маску на свою морду. А потом, несколько нехотя признался: — Я все остатки подъел.       — А как хвастался тем, что песчаные мало едят, — лишь фыркнула я в ответ, повернув морду в сторону леса и взглядом выискивая белую чешую Фирн. Но ледяной, по крайней мере, в моём поле зрения, не было. — Жирка решил поднабрать?       — Да там всего-то кусочек хвостика был! Вы бы таким и не наелись поутру.       — Угу. Кусочек. В пару локтей длинной, — ехидно ухмыльнулась я.       — Если только локтей Лимонницы!       — Конечно-конечно. А я-то думала, чего ты так за пузо схватился, а там целый питон живёт теперь.       — Повторяю, только часть питона! И вообще, мы едим мало, но иногда на нас нападает жор. Вот. Всё.       — Ага. Делаете запасы перед спячкой, — под смешок Лимонницы попыталась поддеть я песчаного.       — Водомерка, ну хватит пытаться быть ехидной! — закатил к небу глаза Каракурт. — Ты мне этими попытками делаешь больно — очень уж плохо у тебя получается.       — Получше, чем у тебя.       — Ты просто не понимаешь всех тайных смыслов!       Вместо ответа на это высказывание, я лишь тяжело вздохнула, да вытянула из-под хвоста песчаного одну из сумок, направившись с ней к сестре и жёлтой малышке.       — Э, куда! Это моё сокровище! — подался было за мной Каракурт.       — Это не твоё сокровище. Это — наше сокровище. Делиться надо, Каракурт, делиться. А не будешь, так заставим, — бросила в него уже я несколько «тайных смыслов». Вот пусть подумает. А я пока поем.       — Не, ну вообще, что делается-то, Тростинушка! Представляешь? — наигранно жалобливо протянул Каракурт, зыркнув в сторону смущённо и даже несколько виновато улыбнувшейся Тростинке. А потом как расхохотался, закинув морду слегка вверх, да шагнул к нам. — Ладно-ладно. Я понял. В стае принято всем делится, даже своим пузом. Обижаться не буду.       — Вот и молодец, — остановившись возле плеча сестры, я плюхнулась на хвост — и давай копошится в немногочисленных пожитках.       — Только вопрос у меня есть, — пристроившись вскоре по другое плечо сестры, протянул Каракурт, заглядывая под неё и протягивая лапу к Лимоннице. Ну а та и выскочила из-под Тростинки, со всей своей скоростью прыгнув в раскрытый мешок. — Опять чего случилось? Если Водомерка рано встаёт — это к беде.       Теперь на меня и сестра посмотрела, но я с ответом не спешила, пытаясь поймать извивающийся жёлтый хвост, что всё глубже и глубже забирался в сумку. Пока не скрылся в ней целиком, а на его месте не появилась здоровенная булка с маленьким жёлтым носом у её края. Мда, кто-то всё-таки нашёл себе завтрак.       — Не думаю, что ты всё это съешь, — заметила я с сомнением, но выбирающаяся Лимонница с довольной мордочкой проигнорировала меня и, задрав свой нос с булкой кверху, пошатываясь поспешила к горе сумок. — Ну ладно. Смотри сама.       Всё это время Каракурт терпеливо ждал ответа. Застывший. С лапой под брюхом моей сестры, что несколько неуверенно поглядывала то на разноглазого, то на меня. Чует ведь неладное. Интуиция ему это подсказывает.       — Я бы предпочла дождаться Фирн, чтобы не пересказывать всё дважды, — нахмурившись, пояснила я свою позицию.       — М-м-м. Значит всё-таки что-то есть. Дай угадаю... Мастер чего удумал чудного? — потерев когтями один из шрамов на своей морде, спросил он. — Он небось решил один в горы слетать и нашёл чего необычного? Какую-нибудь страшилищу или пещеру, оказавшуюся ему особо интересной?       — Ну, ты близок к правде. — Удивлённо моргнула я. — Но... мне чисто интересно, ты как к этому пришёл?       — Водомерка, дорогуша, если я не говорю умные вещи и веду себя как дурак, это не значит, что я дурак. Да и в пустыне несообразительные долго не живут, — слегка поморщился Каракурт, вытянув лапу из-под моей сестры да похлопав ту по спинке. От столь простого и дружественного жеста Тростинка аж отвела взгляд в сторону и поспешила отойти от песчаного. Впрочем, всего на пару шагов. — Зная тебя — ты просто так рано не встаёшь. И уж тем более не идёшь будить меня. Тростинка тоже меня без причины не побеспокоила бы. Фирн? Ну, она обычно в такое время охотится и ищет еду. Хотя через пол часика уже она бы вернулась и разбудила меня. С маленьким чудищем тоже всё понятно. Какой источник головной боли, которого я не вижу, остаётся? Мастер. Небось мусолит у себя в голове те странные штуки, которые ему Иноразум наговорил... Опа, я попал! По твоему взгляду вижу.       И ведь действительно, я, мягко говоря, была удивлена сообразительностью довольно скалящегося дракона. Мне бы следовала куда серьёзнее относится к его двуличию и умению прятать свои более серьёзные стороны личности под некой показушной дурашливостью.       — Так, давай подумаем. Если бы это было что-то по-настоящему важное, то вы бы разбудили меня и сразу давай собираться в путь. Или отправили бы искать Фирн. Но вы этого не сделали. Значит, Мастер хочет нас сам отвести к своей находке? Что-то в горах... Я бы поставил на одно из трёх. Либо он нашёл какого-то местного дракона, либо дракона, но не живого, либо особенно глубокую и подозрительную пещеру, в которой, возможно, кто-то когда-то жил. Ну-с, я угадал?       — Нет, всё мимо, — мотнула я головой, пока со стороны сумок начало доносится негромкие рычания борющейся с булкой Лимонницы, что всеми четырьмя лапками вцепилась в свой завтрак и слегка рвала его когтями.       Тростинка же пристроилась с боку, на одинаковом расстоянии между мной и Каракуртом, внимательно нас слушая. Сейчас бы ещё Фирн не мешало появиться.       — Хм-м, дай попытаюсь ещё раз. У меня много идей в голове, но я, наверное, выскажу наиболее реалистичные, — протянул Каракурт, усевшись и подперев лапой подбородок. — Думаю, если бы он нашёл второго Иноразума, реакция у тебя была бы другой. Может, он разрыл какое-нибудь покинутое поселение? О, нет, точно! Может, воришки? Ну, такие... разумные.       — Снова нет.       — Хм. Значит, не дракон, не воришки, не поселение. Какое-то чудовище? Разумное или около того? Или ориентир? Путеводный камень, допустим.       — И опять нет.       — Ну ладно, — слегка расстроено протянул он, но тут же приободрился: — Дашь мне подсказку?       — Он нашёл спуск под землю, — на одном выдохе сказала я.       — И это не пещера... Туннель какой-нибудь?       — Да, — уже кивнула я, пока песчаный довольно улыбнулся.       — И теперь он хочет, чтобы мы туда полезли?       — Угу.       — Отличный план, если я правильно понимаю. Просто гениальный, — не скрывая сарказма, протянул песчаный. — Может, он сам туда морду сунет?       — Он уже, — с тяжёлым вздохом отвечаю я, переводя усталый взгляд на Каракурта. — Я же просила подождать, пока Фирн прилетит.       — Я здесь, — голос, раздавшийся из леса, чуть было не заставил меня подпрыгнуть на месте. Ледяная драконица, распихивая в стороны кусты своими крыльями, изящно выскользнула из-под укрытия теней нам на встречу, придерживая в клыках сумку, из которой торчали рыбьи хвосты. И стоило ей оказаться на свету, как забившиеся меж чешуек капли воды заблестели точно маленькие драгоценные камни, переливающиеся оттенками её чешуек.       — Подслушивать не хорошо, — съехидничал Каракурт в очередной раз.       — Даже не пыталась, — сухо ответила драконица. — Вы кричите на весь лес.       — Не правда! — возмутился песчаный, повысив свой тон. Но в ответ он получил лишь усталое фырканье со стороны драконицы, что подошла к Тростинке и скинула около неё мешок.       — Завтрак, — коротко и без особых объяснений бросила она, направившись к Лимоннице. Или же, что, наверное, вернее, к сумкам.       — Спасибо, — приподнявшись, пробормотала ей в след Тростинка, тут же подтягивая мешок к себе и вытаскивая из неё какую-то здоровую рыбину. Судя по тёмным и серебристым чешуйкам — пресноводную. Хотя других тут быть и не могло. Если, конечно, Фирн не успела слетать до моря, поймать там добычу и вернуться назад, что физически невозможно. Хотя, конечно, рыбины странные: длинные, с маленькими злобными глазами и пастями, поднимающимися от низа туши до самой верхушки. Никогда таких не видела.       — Ешьте, — добавила Фирн, нависнув над застывшей Лимонницей. — Я сыта.       — Спасибо, мамочка! — добродушно съязвил Каракурт, чуть было не обжёгшись о бешеный взгляд драконицы. — Только не убивай...       — Хоть бы один раз слетал на охоту сам, — выдохнув облако тумана из ноздрей, сквозь шипение выдавила из себя ледяная.       — Пф. Я бы слетал, если бы ты не летала. А так, у нас, песчаных, есть поговорка: «Не делай под взглядом Солара работу, которую уже сделали».       — А... кто такой Солар? — дёрнула ушками Тростинка, на что усмехнувшийся Каракурт поднял свой палец к небу, указывая на поднимающийся жёлтый диск.       — Это у особо старых моих соплеменников — или глупых — вера такая. Ну, как ночные, верят в свои Луны, мы иногда верим в Солнце. Но Солнце — слишком сложно. Не так хлёстко. Солар звучит круто. Пафосно! — важно насупился разноглазый дракон. — А вообще, я иногда думал, что это забавно. Почему-то именно между ледяными и ночными конфликт. Хотя, по факту именно песчаные с ночными самые разные племена. Мы живём в жаре, любим солнышко, пылки и хороши собой. А они сидят себе в библиотеках по ночам и книжки читают. Скучные, в общем.       — Даже Звёздочка? — моргнула Тростинка.       — Хе, — тихонько хихикнул песчаный, поведя своими плечами. — Даже среди зануд бывают весёлые особы. Её только растолкать надо — и она ничего так будет. Бодренькая.       От этих слов Тростинка несколько долгих секунд смотрела прямиком на шрамированного дракона, видимо размышляя о чём-то своём, а затем, негромко фыркнув, потупила взгляд.       — В принципе, я могу понять, что в ней нашёл Лонган, — продолжил довольно щурящийся Каракурт, но, наткнувшись на мой мрачный взгляд, тут же остановился. — Я сказал что-то не то? Или неужто ты меня ревнуешь?       Что удивительно, от подобной фразы не только я поперхнулась, зайдясь в кашле, но и Тростинка что-то недовольное просопела себе под нос.       — И как тебе такие дурные мысли в голову приходят, — взглядом выискивая, чем бы кинуть в песчаного, отвечаю я.       — Как приходят, так и уходят. Проходной двор у меня меж ушей, — постучал он себя пальцами по лбу да засмеялся. — Да шучу я, шучу. И насчёт Звёздочки шучу. Да и насчёт ночных, в целом, тоже. Да и насчёт всех. Нет никаких «я» и «они» или разных племён. Есть «мы». Да, среди «нас» бывают негодяи, сродни Мастера. Или зануды, сродни Фирн.       Драконица вновь предупреждающе и раздражённо зарычала. Что удивительно, её поддержала и Лимонница, протянув часть булки ледяной, что поначалу неохотно, но приняла кусок пищи из лап малютки, усевшись около неё и начав неспешно пережёвывать предложенное угощение.       — Но мы все одинаковые. А все эти разделения — это пыль под лапами, в которой нас пытаются извалять.       — Отчасти я с тобой соглашусь, — слегка успокоившись, кивнула я песчаному. — «Разделяй и властвуй». Вот и драконы разделены, чтобы над ними кто-то властвовал. Но, боюсь, большая часть живущих никогда не будет задумываться над этими закономерностями. Над тем, что в другом племени драконы подчинены тем же потребностям. Что в сути своей мы похожи. Вот только с осознанием этого достаток тех, кто правит малой группой, может резко упасть. Просто потому что правители уже не нужны будут. Да и сами драконы, в массе своей, пока не готовы к этому осознанию. Но в одном я с тобой не согласна, Каракурт.       — В чём же? — навострил он уши, точно прилежный ученик.       — Проблема не в зле. И уж тем более не в Мастере. Мастер отнюдь не самое страшное, что случалось с Пиррией. Сколько драконов из-за него пострадало? Сотня, две. Он не успел всё разрушить. А вот, допустим, сколько погибло в последней войне? За престол песчаных? И кто в этом виноват? Объективно оценить будущее невозможно. Мы можем оценивать лишь прошедшее и настоящее. А будущее подчинено прогнозированию, но никак не оценке.       — Тогда в чём же проблема? — уже тихонько спрашивает Тростинка, а Каракурт её поддерживает кивком.       — В глупости, — коротко отвечаю я, выдержав небольшую паузу. — А если точнее — в неспособности и нежелании учиться новому. Неспособности откинуть устаревшие концепции и оперативно их поменять на нечто более подходящее. В косности мышления. Можно сказать, что это всё касается аспекта старости и правления стариков, но это не так. Неспособным к учению и познанию нового, как и к обратному, может быть любой дракон. Я же говорю о постоянном познании и изменении себя, своего отношения к миру, а не к выработке определённой модели поведения и её использованию в любой ситуации.       — Но... как же зло? — неуверенно протянул Каракурт.       — Считали ли себя злом королевы, что дрались за трон? Или они считали злом лишь своих сестёр? — приподняла я слегка бровную дугу. И нахмурившийся Каракурт лишь мотнул своей мордой. — Зло, как и добро, относительно. Твоей личной позиции, позицией большинства и иными точками воззрения. То же самое касается и добра. Поэтому, это не объективный способ оценки. Они пусть и не статичны, но изменяются исходя из нашего познания. Следовательно, именно познание, ширина мировоззрения — первооснова для определения зла и добра. А стагнация — есть обратное познанию. Об этом я и говорю. Не надо делить мир на злых и хороших. Дели его на познающих, способных к изменениям и застывших — тех кто пытается удержать мир, чтобы не меняться самому...       Размышления мои прерывают хлопки крыльев опускающегося к земле дракона. Мастер.       Подняв небольшое облако пыли, вырвавшееся из-под зелёных насаждений, ледяной дракон приземлился метрах в двадцати от нас и тут же, не дожидаясь, пока облако осядет, шагнул к нам.       — Этот дракон просит прощения, что прервал ваши изыскания, — склонив морду самую малость к земля, протянул дракон, будто прося прощения. — Однако он принёс важные вести.       — Водомерка нам уже рассказала, — слегка нахохлился Каракурт.       — Похвально, — кивнул мне будто в знак благодарности ледяной. — Однако он вынужден продублировать и дополнить её слова. Этот дракон нашёл недавно вырытый туннель ближе к горам. Туннель ведёт глубоко под землю, к покинутым руинам. И этот дракон предполагает, что следует проследовать туда.       — И на чём же построены эти предположения? — язвительно поинтересовался песчаный, но в ответ Мастер позволил себе лишь беззаботную улыбку.       — На имеющейся информации. На мироощущении Водомерки. И на чувствах этого дракона. Он говорит не про эмоциональное состояние, но про физическое. Приближаясь к горам, он чувствует... некого рода слабость, которая вела его, как ориентир. Чем ближе он подбирался к туннелю, тем сильнее она становилась, перерастая в лёгкую рассеянность. Хотя, стоит отметить, что слабость эта носила временный характер и совпадала с ощущениями Водомерки. — Взгляд ледяного дракона перескочил на меня. Он будто бы увидел меня впервые, пристальнее изучая каждую мою чешуйку.       — Я... — привлекла к себе внимание уже Тростинка. — Я на самом деле тоже что-то чувствую... иногда. Но я думала, это из-за дракомантии, которую я...       Голос сестрицы дрогнул, когда она резко прервалась и отвела взгляд в сторону.       — Несомненно, дракомантия может быть причиной твоих ощущений, однако нельзя отрицать и возможности систематизированного совпадения, — сказал ледяной, присев на задние лапы и обвив их хвостом. — Каракурт? Фирн?       — Я ничего не чувствую. Лес как лес, горы как горы, — фыркнул Каракурт. Ну а Фирн, прожевав булку и протолкнув ком по своему горлу, лишь мотнула головой.       — Ясно. Однако данной информации уже хватает для выведения гипотезы о том, что изыскания не бессмысленны. И сейчас, этот дракон настаивает на том, чтобы группа продолжала поиски под землёй.       — Это опасно? — глухо фыркает ледяная.       — Несомненно, опасно, — кивает Мастер. — Как и всякое познание неизведанного. Однако, он гарантирует вам защиту и помощь. А теперь, ешьте и готовьтесь к отлёту. В его голове скользнули нотки нетерпения. И, не давая нам времени на ответы или встречные вопросы, ледяной поднялся и поспешил к реке, оставив нас лишь переглядываться между собой. Он что, волнуется?       — Я чуть попозже перекушу, — поднимаясь со своего места, сообщила я. Тростинка, видимо догадавшись, что у меня на уме, приподнялась следом, но её придержал Каракурт, водрузив лапу на плечо сестрицы и помотав головой.       А я шагнула вслед за Мастером. Ледяной дракон стоял практически у самого берега. Всё в тех же цветах, что под дуновением ветра бились об его лапы. Подняв свою морду и вытянув её, он вглядывался в не такие уж и далёкие горные пики.       — Сколь чуден мир, не правда ли? — видимо услышав шорох моих лап, задал вопрос в пустоту ледяной. — Сколь много в нём тайн. И ответов, которые ты даже не ожидал получить. Честно говоря, этот дракон испытывает нечто сродни надежде на то, что он сможет вернуть потерянное им. Незабытую тайну.       Молча встав в паре метров от ледяного принца, я проследила за его взглядом, пытаясь понять, что же он увидел среди гор. Но ничего, кроме белых заснеженных пиков, зелёных подножий и бурых переливов между ними.       — Ему хочется верить, что то таинственное существо вернёт ему имя. И в то же время... — ненадолго Мастер умолк, будто собираясь со своими мыслями, — он испытывает нечто сродни страха разочарования.       — Боишься, что и оно забыло? — предположила я.       — Несомненно. Хоть это и цель, но движется к ней этот дракон не достаточно долгое время, чтобы переживать за затраченное время. Скорее, он боится расколоть своё желание. Остерегается, что сладостное предвкушение, сопровождающее близящийся финал, окажется ядом. Он остерегается сомнений, Водомерка. И задаётся вопросом, что он будет делать, если всё обернётся крахом?       — Ты не думаешь, что об этом должны волноваться именно мы? — несколько едко интересуюсь я. Ну а Мастер лишь издаёт негромкий смешок в ответ. — Это нас ждёт глобальное похолодание, если ты, конечно, не передумал.       — Не передумал, — мотнул мордой ледяной дракон, наконец-то переводя взгляд на меня. — Сделка была заключена. И если ты не сможешь выполнить свою часть, то этот дракон, соответственно, вернётся к своим планам.       — Было бы глупо ожидать от тебя другого, — киваю я, нисколько не удивлённая. И уж тем более не собираюсь выкрикивать глупости о пройденных вместе приключениях и о том, что Мастер обязан был за столь короткое время измениться. В конце концов, для существа, живущего многие тысячелетия, пара недель — сродни минуте для меня.       — Хотя, если тебя это успокоит, этот дракон приложит несколько больше сил для сохранения иных племён, — видимо, решил поделиться своими «добрыми аспектами» Мастер. — У него есть несколько предположений о том, что можно сделать для сохранения племён Пиррии в их первозданном виде. По крайней мере, тех их частей, что не захотят присягать на верность Ледяной королеве, но и не будут проявлять агрессию.       — Ого, какая щедрость. Надеюсь, ты не заставишь их всех переселяться сюда? — раздражённо фыркнула я.       — Это один из вариантов, Водомерка. Самый простой. Этому дракону предстоит многое изучить, чтобы подобрать оптимальный вариант. Так что... ближайшие сто лет он будет занят учёными изысканиями и формулировкой своей дракомантии. Думаю, ты успеешь прожить прекрасную жизнь и, возможно, увидишь первые снежинки.       — Знаешь, после такой фразы я буду шугаться каждой зимы, — вновь фыркнула я, когда как Мастер негромко засмеялся. А мне вот теперь думать, победила ли я, обезопасив своих родных и близких или же это лишь отсроченная гибель, с которой предстоит всё ещё разбираться мне. Хотя можно ведь плюнуть на всё, прожить хорошую жизнь и оставить потомкам разбираться с проблемами. Потомкам, естественно, не моим. Фу.       — И всё-таки, — нотки весёлости исчезли из голоса этого дракона, — он ощущает беспокойство, Водомерка. Редкое для него чувство.       — Слушай, ты накручиваешь себя. Я уверена, что если наша цель не знает твоего имени, то она может подсказать, куда нам двигаться. — Возможно, мне всё ещё предстоит играть роль героя и выкроить для мира несколько дополнительных недель беззаботной жизни.       — Нет, не из-за этого он беспокоится, — качнул мордой Мастер, и тут уже я замерла. Что-то зловещее прозвучало в его голосе. Или же это был страх? — Он волнуется из-за того, что, возможно, в этом мире существует нечто более таинственное и могущественное, чем этот дракон. А возможно... и сама дракомантия.       Я как-то даже и не размышляла над перспективой встретится с чем-то более опасным, чем Мастер. Но поразмышлять над этим у меня особо времени и не было. Встрепенувшись, ледяной дракон отправил меня готовится к отлёту, а там... Я и поесть успела наспех пожаренной и частично сырой рыбы, и сумки накинуть себя, помогая Тростинке с Лимонницей заодно, и дождаться возвращения задумчивого Мастера, что, видимо, столкнулся с вопросом личного могущества. Ну а как всё это прошло, то и до отлёта недолго оставалось.       Уже перед самым прыжком в воздух, когда в небо поднялась и Фирн, и моя сестра, и дракомант, меня остановило жаркое прикосновение Каракурта к моему плечу.       — Слушай, Водомерка, у меня к тебе один серьёзный вопрос. — Хмурость на морде песчаного не позволила мне ответить колкостью, и я с тяжёлым вздохом и осознанием необходимости нагонять поднимающихся в небо, коротко ему кивнула, мол, «говори». — Возвращаясь к той теме, что мы обсуждали. Про мир. Как ты думаешь, что может его изменить и сделать лучше?       — Ты серьёзно это спрашиваешь сейчас? — всё-таки вырвалась из меня нотка раздражения. Но, вздохнув я лишь пожала своими плечами, чувствуя, как сильнее сжимаются на моих чешуйках пальцы разноглазого дракона. — А сам что думаешь?       — Я считаю, что это любовь, — максимально серьёзно и даже слегка медленно протянул Каракурт. — Это то, что заставляет нас становиться лучше. И то, что чувствуют драконы каждого племени.       — Если ты сейчас начнёшь признаваться мне в своих чувствах, я дыхну на тебя огнём, — и будто в поддержку угрозе я позволила снопу дыма вырваться из своей пасти, но Каракурт лишь покачал головой и грустно улыбнулся. — И к тому же ты должен сам понимать глупость своих слов. Любовь слишком непонятна, по крайней мере, на данный момент. Да и она вполне себе может служить источником конфликтов.       — Тогда что? — отпуская моё плечо, поинтересовался он. И было в его голосе нечто такое, что подтолкнуло меня к тому ответу, что я сама считаю правдой.       — Логика. Ведь вопрос не в объединении, а в понимании и осознании невыгодности конфликтов. В способности их быстро и эффективно преодолевать. В общем, хочешь мира во всём мире — займись наукой.       Хотя что-то внутри меня подсказывало, что подобный абсолютизм также ложен, как и романтические сопли Каракурта. Ни логика, ни любовь не могли объединить нас. Наоборот, по отдельности они приводили к конфликтам. Но ведь могло существовать нечто, способное научить нас жить вместе? И наверное оно должно было проистекать из совокупности множества факторов...       — И, может быть, ты найдёшь то, что по-настоящему объединит драконов. А заодно оспорит моё предположение, — отходя на пару шагов от песчаного, сообщила я. На что задумавшийся дракон лишь кивнул и молча проводил меня взглядом, когда я хлопнула своими крыльями и поднялась в небо. А следом и сам взлетел, навстречу продолжающемуся приключению.

***

      Три часа, полёт нормальный.       Как обычно, ничего не происходит, всё спокойно. Разве что в сумке Тростинки маленькое чудовище особо буйное сегодня было. Пришлось передать Каракурту на лету. Но ценный груз был в порядке, так что, ничего страшного.       Мастер молчал. Я молчала. Все молчали, задумавшись о своём. А ведь можно было бы потратить время на что-то полезное. Допустим, продолжение уроков Тростинки основам дракомантии. Но нет. Все... были в себе.       И я понимаю почему. Новый рывок в неизведанное. Непонятное. В нечто чуждое. Куда-то под землю. Кому бы это понравилось? Может, редким небесным, живущим в особо глубоких пещерах — и то не факт.       Интересно другое. Страх ли это перед неизвестностью? Или скопившаяся усталость давала о себе знать? Окидывая взглядом сокрыльцев, я не могла сказать наверняка ничего ни о ком, кроме как о Фирн. Ледяная драконица с завидным упорством продолжала двигаться вперёд, не обращая внимания ни на какие препятствия. Порой я ей даже немного завидовала. Её навыку отодвинуть в сторону давящее на мысли беспокойство и просто переть вперёд, опираясь лишь на одно противное «надо».       В общем, прилетели мы к этой дыре в земле. Практически у самого подножья гор средь смешенных лесов проглядывалось светлое пятно лесного окна. Что удивительно, достаточно крупного — это не одинокое дерево грохнулось, потянув за собой молодые деревца, но будто целый участок леса образовывал ничем не занятую лесную поляну. Даже кустарники на ней не росли. Только невысокая зелёная травка, лишь по краям обнесённая подрастающим подлеском.       Деревья сами по себе так не растут.       Что ещё больше ставило меня в тупик, так это то, что по мере приземления из-под травы спешили убраться различные мелкие животные. То кузнечик прыгнет, то какая-то земляная птичка или мышь побежит. Да и я чувствовала себя достаточно бодро. То есть, говорить о какой-нибудь «магнитной аномалии», повлиявшей на растительность и животных, смысла не было. От этого загадка данного явления был лишь страннее. Но хорошо, что дырка в земле оказалась не аккурат посередине этого холма, но ближе к его дальнему для нас краю. Практически у самого леса от которого к провалу в темноте тянулись зелёные листья папоротника.       — Прибыли, — коротко сказал Мастер, как только мы все приземлились. Да и первый шагнул к зияющему провалу в земле, вглядываясь в ничем не освящённый мрак и толстые, с мой палец, куски бело-серебристой верёвки, обтягивающей проход. — Она не липкая. — На всякий случай пояснил ледяной, когтями подцепив один из белых кусочков и помотав им перед нами. Будто очень плотная, крупная верёвка на окончании своём разваливающаяся на множество нитей поменьше.       Мда уж, паучки тут драконьих размеров обитают. Здоровые и небось очень голодные. Интересно только, это лесные обитатели прорыли себе такую норку, или те кто должны были жить там, в глубине?       — Мы же не пойдём туда без света? — заглядывая в туннель через моё плечо, поинтересовался Каракурт. — Нет, темнота — штука полезная, но, признаюсь, я прогуливал уроки ночного зрения и совсем к ней не привык.       — Предлагаешь заготовить факелов? — Поддержала я песчаного, но у Мастера были свои планы. Застыв, точно ледяное изваяние, он всматривался в темноту, пока не протянул лапу к какому-то большому камню, выпирающему из стены туннеля. Обхватив его за край, ледяной дракон резко вырвал заинтересовавший его минерал из земляной хватки. Всё лишь для того, чтобы усесться на краю туннеля и начать без остановки двигать когтями по шершавой поверхности камня, будто стачивая его острые выступы. И действительно, под прикосновениями шепчущего дракоманта то, что должно было быть твёрдым и монолитным, прогибалось, сродни мягкой и податливой глине.       Меньше чем через минуту перед ним уже слюдяной шар. Или даже стеклянный? Уж не знаю, как у него это получилось, но в какой-то момент непрозрачная, матовая поверхность камня будто бы потекла, выталкивая из себя весь цвет и оставляя мутные переливы идеально круглого кварца. И на это пристально смотрела не только я, но и все остальные дракончики. Даже Лимонница. А я ведь впервые видела со стороны Мастера столь сложную и непонятную на первый взгляд дракомантию.       Вот в его лапе оказался чистый, идеально ровный и не способный существовать в природе кусок горного хрусталя, но дракомант не останавливается, протягивая свободную лапу к ничем не примечательному и абсолютно не интересному... чему-то... Ведь стоило только попытаться на него посмотреть, как взгляд тут же цеплялся за что-то более интересное! То какая-нибудь бабочка в стороне летящая. То моток паутины. Но... он ведь протянул к чему-то лапу? И достал оттуда-то небольшой, огранённый рубин.       Посмотрев сквозь алый камень на солнце, ледяной принц удовлетворённо кивнул и осторожно прижал его к шару из кварца. В ожидании замерев, я думала, что тот оцарапает его, оставит пару глубоких борозд, но вместо этого прозрачная поверхность хрусталя будто пошла волной, принимая в себя алый камень, «тонущий» к центру этого странно шара. В конечном итоге Мастер умудрился запихать рубин глубоко в центр кварцевой сферы размером с оба кулака ледяного дракона.       А затем ещё пара слов прозвучало и... до этого инертный шар не только оторвался от его лапы, зависнув в воздухе на небольшом расстоянии от когтей ледяного, но и вспыхнул подобно маленькой упавшей с неба звезде. Или солнцу, распространяя вокруг себя не только тёплый жёлтый свет, но и тепло пламени, исходящего из рубина в самом центре полученной конструкции.       — Дракомантия, — неодобрительно и завороженно просипел Каракурт.       — Не ты ли жаловался на темноту? — С толикой усталости протянул Мастер, осторожно отталкивая шар в глубь туннеля. И тот, позабыв о силах гравитации, воспарил между потолком и землёй, заполняя пространство туннеля до ближайшего поворота светом маленького солнца.       — Но как? — выдохнула я, смотря на получившуюся лампочку с удивлением.       — Если между цветком и алмазом нет особой разницы, то должна ли она быть между камнем и другим камнем, Водомерка? Это вопрос формы и примесей, не более того. — С выдохом, полным тяжести, ответил мне ледяной. — Как и нет разницы между льдом, водой и паром. Всё — одно и то же. Почему и для камней это не верно?       — А свет? — поинтересовалась я, когда Мастер затих с этими теоретически верными вопросами, но... не мог же он настолько много знать про молекулярную структуру и всё такое. Или в своей философии он настолько преисполнился, что ему в этом мире уже всё понятно?       — Небесные полнятся пламенем солнца. Всё, что нужно, дать ему сиять, — улыбнулся он, разворачиваясь к шару и направляясь вглубь подземелья.       Ну да, конечно. Он же не мог по-другому. Он в лампочку запихал душу какого-то несчастного и заставил её светить. Вот только... разве огонь не носит материальное воплощение?       — Нет, Водомерка. Пламя драконов... или холод проистекают из их духа. Это углубление в уроки Тростинки, ибо каждый дракон немного дракомант. И разница между выдохом снопа огня и тем, что сделал этот дракон, не особо велика. Это вопрос лишь силы духа.       На это мне оставалось лишь тяжело вздохнуть и отмахнуться от ледяного, переходя к следующему вопросу.       — А почему он летает-то? Это ты объяснить можешь?       — Но разве не летают звёзды на небе? И ведь не падают они на Пиррию. Значит, есть некая сила, что держит их. В движении, как предполагает этот дракон. И не вопрос ли это движения? Опять же, именно небесным свойственно двигаться и уж тем более летать. Это очень удачное сочетание качеств, ты не находишь?       Что я действительно «нахожу», так это то, как Каракурту хочется сказать пару гадостей в сторону ледяного, но он сдерживается, лишь коснувшись своего драгоценного глаза и злобно пробуя кончиком языка воздух. Да и Фирн напряглась, расправив свой шипастый гребень. Только я, Тростинка и Лимонница пытаемся осознать произошедшее.       — Ну же, не бойтесь, этого света хватит, чтобы разогнать всякую тьму. Нас ждёт погружение, — прошелестел Мастер, шагнув ещё на пару метров глубже в темноту да оглянувшись на нас с холодной решительностью во взгляде.       И только пульсация земли под моими лапами да слегка подрагивающий в такт ей свет шара вторили обуявшему меня беспокойству.       Мы отправились в темноту.