Модули.

- Галя, - Валин голос звучит выцветше и глухо. За последние месяцы Антонова вся как будто высохла и побледнела – иногда, разглядывая её профиль в проёме тихоновской палаты, Рогозина терялась оттого, как сильно ударила по Вале его болезнь. По Вале, которая внешне так сухо пережила развод с мужем, отъезд близняшек, ссору и разрыв с Юрой… Она стоит напротив, сузив глаза, слегка согнув локти. Говорит негромко, быстро, часто сглатывая - как будто боится потерять такие, в сущности, обыкновенные и пустые минуты. - Галя. Есть вакцина. Выздоровление - один шанс из десяти. Её пока... - И ты молчала? – Рогозина перебивает шёпотом, но Вале кажется, будто она кричит – так громко, что разрываются барабанные перепонки. Антонова морщится и продолжает, не слыша вопроса: - Её пока не успели протестировать. Побочные эффекты неизвестны. Препарат может пагубно сказаться на общем состоянии организма… - слова падают в пустоту размеренно, с чуть заметной оттяжкой – как капли по жестяному карнизу. – Вероятность летального исхода… Внезапно становится очень тихо. Антонова понимает, что от слов, которые она сейчас произнесёт, уже ничего не зависит. Галя найдёт эту вакцину, добудет её, где бы она ни была и сколько бы ни стоила. Из-под земли выроет. Просто ей нужно знать, какова вероятность летального исхода. Ей всегда нужно всё знать, всё держать под контролем. Она и рада иногда забыться, только не может. Валя смотрит в её лицо, в синеватые тени под глазами, и вспоминает, как давным давно, когда ФЭС ещё только вставала на ноги, после какого-то зубодробильного, запутанного дела, Галя, криво улыбаясь, цитировала Лорку: «Твоё незнание, мальчик, было твоим бастионом». Почему этот осколок памяти пришёл именно сейчас?.. - Вероятность летального исхода – пятнадцать процентов. Рогозина кивает. Видно, что она ожидала худшего. Опускается на стул, опёршись локтями на колени, трёт лоб. Нытьё Тихонова, бессонные ночи у его постели – да и в своей постели тоже – бесконечные рейсы из больницы в ФЭС и обратно... Вале кажется, что сейчас для Рогозиной нет ни бостонской лаборатории, ни ключевой фазы исследований. Для неё есть только полутруп, лежащий перед ними. Вернее, самый настоящий труп, который удерживают на краю только мощные аппараты, перегоняющие искусственную кровь и заставляющие работать ссохшиеся лёгкие, да желание прикоснуться к знакомым бледным и жёстким ладоням. *** - Валечка… - Я знала, что ты уедешь снова. - Короткая усмешка, напоминающая всхлип. - Ты никогда не умела жертвовать ради себя, ты жертвуешь только собой. - Валя… - Что ещё? – помехи международной линии делают голос Антоновой почти неузнаваемым. – Если хочешь спросить про Ваню… Ты сама прекрасно знаешь, что он пропал на следующий день. Частичная амнезия. Его не нашли. - Его найдут, я уверена, я задействовала все спецслужбы… Антонова отчуждённо усмехается. Да, Рогозина со своим характером и связями могла поставить на уши кого угодно, включая Интерпол. Только вряд ли это поможет. Как найти в огромной Москве больного человека без документов и памяти? К тому же сегодняшний Тихонов был мало похож на фотографии, разосланные по отделениям. За последние месяцы он стал ещё больше напоминать подростка, скатился лет до девятнадцати-двадцати, не больше. Особенно издалека. А в досье сохранились только карточки годовой давности, ничего свежее раскопать не удалось. - Слышишь меня? Его найдут! Его обязательно найдут! - Да, - Антонова покорно соглашается, даже кивает – как будто Галя сможет увидеть её за тысячи километров отсюда. – Конечно, его найдут. - Скоро. - Да, скоро. Если не скоро, то нет и смысла. Он же болен. Да, вакцина оказалась по-настоящему сказочной, оправдала самые смелые ожидания разработчиков, но… Одним уколом не ограничивается ни один курс. Рогозина ещё что-то говорит, но Валентина не слушает. Зачем? - Ты не вернёшься, да? Галя замолкает. В трубке сухо щёлкает – через пятнадцать секунд конец связи. Время течёт небыстро, даже вязко – Антоновой кажется, будто она чувствует его: речной прохладный песок сквозь пальцы. Она чувствует его так уже полгода - с тех самых пор, как всё узнала. Ей кажется, что Галина жизнь сейчас - такая же зыбкая, как эти крупинки. Их много, целое море, только они постоянно уходят - уходят и не возвращаются. - Ты не вернёшься? Внезапно среди песка попадается слиток гладкого, спечённого солнцем кварца. Краем глаза Валя отмечает на дисплее застывшую двойку. Проходит вечность, прежде чем она нехотя переходит в мерцающую оранжевым единицу. - Вернусь. Мягкое шипение – и россыпь дробных, неритмичных, как будто заикающихся гудков. - Не вернёшься, - невыразительно произносит Антонова, опуская трубку на пыльный рычаг. – Не вернёшься. Не вернётесь.