Однажды я умер. Снова.

      Хотя с учётом всего происходящего в моей жизни я бы не удивилась, если бы сон являлся аллюзией на грядущее будущее. Будто пугающим фантомом предстоящего, о смысле которого я могу лишь догадываться. Как тот кошмар, в котором я умерла, столкнувшись с обезумевшим от боли и желания убивать ядожалом? А ведь после я столкнулась с ним по-настоящему! И потеряла лапу, оказавшись на краю смерти! Если бы не драконьи чары, то и не было бы меня сейчас — лежала бы посреди леса ещё одна загубленная душа.       Но вообще, насколько такое возможно? Мог ли Мастер что-нибудь со мной сделать? Или же могли ли во мне пробудиться далёкие родственные узы с ночными драконами? Вроде как ледяной говорил, что я с ними не связана... Но откуда он может знать наверняка? Ведь каким-то образом я пусть и дальняя, но его родственница. Как и Тростинка. Дракомантия ведь берёт своё начало от крови ледяных, распространившись в конце концов по другим племенам. И мог ли быть одним из моих родителей ночной или ночным, передавшие тянущееся через века проклятье Тростинке и наградившие меня слабым, импульсивный даром их племени?       А Мастер... Он лишь наблюдает... Видите ли, ему интересно! Смотрит за моими снами, догадывается, что они значат куда больше, чем я могу представить! Жадно впитывает знания, дабы исказить мир по своему желанию в нужный момент!       Со вспышкой негодования в глазах я повернулась к потягивающемуся лёжа ледяному, отложившему книгу.       — Ты не понимаешь моего беспокойства. Вообще. Ты одержим своими целями и не видишь ничего, кроме них! — не пряча шипящих ноток, выплёвываю я в его сторону.       — Как и все драконы, — качнул он мордой из стороны в сторону, поднимая с земли подсохший за ночь стебелёк лимонной травы. — Мало кто задумывается о чужом счастье. Мало кто видит дальше своего носа, своих желаний и позывов. Такова драконья природа, разделяющая крылатых на племена, она мешает увидеть, что в сути всё — одно.       — Слушай, давай без философии. Я сейчас не совсем в настроении, как ты, наверное, мог понять. И вообще, ты мог бы вернуть мне амулет! — Когтем я указываю на болтающийся алмаз на его груди, отбрасывающий блики под светом прорывающихся сквозь листву лучей.       Дракомант игнорирует моё замечание и рассматривает травинку, будто она прекрасная драгоценность, самый сверкающий и чистый камень в драконьей сокровищнице. Он крутит её в когтях, выдавливает из стебля каплю сока, падающую на траву, и лишь после этого одаривает меня пристальным взглядом.       — Тебе интересны твои родители? Ты боишься, что один из них ночной? Ты хочешь знать подробности, Водомерка? Но этому дракону стоит тебе напомнить, что он уже отвечал тебе на этот вопрос, пусть и не прямо. И он обязан тебя предупредить, что правда может оказаться неприятной и отталкивающей... Ты уверена в своём желании?       — Да. Я хочу знать, кто они. Хочу перестать мучиться в догадках и предположениях... — Позади меня, в своём покрывале из засохшей за ночь грязи, заворочалась Тростинка, видимо потревоженная нашим разговором, и я прикусила кончик языка, не желая пока что будить сестрицу.       Удивительно, но мне показалось, что Мастер смутился: развесил уши в стороны, опустил взгляд и поскрёб землю.       — Понимаешь, Водомерка... У твоего племени очень густая, сильная кровь, не раз спасавшая племя от различных неприятных происшествий и последствий. И именно с кровью связан необычный цвет чешуи твоего семейства и способности Тростинки к дракомантии.       — Давай ближе к делу, — негромко прошипела я, подгоняя ледяного.       — Тебе стоит понимать, что у племени этого дракона подобные темы не принято обсуждать... — На мгновение ледяной замолчал, устраиваясь поудобнее и набирая побольше воздуха. — Но, понимаешь, твои родители... они брат и сестра.       — Ч-что?       — Не из одной кладки... У них общая мать и разные отцы. Собственно... Судя по всему, эта драконица, приходящаяся тебе бабушкой, находилась в далёком родстве с морским племенем. Но тебе стоит понимать, что близкородственные связи — не такая уж и редкость среди земляных. Твоё племя крайне плодовито, не придаёт особого значения семейным узам за пределами одной кладки, редко знает своих родителях и ещё реже о них говорит партнёрам. А ты ведь понимаешь, что подобные связи могут привести к проявлению странных особенностей. Часто пугающих, у других племён, по крайней мере. Но земляные в этом плане несколько выносливее. Твоя семья, допустим, просто зелёная.       — Э... я... — Тяжело вздыхая, я потёрла свою переносицу. — И вот на кой Мракокрадов хвост мне эта информация? Нет, конечно, спасибо, что ответил и успокоил... но мне теперь ведь с этим жить, да? С осознанием того, что, возможно, в моём племени полно плодов инцеста?       — Этот дракон хотел бы отметить, что, возможно, частота подобных связей может объяснить некую отсталость и заторможенность земляного племени...       — Мастер!       — Прости. Этот дракон некорректно выразился, — он виновато улыбнулся. — Ты должна также понимать, что этот дракон находит небрежность земляных по отношению к родословной партнёра удручающей. Ваше племя единственное, кто не придаёт никакого значения этому знанию.       — Да ну? — фыркнула я недовольно. — Даже радужные? Они мне не показались особо смышлёными.       — Как известно этому дракону, у них есть способ определять родство. По крайней мере, в пределах четырёх-пяти поколений.       — Блеск... — прицокнула я языком, вновь потерев переносицу пальцами. — Хорошо. Ладно. Ещё раз. Наш окрас и способности Тростинки — результаты... хм...       Нахмурившись, я попыталась припомнить подходящий термин или хотя бы перевод из прошлой жизни на драконий. Что-нибудь, что описало бы генетические взаимодействия при близкородственном скрещивании организмов — проявление рецессивных генов, повышение гомозиготности. Но в голове нет слов, которые бы описывали подобные процессы высокопарным языком. Даже «инбридинга» в драконьей рычащей речи нет! Лишь грязное, неприятное слово «инцест» и ничего более. Ну ничего, я же не дурочка, смогу выкрутиться...       —...проявления наследственной информации?       Впрочем, у себя в голове я также понимаю, что для драконов «наследственная информация» — это буквальный термин. С рождения крылатые ящерицы обладают высокоразвитым инстинктивным поведением и даже базовым пониманием языка. Пресловутая «память крови», как её иногда называют? Забавно, что она не искажена у земляного племени. Или она всё-таки повреждена, чем могут быть объяснены некоторые культурные особенности? Хм, это хороший вопрос на будущее.       — Да, ты права в своих суждениях, хоть этот дракон и не совсем понял ряд терминов, о которых ты размышляла. Также он настаивает на том, что ваша связь с ледяными проистекает от морских драконов.       — Ох... Ну спасибо, успокоил, — с толикой яда пробормотала я. — Теперь буду думать, что у моих предков-ледяных были в роду ночные и их чудесные способности...       — Водомерка, твои кошмары — просто кошмары, не более. Да, необычные и яркие, но если они и имеют по какой-то причине отношение к реальности, то точно не из-за ночных, — хмыкнул ледяной, садясь и с толикой пренебрежения стряхивая кусочки мха со своей грудной клетки.       Я же поглядываю на Тростинку, что вновь заворочалась на своей грязевой кровати, видимо потихоньку начиная возвращаться из мира снов в унылую реальность.       Интересно, а вдруг мои сны могут быть связаны с перерождением? Некая связь с прошлым, тонкая нить, тянущаяся между мирами... Хотя есть вариант повеселее: странные сны — результат мутации, кошмары — вестники смерти... Бр-р-р.       Ощущение прохладного ветерка в голове подсказывает мне, что дракомант в который раз без спроса наблюдает за моими мыслями. Хотя я, наверное, уже привыкла к подобному и поэтому почти не злюсь.       — Впрочем, как этот дракон отмечал, у твоего племени достаточно сильная кровь, которая в неком смысле защищает вас от негативных последствий. Тебе не стоит сосредотачиваться на этом.       — Я не сосредотачиваюсь. Просто обрабатываю возможные варианты. И если бы ты даже сказал, кто отец и мать моей стайки, мне было бы всё равно. Я не испытываю к ним никаких эмоций. — Но тут я задумалась, вспоминая свой первый вдох, когда я только-только выбралась из яйца. — Хотя нет, на самом деле я на них немного зла.       — Сестрица? — Доносится сзади сонное и будто упрекающее бормотание ещё не до конца проснувшейся Тростинки.       — На уровне инстинктов — потому что эти растяпы могли бы подобрать место для гнезда получше. Тогда бы у нас была семья побольше... — продолжаю я говорить, скорее чтобы высказать свои мысли, нежели объяснить что-то сестре или сидящему напротив ледяному. — С другой стороны, я также знаю что, возможно, в их смерти виноват ты, Мастер. Но тут конфликт мыслей и неосознанного.       Недовольно фыркнув, я наконец-то поднялась на лапы, призывая на этом закончить разговор, и начала разминать крылья, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей о собственном несовершенстве и глупости племени, в котором мне «посчастливилось» проклюнуться. И тут же я плюхнулась обратно на хвост и замерла от неожиданности, ведь стоило мне только развернуться в решимости поймать собственный хвост и размять спину, как на пол пути я столкнулась нос к носу с Фирн, ловя на себе тяжёлый взгляд холодных глаз. Быстро опомнившись, я отпрянула от ледяной. К моему удивлению, такое столкновение не вызвало на её морде гримасы недовольства — она лишь села и отвела взгляд.       — Я успела поохотиться, пока вы спали, — куда-то в сторону и вместо «привет» сообщила вредная сосулька, взмахом правого крыла указав на одно из мангровых древ за ней. Парочка каких-то крупных рыбин всё ещё трепыхалась, тщетно пытаясь подтолкнуть себя хоть чуть-чуть ближе к воде.       — Тебе не стоило оставлять своих друзей, — тут же заметил Мастер. — И тем более путешествовать в одиночку по этому лесу.       Вместо ответа Фирн отвернулась от него, слегка оскалила клыки и взмахнула шипастым хвостом, отправив в полёт несколько комков грязи. Серьёзный взгляд её пустился изучать окрестности болота.       Интересно, что её подтолкнуло так рано встать? Я слегка наклоняю голову и пристально осматриваю правый бок своей сокрыльницы. Может, в ней уже вьётся Иноразум? Или же она не доверяет Мастеру и считает, что он вдали от нас может строить козни и она должна за ним следить? Или же ей просто захотелось поохотиться и побыть наедине со своими мыслями? А может, произвести впечатление на дракоманта? Или на нас?       Точно, Мастер ведь сказал «друзей», и боевой сугроб не решилась его одёрнуть каким-нибудь резким замечанием. Это что же выходит, она либо учится сдерживать свою злобность, либо уже начала к нам привязываться? На всякий случай я ущипнула себя за запястье, желая убедиться, — не сплю.       — Впрочем, этот дракон признателен тебе за подобный поступок, это даст нам несколько дополнительных часов полёта.       — К западу лес начинает редеть. Примерно через полтора часа полёта. — Не обратив никакого внимания на благодарности дракоманта, ледяная перевела взгляд на широко зевнувшую Тростинку перед ней, что наконец-то нашла в себе силы сесть и теперь поскрёбывала когтями покрытые следами грязи чешуйки на носу. Со стороны Мастера вылез из-под насыпей веток и мха Каракурт.       — Э-эв... — подходя, зевнул песчаный, подставляя свой гребень под редкие лучики света. — Бр-р, я почти замёрз. Всем доброе утро.       — Утро добрым не бывает, — на автомате ответила я ему, не отводя взгляда от Фирн. Значит, она как минимум полтора часа где-то летала? Нет, больше... Ей ведь ещё вернуться надо было. — Ты вообще спала, Фирн?       — Я отдохнула, — повернув ко мне морду, отмахнулась ледяная, стоически выдержав мой подозрительный и даже слегка завистливый взгляд.       Надо же, некоторым нужно спать меньше двенадцати часов в день, для того чтобы чувствовать себя бодрым? Хм, а может, это из-за того, что я плод не особо крепкой, но внутрисемейной любви?       Нет, Водомерка. Всё. Хватит. Не думай об этом. Лучше думай о том, что поймала Фирн. А судя по длинным рыбьим усам, на завтрак у нас сом. Возможно, даже не один.       И всё-таки моё беспокойство из-за сна никуда не делось. Даже когда изнутри меня приятно согревал съеденный завтрак и мы поднялись в воздух, оставив позади безопасное болото, я раз за разом возвращалась к мысли о том, мог ли мой сон быть своего рода предупреждением, символом таинственной угрозы, ждущей нас впереди. Может, это тайные силы попаданца? Или наставление от другой могущественной сущности, решившей обратить на меня взор? Или всё-таки пусть и не обычный, но ничего не значащий кошмар, в котором я ищу больше, чем есть на самом деле?       Вот опять... У меня нет ответа ни на один из этих вопросов! Лишь ещё больше и больше вопросов... Быть может, пора начать отвечать себе? Хотя бы себе, в своей голове. Не сомневаться, а выбирать цель и с фанатичной упёртостью двигаться к ней. Стоп, разве я не размышляла о чём-то подобном совсем недавно? Ну вот, маразм подкрался незаметно. Я уже не помню, о чём думала вчера или позавчера. Жаль, что у меня нет возможности взять какую-нибудь книгу, в которой написаны все мои приключения, и перечитать предыдущие страницы, дабы избежать ненужных и дурацких повторений. Ну, или, по крайней мере, снизить их количество, ограничившись лишь короткими перелётами. Прямо как сейчас: мы скользим над лесом, но не цепочкой, как обычно, а небольшой стаей. Спереди летит Мастер, а затем — все мы, держимся поближе друг к другу, даже несмотря на конфликт прошедшего дня.       Ссоры... Тяжёлый груз выбора в моих мыслях рассыпается стеклом. Сомнения — вот что постепенно охватывает меня, вымывая прежнюю решительность. Особенно после этого проклятого сна. Не должны ли мы бороться с Иноразумом? Может, моя сестрица и Каракурт правы? Но не потому, что он «зло», нет... Зло абстрактно и иллюзорно, субъективно по своей природе, и злодей никогда не видит себя злодеем... Ну, по крайней мере, если он не хочет быть злодеем. Но это уже другая степень безумия... Так, не отвлекайся, Водомерка. С Иноразумом нужно бороться не потому, что он «зло» или причиняет боль, но потому, что он представляет угрозу. Он опасен как для нас, так и для Пиррии. Может, стоит нанести удар первыми? Спалить пол леса и смотреть, как догорают стебли алого сорняка?       На самом деле я просто не знаю... А может, боюсь совершить ошибку. А может, мне всё равно. А может, я вообще зря вновь вернулась к этим мыслям. Лучше бы летела вперёд, не разбирая дороги. Прямо как я себе обещала! Без страха и упрёка, без сомнений в самое пекло! И мне даже практически не смешно. Практически. Я-то знаю, что при первой же возможности вновь скачусь в бесконечную возню в вязкой тине мыслей, что так и не смогу дать себе ответов. А всё потому, что мне несколько затруднительно действовать спонтанно, как бы я себя не уверяла в необходимости подобного.       Эх, Водомерка, ты всё больше путаешься в себе. А это уже маразм. Наверное.       От подобной мысли на мою морду наползла ухмылка, и я даже расслабилась, позволив потоку попутного ветра подхватить меня за крылья и нести дальше, навстречу новому этапу в нашем незабываемом путешествии.       Может, если закончится лес, то закончатся и все злоключения? Весь этот кошмар сменится бесцельными поисками, ведущих нас к... Хм, в потоке утренних волнений я ведь забыла спросить Мастера, нашёл ли он хоть что-нибудь в книге таинственной ночной пророчицы. Возможно, сейчас самое время задать пару вопросов, первый из которых будет: «А куда мы, собственно, летим?» Кроме как «подальше из этого проклятого леса» у меня вариантов нет. Хотя, пусть мне и хочется чуть больше конкретики, я всеми лапами буду даже за этот простой и грубоватый ответ.       И вот я уже собралась с мыслями и набрала воздуха побольше в грудь, чтобы окликнуть Мастера, как меня прерывает Тростинка, выскользнувшая откуда-то снизу и поравнявшаяся с Мастером.       — Я хочу учиться, — донёсся до меня голос сестрицы, и мои крылья дрогнули от мимолётного испуга. Не это ли было во сне? Знания ледяного дракона, достающиеся моей сестре. Хотя, похоже, не только я была удивлена услышанным — сам Мастер замедлился, повернув свою морду к комочку зелёных чешуек и смерив его пристальным взглядом. Не хватает только напряжённой музыки, придающей особого драматизма и ужаса этому моменту.       — Как этот дракон понимает, ты хочешь познавать тайны искусства дракомантии? — Он ещё чуть сбавил темп, позволив остальным нагнать их, чтобы все слышали ответ Тростинки. Вот мимо проскальзывает Каракурт, одарив меня вопросительным взглядом, и замирает с другой стороны от сестрицы. Вот даже Фирн приблизилась к Мастеру, навострив уши и следя за всей группой сверху. И я, летя у хвоста Мастера, пытаюсь сообразить, как мне на подобное заявление реагировать.       — Да. Я хочу учиться, чтобы никому случайно не навредить, — с мрачной решимостью в голосе подтверждает свои слова маленькая драконица.       — Это похвально. Однако, ты ведь понимаешь, что тебе придётся не только многое узнать и запомнить, но и изменить восприятие мира? Покорение собственных сил — это долгий, изнуряющий путь.       «Этот дракон думает, что желание твоей сестры учиться и твой кошмар — лишь совпадение, — вместе с тем вспыхивают слова Мастера в моей голове. — Либо крайнее проявление ваших семейных уз. Либо же, что более вероятно, подобное желание вызвано пережитым опытом. Твоя сестра слишком часто сталкивалась с проблемами, которые она могла бы решить лишь своими способностями, если бы владела ими в должной мере».       Несомненно, в чём-то Мастер прав. Но в то же время...       «Ты не должен её учить, — мотнула я головой, прогоняя назойливые мысли о злобной, поддавшейся порче Тростинке. — Только не ты».       «Водомерка, ты находишься под впечатление своего кошмара. Этот дракон повторяет: это просто сон. — Дав мне несколько секунд обдумать эти слова, он продолжил: — К тому же кто, если не этот дракон? Маловероятно, что вы найдёте другого дракоманта, готового передать свои знания. И даже если вы найдёте, то, скорее всего, он не сможет предоставить ей знания на том же уровне, что и этот дракон».       «Знания ледяного племени?» — с неким упрёком замечаю я.       «Знаниям о том, как не уничтожить себя, то, что её окружает, включая ледяное племя. Водомерка, дракомантия опасна не только в лапах этого дракона. Отсутствие порядка в мыслях, вкупе с неосознанным использованием своих сил может привести к большей катастрофе, чем наставления этого дракона...»       Но я уже не слушаю Мастера, толкая себя взмахом крыльев и вклиниваясь между ним и сестрой.       — Тростинка! Ты уверена, что тебе это нужно? — пытаюсь я достучаться уже до сестры, осознав, что Мастер ей не откажет, чем бы я ему не грозила. Да и чем могу грозить я? — Ты же понимаешь, у кого ты будешь учиться и чему он может тебя научить? Ты могла бы просто не пользоваться своими силами! Забыть про них и жить нормально.       — Не могла бы, — с грустью отвечает она, взглядом проскальзывая по деревянной лапе, будто бы это она была виновата в том, что я лишилась конечности.       — Да ты только из-за тренировок можешь стать такой же, как и он! Растерять всю душу в процессе!       — Этот дракон хотел бы отметить, что подобное маловероятно. Обучение его искусству занимает множество лет. И в первую очередь это теоретические знания, а также мысленные практики: контроль эмоций, сиюминутных порывов, своих мыслей и желаний.       — Между прочим, не очень похоже, чтобы ты контролировал свои желания! — огрызаюсь я тут же в сторону ледяного.       — В этом нет нужды вне дисциплины дракоманта, — с абсолютным спокойствием отвечает мне ледяной, будто даже не заметив ноток злости в моём голосе. Или не придав им никакого значения. — Если ты беспокоишься о том, что твоя сестра прикоснётся к личным знаниям этого дракона — это ложные опасения. Навык манипуляции чужой душой требует не только овладения базовыми знаниями, но и длительного опыта.       — Да, длительного опыта на других драконах... Тростинка, пожалуйста...       — Нет, — мотнула мордочкой сестра, с тяжестью взглянув в мои глаза. — Я не хочу становиться им, Водомерка. Я хочу научиться управлять собой. Чтобы я могла помочь тебе, спасти...       — Ты не виновата в произошедшем! — напоминаю я ей. — И ты же слышала Мастера... На это уйдут годы!       — Уйдут, — соглашается драконица, понурив уши. — Но ведь надо с чего-нибудь начинать.       — С умных книг, — без прежней уверенности пробормотала я. — Наверное. Может, всё-таки попробуем найти другого учителя? Я просто...       — Нет, Водомерка. Я решила. Я обещаю, что не стану такой же, как он.       — Знаю... Просто...       В спешке тщетно я пытаюсь подобрать слова, придумать, как отговорить Тростинку. Она же подлетает ближе ко мне и протягивает ладонь к моему крылу.       — Это моё решение. Я в нём уверена. — Её грустная улыбка неприятно обжигает мои чешуйки. Неужели я продолжаю пытаться спрятать сестру от мира? Неужели я не доверяю ей? Боюсь судьбы из-за какого-то дурацкого кошмара, навеянного разбушевавшимся сознанием?       — Я знаю... — выдохнула я, лапой растерев шею и затем оглянувшись на Мастера.       — Не бойся, сестричка, всё будет хорошо. Я не позволю ему учить себя плохим вещам.       Ледяной невинно улыбнулся мне, рассматривая затем раскинувшийся внизу лес, что уже начинал потихоньку редеть, покрываясь короткими просеками и полянами, поросшими короткой травкой.       — Ладно. Но, если что, мы ведь с тобой что-нибудь придумаем? — поворачиваясь к сестре, пробормотала я.       — Обязательно, — поддерживает меня Тростинка.       А я ведь всего лишь хотела узнать дорогу...       Тростинка перелетала на другую сторону от Мастера. Он поймал её взгляд и еле заметно кивнул на немой вопрос, читающийся в нём, — он будет её учить. Мне остаётся лишь смириться.       Ох... Может ли этот день стать ещё хуже, чем он был? Конечно, может... ведь я так и не узнала, куда мы летим.       — Хорошо. Это на удивление выматывающий в плане нервов день, — выдавив толику сарказма, возвращаюсь я к насущным проблемам. И как удачно, что именно в этот момент ледяной вытащил из сумки чёрный фолиант ночной провидицы. — Мастер, слушай, куда мы летим? Ты нашёл хоть что-нибудь в этой рукописи? Мы же куда-то летим? У тебя есть хоть какой-то план?       Ледяной же вместо ответа осторожно подцепил когтями край обложки, подставив под поток ветра шелестящие страницы, напоминающие толстый пергамент. Вообще, я только сейчас подумала о том, что необычно видеть именно книгу — полноценный фолиант, переплетённый жилами и покрытый кожей. Обычно драконы предпочитали свитки или небольшие пластины, складируемые в одном месте, — вспомнить ту же библиотеку в Академии, забитую бесценными свёртками. А тут нечто другое, куда больше напоминающее о лысых обезьянках и их методах хранения информации.       — Этот дракон... Скажем так, он не уверен. Последнее пророчество Ясновидицы, судя по всему, затрагивает события пятидесятилетней давности. — Пальцы ледяного придавливают одну из последних страниц, и его коготь начинает медленно скользить по строкам. — Но ночные мастера прятать свои тайны. Этот дракон пытался читать меж строк, пытался найти скрытый смысл таинственных слов, сверялся со звёздами в глубинах своего сознания, вчитывался в рассказы о событиях, происходивших с ней...       — Она оставила не только пророчества? — удивилась я, посмотрев на фолиант более заинтересованно. Возможно, в нём можно узнать чуть больше о землях вокруг?       — Именно. Отрывки о своей жизни, складывающиеся в отвратительно написанную историю, полнящуюся игнорируемого себялюбия... — На секунду ледяной посмотрел на меня, а затем и остальных дракончиков, внимательно слушающих его. — Она не просто предала того, кто её любил, но и бросила своё родное племя. Судя по всему, Ясновидица догадывалась о том, что в будущем они будут страдать, не зная правды, но... в своём порыве убежать от ответственности и силы, дарованной ей, она не стала их предупреждать. Это иронично. Она плюнула на ночное племя, не желая делиться с ним тайнами будущего, чтобы поделиться этими тайнами с другими драконами — по сути, со своими потомками. И это поступок по-своему возвысил её над остальными.       Глухой и грубый смешок вырвался из пасти ледяного, он перевернул на предыдущую страничку, будто бы прямо сейчас читая рукописи давно канувшей в лету ночной.       — Она обрела... какие-то силы? — подталкиваю я ледяного к дальнейшим размышлениям.       — Нет. Лишь статус, — с толикой презрения пробормотал Мастер. — Борясь со своим сердцем и любовью, она стала тем, с чем боролась — богиней, наслаждающейся вниманием и обожанием. Чудотворцем, предсказывающим погоду и перемены, несчастья и угрозы. Эта ночная стала для некогда единого племени расколом, даже не думая над тем, какую вражду она взрастит в будущем, сколько зла принесут её слова и прелюбодейство, сколько злодеяний будет совершенно с её именем на устах. Она будто этого даже не видела. Ночные... — кончик языка Мастера прошёлся по его клыкам, и в его голосе мне послышалась закипающая ярость, — маленькие, подлые, обожающие власть. Она упрекала в этом Мракокрада, но сама стала его отражением. Полный контроль, абсолютный... Вся эта книга — наставления о том, как её порождениям должно жить. Что они должны делать для того, чтобы следовать её «мудрому» пути — слепое поклонение наставлениям, дарованной забывшейся драконицей, погрязшей в разврате. И ядожалы, и шелкопряды — её потомки от множества супругов, которыми она себя окружила в сладострастной попытке забыться. И мне отрадно, что хотя бы одно племя смогло защитить свои мысли и традиции от разъедающего коварства провидицы... Это иронично. Да, именно так — иронично. Ведь в некоторых местах она вспоминает о своём родном племени. Вскользь говорит о «летящих средь звёзд» и что их звёзды вскоре померкнут. Но разве она предприняла хоть что-нибудь? Нет!       Мастер срывается на гневное рычание, оскалившись и выдохнув облако инея сквозь клыки. Его хвост резко дёргается из стороны в сторону, рассекая со свистом ветер, а острые когти в порыве злости продавливают края книги.       — Она такая же... Нет, даже хуже, чем... — ледяной резко останавливается и, будто прикусив язык, скорчил болезненную рожу, перед тем как вернуться в своё холодное и отстранённое состояние, в котором его волнение выдавало лишь прерывистое тяжёлое дыхание. — Она была ужасной драконицей, считавшей, что всё делает правильно, и не заметившей, как стала тем, с чем она боролась — тянущейся через века лапой, контролирующей всё вокруг.       — Прости, что отвлекаюсь немного на другую тему, и не пойми меня неправильно... Но мне казалось, что ледяные ничего не имеют против иерархии, — делаю я короткое замечание, тут же оглянувшись на недовольно насупившуюся Фирн. — Разве идея контроля не свойственна вашему племени?       — Если ты такое говоришь, то ты не понимаешь ледяных, Водомерка. — Захлопнув книгу и проведя пальцем по корешку, дракомант грустно улыбнулся. — Ледяные не хотят контролировать тех, кто ещё не родился. Они не хотят править будущим, ведь им важно настоящее. Твой статус, твоя сила, твои навыки и полезность племени — вот что влияет на положение в кругах. Не кто-то другой, давно определивший тебе место, нет. Ты сам можешь найти себе место. Именно в этом суть порядка — в управлении и власти достойных. Не в том, чтобы стянуть ещё не наставшие эпохи цепями, а в том, чтобы реальность не превращалась в пучину хаоса. Несомненно, это не свобода, в том понятии, в каком её подразумевают радужные или песчаные, но и не раболепие, тянущееся через века. Это — порядок.       — Почему у меня такое чувство, что ты последнее слово произнёс с большой буквы? — ухмыльнулась я, но затем на укор со стороны ледяного тут же фыркнула: — Ладно. Извини. Я поняла, да. Ясновидица хотела контролировать этот континент...       — Не только, Водомерка, нет. — Он когтем надавил на заднюю обложку книги, на почти незаметный на чёрной коже стык, после которого открывается ещё одна, тайная страничка. — Она дала им карту. Она знала, что Иноразум пробудится, и даровала ядожалам возможность найти место, свободное от этой угрозы.       — Ты хочешь сказать, что...       — Она в который раз предала своё племя, указав живущим здесь драконам место, где они смогут стать свободными.       В его глазах я замечаю не просто грусть, но разочарование, мешающееся с гневом, будто бы до этого он надеялся, что все поступки этой таинственной, покинувшей родной дом ночной имели хоть какой-то смысл. А теперь в его лапах карта. Дорога, ведущая в Пиррию... Последнее пророчество Ясновидицы, написанное без слов.       — Для неё потомки её детей стали дороже жизней драконов Пиррии. И если бы не пробуждение этого дракона, то кто знает, какой бы бойней обернулось вторжение чужаков, ищущих себе новый дом по указанию давно погибшей сумасшедшей.       Неужели всё настолько плохо? Нет, Мастер, наверное, преувеличивает. Но в то же время он вытягивает когтем из-под обложки толстый сложенный пергамент, разворачивая, на котором я вижу выведенные линии островов и потоков вод. Нас предали? Из далёкого прошлого? И опять ночные? Иронично, что ничего плохого не происходит без участия этих драконов. Куда не глянь, везде можно отследить действия этого вездесущего племени, следящего за тобой из теней.       — А вдруг... вдруг наше прибытие было частью её пророчества? — тут же делюсь я догадкой с ледяным, в беспокойстве растирая пальцами деревянный шарнир в запястье. — Она знала, что мы будем здесь?       — Вероятность такого крайне мала. Но возможна... Хотя этот дракон хотел бы верить, что он не является частью чужой игры.       — А Предвестник не мог бы...       — Нет. — Ледяной нахмурится. — Или да. Пока не заберёшься им в голову, не понятно.       — А ты...       — Да, у этого дракона был подобный опыт. Правда, провидец, с которым этому дракону довелось общаться, был слабым и не способным прозревать грядущее дальше пары дней. Впрочем, исходя из того, что они не все одинаково талантливы, у этого дракона есть догадка о том, что пророчества существуют лишь тогда, когда им следуют. Как было с книгой Ясновидицы — ей следовали. И как было с Предвестником — он лично следил за вами и направлял...       Я вздрагиваю, вспоминая ту ложь, что заливал нам в уши ночной дракончик, погибший от лап Мастера.       — Знаешь, я начинаю понимать твою нелюбовь к ночным.       — Этот дракон рад, что смог приоткрыть тебе глаза.       — Простите, что лезу в ваши заумные разговоры, но Мастер опять читает твои мысли, Водомерка? — подаёт голос мрачный Каракурт слева от меня, которому, видимо, очень не нравится слышать, что мы обсуждаем.       — Нет. Этот дракон просто догадывался о вопросах, которые ему хотят задать, — помотал ледяной мордой из стороны в сторону.       — Какой догадливый... — устало фыркаю я, потирая лапой шею. — И всё-таки, куда мы летим? Ты нашёл хоть что-нибудь? Или мы послушаем совет Иноразума?       Дракомант молчал и в задумчивости смотрел на книгу в своих лапах, будто пытаясь увидеть сокрытые в ней таинства сквозь обложку. Будто надеялся, что там внутри ещё хранятся все секреты. И я, в своём желании поскорее вернуться домой, разделяла его желание. Пусть прямо там, где-нибудь у края странички будет написано его имя... И всё закончится, всё будет хорошо.       — Этот дракон не уверен, но, судя по всему, последнее своё пророчество Ясновидица написала где-то в горах. Она посвятила пол страницы описанию горной долины, в которой наблюдала за звёздами. Возможно, это совпадение. А может, указание.       — Думаешь, нам стоит посетить в первую очередь горы?       — Да. Если там ничего нет, то отправимся на поиски тайника, о котором говорил Иноразум.       — Мы не можем доверять этому сорняку! — вновь вклинивается Каракурт, гневно посматривая на Мастера.       — Несомненно. Однако его указания сходятся с тем, что есть в книге.       — А мог ли он просто прочитать её и отослать нас куда подальше? — скрипнул клыками песчаный.       — Мог, — не стал отрицать этого Мастер, вежливо улыбнувшись топорщащему спинной гребень песчаному. — Но тогда вы вернётесь. И с вами вернётся этот дракон, чтобы задать несколько вопросов. Впрочем, он считает, что Иноразум сказал правду.       — Но всю ли правду... — проворчал себе под нос песчаный.       — Это неизвестно. Однако, данная тайна будет раскрыта со временем. А сейчас... — Мастер сунул книгу в сумку. — На пути должен будет быть ещё один Улей. Возможно, там мы найдём ещё несколько зацепок.       — Или не найдём ничего. И тогда всё это путешествие было в пустую, — тяжело вздохнула я.       — И вся ваша борьба, Водомерка. Всё было бы в пустую. — Его погрустневшая улыбка дрогнула, когда ледяной устремил свой взгляд вперёд, будто пытаясь высмотреть одинокий шпиль. — Лишь пролетев путь до конца, можно узнать, что ждёт в финале.       И вот мы снова парим в тишине, каждый отдавшись своим мыслям... Хотелось бы мне сказать. Но Мастер решил прямо в полёте начать свой первый урок, рассказывая сестрице о величие ледяного племени и том, как первый ледяной дракомант движением своей ладони смог создать нечто прекрасное, но давно потерянное. Как складывались законы ледяного племени, правило «одного дара» и прочие занимательные легенды.       Неожиданно для меня, к сестрице присоединилась Фирн, по другую сторону от Мастера, вслушиваясь в, судя по всему, забытую историю своего племени. Видимо, желание обладать ещё несколькими причинами для гордости пересилило в ней презрение к неживому принцу. А я же.... Ну, наверное, мне тоже стоило бы послушать Мастера. Как-никак, уроки прошлого бывают крайне поучительны, да и лапу надо на пульсе держать — мало ли что он наговорит Тростинке. Жаль только, что мои мысли были заняты какими-то глупостями, а не полезным саморазвитием.       Как и, предположительно, мысли чрезмерно мрачного Каракурта, в кои-то веки оторвавшегося вперёд от нас. Интересно, он думает о том, какие мы все плохие, что общаемся с Мастером? Даже Тростинка, поддержавшая его мысли о спасении заражённых драконов? Или размышляет о своей слабости и том, что он практически никак не может повлиять на мир в окружении столь могущественных и странных драконов? А могу ли я как-либо влиять на мир? А Фирн? А сам Мастер? Или мы все — сон пьяного ночного?       Возможно, я разделяю беспокойство Каракурта. По крайней мере, смотря на Мастера и Тростинку, я чувствую, как страх перед возможным будущим сдавливает лапой моё сердце. Ох, сестрица... пожалуйста, пусть мои сны будут просто придурковатыми кошмарами, зародившимися в моей голове из-за пережитого стресса.       — ...И таким образом были заложены основы правила «одного дара», благодаря которому дракоманты контролировали состояние своей души. — Я всё-таки решилась прислушаться к рассказам Мастера. — Один истощающий подарок племени, после которого до конца своей жизни дракон отказывался от своих сил и погружался в размышления о природе мира и наблюдению за молодыми соплеменниками, проявляющими способности. При этом некоторые дракоманты хранили свой дар до глубокой старости, другие ждали возможности защитить племя от возможной катастрофы, а третьи так и не нашли то, что они могли бы подарить ледяному племени. Но в любом случае даже потративший свой дар дракомант оставался ценным сокровищем. Они были мудрецами, своими советами направляющие королев. Они были примером холодного расчёта и благородства для нижестоящих. Они же и разменная монета в отношениях между племенами. Именно от ледяных способности к дракомантии стали расходиться другим племенам. Первыми были морские. «Единственный второй дар. Дар мира» — так в хрониках громко называлось это событие. В те далёкие года прошло чуть больше пяти сотен лет с Пожара. В болотах земляных ещё не было голода, небесные только начали отстраивать свои величественные дворцы, как и ночные, возводящие свои обсерватории. Однажды ледяное племя было на пороге войны с морскими. Жаль, что точная причина конфликта не сохранилась, но, похоже, оно было связано с охотничьими угодьями. В любом случае молодая принцесса, создавшая для королевства Дар Изобилия, предложила себя в качестве гарантии мира между морскими и ледяными. Удивительно, но обе королевы согласились с этим и вскоре был заключён не только брак, но и союз, продлившийся больше тысячи лет между двумя племенами и переживший три войны с земляными. Как известно этому дракону, дар морских крайне редко выходит за пределы королевской линии крови, также как и у ледяных. К сожалению, после разрыва отношений и изоляции племени этого дракона, морские очень быстро потеряли все теоретические знания и начали рассматривать дракомантов сугубо как инструменты.       — А как дракомантия попала к земляным? — поинтересовалась навострившая уши Тростинка, дождавшись, пока Мастер возьмёт небольшой перерыв.       — На этот вопрос этот дракон, к сожалению, не может дать точного ответа. — Будто недовольный провалами в своей памяти, он насупился. — До последней войны с земляными у вашего племени не было сил, способных изменять реальность. Вы руководились лишь законами природы и собственной жаждой крови. Как предполагает этот дракон, вы должны были получить доступ к дару позже, после того как ваши земли начали вновь цвести и пищи стало достаточно для каждого дракона, живущего в топи. Возможно, это был договор между вашим племенем и морскими. Скорее всего, именно от них вы получили дар. Хотя возможно, что ещё тут были замешены небесные — к тому времени они ещё не истребили всех носителей крови ледяных.       Дёрнув ухом, я прикрываю глаза и глубоко вдыхаю побольше воздуха, наслаждаясь наполняющей меня изнутри прохладой. Ладно. Всё не так уж и страшно — уроки истории, не более того. Интересно, как быстро Тростинка разочаруется в подобном и попросит Мастера перейти к практике? Ох, вот и будет у меня новая причина для головной боли... Не хорошо и уж тем более не приятно. Нужно будет посматривать за сестрицей, даже если она хочет больше самостоятельности.       Беспокойства, сплошные беспокойства, Водомерка... А ты могла бы сидеть сейчас в Академии и слушать унылые истории Звездокрыла.       Грустно улыбнувшись и отвлёкшись от своих мыслей, я обращаю свой взгляд вперёд и вижу, как наконец-то лес отступает. Показывается впереди жёлто-зелёное море саванны, знаменуя долгожданный конец нашим долгим перелётам через обитель паразитического сорняка. И к этому краю стремительно летит Каракурт, отрываясь от группы. Видимо, песчаному не терпится вытянуться под поднимающимся к зениту солнышком и насладиться, наконец, открытым пространством, столь схожим с его родной пустыней. Вот, я вижу, как бежевое пятно начинает опускаться к опушке тропического леса, но затем замирает, нависает над одной точкой, затем наворачивает пару кругов и устремляется обратно к нам.       Похоже, неприятности начинаются вновь.