Однажды я умер. Снова.

      Я очень надеюсь, что правильно понимаю ситуацию.       Ассоциации... нет, картины из прошлого всплывают в моей голове: заросшие города, по которым бесцельно ходят ожившие мертвецы. Или не обязательно мертвецы, могут быть и изменённые, обезумевшие по прихоти какой-нибудь болезни или мистического события существа. Мешанина из плоти, рваных вещей и запертое в глубине сознание, возможно, ещё осознающее свою ужасную судьбу.       Нет, я не ожидаю увидеть ходящие трупы — это лишь страшилка, придуманная, чтобы пугать маленьких детёнышей. Но смотря на лес, поражённый незнакомой заразой, расцветающей под корой и подчиняющей себе природу, подобные предположения сами всплывают в голове. Не поэтому ли здесь отсутствуют звери? Не поэтому ли молчат птицы? Потому что их нет. Они все были съедены или уничтожены. А может, они бежали учуяв пропитанный угрозой и смертью воздух?       «Пахнет, как гниющий верблюд», да? Это ведь не запах токсина, но яда, куда более страшного и опасного. Стоп, я слишком спешу. Ещё рано говорить, вызывают ли выделения трупных цветов изменение сознания или же всего лишь вызывают галлюцинации. Но что точно вызывает во мне растущее чувство страха, так это возможность того, что все мы уже заражены. Чем-то незнакомым, неизученным, непонятным.       Я замираю на окраине поляны, которую мы выбрали для короткого привала. Меж накрест сваленных деревьев Тростинка выхаживает пострадавшего. Каракурт дышит глубоко и спокойно, вытянувшись на боку. Надеюсь, он скоро придёт в себя.       Мимо проскальзывает Фирн, несильно толкнув меня крылом, то ли случайно, то ли в неумелой попытке подбодрить меня. Но мой взгляд не отвлекается на ледяную — я ищу Мастера. И поскольку на поляне его нет, он, скорее всего, где-то по ту сторону заросших мхом стволов. Вероятно, рассматривает остатки росянки.       У меня вновь появляется возможность погрузиться в себя. Я жмурюсь, откидываю морду к небу и вдыхаю как можно больше воздуха. Пусть мир говорит со мной, пока я слушаю.       Жаль только, это просто красивый, но бесполезный «ритуал», придуманный мной на ходу. Глупая попытка упорядочить мысли и получить ответы мистическим образом извне. Такого не бывает, лес не заговорит со мной. И даже если он попытается, разве я смогу его понять? Только если одно из деревьев неожиданно повернётся к нам своей мордой и улыбнётся... Ничуть не удивилась бы такому дурацкому повороту событий.       «Что-то случилось?» — Видимо, Мастер почувствовал моё напряжение. В который раз он нарушает своё слово и следит за тем, как ворочаются мысли в моей голове. Ни минуты покоя, ни сантиметра личного пространства.       «У меня появилась теория. Подойдёшь?»       «Этот дракон скоро будет».       Широко распахнув свои глаза, я с раздражением смотрю на молчаливую реальность, вновь зашуршав своими лапами по лесной подстилке, медленно подбираясь к сестричке и пострадавшему балбесу.       — Как он?       — Хорошо, — отвечает мне Тростинка, лишь на секунду отвлёкшись от Каракурта, вокруг которого она хлопотала. — Спит.       — Жаль. Я бы с удовольствием потыкала его в нос.       Забравшаяся на ближайший древесный ствол Фирн смерила меня холодным взглядом, но я самозабвенно его проигнорировала, подобравшись к песчаному и взявшись его осматривать.       На первый взгляд, он не сильно пострадал. Разве что в нескольких местах чешуя покрылась шелушащейся кожицей. Ничего серьёзного — все драконы линяют, сбрасывая по несколько чешуек, на месте которых тут же начинают расти новые. Меня куда больше волнует, не повредил ли этот балбес свои глаза или уши. Усевшись рядом, я продолжила рассматривать песчаного.       — Что же тебе так не везёт... — покачиваю я головой, осторожно раскрывая пальцами веко Каракурта одной лапой, другой приподняв его за подбородок. Глаз здоровый, крови не видно и помутнение радужки прошло. — Плохо...       — Водомерка? — неуверенно дёргает ушами Тростинка, видимо испугавшись моих слов, но я лишь хмыкаю и опускаю морду Каракурта на древесную труху.       Моя ладонь соскальзывает с глазницы на висок, опускается к скуле, ощупывая горячую чешую. Температура нормальная... вроде как. Пальцы оказываются на шее, проминая кожу чуть ниже гортани Каракурта. Сердцебиение... Кто бы сомневался, что оно есть. Ритм отчётливый, немного ускоренный. Или же мне так кажется? Мне-то доводилось лечить только представителей своего племени, а у земляных и температура привычнее, и сердце может биться очень медленно, особенно если задержать дыхание и замереть где-нибудь на дне, выжидая свой обед. А у песчаных, естественно, всё по-другому... Они горячие, будто пылают изнутри зноем пустыни. Может, и сердце поэтому бьётся быстрее? Не знаю, не знаю... Мне не хватает знаний или опыта для таких суждений.       — Водомерка установила: пациент всё ещё жив, — вынесла я вердикт, заодно пальцы убрав от шеи песчаного. — Удивительно.       — Сестрица! — восклицает Тростинка, протянув ко мне свою лапку, а затем пару раз тыкнув меня пальцем в сопелку.       — Так, это что такое?! — скрываю я за возмущением и пофыркиванием свою улыбку. — Кто тебя такому научил?       На её мордочке мелькает улыбка, и сестрица снова тянется к моему носу, но нас прерывает негромкое покашливание. Обернувшись на его источник, я вижу Мастера, чьё возвращение я толком не услышала.       — Ладно, потом разберёмся. — Боднув ладонь сестрицы, я поёрзала на своём месте, устраиваясь поудобнее. — У меня есть новость, точнее, догадка о том, что происходит. Только позволите я вам для начала расскажу парочку историй из своего мира?       — Если ты считаешь нужным, — склонив морду на бок отвечает Мастер, замерев в паре метров от нас.       Я смотрю на Фирн, но ледяная даже не оборачивается в нашу сторону, вытянулась на своём месте, положив морду на лапы. Но уши дёргаются — за внешним безразличием она прячет интерес. Ну а Тростинка уже радостно мурлычет, видимо ожидая услышать какую-нибудь красивую легенду. Не хотелось бы её расстраивать...       — Это прозвучит местами абсурдно. И я не смогу рассказать в подробностях... Но в моём прошлом мире были очень популярны истории об оживших мертвецах. Конечно, не таких, как Мастер...       — Этот дракон не мёртв, — тут же перебил меня дракомант. — Он никогда не умирал, чтобы считаться мёртвым.       — Не об этом сейчас, — отмахиваюсь я от Мастера крылом, продолжив свою мысль. — Это... Скажем так, распространённая среди писателей и мыслителей идея об оживших трупах, жаждущих плоти живых. Своего рода жанр творчества. Каждый привносит в него что-то своё: некоторые ставят причиной болезнь, выкосившую весь мир, другие придумывают древнее проклятье, изменяющие живого, и иной идиотизм, высосанный из пальца.       Я потираю лапой свою мордашку, постукивая когтями по нижней челюсти и чуть хмурясь.       — Есть и другие истории. Схожие. О таких же несчастных, потерявших себя. Но обычно не из-за смерти. Их контролируют, поглощают. Паразиты, существа, пришедшие из-за звёзд, или нечто иное. — И снова я поднимаю свой взгляд к кронам деревьев, выглядывая проглядывающие из-под листьев лианы. — Своей волей или животным стремлением эти порождения подчиняют, перестраивают заражённых под свои нужны. По крайней мере, пытаются. А некоторые из таких тварей не делают различия между разумными и неразумными, для них всё — инструмент и ресурс. Они стремятся изменить всё, преобразовать мир для себя.       — В твоей прошлой жизни происходили такие ужасы? — испуганно шепчет Тростинка, пытаясь представить описанное мною.       — Нет, это выдумки... Но проблема не в этом. — Грустная улыбка наползла на мою морду, и я обвела лапой молчаливый, тихий лес: — Я боюсь, что для этого места — это реальность.       На минуту я умолкаю, давая время обдумать окружающим сказанное, сама же возвращаюсь к Каракурту взглядом. Можно ли его вылечить, если он заражён? Или Мастер уже исцелил его от всей отравы своей дракомантией? А может, она не приживётся из-за высокой температуры тела песчаного? Надеюсь, что хоть что-то из этого верно.       — Ты в этом уверена? — шипит поднимающаяся со своего места Фирн.       — Честно, я бы хотела ошибаться. Однако есть совпадения, укрепляющие эту теорию. Лес порос этой странной лианой, а ещё то огромное, хищное растение... И ты видела, что под корой у дерева. — Встрепенувшись, я смотрю себе под лапы, а затем поясняю для Мастера с Тростинкой: — Под корой красные лианы, а вокруг них насекомые. Гррх, в этом лесу только насекомые и остались! Остальные животные скорее всего погибли или покинули эти места!       На мгновение воцарилась тишина, нарушенная негромким рычанием ледяной, вдавившей свои когти в дряхлую кору и будто приготовившейся к броску.       — Возможно, это растение может воздействовать на драконов. Каракурт хоть и импульсивный, но не глупый... По крайней мере, не настолько, чтобы лесть к «ягодному кусту», который на куст явно не похож.       — Но почему тогда мы не полетели за ним? — жмётся ко мне Тростинка.       — Всё просто — он нюхал цветы. Я подумала над причиной запаха... Обычно сильный аромат тухлятины распространяется на определённое расстояние — это способ привлечь насекомых. Не имеет смысла в том, чтобы он ощущался лишь в плотную. Только если это не защитный механизм.       Негромкий смешок вырывается из моей пасти, когда я накрываю лапами свои виски, с нажимом их растирая и чуть покачиваясь из стороны в сторону.       — Это абсурдная теория... Она неправильная. Такого не может быть. Это... тупо.       — Ты говорила о воздействии на вас, — напоминает мне Мастер, и я поднимаю на него мрачный взгляд.       — На «вас»? — негромко шиплю я сквозь сжатые клыки, а потом вспоминаю об алмазном украшении, болтающемся на моей шее. — Ах да, ты ведь у нас «альтернативно» живой.       — Этот дракон полностью контролирует тело ядожала. Ничто ему не мешает.       — А даже если и помешает, любую заразу ты можешь вытравить дракомантией. Да, да, да, чары позволяют играть не по правилам, — отмахиваюсь я лапой от нахмурившегося ядожала. — А мы в зоне риска. Конечно, я могу ошибаться, и все красные лианы абсолютно естественны и никому не вредят, а лес просто... Ну, может, есть другие причины для тишины. И огромных плотоядных растений. Но если я не ошибаюсь, то в какой-то момент мы все дружно полезем обниматься с какой-нибудь смертельно опасной мерзостью. Или перегрызём друг другу глотки. Или... Хм, вообще, я могу придумать много нелепых и дурацких смертей.       Бормоча без остановки, я вскочила на свои лапы, начав ходить по кругу. Не могла усидеть на месте — тело жаждало выплеснуть копящееся напряжение, клубящиеся страхи...       Что мне делать?       — Самое страшное, что я не знаю, как идёт... процесс заболевания, если он есть. Можем ли мы заразить других? Через сколько проявится эффект? У Каракурта быстро, потому что он надышался этой дряни. Но я почему-то уверена, что оно витает в воздухе. Невидимая пыль, с каждым новым вдохом растекающаяся с кровью по телу. Я бы хотела плюнуть на всё это дело, вернуться назад, домой, заручиться поддержкой взрослых и уже после выжечь эту заразу! Сжечь этот лес! Но... что, если мы принесём эту гадость в Пиррию? Мы не можем так поступить! Как и не можем оставаться в этом лесу. Нам нужно покинуть его, выбраться на открытый участок и разобраться во всём. Провести наблюдения! Мне нужно больше информации! Я ведь ничего не знаю! А мне надо знать, чтобы понять, что нам делать. Вы понимаете? Нужно!       Выкрикнув последнее в сторону застывших драконов, видимо не осознающих, в какой плачевной ситуации мы пребываем, я замираю на полушаге и перевожу дыхание.       Надо собраться с мыслями и выработать план. Заразу, если она существует, необходимо сдержать. В идеале — проанализировать и убедиться в её существовании.       — Этому дракону кажется, что ты преувеличиваешь проблему, — хмыкнул Мастер.       — Возможно и такое. Возможно, это всё вымыслы. Но знаешь... незнание и непонимание пугает меня не меньше, чем возможность распространения неизвестной болезни!       Мастер молчит, задумавшись о сказанных мною словах, а я поворачиваюсь к Тростинке и вглядываюсь в её глаза. Маленькая драконица подходит ко мне, протягивает свои лапки и ласково обнимает меня за плечи, когда я склоняюсь к ней. Её тихое сопение доносится до моего уха.       — Всё будет хорошо, сестричка, не волнуйся, — шепчет Тростинка. — В худшем случае мы можем попробовать остановить болезнь дракомантией.       Эти слова приносят мне несколько капель покоя. Да, если всё будет слишком плохо, то я надеюсь, что Мастер сможет придумать, как оградить дом от неизвестной заразы. Ни в коем случае нельзя давать заразе возможность гулять по миру.       «Мастер, ты не знаешь, бывали ли эпидемии, от которых страдали все племена?» — интересуюсь я, накрыв своими крыльями сестрицу и прижав её плотнее к себе.       «Нет, драконы разных племён слишком сильно различаются. То, что убивает одних, для других безвредно. Единственная большая эпидемия костяной чумы прошлась лишь по четырём племенам».       «Ясно. То есть если эта дрянь заразит не только Каракурта, но и Фирн, Тростинку и меня, то это, возможно, будет первая глобальная эпидемия».       «Этот дракон считает, что ты слишком волнуешься». — В моей голове вспыхивает образ хмурящегося ледяного дракона, рассматривающего развёрнутый свиток.       «Лучше переволноваться и потом успокоиться, чем недоволноваться и сдохнуть».       — Мастер, — уже в слух решаю я продолжить наш диалог. — В воспоминаниях ядожала есть какие-нибудь знания про эту лиану? Он что-нибудь знает о лесе, деревьях? Хоть что-нибудь...       Я расправляю крылья, выпуская из своих объятий сестрицу, что тут же плюхнулась на свой хвост.       — Только то, что племя ядожалов уничтожает деревья везде, где у них есть возможность, — «радует» ответом Мастер.       В тоже время Фирн изящно спрыгнула со своего места. Не обращая на наш диалог никакого внимания, ледяная неспешно подбиралась к ворочающемуся Каракурту. Похоже, песчаный начал потихоньку приходить в себя.       — Есть причины, для чего они это делают?       — Для враждебного племени, леса — это дом. Сжечь укрытие врагов — разумно.       — Как и сжечь источник потенциальной заразы... Однако этот лес мог сохраниться из-за того, что лиана здесь разрослась — стало слишком опасно, — кивнув сама себе я, кладу лапы на плечи сестрицы, обеспокоенно наблюдающей за застывшей над Каракуртом ледяной. — Нам нужно узнать больше о племени, живущем в лесу. Это крайне опасно, поскольку они могут быть все больны... и представлять угрозу, но на данный момент я не вижу иных источников ответов.       — Каких, ох... ответов? — с трудом ворочает языком Каракурт, приподнявшись на локте и с удивлением уставившись на оскалившуюся ледяную. — Ээээ... Доброе утро?       Фирн не отвечает песчаному, лишь вдавливает когти в грязь и опавшие листья. Я вижу, как она колеблется: дёргает хвостом из стороны в сторону, негромко рычит, но не решается нанести выпад. И если бы не мелькнувшая на морде Каракурта улыбка, ледяная, возможно, не передумала бы бить.       Шрамы на морде песчаного бугрятся, когда он пытается состроить безобидную и «милую» мордашку. Яростный рык рвётся из глотки ледяной, вот только, вместо ожидаемого мною удара лапой по морде, Фирн резко заворачивает плечом и со всей силы впечатывает ладонь крыла в челюсть попытавшегося было увернуться Каракурта, отправляя его обратно полежать.       — Фирн! Так нельзя! — возмущённо пищит Тростинка, попытавшись броситься к ледяной, но я крепко обхватила её за плечи. — Водомерка!       Мне больно слышать непонимание и укор в голосе сестрицы, но отчасти я могу понять ледяную, желающую выплеснуть клокочущую в ней злобу на глупость Каракурта, даже несмотря на высказанные мной теории. А возможно, она в них просто не верила.       Схватив песчаного за рог, Фирн поднимает его морду и заглядывает в глаза.       — Это за дело... — потирает ладонью место удара Каракурт. — Полегчало?       Неожиданный вопрос вызывает дрожь в теле драконицы.       — Нет, — хрипит Фирн, облизывая свои губы.       — Похоже, я сильно накосячил. — Песчаный спокоен и собран, он не паясничает и не улыбается, лишь тяжело вздыхает, подставляя другую сторону морды для удара. — Можешь ещё, если тебе надо.       Ледяная колеблется, будто бы размышляя о том, как именно прописать вторую оплеуху, но... Похоже, её гнев был не настолько всепоглощающ, как я думала. Или же дракон подобрал нужные слова? Отпустив рог, драконица отшатывается на пол шага от Каракурта, а затем протягивает ему свою ладонь.       — Вставай, клоун, — без прежней злобы и запала буркает она, бросая затравленный взгляд в нашу стону. Песчаный благодарно кивает, хватаясь за лапу помощи и поднимаясь.       — У тебя хорошо поставлен удар, — отмечает тот мимоходом, чуть подвигав своей челюстью и затем улыбнувшись. — А теперь рассказывайте, что я натворил, потому что я... Хмм, практически не помню. Это странно, кактусового сока нализаться я не мог...       — Совсем не помнишь? — хмурюсь я, наконец-то отпуская Тростинку.       Фыркнув на меня, сестрица выскочила из моих лапок и поспешила к Каракурту, бросив по пути негодующий взгляд на ледяную. Фирн, проигнорировав чужое недовольство, отсела в сторону, вновь любуясь красотами леса и внешне никак не выказывая своей заинтересованности в происходящем.       — Ну... я будто задремал на лету. Слышал только чей-то крик... — Каракурт заметно напрягается, пытаясь вспомнить свои ощущения. — А ещё я слышал голос.       И почему я не удивлена такому заявлению? Ах да... Это было ожидаемо. Неужели я настолько преисполнилось абсурдности происходящего, что мне всё уже в этой жизни понятно?       Подавив рвущийся наружу смешок, я подаюсь навстречу хмурящемуся песчаному.       — Или нет... Я не знаю. Не помню. Вроде что-то слышал. Голос, звучащий прямо в голове. Помню, что он говорил что-то про огонь...       — Сейчас ты его слышишь?       — Нет.       Морда покрытого шрамами дракона поворачивается ко мне, когда я останавливаюсь от него на расстоянии вытянутой лапы.       Можно ли доверять песчаному? Что если зараза, подтолкнувшая его к самоубийственному рывку, всё ещё где-то в нём? Нет, это не правильный вопрос, который, впрочем, нельзя отбрасывать в сторону. Разумность угрозы... Возможно, даже лианы, поглотившей этот лес, или существа, стоящего за ней. Жаль, у меня нет веских доказательств, чтобы оттолкнуться от этой страшной теории. Но сейчас нужно понять другое: могли ли это быть галлюцинации? Наплыв бреда, сковавший сознание дракона цепями?       — Можешь описать подробнее, что ты чувствовал, видел и слышал?       — Могу.       Размяв свои крылья, песчаный дракон присаживается на задние лапы. Его взгляд соскальзывает с меня на остальных, каждому он уделяет несколько секунд, разглядывая их морды: беспокойство Тростинки, схватившейся за его крыло, ледяное безразличие Фирн, пристальную внимательность Мастера. В конце концов он вновь смотрит на меня. Собранный и сосредоточенный, он понимает, что нечто тёмное беспокоит нас. Я уже начала забывать, что этот разгильдяй может быть серьёзным.       — Это трудно описать, но в какой-то момент мне стало так... спокойно. Тихий лес, шелестящие листья, и ничего не происходит... Ничего не беспокоит. Я бы даже сказал, что мне было уютно, несмотря на нехватку солнца.       После этих слов дракончик запнулся, облизывая клыки раздвоенным языком и топорща свой гребень.       — Я чувствовал, будто... будто я стал часть чего-то большего. Будто я дышу вместе с миром? Будто мир дышит мной. Такое странное, щекочущее чувство, за которым приходит ещё большее спокойствие. Всю усталость будто лапой смахнуло. Я летел, выглядывая что-нибудь съедобное, пока не увидел ягоды. Меня бросило в жар. Такой... — На морде песчаного застыла гримаса напряжённого размышления: брови нахмуренны, морда угрюмая, ещё и лапой себе подмахивает. — Жар радости. Мне стало душно, дыхание сбилось, а мысли будто заволокло горячим паром. Крылья сами понесли меня к ягодам. Кто-то из вас что-то кричал мне в след, но я даже не задумывался над этим, ведь рядом была необходимая нам еда. А затем жар захлестнул меня... снаружи, будто ко мне прижали раскалённый докрасна котелок. Чешуя горела, но боли не было. Лишь спокойный голос. Он говорил... Говорил...       Дракончик накрывает ладонью свой живой глаз, вдавливает когти в бугрящиеся вокруг шрамированной кожи чешуйки. Его дыхание становится быстрее и глубже, а хвост дёргается из стороны в сторону.       Неужели эти воспоминания настолько тяжело выудить из своей головы? Или же их кто-то подтёр, не желая оставлять следов за собой?       Рычание вырывается из пасти Каракурта, и следом за ним на его морде появляется довольная улыбка.       — «Огонь должен потухнуть. Убирайтесь». Голос повторял это из раза в раз, и мне начало казаться, что я шепчу это следом за ним. Дальше я лишь помню, как жар начал отпускать меня и как за ним приходит темнота. — Улыбка меркнет на его морде, когда он заглядывает в мои глаза и видит в них, скорее всего, беспокойство. — А теперь, может, мне кто-нибудь объяснит, что произошло?       Я вздыхаю, потряхивая своими крыльями. Вдыхаю полной грудью и наконец отвечаю:       — Если кратко, то ты, видимо, подумал, что обниматься с огромным плотоядным растением — хорошая идея. А она оказалась плохой. Мастер тебя откачал...       — Снова, — не скрывая беззлобного ехидства подаёт голос дракомант.       — Э-э-э... Вы так шутите?       — Я бы хотела, чтобы это была шутка. Вообще, подробности можешь спросить у Тростинки.       Я перевожу морду на сестричку, всё это время с укором поглядывающую на меня. Правда, теперь в её взгляде мелькает что-то ещё. Стеснительность? Неуверенность? Будто она не знает, куснуть меня за плечо или сказать спасибо. Смутившись ещё сильнее от моего чрезмерного внимания, сестрица прячется за спиной Каракурта. И чего это она?       — Этого достаточно, чтобы ты пришла к каким-нибудь выводам? — отвлекает меня от образующегося клубка домыслов Мастер.       — К сожалению, нет, — покачиваю я мордочкой. — Всё также бредово... К тому же нельзя отметать варианта, что Каракурт мог вляпаться во что-нибудь иное, и это произошло не из-за цветов... Может, у него просто мозги переклинило.       — Я, между прочим, всё слышу. И ничего у меня не переклинило, — возмущенно засопел Каракурт, но я лишь отмахиваюсь от него.       — Нам нужно лететь дальше. Возможно, мы получим какие-нибудь ответы. Мастер, хотя бы примерно можешь сказать, сколько до лесной деревни?       — Если будем спешить, то прилетим к вечеру.       — Никакой спешки, — резко отвечаю я, дёргая своими ушами и прислушиваясь к лесу. — Тут опасно. Летим осторожно, смотрим по сторонам и следим друг за другом. При любом странном ощущении сразу же говорим. Прилетим позже, но живые. Всем ясно?       «Хотя это не менее паршивый план. Если зараза распространяется по воздуху, то мы должны как можно быстрее покинуть это место. С другой стороны, угроза быть сожранным зелёными переростками видится мне более реальной», — пытаюсь я убедить саму себя в том, что необходимо действовать максимально осторожно, ну и заодно Мастера, который, как обычно, следит за моими мыслями.       — А Каракурт может лететь? — выглядывает из-за плеча песчаного Тростинка. — Он ведь мог повредить крылья.       И действительно, я как-то и не подумала об этом. Если уж чешуя начала шелушиться от выделений росянки, то что должно было произойти с более нежными мембранами?       В озадаченном взгляде песчаного, направленном на сестрицу, читался вопрос: «А что с ними могло случиться?» И затем этот же взгляд прошёлся по всем присутствующим, остановившись на мне. Чуть качнув мордой, я подошла к песчаному и похлопала его по плечу.       — Крылья расправь.       Как только Каракурт покорно исполняет мою просьбу, я тут же начинаю осмотр.       — Доктор, скажите, всё очень плохо? — прячет он напряжение за попыткой пошутить.       — Тебе не говорили, что шутка, пошученная дважды, перестаёт быть смешной? — хмыкаю я, нащупывая длинную, узкую неровность, при этом не отличимую по цвету от светло-бежевого крыла. — Швы у тебя были?       — Конечно были. А что, с ними что-то не так?       — Всё хорошо... Просто до этого не замечала.       — А... Я их получил в то же время, что и шрамы, — успокаивает меня дракон, когтем указывая на ещё несколько таких же длинных полос. — Они хорошо срослись, вот никто и не замечает.       — Ясно, — коротко киваю я, отбрасывая мысли о воспалении вен и продолжая осматривать Каракурта.       В некоторых местах кожа шелушится, в некоторых образуются небольшие гематомы, похоже, из-за повреждения сосудов. У края левого крыла отсутствует небольшой кусочек размером фалангу пальца. Рана свежая — по краям остались следы ссохшейся крови и кусочки прилипшей кожи.       — Скажи спасибо Мастеру. Минута-другая, и тебя бы начало переваривать. Хотя, похоже, какой-то жирный муравей откусил от тебя кусочек, — добродушно оскалившись, я привычно ткнула дракона в его любопытный нос пальцем. — Как чувствуешь себя, лететь сможешь?       Песчаный фыркает, а затем взмахивает крыльями, обдавая меня потоком воздуха. Негромко сопя, Тростинка выскальзывает из-за его спины, наблюдая за нами со стороны.       — Неспешно точно могу.       — Ну и хорошо, тогда полетели. Желательно найти место, где кроны не так плотно прилегают друг к другу, и подняться к небу. Летим, пока не устанем, потом привал. Припасы... — я задумываюсь, припоминая, что еды у нас максимум на ужин. — Давайте поищем реку. В ней должно быть что-нибудь съедобное. Всем всё ясно?       — Да, — дружно отвечают Тростинка и Каракурт, а Мастер лишь коротко кивает.       — Наконец-то, — доносится до моего уха шелестящий голос Фирн, уже готовящейся взлетать. Похоже, некоторые прямо горят жаждой действия.

***

      Как и было задумано, при первой же возможности мы выскользнули из-под плена раскинувшихся крон, поднявшись в небеса. Тёмные тучи светлели, меж них начинали мелькать участки чистого, голубого неба. Ветер успокоился, лишь оглаживая своими игривыми прикосновениями трепещущие листья, гуляя по зелёному океану, раскинувшемуся внизу.       Вместо воды листва... Так красиво и так спокойно, даже несмотря на притаившиеся снизу смертельные угрозы. Так... усыпляюще. Мне даже начало казаться, что все мои страхи и опасения — лишь ничем не подкреплённые домыслы, что не надо бояться раскинувшегося леса. Всё произошедшее — случайность, спровоцированная нашим вторжением в это королевство безмятежности. Это мы виноваты. Если бы мы не летели, если бы остались дома, то ничего бы не произошло.       Вздрогнув, я с рычанием отогнала эти мысли от себя. Но были ли они моими? Правда ли я наслаждаюсь шёпотом леса, которому вторит лишь тихое пение ветра в ушах, или же зараза, поразившая Каракурта, уже проникла в моё сознание?       Паранойя. Моя любимая, нежная паранойя. Разве я могу жить без тебя? Разве я была бы собой, если бы ты оставила меня и я приняла мир таким, какой он есть? Не искала бы подвоха, не вляпывалась в авантюры... Хотя нет, в неприятности меня втягивает дурость.       Неожиданный, тихий клёкот доносится снизу. Ему отвечает трель... Спустя несколько часов полёта под голубеющим небом, лес наконец-то обретает свой голос. Поначалу неуверенный и робкий, но скоро он перерастает в какофонию — под нами радостно клекочут птицы. То и дело из-за веток выглядывают мартышки, провожающие нас испуганным взглядом и оглашающие округу оглушительным криком, предупреждая соседей о приближающихся хищниках.       Это место... оно переставало казаться вымершим. Совершенно обычный лес. Если бы он таким был с самого начала, я бы вообще не беспокоилась. Но сейчас меня мучает вопрос: прячутся ли внизу плотоядные растения? Или другие чудища, нашедшие себе прибежище в тенях. Вьётся ли под корой алая лиана, соединяя всё в единую цепь жизни? Об этом можно только гадать. Впрочем, недолго.       Ещё через час пути мы вылетаем к тянущейся через лес реке. Медленная, спокойная, с заросшими кустами и мангром берегами, но в то же время достаточно широкая, чтобы меж крон образовался провал, через который мы могли бы в любой момент воспарить в безопасное небо.       Перекинувшись парой слов, мы решили лететь над водой, пользуясь возможностью изучить лес в полёте и заодно приглядеть себе место для ночлега.       К моему сожалению, несмотря на кажущиеся изменения, это место оставалось всё таким же опасным. Я бы даже сказала, оно стало опаснее — пусть бледные цветы алой лианы практически не мелькали в нашем поле зрения, количество хищных растений стремительно росло.       В тенях между древесных стволов покачивались плотоядные росянки. Их покрытые липкой слизью усики будто бы следовали за нами. Вдоль берега то и дело попадались «подушки» с зелёными иголками по краям — мухоловки. Или, точнее, судя по размерам, «драконоловки», зазывающие неосторожного путника прилечь на их мягкие лепестки. Из некоторых закрывшихся ловушек доносились испуганные крики птиц, пытающихся до последнего бороться за свою жизнь. Сладкий запах источали прикрытые лепестком чаши на тонких стеблях, будто бы маня заглянуть в них. А запах саррацений, пахнущих сладким нектаром, разносился на многие метры от растения, смешиваясь с ароматом непентеса — большие зелёные бочки терпеливо выжидали добычу, словно приглашая забраться в их объятия.       Рассказывая друзьям о том, чем является то или иное растение и почему к нему нельзя приближаться, я размышляла над другим.       Почему этих зелёных хищников столь много возле берега? И тут же возникает другой, куда более важный вопрос: почему это разнообразие не погибло? Таким гигантам, скорее всего, требуется огромное количество пищи, а драконов вокруг не видно и не слышно. Чем они питаются?       Ответ не заставил себя ждать. Одна из мартышек, до этого мирно качающаяся на ветке, сорвалась в объятия росянки, испуганно запищав и забившись в липких ворсинках. Останавливаться, чтобы рассмотреть весь процесс пищеварения, у меня никакого желания не возникло.       До самого вечера мы летели вдоль реки, пока не нашли подходящее место для отдыха: небольшой речной остров, образовавшийся в месте развилки русла на два потока. Тут тихо, спокойно. По всему острову растут молодые мангровые деревья, с которых можно пообдирать ветки для костра. Ну или можно укрыться под деревьями от чужих глаз, если кто-нибудь будет пролетать мимо. Со слов Мастера, драконья деревня должна быть примерно в трёх часах полёта.       Немного переведя дух, я с Тростинкой отправилась на рыбный промысел. Вода приятно обволокла тело, когда я глубоко вдохнула и прыгнула в её объятия. Пресная, практически родная река! Жаль только, не леденяще холодная. Да и достаточно мутная из-за неспешного течения. Вдоль дна всё обильно заросло тёмно-зелёными водорослями, в которых прятались мальки и пресноводные крабы... Но я сюда залезла не за мелкой добычей охотиться!       Пристроившись на дне, позволив тёмно-зелёной чешуе слиться с водорослями, мне удалось поймать первую рыбину: длинную, со сплюснутыми боками, большими серебряными чешуйками и ртом, идущим снизу вверх. В отчаянной попытке вырваться из хватки давящих клыков, рыбина извивалась, распахивая свою большую пасть. Даже попыталась цапнуть меня, но, сдавив челюсти, я быстро прервала все попытки к сопротивлению. Вторая рыбина, что мне удалось поймать, — толстый, чёрный сом, которого я и не сразу заметила по возвращению на облюбованное мной местечко. Он лежал буквально напротив меня, на расстоянии вытянутой лапы, сливаясь с тёмным дном. Даже усами не шевелил, боясь выдать себя. Но в конце концов прошмыгнувшая мимо Тростинка спугнула сома, и я бросилась за ним, после непродолжительной погони довольно пуская водяные пузыри носом.       Во время третьего заплыва я наткнулась на стаю чёрно-серебристых, горбатых рыб с выпученными рыскающими глазами. А ещё очень крупными клыками, показывающимися всякий раз, как рыбёхи бросались на проплывающих мимо мальков. Пираньи... Кхм, к счастью, стая оказалась не большой, и мне не пришлось проверять, насколько большую угрозу они представляют для дракона. Хотя, судя по размеру, эти чудовища могли спокойно перекусить взрослого воришку напополам. Или заглотить его целиком. А вообще, смотря на таких чудовищ, я думаю, сколь страшно и опасно жить в этом мире человеку. В мире, где даже крупная жаба может превосходить тебя размерами.       В общем, от пираний отделалась я лишь лёгким испугом, притащив к разгорающемуся под присмотром Каракурта костру несколько рыбок. И всё же стоит быть повнимательнее, а то вдруг отгрызёт мне хвост какой-нибудь особо крупный крокодил, а я и не замечу.       На этом наша охота и закончилось. Наловили мы рыбу с небольшим запасом, чтобы распихать остатки по сумкам на потом. Конечно, не много, но мы сможем поохотиться ещё утром — всяко лучше, чем рыскать в поисках добычи среди леса, маневрируя между лианами и плотоядными растениями.       Насладившись жаренной на раскалённых камнях рыбой, мы вытянулись вокруг костра, наблюдая за тем, как небо над нашими мордами постепенно темнеет и покрывается первым звёздным узором.       — Водомерка, — подаёт голос Каракурт, ковыряющий длинной, тонкой костью меж клыков, — а ты помнишь ещё страшные истории из прошлой жизни? Мне Тростинка рассказала про мертвецов, вот и стало интересно, есть ли у тебя ещё легенды и мифы.       — Есть, конечно же, — отвечаю я, подставив свой бок под исходящее от костра тепло. — У нас не одним «Мракокрадом» всех пугают.       Со стороны Мастера раздался негромкий смешок, в то время как Фирн поднялась со своего места и отошла от нас к ближайшему дереву, пристроившись у его корней.       — У нас не только Мракокрад есть, — недовольно сопит Каракурт. — И вообще, это страшилки ледяных и ночных.       — Ну да, а чего же тогда боятся песчаные?       — Змей, — не размышляя, отвечает покрытый шрамами дракон. — Драконьих гадюк. У нас есть легенда, что когда несущему тепло и свет Солару придёт время умирать, то его поглотит Судный Змей и на мир опустится вечная тьма...       — Пх, — давлю я ухмылку. — Как много громких имён, о которых я не слышала.       — Это старая легенда... Даже, скорее, пугалка для дракончиков, — ворчит песчаный.       — Конечно. Кстати, растрою тебя. Скорее всего, когда Солар умрёт, никакой темноты не будет, наоборот, будет очень светло. Слишком светло. — Невесёлая ухмылка мелькает на моей морде, когда я подкидываю несколько веток в догорающие угли и смотрю, как пламя начинает пожирать новое топливо. — Если ты так хочешь, то я расскажу позже одну историю... Но мне нужно на неё настроиться, вспомнить как можно больше, придумать, как перенести её, чтобы вы смогли её понять. Да и... честно, я не хочу щекотать себе нервы страшилками о каком-нибудь «великом зле».       Песчаный попилил меня взглядом, но затем успокоился, видимо смирившись с моим отказом. Тростинка чуть расстроилась, но тут же понимающе мне улыбнулась и притёрлась носом о моё плечо.       Всё ещё будет впереди, когда станет поспокойнее... Если станет спокойнее. Сейчас же нас ждёт отдых перед рывком к незнакомой деревне, а там, кто знает, какие тайны и сюрпризы нас будут поджидать. Может, всё произошедшее — лишь галлюцинации или долгий сон, после которого мы проснёмся где-нибудь в Мечте, удивлённо оглядываясь по сторонам. А лучше — на родном болоте в окружении родных.       Моё сердце болезненно сжимается, когда я вспоминаю семью.       Железо, Осока, Дремлик... Надо было настаивать, чтобы вы отправились вместе со мной в Академию. Пятеро земляных из одной семьи... Мы бы всё снесли на своём пути. Или же вообще ничего не делали бы — просто наслаждались жизнью.       Голос Мастера вырывает меня из накатившей волны воспоминаний о родных, дракомант обещает посторожить наш покой, не смыкая глаз всю ночь. Интересно, это сильно отразится на ядожале? Будет ли он клевать носом или способности ледяного позволяют превзойти физические ограничения тела?       Вот... ещё вопросы. Как же уснуть, когда от всего произошедшего за день голова идёт кругом? Воспоминания, лес, возможность заражения... Этот день определённо войдёт в список худших дней за всю мою жизнь. Нет, не могу сидеть на месте. Нужно проветрить мозги.       Поднявшись, успокоив зевающую Тростинку взмахом крыла, я направляюсь к берегу. Песок под моими лапами негромко скрипит, в ближайших прибрежных зарослях тихо квакают лягушки, у уха то и дело пищит назойливая мошкара, направляющаяся к костру и в тщетной попытке пытающаяся прокусить толстую драконью шкуру. А я замираю у воды, поднимая взгляд к небосводу. Облака оставили после себя лишь мутные разводы, через которые проступают звёздные узоры и два растущих лунных месяца. Будто два глаза смотрят на меня свысока, то ли насмехаясь над моей судьбой, то ли сочувствуя той мерзкой доли, что обрушилась на мою тушку. Голова опускается вниз, к ровной водной поверхности, в которой я вижу своё отражение. Уставший взгляд, опущенные уши и безрадостная ухмылка, застывшая на моей морде, на фоне сияющего небесного узора.       Интересно, я и правда выгляжу настолько измученно? Нет, не измученно — выжжено и потеряно, будто я выпустила из своих пальцев нить реальности и теперь она всё быстрее и быстрее удалялась от меня, оставив бродить в темноте абсурдных и молниеносных событий, валящихся одно за одним.       «Отставить попытку преувеличить свои страдания», — приказываю я сама себе, но это не помогает и мне, наоборот, становится только хуже. Голова начинает идти кругом, к горлу поступает ком тошноты, у краев глаз наворачиваются слёзы. И в голове звучит лишь один повторяющийся из раза в раз вопрос: «Почему я? Почему не кто-нибудь другой?»       Что за девчачьи сопли. Что за жалость к себе, берущая начало из эгоизма и презрения к окружающим. Где моя гордость и холодная логика? Они выкипели, потратили свой запал, и эмоции, до этого откладываемые в дальний ящик, начали захлёстывать крепость моего разума. Нет, я не расплачусь, как маленькая драконица, — я просто не могу позволить себе такой роскоши. Тем более в условиях, когда я не могу быть уверенной в том, что это мои эмоции.       Мысль об опасности отрезвляет. Она растекается горячей волной вместе с кровью по всему телу. Лапы, дрожь которых я только заметила, крепнут. Слёзы так и не скатываются с моей морды, а намёки на них смахивает мигательная перепонка. Я снова собрана, заперев всё лишнее глубоко в себе. Даже ухмылка, украшавшая мою морду, сменяется привычной личиной спокойствия и собранности. У меня всё под контролем...       Вдохнув прохладный речной воздух, я только сейчас замечаю, что на берегу я не одна. В паре метров от меня склонила свою морду к реке Фирн, без особого энтузиазма лакающая воду. Я как-то даже и не заметила, как ко мне подкралась ледяная. Да и настораживает это, что сосулька-одиночка решила побрести за мной к берегу, вместо того чтобы держаться как можно дальше от лишних глаз.       Видимо, мой удивлённый взгляд не скрылся от бело-голубой драконицы.       — Присматриваю за тобой, — без различимой угрозы в голосе отвечает на мой немой вопрос Фирн. — Здесь может быть опасно.       — А? Да, точно... Спасибо?       Подобный ответ несколько озадачил меня. Вроде бы костёр всего в паре десятков метров — если что-то произойдёт, то меня услышат. Эта осторожность чрезмерна. Но, с другой стороны, разве не глупо отходить от источника света к воде в одиночку? Даже если это на первый взгляд кажется абсолютно безопасным. Ведь кто знает, какие ещё ужасы может таить в себе этот лес и какие ловушки он мог приготовить для нас.       — Не за что, — ледяная пожимает плечами, не спуская с меня пристального внимания своих серых глаз.       — Не беспокойся, я в полном порядке. Просто эмоции накатили.       — «Странное ощущение»?       — Стресс, — проигнорировав ехидство в её голосе, отвечаю я. — Столько дерьма мне никогда не валилось на голову.       Фирн лишь коротко кивает, наконец-то уводя свой взгляд от меня к звёздам.       — А тебя, как вижу, происходящее не беспокоит?       И кто только дёрнул меня за язык?       Тем не менее ледяная не отвечает мне рычаньем или бешенным оскалом. Она лишь чуть хмурится, переводя взгляд от одной сияющей точки на небосводе к другой. И что ещё удивительнее, она отвечает на мой вопрос:       — Не могу себе этого позволить.       — Почему же?       — Потому что это — слабость, — менторским тоном сообщает Фирн. — Не все могут позволить себе быть слабыми, Водомерка.       — Лучше быть слабым, но умным. Чем сильным, но тупым... — вновь слова непроизвольно срываются с моего языка. Я будто проверяю, где заканчиваются границы дозволенного, готовясь в любой момент дать дёру. Но Фирн лишь выдавливает из себя пару грубых смешков.       — Неужели ты думаешь, что умный дракон оказался бы здесь? В той ситуации, в которой оказалась ты?       Что же, похоже, вместо того чтобы выбить из меня всю наглость лапами, Фирн решила сделать это словом. И у неё не то чтобы плохо это получается... Хотя нет, мне всё равно. Я даже слабо улыбаюсь, по-своему наслаждаясь этой перепалкой и ощущением ходьбы по лезвию.       — Намекаешь на то, что я не только слабая, но и тупая?       — Нет, — покачивает головой ледяная. — Ты просто странная. Слабая и странная.       — Ну... Кхм, лучше быть странным, чем тупым, да? — издав негромкий смешок, я слегка изгибаю свою спину и широко зеваю, чувствуя, как волна напряжения сменяется усталостью. — Но ты ведь тоже тут. Кто же ты тогда? Тупая или странная?       — Верная, — отвечает Фирн, но, заметив моё непонимание, она тут же поясняет: — Я дала слово вас защищать.       — А, точно. Как говориться, «за честь и отвагу»?       — За честь и отвагу, — согласно кивает Фирн.       — Вот и хорошо. Теперь я знаю, за чью спину буду прятаться, когда мы встретим очередной «лесной ужас», — усмехаюсь я, подавшись было к ледяной, чтобы похлопать по её крылу, но вовремя остановившись. — Кхм, я бы спросила ещё насчёт остальных, но не хочу сплетничать за их спинами. Так что... Пошли к костру. Хочу отдаться своей слабости и уснуть.       Развернувшись и шлёпнув хвостом по воде, я пошла к костру. Оставшаяся позади Фирн лишь негромко хмыкнула, возвращая взгляд к небу, но затем направилась следом.