Шрамы мирного времени

      Корни деревьев бешено извивались под ее ногами. Словно змеи, они цеплялись за подошву ботинок и не давали ни шанса на бегство. Она буквально чувствовала, как яд просачивался в ее тело, заполняя каждую артерию и вену. Ядом был страх.       Было настолько душно, что Кэлен казалось, будто она плыла в глубине вязкой субстанции под названием «воздух». Мышцы ног ощущались как два стержня из расплавившегося металла, а не как что-то живое. Ее успокаивало лишь то, что мужчина, гнавшийся за ней, был в тех же условиях — правда, змеевидные корни были к нему более милостивы, судя по тому, что он все-таки приближался к ней. Медленно, но приближался.       Там, где прервалось лесное полотно, началась открытая холмистая местность. Кэлен обнаружила в себе силы на ускорение, когда стопы перестали сражаться с землей, и начала активнее работать и руками и ногами. Сил было не так уж много, и она боялась, что скоро ее кровь перестанет так бешено нестись по артериям, и она покатится кубарем по каменистому склону. Поэтому она не смотрела влево и старалась не думать о том, что в случае неудачи ее тело могло оказаться похоронено именно в этой мелкой речушке, прямо у основания склона.       С того момента, как их с Ричардом разделила толпа, она успела расправиться почти с дюжиной мужчин. Предпоследнего, который столкнулся с ней незадолго до ее нынешнего преследователя, она была вынуждена исповедать. И вот, уже полчаса Кэлен приходилось сражаться за свое сознание.       У нее не было сил.       У нее не было другого выбора.       Она ускорилась так, что жар бешено работавших легких затопил всю грудную клетку.       — Дыши, Мать-Исповедница, — несмотря на обращение, Дю Шайю говорила с ней тем же тоном, что Кэлен — с Лорой и Эдом. Как с ребенком, если точнее.       — Вряд ли у меня есть выбор.       Кэлен старалась скрыть раздражение, звучавшее в голосе. Да, мудрая женщина бака-тау-мана вряд ли часто зашивала раны, но все же она была единственной, кто мог сделать это, за исключением, разве что, Ричарда, который ее этому и научил. Кэлен могла бы сделать это самостоятельно, но ее пальцы дрожали от слабости, и вряд ли такое лечение не закончилось бы еще парой травм.       Костями, мышцами, кожей — всеми этими тканями она ощущала столкновение с тем злосчастным ножом и искренне желала, чтобы следы ее единения с этим оружием уже перестали давать знать о себе. После нескольких часов, что она провела с припаркой на бедре, чтобы не получить банальное заражение крови, желание это только усилилось. Без помощи Дю Шайю, она знала это, о подобном нельзя было мечтать.       После того, как Ричард помог Кэлен дойти до деревни — вернее было сказать, что он донес ее, ведь большую часть дороги это было именно так, — он ушел вместе с охотниками, чтобы сбить оставшихся горожан со следа и избежать еще большего кровопролития. Его не было больше часа, и вернулся он лишь пару минут назад, не сказав ни слова.       Он вышагивал неподалеку от двух женщин, наблюдая за манипуляциями Дю Шайю совершенно нечитаемым взглядом. Только благодаря его просьбе мудрая женщина бака-тау-мана сейчас помогала Кэлен, и только из-за него Кэлен доверилась ей. Даже в том состоянии, в котором она сейчас была, Кэлен понимала, что она была не просто целительницей — и судя по тому, как они с Ричардом общались, она была ему далеко не простой знакомой.       Кэлен позволила влить в себя какую-то мутную жидкость сероватого цвета и уже пожалела об этом: боль, может быть, и унялась, но вместе с ней потерялись и остатки ее концентрации. Бессонная ночь вдруг обрушилась на ее голову весом каменной глыбы, но Кэлен удерживала себя в состоянии достаточной бодрости, концентрируясь на Ричарде.       Она вдруг поняла, что радуется оставшейся боли. Ощущения ее собственного тела, пусть и гипертрофированные, доказывали ей, что она и правда отыскала его, и это был не лихорадочный сон.       Негромкий шелест весенней листвы ласково окутывал ее сознание. Он просачивался в ее мысли, скользил между словами, между воспоминаниями и видениями.       Внезапный порыв ветра среди удушливой влаги раннего утра запустил цепь мурашек, со скоростью молнии пробежавших вверх по ее спине. Ее чувства были на пределе: малейшее скольжение ткани по ее коже, смещение воздуха или взметнувшийся с ее плеча локон вызывали удары электрических разрядов. Она не знала, было ли это явью или сном, но дрожь ощущалась так реально, так по-настоящему…       Ее пробирал озноб и в то же время обдавал жар, и даже ее легкие не знали, когда им стоило расправляться, а когда спадаться. Если они вот-вот выпустят весь воздух и больше не смогут сделать ни единого усилия, этот коллапс будет не ошибкой, а лишь закономерной реакцией.       Кэлен не могла отвести глаз от лица Ричарда. Даже с такого расстояния, даже без помощи солнечного света, затерявшегося в листве, она видела каждую новую его черту — каждую из немногих морщинок, каждый неизвестный ей шрам. Их тонкие белесые паутинки на его оголенных предплечьях — о Духи, как много было их, вечных напоминаний о его ранах, новых и старых.       Никто другой не смог бы заметить три едва заметные полоски на лбу и две хмурые линии между бровями. Должно быть, он взял привычку хмуриться — но, к счастью, не сейчас. Не когда он смотрел на нее.       Шесть лет разлуки предоставили ей право на ошибку. И тогда, в лесу, она ошиблась. Раньше Ричард часто бывал серьезен, даже чрезмерно, но редко когда она видела его таким. Когда он осознал, что в его распоряжении не было магии, чтобы перенять ее боль и залечить рану, его лицо приобрело такое выражение, словно он только что получил пощечину от собственной беспомощности, а затем позволил своим чувствам скрыться от ее глаз.       Это обеспокоило Кэлен даже больше, чем все остальное. Она хотела сказать, что в этом не было его вины и что она знала обо всех условиях, что духи выставили ему в Храме Ветров — но как раз в тот момент к ним подоспела Дю Шайю. Мудрая женщина бака-тау-мана представилась на ходу, без церемоний, просто назвав свое имя, и уже после этого подставила плечо Кэлен, перенимая ее из рук Ричарда. У них не осталось и секунды на разговор — даже на самый простой, не касавшийся магии или чувства вины.       Даже сейчас, когда Дю Шайю накладывала припарку на ее рану и было очевидно, что Кэлен останется на этом свете хотя бы до следующей своей опрометчивой исповеди, он, казалось, не мог найти в себе сил на покой. Ричард не говорил этого вслух, но это слово висело в воздухе все тяжелее с каждым его вздохом: «бессильный». Ей не удалось убежать. Прямо на бегу преследователь схватил ее за локоть и резко дернул ее на себя. От неожиданности и от резкого столкновения из груди Кэлен вылетел весь воздух.       Мужчина был, без преувеличений, рослым: когда она врезалась в его торс своей спиной, ее макушка была под его подбородком. Он оказался достаточно сильным, чтобы практически полностью ограничить ее боеспособность одной рукой: он надавил своим предплечьем поперек ее горла, и Кэлен почувствовала, как тяжело стало дышать. Она была на грани паники: минуты такой хватки было достаточно, чтобы она потеряла сознание в обход всякого боя.       Паника все же уступила кристальной ясности. Сейчас помочь Кэлен мог только ее ум — даже не магия, отсутствие которой уже высосало все ее силы, и не оружие. Кэлен безнадежно бросила взгляд на край склона. Будь у нее возможность, она бы нервно сглотнула, но, к счастью, времени — и возможности — сомневаться у нее не было.       В руках Кэлен был кинжал, и, конечно, мужчина был достаточно умен, чтобы попытаться выхватить его, а она — достаточно ловка, чтобы затруднить этот процесс. К счастью, он даже не думал быстро прикончить ее, иначе он бы уже загнал нож ей в живот. Он считал, что она уже была в его руках.       Все мужчины, плохо знакомые с ней и ее силами, допускали эту ошибку.       Пока все его внимание было сосредоточено на борьбе за оружие, Кэлен занималась тем, что постепенно разворачивала их обоих так, чтобы спина мужчины оказалась обращена к склону. Ее намерения были совершенно незаметны за тем, как она извивалась, якобы пытаясь уберечь от него свой последний шанс на спасение.       — Я не знаю, какая сила помогла тебе выбить мозги у тех бедняг, ведьма, — он почти выплюнул последнее слово, вложив в него все свое омерзение, — но уж поверь, сейчас она тебе не поможет, — с каким-то злорадством процедил ее противник, когда, в конце концов, перехватил рукоять кинжала и отбросил его на несколько футов.       Кэлен почувствовала нечто вроде облегчения, когда услышала нотки превосходства в его голосе. Он был прав — ее силы еще не восстановились; но в тот момент, когда его хватка немного ослабла, преимущество оказалось в ее руках.       Крик едва не разорвал ее голосовые связки, когда она изо всех сил ударила мужчину локтем под дых, и через секунду после, несмотря на сдерживавшие тиски его рук, подпрыгнула и врезалась его в челюсть своей головой. Раздался громкий «клац» от столкновения двух рядов зубов. Ее противник, полностью в соответствии с ее планами, еще сильнее стиснул ее горло, сделал шаг назад — и оступился прямо там, где, по расчетам Кэлен, был край дороги.       Его спина соприкоснулась с каменистым склоном раньше ее, но это не сделало путь кубарем вниз приятнее. Ничуть. Даже когда они катились, борьба не прекращалась, но Кэлен удалось завладеть преимуществом уже у реки, когда сила тяжести и ускорение спуска перестали гнать их: ее противник распластался на спине, а она, собрав все усилия в кулак, поднялась быстрее, чем он успел сориентироваться, и залезла ему на грудь. Кинжал остался на вершине склона, поэтому она была абсолютно безоружна, но если она хотела выбраться из этой передряги, ей нужно было продолжать проявлять изобретательность.       Кэлен вытянула руку в сторону лежавшего неподалеку камня, размером превосходившего пять ее кулаков, как, впрочем, и весом, но не успела коснуться его — воздух прорезал ее собственный крик.       Она почувствовала, как нож проходит сквозь ее кожу и мышцы немногим ниже тазобедренного сустава. Секундный болевой шок превратил ее преимущество в ничто, и уже через мгновение она была опрокинута на спину и подмята противником.       Кэлен попыталась отпихнуть его ногами, подтянув их к груди и скрестив прямо перед собой — ей пришлось сцепить зубы, чтобы преодолеть болезненные вспышки, пронзавшие всю раненую конечность. Боль была настолько сильна, что превращала картинку перед ее глазами в пародию на реальность, как если бы та была плодом чьего-то нездорового воображения. Но, по правде говоря, в этот момент зрение не имело значения, даже наоборот.       Она предполагала, что у мужчины было два намерения, и вопрос установления очередности его действий волновал ее гораздо больше, чем какой-то там туман перед глазами.       Когда одна его лапища вжала ее шею в землю, а другой он потянулся к ремню, насылая проклятия на весь ее род, Кэлен стало понятно, что мужчина все же не был лишен чувства вкуса и предпочитал забавы с живыми женщинами. Будь у нее время, она бы пожалела, что не наоборот.       Кэлен вытянула левую руку в ту сторону, где был ранее примеченный ею камень, пока будущий насильник возился с ремнем. Кончики ее пальцев зарывались во влажную землю и нащупывали лишь что-то слишком маленькое и негодное для спасения. Даже когда она всем телом, со всеми доступными ей силами потянулась влево, она нащупала лишь острый край подходящего ей камня.       Кэлен почувствовала отчаяние, поняв, что не сможет даже подтянуть его к себе, не сможет схватиться.       Она обратилась внутрь себя, отыскивая тлеющие искорки силы, и с ужасом осознала, что она так и не восстановилась. Неудивительно. Она знала, что не почувствует ничего другого.       Даже самая сильная Исповедница не могла восстановить силы меньше чем за час.       Она внутренне сжалась, готовясь к худшему. Возможно, когда он закончит, она все же сумеет исповедать его. Возможно…       Как бы она ни готовила себя к неизбежному, весь вес его тела опустился на нее совершенно неожиданно. Она зажмурилась, придавленная к земле живым грузом, и шок помешал ей сразу понять, что груз был вовсе не «живым». Она не могла пошевелиться — тяжелая рука все еще была на ее горле, не говоря уже о давлении на все остальное ее тело. Со стоном усилия она попыталась спихнуть его с себя, и тело поддалось — как оказалось, даже это была не ее заслуга.       Бездыханное тело опрокинулось на спину, смотря в небо остекленевшими глазами. Кэлен резко поднялась на локтях. В ее висках все так же бешено стучала кровь, но она не замечала, как ее собственный организм торопил ее подняться с влажной земли.       Над ней возвышался Ричард, сжимавший рукоять окровавленного меча. Несколько секунд она неотрывно смотрела на него — возможно, спуск кубарем все же сильно отразился на ее голове. В последний раз она видела его, сдерживающим толпу разъяренных мужчин из Танимуры, чтобы дать ей время, и она не понимала, как он мог оказаться здесь.       Гнев, полыхавший в глазах ее мужа, когда он посмотрел на бездыханное тело, был слишком реальным. И источником его был не Меч Истины, а сам Ричард.       Он протянул ей руку. Она помедлила, все еще в шоке, но сделала это — вложила свою ладонь в его. Только почувствовав отрезвляющее давление его пальцев на своем запястье, она смогла поверить в произошедшее.       Как только Ричард помог ей подняться, она обвила руки вокруг его шеи. Даже облегчение, прокатившееся по ее телу, с головы до пят, не смогло остановить ее тремор. Она изо всех сил прижалась к нему, забывая даже о боли.       — Прости, — глухо прошептал он. — Прости, что не оказался рядом раньше.       Это было первым, что он сказал ей за последние шесть лет.       В голове Кэлен вертелась тысяча слов, которыми она могла вложить Ричарду в голову, что без его вмешательства все было бы много хуже, и магия не имела значения. Но она чувствовала, что проблема лежала гораздо глубже, и слова поддержки не могли помочь.       Если бы у нее отняли ее магию, разве она не чувствовала бы ту же боль потери и беспомощность? Вряд ли годы могли залечить такую утрату.       Когда Дю Шайю оставила их вдвоем, Кэлен привалилась спиной к стене и запрокинула голову. Она вдыхала и выдыхала влажный воздух через приоткрытый рот. Что бы Дю Шайю ни влила в нее, это нечто было крайне сильнодействующим, раз ритмичное расширение и спадение ее грудной клетки было единственным, на чем она могла сосредоточиться. Кэлен не хотела сводить взгляд с Ричарда, но поняла, что это было невозможно, когда все предметы в окружающем пространстве начали расплываться и ходить ходуном — даже сильнее, чем после спуска с того склона или после двух бутылок тамарангского вина.       Кэлен резко выдохнула, когда почувствовала прикосновение к своей щеке. Она предпочитала не открывать глаза, чтобы не доверять свое восприятие подводившему ее зрению. Сейчас самой надежной ее связью с окружающим миром было осязание, пусть ощущения и были притуплены лекарством.       Только почувствовав, что в ее раскрытых ладонях оказалось что-то тяжелое, она сразу поняла, что это было. Ей не нужно было даже сжимать пальцы, чтобы узнать острые, выдающиеся черты витиеватой «Р» на рукояти кинжала. Потерянного в бою кинжала.       — Ты нашел оба? — она все же открыла глаза.       — Одним из них ты спасла меня, так что я точно знал, где искать. Вернее, в ком.       — А второй остался на холме, — кивнула она с долей разочарования. Ей было стыдно, что она так просто забыла о своем оружии. Вряд ли Ричард когда-нибудь позволял себе такое, как бы тяжело его ни ранили.       — Я вижу, кинжалы пришлись тебе по душе, — после небольшой паузы проговорил он. Ричард досконально рассмотрел каждую деталь кинжала-близнеца, лежавшего в его ладони. Кэлен вспомнила, как получила их на свой день рождения, через несколько недель после того, как появился на свет их сын. Ричард заказал их в Кельтоне почти за полгода до праздника, но не смог вручить лично — по понятным причинам.       Он рассматривал оружие критично, но с интересом. Кэлен догадалась, что таким образом он оценивал свой собственный вкус. И, судя по всему, ему, как и ей когда-то, кинжалы пришлись по душе.       — Когда Гарольд вручил их, я едва не расплакалась на глазах у всех, — призналась она. Первый год после войны был сложным для многих, и для нее — в том числе. Но для Кэлен, в отличие от многих других, ни один из последующих годов не был легче.       — Надеюсь, мне выдастся возможность поблагодарить его за то, что он выполнил мою работу.              Ричард вытянул руку и сжал ее хрупкую ладонь в своей. Когда-то ему было сложно поверить, что эти тонкие пальцы могут так умело держать оружие. Тем более он не мог подумать, что именно ее руки когда-нибудь возвратят ему Меч Истины, но перед этим — пронесут через границу и сохранят от чужих посягательств. И, духи, как же больно ему было видеть их такими — отмеченными следами сопротивления: синяками и порезами.       Ричард поднял ее ладонь к своему лицу, проводя большим пальцем вдоль линии ее костяшек, и поцеловал фаланги каждого пальца — аккуратно, не касаясь раненых мест. Если у него не было магии, способной унять ее боль, он всегда мог прибегнуть к другим способам. Кэлен благодарно улыбнулась ему, и он увидел, как в уголках глаз начали скапливаться слезы. Наверное, она тосковала по его прикосновениям так же, как и он — по ее.       Ричард вернул кинжалы в ножны и оставил их лежать у постели. Они оба не решались нарушить молчание. Было так много вещей, которые им следовало обсудить, но Ричард не решался нагружать Кэлен в ее состоянии. Он дал ей время отдохнуть, а сам ненадолго вышел из дома.       Спустя какое-то время она услышала глухой стук дерева о дерево, сменившего мелодичный скрип половиц. Открыв глаза, она увидела, как Ричард опустил на пол бадью с водой, а следом за ней — деревянную чашу с какой-то зеленой смесью.       — Я бы предложил пройтись до озера, но, думаю, мы отложим это на другой раз.       Кэлен ощутила прилив благодарности. Грязная одежда и вымазанные в иле кожа и волосы заставляли ее выглядеть еще менее цивилизованной, чем все племя бака-тау-мана.       Она с заметным трудом сместилась к краю низкой постели и взяла тряпицу, но Ричард остановил ее. Не сказав ни слова, он перенял ее из ее рук, и, велев ей даже не задумываться о лишних движениях, сам смочил ее в воде. Кэлен же принялась быстро, насколько ей позволяли покрытые синяками и порезами пальцы, расстегивать рубашку. В таком темпе она избавлялась от одежды в присутствии Ричарда лишь когда хотела подразнить его, но то было раньше.       Когда все пуговицы сдались на ее милость, Кэлен повернулась спиной к Ричарду, и он перебросил ее волосы через плечо. Она вздрогнула, когда почувствовала прикосновение влажной ткани к лопаткам, и причиной тому была не боль. Охлаждающая влага, бережно укрывавшая собой ее кожу и мелкими каплями скатывавшаяся по ее спине, была самым приятным из всего, что происходило с ее телом в последние дни.       Ричард продолжил бережно очищать ее спину, стараясь не давить там, где видел следы путешествия вниз по склону. При всей его аккуратности, совсем избежать боли не удавалось.       — Должно быть, там живого места нет, — предположила она. По крайней мере, так подсказывали ей ощущения.       — Я бы все равно узнал твою спину среди тысяч других, — заверил он ее, смывая дорожную пыль и грязь с плеча и предплечья. — Я убедился, что ты не потеряла свою силу и решительность, но больше не напоминай мне об этом таким способом. Я, кажется, однажды грозился, что выпорю тебя за такой безрассудный подход к решению проблем.       — А я обещала, что погоню тебя молниями через все Срединные Земли, если ты попытаешься совершить опасную для жизни глупость. И только услышав это, ты решил предложить свою жизнь Ветрам, — в ее голосе, помимо иронии, послышалась тень зарождавшейся улыбки.       — Предположим, что у нас ничья.       Теперь она открыто улыбалась. Это был тот Ричард, которого она знала: который мог приравнять какое-то падение к исчезновению на шесть лет, просто чтобы вызвать у нее улыбку этим абсурдом.       Кэлен почувствовала, что пальцы Ричарда вдруг застыли в миллиметрах от ее кожи. Они были так близко, что она чувствовала исходившее от них тепло. И все же он не касался ее.       — Ричард?       Тепло исчезло. Ему на смену пришли его губы, оставившие долгий поцелуй у основания ее шеи. Он отстранился и вновь наклонился к воде, чтобы сполоснуть ткань.       — Я ничего не чувствую, — сказал он звеневшим пустотой голосом. Все внутри Кэлен похолодело, когда она задумалась о значении его слов. — Сила боевого чародея работает тогда, когда в ней существует необходимость. Моя магия больше не откликается, как бы сильно я ни хотел призвать ее. А сейчас, поверь, я очень хочу этого.       — Я слышала о требованиях Ветров, Ричард, и знаю, что это не твоя вина. Ты и так сделал все, что мог. Ты спас меня.       Ричард подсел ближе к ней, практически касаясь спины, и провел тканью поверх ее обнаженной груди. Несколько капель спустилось вниз, и одна из них решила проложить свой путь прямо через вершину ее затвердевшего соска. Он мягко обвел его темный ореол, но то был исключительно акт заботы, не желания.       Кэлен мечтала, чтобы Ричард позволил себе большее по отношению к ней, но она понимала, что не была готова к этому физически. Она не могла представить, как тяжело было ему, мужчине, смотреть на нее, касаться ее и при этом сдерживать себя.       — Я представляла наш первый день вместе совсем не так, — она тихо усмехнулась, на миг ловя его кисть и проводя по ее тыльной стороне кончиками пальцев.       Ладонь Ричарда спустилась ниже, очерчивая крутой полукруг вдоль ее ребер.       — Боль скоро пройдет, — просто ответил он. — Знаешь, еще вчера я бы согласился сразиться с тысячей воинов бака-тау-мана одновременно, чтобы прикоснуться к тебе хотя бы на секунду. Просто чтобы увидеть тебя.       Она понимала его. Она сама уже совершила нечто, похожее на то, о чем он говорил.       — И это… это стоило бы того?       Ричард наклонился и поцеловал ее висок, свободной рукой обхватывая ее талию.       — В последний раз ты выглядела немного иначе, — Ричард опустил руку на ее живот, как бы конкретизируя свои слова. — Но... да. Всегда стоило бы.       Кэлен уперлась руками в матрас и перенесла на них свой вес, чтобы аккуратно, не тревожа раненое бедро, повернуться к нему. Она обвила его шею обеими руками, притягивая к себе так, чтобы их лбы соприкоснулись.       Ей было тяжело дышать — не только от того, каким влажным был воздух, или от той настойки Дю Шайю, или от вселенской усталости, обрушившейся ей на плечи. Ее легкие сковала невыразимая потребность выразить всю ту нежность и привязанность, что была с ней эти шесть лет. Она мечтала вложить в эту привязанность долгие ночи, проведенные за поиском решения, а в нежность — все те ночи, в которые ее грели одни лишь воспоминания о его близости. Если бы был жест, который мог вместить все то, что она чувствовала к нему, она бы застыла в нем до конца своей жизни.       Но такой жест не мог придумать даже самый светлый человеческий разум. Поэтому чувства прорвались на поверхность потоком слез, которые она берегла именно до того момента, когда истощатся все остальные ее ресурсы. Она просто закрыла глаза, позволяя соленым дорожкам сбегать вниз по ее щекам. В этом плаче обнажилась ее душа.       Ричард сжал ее плечи так, словно это было единственным, что удерживало его на земле. Она знала, что ему было больно видеть ее слезы, но не могла остановить это.       — Прошу, скажи, что это правда, — она провела подушечками пальцев по его заросшей щеке, боясь довериться своим ощущениям. Она верила лишь ему.       Он кивнул.       — Я правда с тобой, — он стер ее слезинку с ее щеки, и ей на смену вскоре пришла другая. Он не мог победить в этом сражении. — Кажется, успокаивающая настойка перестала на тебя действовать.       Кэлен усмехнулась и покачала головой, разрывая их с Ричардом единение. Когда она отстранилась, в ее блестящих глазах отразился яркий луч дневного света, пробравшегося из окна. Только растворившись в их сиянии, он заиграл всеми цветами радуги.       Когда она заметила пристальный взгляд Ричарда, она вдруг смутилась, представляя, как сейчас выглядела. Он развеял все, что она могла подумать, одной фразой:       — Я никогда не видел более красивых глаз, чем у тебя.              Однажды Ричард задумался, почему глаза имеют такое значение и почему единственной женщиной, в которой он заметил их красоту, была именно Кэлен. Вскоре он понял, что дело было вовсе не в других женщинах, а в том, что Кэлен была той, в ком он знал каждую частицу сущности. Только узнав это, можно было разглядеть их истинную красоту.       — Я люблю тебя.       Вот так просто. Без патетического возвышенного тона и без единого лишнего слова. Так, как это говорит муж своей жене после семи лет брака — просто для того, чтобы она помнила об этом.              В этот миг из ее сознания испарились годы разлуки. Она ответила на его признание теми же словами, без единого изменения — потому что лучших слов просто не существовало.       — Если позволишь, я продолжу, — он многозначительно кивнул на ее обнаженное бедро, которое едва прикрывала разрушенная схваткой юбка.       — Позволю. Но только при условии, что потом ты расскажешь мне обо всем. С самого начала.       Она знала, чего просила от него, и знала, что его рассказ вряд ли будет окрашен в более яркие краски, чем ее. И все же, она отчаянно желала этого.       — Это будет очень долгая история, — предупредил он, мягко улыбаясь.       — Начни ее с того, откуда охотники знают, что вторая кличка Шейлана — Шмырк, — Кэлен изобразила неодобрение. — Я думала, что это наш секрет.       Ричард лишь ухмыльнулся в ответ.