Шрамы мирного времени

      Когда она укрывалась в лесу, крики слышались с разных сторон: справа, слева, за ее спиной. Кажется, вся Танимура вышла на охоту. Кэлен ощущала биение сердца где-то в районе ушей, но не испытывала при этом никаких эмоций. Это было ожидаемо.       «Страсть правит разумом», — укорила она себя так, как если бы ей было десять лет, и она впервые услышала это правило. Она поддалась чувствам, а именно — страху, что Меч Истины останется в чужих руках. Если бы она не исповедала того мужлана и не раскрыла свои силы, все могло бы быть по-другому.       Впрочем, имело ли это значение сейчас?       Кэлен приняла мужественное решение уйти вглубь леса и, отдалившись от города на приличное расстояние, поискать место, где она могла переночевать. Редко, но все же встречались здесь приют-сосны, и ее надежда на человеческий сон, пусть даже и через много часов, продолжала дышать среди давящего жара поздней весны. Она надеялась, что горожане не пойдут вглубь владений бака-тау-мана, и, раз уж это племя однажды пропустило ее, то, возможно, ей повезет и в этот раз.       Приют-сосна нашлась спустя десяток минут. Ее раскидистые ветви, в ночном сумраке отливавшие уже не нежным оттенком молодой листвы, а глубоким, поглощавшим лунный свет зеленым, манили взгляд Кэлен не хуже белых перин и взбитых подушек, лежащих на роскошной постели. Ее желания казались примитивными даже ей: хотелось лишь немного унять голод и поспать до рассвета хотя бы один незначительный час, прежде чем она снова пустится в поиски.       Ей не хотелось уходить далеко в глубь континента — пусть Древний Мир и стал спокойнее после падения Ордена, путешествовать здесь все еще было небезопасно, и более того — практически бессмысленно. Она могла потратить годы на то, чтобы отыскать следы Ричарда, но, даже не имея направления, она не могла добиться ровным счетом ничего. Даже аналогия с поиском иголки в стоге сена не могла отразить то, на что походила ее задача.       Кэлен смотрела на приют-сосну с трудно скрываемой надеждой. Ветви дерева, располагавшиеся очень близко друг к другу, могли бы закрыть ее от всего остального мира и спрятать от погони. Но, видимо, ей было не суждено добраться до их спасительной сени: ее вновь окружила стена звуков, свидетельствовавших о преследовании, только теперь они были очень, очень близко, и почти со всех сторон. Кэлен удивилась: разве она могла не заметить признаки погони? Она была твердо уверена, что горожане остались далеко позади.       Возможно, она права, и вопрос был не в ее бдительности, а в том, кто следил за ней на сей раз.       Ее глаза не смогли распознать источник этих звуков — скорее всего, люди прятались за близко расположенными стволами и высокими кустарниками. Даже вороной жеребец Кэлен начал раздувать ноздри и оглядываться по сторонам, вытягивая шею, но не понимая, куда ему следовало уносить свою хозяйку.       Раз так, теперь она могла положиться лишь на чутье, но не на зрение. Она откинула волосы с покрытого испариной лба и замерла, прислушиваясь к малейшим колебаниям воздуха, которые могли предупредить ее, откуда явится опасность. Правая рука, сжимавшая повод, легла на шею жеребца, чтобы через этот жест ободрить и себя, и его, а левой она нащупала рукоять кинжала в ножнах на бедре.       Что бы это ни было, Кэлен руководствовалась правилом отца: либо атаковать, либо убегать и атаковать уже потом. Поскольку шорохи раздавались со всех сторон, она не могла выбрать направление для бегства, так что оставалось первое.       Кэлен выстроила вокруг себя границы из самообладания и спокойствия ровно тогда, когда из темноты ей навстречу шагнули восемь смуглых фигур. Пускай в их руках не было оружия, угрожающий вид мужчинам придавали кожаные ножны, в которых оно, оружие, пока что оставалось, цветные полосы краски на выступающих скулах и холодные сосредоточенные взгляды.       Эти воины были примечательны не менее, чем люди Племени Тины: широколобые, высокие, жилистые. На их фоне Кэлен, в свои двадцать восемь, казалась четырнадцатилетней девчонкой, пусть даже выражение ее лица было не менее угрожающе спокойным.       Она сосредоточилась на искре силы, светившийся внутри ее существа. На сей раз ей предстояло сражаться с отрядом, численно равным двум кводам, а по силе, возможно, еще и превосходящим их, но раз иного выбора не было, она не намеревалась даваться им без боя.       Да, она устала. Да, она отчаялась. И все же, просто так они не приблизятся к ней даже на сантиметр.

***

      На небольшой равнине, скрытой между двумя рядами высоких холмов, было разбросано не больше сотни домов, которые были заметны лишь при хорошем знании дороги. Даже если бы солнце уже висело высоко над горизонтом, просто так пробраться сюда было бы невозможно. Ведущая в деревню тропа, поначалу петлявшая между змейками корней молодых деревьев, была сокрыта от любопытных глаз их длинными и прямыми ветвями, настолько частыми, что они образовывали над ней живой купол. Увидеть эту тропу с холмов было невозможно. Она, к тому же, то и дело терялась среди корней, давала тупиковые ответвления или вовсе уводила в топи — в общем, вела себя именно так, как того хотели жители деревни, протоптавшие ее этим образом намеренно.       Ричард знал эту тропу как свои пять пальцев и знал жителя каждого дома в лицо, хотя и бывал здесь уже не чаще одного раза в несколько месяцев. Люди народа бака-тау-мана звали его, когда нуждались в помощи и когда хотели побыть в его компании по какому-то радостному поводу — проще говоря, при любом удобном случае. Сегодняшнее его появление было обусловлено обеими причинами: жители деревни попросили его присоединиться к подготовке к празднованию Белтайна. У Ричарда не было повода отказывать им. Его уединенная, скорее даже одинокая жизнь была его осознанным выбором, но полная изоляция от кого бы то ни было не помогала. Он пробовал. Он знал, что это не решало проблемы, а лишь усугубляло их.       Несмотря на то, что сейчас было раннее утро, жители, облаченные в свои легкие одежды, украшенные перьями, бусинами, костями, лентами и еще Создатель ведает чем, уже покинули свои дома и начали заниматься привычными делами. Они искренне радовались, только завидя Ричарда — своего Кахарина. Он улыбался в ответ на их приветствия, не обращая большого внимания на этот титул. Он уже пытался отучить их от него, шесть лет пытался, но безуспешно. Заставить д’харианцев перестать называть его лордом Ралом и то было проще.       Ричард не без тоски отметил, что, возможно, он был неправ, ведь он больше не был последним Ралом.       Дом Дю Шайю, мудрой женщины, находился в центре деревни, отражая статус его владелицы исключительно своим расположением. В остальном он не выделялся практически ничем: та же низкая крыша, те же ветхие деревянные стены, разве что украшенные лентами и небольшими колокольчиками, звеневшими, бывало, даже при полном безветрии.       Дю Шайю встретила Ричарда крепкими объятиями, в ответ на которые он дружески похлопал ее по спине. В глазах жителей деревни они были мужем и женой, а потому это приветствие показалось им исключительно целомудренным — это было видно по их любопытным улыбающимся лицам.       — Есть новости? — первым делом спросила она, не подразумевая ничего конкретного. Вообще-то, задавать пустые вопросы было не в ее духе. Ричард не мог не подметить это.       — Ничего нового за последние месяцы, — без малейшего проблеска эмоций заметил он.       — А у меня — есть, — вдруг улыбнулась Дю Шайю с чувством собственного достоинства. Ричард нахмурился — скорее ради приличия и чтобы изобразить недоумение — и выжидающе посмотрел на мудрую женщину. — Примерно неделю назад, когда среди стражей поднялся переполох, мы поняли, что кто-то пересек границу. Сначала они думали, что кто-то из городских опять попытался проскользнуть на ту сторону. Наши охотники быстро выяснили, что все было как раз наоборот, а этим каменным головам потребовался на это еще день. Этот человек скрылся в лесах и передвигался достаточно быстро, но мы смогли найти его следы — ее, как оказалось. Они вели в Танимуру, но там она была только до сегодняшнего вечера.       Ричард возвышался над Дю Шайю немой скалой. Даже его глаза практически не двигались, буравя лицо мудрой женщины. Он пытался понять, не врали ли ему его же чувства — в честности Дю Шайю он, наоборот, ничуть не сомневался.       — Ночью охотники принесли весть, что она покинула Танимуру, и я отправила их за ней. Теперь понимаешь, почему я прислала тебе весточку, чтобы ты приехал?       Ах, так дело было вовсе не в Белтайне. Владетель бы побрал женскую любовь к сюрпризам!       — Она могла бы рассказать тебе, как пересекла границу, и даже провести через нее.       Она.       Ричард боялся тешить себя иллюзиями. «Она» не значит Кэлен.       — Вы видели ее? — он с трудом поднял голос выше шепота, с трудом заставил себя выговорить это. Слишком много надежды он возложил на этот вопрос — и уже успел пожалеть об этом.       Дю Шайю резко повертела головой из стороны в сторону.       — Мы поняли, что это девушка, только по неглубоким следам и размеру обуви, но не видели ее саму.       На ее смуглом бесстрастном лице, лишенном способности к лицемерию и лжи, читалось что-то вроде сопереживания — неявного и неочевидного. Неудивительно, что оно пропало в следующий же момент. Она была столь невозмутима не в силу высокого статуса среди своего народа или безразличия к чувствам Ричарда, а потому, что была уверена: если это была Кэлен, то в ее власти было сделать так, чтобы ничто не помешало их встрече.       — Так с чего же вы решили, что эта девушка, которая появилась сегодня вечером, и есть та, что пересекла границу?       — А кто еще может просто так заявиться на нашу территорию, кроме того, кто уже однажды прошел здесь и не испытал на себе наши копья? Разве ты знаешь хотя бы одного жителя Танимуры, который осмелится просто так прийти сюда, да еще и в одиночку?       Ричард знал, что она скажет именно это. Он уже использовал тот же аргумент в собственных размышлениях.       — Охотники знают, где она?       — Будь уверен, пойдешь по их следам — найдешь и ее. Если, конечно, не захочешь остаться в деревне до их появления.       — Не уверен, что выдержу такое ожидание.       Дю Шайю лишь снисходительно улыбнулась. Она не рассчитывала ни на что другое.

***

      Кэлен со всех сил сжала рукоять кинжала одной рукой, а другой неосознанно проверила перевязь с Мечом Истины, перекинутую за ее спину. Его рукоять возвышалась над ее левым плечом. Она понимала, что плата за его использование была огромна, и все же прикосновение к тисненой коже вселило в нее уверенность.       Вороной рядом с ней начал нервно переминаться с ноги на ногу. Он был достаточно вышколенным, чтобы встречать атаку рядом со своим всадником, и все же никакая дрессура не смогла бы выжечь из него бойцовский характер.       Кэлен разжала хватку на перевязи и положила ладонь на основание шеи жеребца, недалеко от передней луки седла. Мышцы под ее пальцами переливались, перекатывались подобно шестеренкам в механизме, готовившемуся к запуску. Она не могла запрыгнуть в седло и сбежать — для жеребца бег по такой местности был чреват сломанными ногами, а для нее — потерей единственного собеседника и способа быстрого передвижения. И все же, гораздо безопаснее ей было в седле: если жеребец проявит темперамент, ей тоже может достаться от его копыт.       — Тс-с, Шмырк, — едва шевеля губами, она попыталась утихомирить тысячефунтовую махину справа от нее, при этом не двигаясь с места и не провоцируя окружавших ее мужчин на атаку. Она не сразу осознала, что назвала жеребца по кличке, которую использовали только они с Ричардом.       Ее слова достигли ушей противников, выжидавших ее действий, и вызвали у них реакцию, неожиданную просто по факту своего существования. Один из воинов тихо повторил использованную ею кличку, несколько перековеркав ее своим сильным акцентом. Даже невзирая на это, она прозвучала так, словно он произносил ее уже не впервые.       Другой оценивающе посмотрел на спрятанный за ее спиной Меч Истины, цепляясь за рукоять внимательным взглядом темных-темных карих глаз, затем, зеркально ее действиям, прикоснулся к ножнам на собственном бедре и достал оттуда крайне оригинальное оружие — нож с зазубренным острием, длинный и тонкий. От одного его вида могло бы стать дурно любому другому человеку, но не Кэлен. Она не позволила себе ни единой эмоции: не отреагировала ни на странное внимание к кличке ее коня, ни на вид ножа, ни на внимательный взгляд, прикованный к мечу.       Ей стало ощутимо трудно дышать уже секундой позже, когда нож выпал из рук мужчины по центру, скрываясь между высокими древесными корнями, а еще через долю секунды — из рук его соратников. Кэлен, от этого действия почувствовавшая прилив жара, сжала рукоять кинжала до того крепко, что извитая буква «Р» впечаталась ей в ладонь уже не до тупой боли, а до рези.       — Мать-Исповедница? — проговорил тот самый мужчина, который первым выпустил из рук оружие, а до этого столь пристально изучал меч. Только сейчас она увидела, насколько молод он был — только когда в его голосе засквозили юношеские интонации. Его буйные волосы оттенка темного каштана теперь придавали его образу не воинственность, а какую-то мальчишескую простоту.       Брови Кэлен невольно взметнулись, пробивая броню ее концентрации: эти слова, сложившиеся в ее титул, тоже прозвучали скомканно, неуверенно — не так, как можно было ожидать от такого исполина. Даже его оформившийся бас звенел какой-то неловкостью, как будто он сам не до конца понимал, что вкладывал в свое обращение. Пальцы Кэлен ослабили свою хватку на рукояти.       — Откуда вы знаете меня? — решительно спросила она, стараясь не выдать свое удивление. Впрочем, она должна была признать, что, если это был обманный маневр, на него было сложно не поддаться.       Мужчины обменялись взглядами, и даже она, Исповедница, не смогла разглядеть то, что было скрыто в них. Она старалась следить за действиями каждого из них, и это удавалось ей, учитывая то, что за ее спиной не нашлось ни одного атакующего — они были достаточно умны, чтобы не лезть под задние копыта боевого жеребца. Кэлен была готова ко всему. Но следующее их действие она не смогла бы ни предугадать, ни отреагировать на него чем-то еще, кроме бесшумного, но удивленного вдоха, сковавшего ее грудную клетку.       Восемь вооруженных до зубов фигур, окруживших ее полукругом, опустились перед ней на колени.

***

      Мысли Ричарда хаотично перемещались по сознанию, и каждый шаг отдавался пульсирующим эхом в его висках. Он практически не разбирал путь перед собой, лишь видел размытые очертания деревьев, а землю под ногами чувствовал так, как если бы она была в футе от подошвы его ботинок. Он ощущал в мускулах такую легкость, словно его тело, притягиваемое следами охотников, перемещалось в пространстве само по себе, а не по велению импульсов его сознания. Сердце его бешено билось о грудную клетку, впопыхах напоминая ему, что он все еще был в своем теле, а не во сне.       Он не испытывал ничего подобного с того момента, как перед ним захлопнулась зеленая стена, пожиравшая все, что было ему дорого в той жизни, которая еще имела право называться таковой.       Теперь он чувствовал… надежду. Это новое ощущение приводило его в благоговение, и в тот же самый момент оно низвергало его на эмоциональное дно, напоминая, что именно надежда была единственным, что держало его на ногах и заставляло бороться, и если ее не станет — не станет и его.       Впрочем, он оберегал надежду всеми своими силами уже шесть лет, и сможет делать это столько, сколько понадобится. «Не сегодня» не значило «никогда», как не значило и то, что он прекратит пытаться.       Он должен был встретиться с человеком, впервые преодолевшим границу, и сделать все, чтобы затем смочь преодолеть ее самостоятельно. Такова была его задача. Но он не смел надеяться, что этим человеком окажется Кэлен.       Сколько раз он просыпался от ночных кошмаров, видя ее в объятиях других мужчин, сломленную, подавленную их властью и животным желанием обладания, получения превосходства над ее силой, которой они боялись и которую не понимали. После таких кошмаров он просыпался в холодном поту, разбитый и уничтоженный не только увиденным, но и осознанием того, что она имела все права ненавидеть его. Он оставил ее сражаться с остатками Имперского Ордена, разжимать тиски Совета и устранять послевоенный кризис в полном одиночестве.       Когда-то он вселил в нее уверенность, что всегда будет рядом. Что он будет мужем для нее и отцом — для их сына. Это было его главным обещанием, и боль от того, что он нарушил его, затеняла собой все остальное.       Ему было спокойнее думать, что Кэлен не была той, кто рисковал своей жизнью в попытке миновать границу и пробраться через владения диких племен. Он надеялся, что после войны в ее жизнь пришел хотя бы относительный мир — и все же, одно лишь предположение, что он мог встретить ее, непроизвольно учащало его дыхание.       Любовь все же эгоистична.       Когда он увидел ту-самую-путницу, в замкнутой вселенной его разума вдруг произошло нечто вроде взрыва. Мечта, нереальная и далекая, похожая на картину прошлого, тщательно оберегаемого от времени, вдруг оказалась вытеснена. Ей на смену пришло ошеломляющее явление, которое можно было ощутить кончиками пальцев, которое заставляло его зрачки расширяться, вызывало самую настоящую дрожь. От восхищения. От страха.       В мире не было другой женщины, которая могла даже отдаленно походить на Кэлен. Даже спустя шесть лет он не испытал ни малейших сомнений: это была она. С теми же длинными волосами цвета воронова крыла, с той же чувственной линией рта, но с позолоченной солнцем кожей и ставшими более острыми чертами, теперь нарочито выделявшимися своей правильностью. Если раньше ее лицо и сохраняло какую-то девичью мягкость, то теперь она была стерта непобедимой женственностью. Даже в дорожной юбке, скрепленной аккуратным узлом на ее талии, и с простой темно-синей рубашкой, большая часть которой была скрыта плащом, она выглядела как Мать-Исповедница Срединных Земель, и даже исполины-охотники, которых опасался каждый житель Танимуры, рядом с ней казались лишь толпой безоговорочно преданных исповеданных людей.       Раньше Ричард был готов отдать все, чтобы вновь увидеть, как на ее губах расцветает улыбка, предназначенная лишь для него. Одного этого проявления эмоций было достаточно, чтобы сделать его самым счастливым безумцем среди всех ныне живущих. И все же, он не мог понять, как то, что находилось за спинами девяти направлявшихся к нему людей, вообще было связано с этим идеальным видением.       А за спиной у них была едва ли не половина Танимуры, вооруженная всем, что только попалось под руку. Силуэты с бешеной скоростью мелькали между кронами редких деревьев, низко нависавших над тропой. Ричард получил преимущество лишь потому, что стоял немногим выше, но он был слишком далеко, чтобы вступить в бой раньше Кэлен и охотников. Ему повезло, что в этом не было необходимости. Они услышали их приближение лишь мгновением позже Ричарда и мгновенно обнажили оружие, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.       У Ричарда не было времени на вопросы: раз он не испытывал сомнений, что все надвигавшиеся на них мужчины были опасны, то и желания разговаривать у него не было. Его пальцы уже сомкнулись на рукояти меча.       Кэлен тоже была немногословна. Она обернулась лишь раз и, сверкнув неуловимой улыбкой, сделала быстрое движение рукой, едва заметное на фоне всего происходившего. Она бросила ему перевязь с мечом, ловким движением снятую с плеча. Ножны описали дугу, пролетев несколько футов, и легли в его ладонь так легко и правильно, словно были созданы исключительно для него. Судя по блеску в глазах Кэлен, она считала так же.       Пальцы другой его руки сомкнулись на рукояти Меча Истины. Через них вверх, по запястью, предплечью и плечу побежали знакомые потоки магии. Воздух наполнил чистый металлический звон, когда клинок покинул ножны.       Размытая картина прошлого вдруг стала реальна, когда Ричард вспомнил давно забытую часть себя.