The Queen and Her Knight

Рейнард был совершенно очарован Мэвой с момента их первой встречи. Она была чарующей: ее золотые пряди, в которых играл свет, изящность, с которой она двигалась, ее выразительный взгляд, ее ослепительная улыбка… Поначалу это легко было игнорировать. В конце концов, он был всего лишь человеком, и он не был слеп. Естественно, что его к ней влекло, но он был более чем в состоянии справится с мальчишеской влюбленностью в прекрасную женщину. Но по мере того, как он знакомился с ней ближе, осознал, что за красивым личиком есть ум и отвага, его восхищение росло. Он не был уверен, когда она нравилась ему больше: когда в ее взгляде сияла заинтересованность и увлечение во время их разговоров о государстве и его подданных, или когда она тренировалась, сосредоточенно нанося оппоненту удар за ударом. И все же, Рейнард гордился своей дисциплиной, и он мог восхищаться ею издалека, говорил он себе, наслаждаться ее дружбой, и не вести себя безрассудно. Однако он вдруг обнаружил, что ему приходится напоминать себе об этом все чаще, когда они разговаривали и смеялись вместе. Но ночам он все чаще лежал без сна, думая об этих восхитительных глазах. Наслаждаясь конной прогулкой в один прекрасный день, он встретил ее в лесу. — Добрый день, Ваше Величество, — сказал он, — кажется, я не единственный, кто решил сегодня насладиться погодой. — Добрый день, Рейнард, — ответила она с беспечной улыбкой. Он постарался не обращать внимания на то, как подскочило его сердце, когда она произнесла его имя, — Верно, но боюсь мое желание выехать на прогулку было вызвано необходимостью выбраться из замка, а не чудесной погодой. — Ох? Мэва поджала губы. — Баронесса Юлиана и графиня Летития с утра вцепились друг другу в глотки. Думаю, нетрудно догадаться, из-за чего, — хмуро добавила она. Рейнард сжал челюсть. Раньше непринужденное отношение Регинальда к женщинам мало его волновало. Граф мог закрывать глаза на распущенность короля, в конце концов, он может делать, что пожелает. Среди ривийцев ходили слухи о его поведении, и если уж говорить о пороках королей севера, по крайней мере это не был инцест. Но в последнее время такое поведение возмущало Рейнарда все больше. Иногда ему хотелось спросить: «Какой смысл жениться на самой восхитительной женщине на континенте, если ты все равно будешь гоняться за каждой проходящей мимо юбкой?» Если бы ему посчастливилось сделать Мэву своей женой… Рейнард быстро пресек эти мысли. — Вы одна? — спросил он, меняя тему на что-то менее волнующее. — Да. Я пообещала стражникам, что не уеду далеко. Рейнард поднял бровь. Мэва рассмеялась. — Ну, может я немного исказила правду. Но они превращаются в гирю на ноге, когда я хочу поскакать галопом. К тому же, у меня есть меч, а теперь и ты. Так что же может со мной приключиться? Конечно, если ты согласишься проехаться со мной. — Я поклялся служить Вам, госпожа, как я могу отказаться? Разве что я стану для Вас гирей на ноге, — поддразнил ее он. — Есть только один способ узнать. Кто быстрее до конюшен? Они скакали наровне всю дорогу. Рейнард лучше знал эти леса, знал каждый закуток, каждую тропинку, но Мэва была бесстрашным ездоком. Она перескакивала заборы, ручьи и упавшие деревья без колебаний. Только в конце, на прямой тропе из леса, ей удалось обогнать его. Она сумасшедшим галопом вырвалась вперед, оставляя Рейнарда глотать пыль. — Я добавлю скачки в список вещей, в которых я никогда не смогу одолеть Вас, Ваше Величество, — сказал он, когда они заводили лошадей в конюшни. — Мало кто может победить меня в скачках, — гордо сказала она, — но ты, Рейнард, слишком честен. Уверена, в лесу была дюжина срезов, которыми ты мог воспользоваться, чтобы победить. — И украсть у Вас заслуженную победу? Ни за что. — Мне причитается награда? — шутливо спросила она. Он сглотнул. — Чего бы Вам хотелось, госпожа? Она взглянула на него так, что к щекам прилил жар. — Я подумаю об этом. В конюшнях было пусто. Рейнард закатил глаза. — Ох уж эти бездари конюхи. Готов поспорить, они засели где-нибудь, и играют в кости. — Что ж, — сказала Мэва, — к счастью, я сама могу позаботится о своем скакуне. А Сигнет предпочитает, чтобы это делала только я, да, девочка? Они начали приводить лошадей в порядок в уютной тишине. — Проклятье, — выругалась Мэва, со стуком роняя щетку на пол. Оба нагнулись, чтобы поднять ее, и их руки соприкоснулись. Они встали, и у Рейнарда перехватило дыхание. Она была так близко. Он мог разглядеть бледные веснушки на ее носу и щеках, и как ее темные ресницы светлели у кончиков. Они стояли неподвижно, не произнося ни слова. Его сердце билось о грудную клетку, при виде этих глубоких, голубых глаз. В таких глазах можно утонуть, подумал он, и понял, что он полностью потерялся. Он увидел, как она приподняла голову, почувствовал, как расстояние между ними сокращается, знал, что должен отпрянуть, отвернуться, остановиться. Знал, но не мог. Он закрыл глаза. Когда он почувствовал первое мягкое прикосновение ее губ к его, он поцеловал ее в ответ. Сложно сказать, сколько это длилось. Каким-то образом ощущение было, будто прошли мгновения и часы одновременно. Он не осозновал ничего, кроме ее губ, ее рук сзади, в своих волосах, притягивающих его ближе. Только услышав голоса снаружи, они отскочили друг от друга, к своим лошадям. Когда конюхи вернулись, они не заметили ничего необычного, разве что чрезмерное усердие, с которым королева и граф чистили своих коней. Весь день Рейнард ходил в оцепенении. Нет, этого не могло случиться на самом деле. Нет, это был лишь сон, наваждение… Но он все еще чувствовал вкус ее губ, ее руки на его шее. Боги, он правда это сделал? Он действительно совершил что-то столь глупое? Кое-как он пережил разговоры, в которые все никак не мог вникнуть, ужин, на котором вся еда казалась безвкусной, и вот наконец, он оказался один в своих комнатах. Он уже собирался лечь в кровать, впрочем, уверенный, что заснуть ему не удастся, когда услышал шум за окном. В смятении он подошел к окну, и опешил от испуга, когда окно распахнулось, и в комнату влезла Мэва. — Ваше Величество! Дьявольщина… — Он высунул голову из окна, посмотрел вверх, затем вниз, и содрогнулся, — Вы ведь не… — он повернулся и недоверчиво оглядел ее. Мэву это кажется забавляло. — Я часто проделывала подобное в лирийском замке, когда хотела незаметно ускользнуть, а этот замок не так уж и отличается от того, — ее голос был беспечным и спокойным, будто она и не карабкалась по отвесной стене огромного замка. Он покачал головой, стараясь не думать о высоте, с которой пришлось бы падать. Он открыл было рот, чтобы спросить, что она здесь делает, но она опередила его. — Рейнард… Извини, что я вот так врываюсь к тебе… Но я должна была с тобой увидеться. Я ни о чем другом не думала весь день… Мне кажется, я схожу с ума. Я знаю, что не должна… мы не должны, но… — она вздохнула, — если ты хочешь, чтобы я ушла, я сейчас же покину тебя. Он не удержался и подошел к ней ближе на шаг. — Вас не хватятся? Она отвела взгляд. — Вряд ли. Я сказала, что отправляюсь спать, так что никто меня не потревожит. А у короля, — добавила она, со сталью в голосе, — сегодня другие заботы. Рейнард почувствовал знакомое негодование. Она не была его, и никогда не будет… но вот она, стояла перед ним, желала его. И боги, как он желал ее. Ее щеки покраснели, волосы и глаза светились в бледном свете луны. Перед ней было невозможно устоять. Может… Один единственный раз. Он мягко повернул ее лицом к себе. — Останься… И он поцеловал ее. А потом еще раз, еще, и еще. *** Конечно, «один единственный раз» превратился во множество, хотя и не так часто, как обоим хотелось бы. Каждое мгновение, которое они проводили вместе, было украдено, каждый поцелуй был дорогим и невероятно редким. Они встречались когда могли, в любых потайных местах, которые им удавалось найти. Теперь Рейнард был по-настоящему рад, что потратил столько времени, изучая планы замка, его тайные проходы, забытые комнаты. Иногда они могли провести вместе несколько часов, но чаще, у них было лишь несколько минут. Оба знали, что на людях им нужно было держаться на расстоянии, не давать и повода для подозрений, и оба играли свою роль так хорошо, как могли. Ведь ставка была необычайно высока. Однако, был один, или два, случая, когда они вели себя почти беспечно. На охоте, Мэва выразила желание исследовать заросшую тропу, подальше от их основного курса. — Ну конечно, моя дорогая, хотя я не хочу потерять след добычи. Рейнард, сходишь с ней? Рейнард не подал виду, но в него закралось недоверие. Регинальд и вправду ничего не подозревал? Или он решил устроить им проверку? — Я буду счастлив, Ваше Величество, — ответил он, и поехал за Мэвой по заброшенной тропинке. Они не могли медлить; отъехали ровно настолько, насколько это было необходимо. Рейнарду ужасно хотелось бы, чтобы им не нужно было торопиться и скрываться. Хотелось, чтобы они могли помедлить, чтобы они могли разделить нечто большее, чем несколько украденных минут у дерева в лесу. Он отчаянно и сильно любил ее, и ему хотелось сказать ей об этом… Но какой в этом смысл? Это не привело бы ни к чему, а произнести эти слова означало причинить им обоим еще больше боли. К тому же, он не был уверен в ее чувствах к нему. Она не была к нему равнодушна, но отвечала ли она ему взаимностью на его любовь? Или он был для нее лишь отвлечением, отдушиной? Он не хотел знать. В любом случае, их время было ограничено, и все в любой момент могло закончиться. — Я мечтала об этом всю неделю, — выдохнула она, притягивая его к себе. — Я тоже, — прошептал он, зарываясь носом в ее волосы. Им всегда было мало. Но большего у них не было. Они вернулись к остальным, и оба выглядели гораздо спокойнее и собраннее, чем были на самом деле. — А вот и наши авантюристы! — воскликнул король, увидев их, — Ты довольна, моя дорогая? — Более чем, — ответила Мэва, улыбнувшись. Регинальд чуть нахмурился. — У тебя что-то в волосах, похоже на кору… Рейнард мысленно выругался. Он думал, что вытащил все. Улыбка Мэвы не дрогнула ни на мгновение. — Я могла взобраться на пару деревьев, дорогой. — Ты позволил моей жене лазать по деревьям, Рейнард? — спросил король, озадаченно поворачиваясь к нему. — Ваше Величество, а разве я мог ей помешать? — беспечно ответил он, наперекор бешено колотящемуся сердцу и вспотевшим ладоням. — Ха! Это точно, — король повернулся к Мэве, и галантно поцеловал ее руку, с восхищением в глазах. Рейнард тихо выдохнул с облегчением, но вынужден был отвернуться, прежде чем выражение его лица могло выдать ревность. *** Конечно, их невероятная удача не могла длиться вечно. Однажды вечером, Рейнард зашел к королю и увидел, что тот что-то празднует со своими ближайшими товарищами. — Рейнард! Наконец-то, вот, возьми стакан. — А что мы празднуем, Ваше Величество? — спросил Рейнард, в смятении принимая вино. — Отличные новости, Я скоро буду отцом! Так скоро, хах, ты представляешь? Твою мать. Рейнарду потребовалось все его самообладание, чтобы не подавиться вином, которое только что глотнул. Он заставил себя улыбнуться, услышал, как не своим голосом произносит поздравления, пока его кровь стынет в жилах. У него не было выбора, кроме как остаться, смеяться над шутками и остротами, пока наконец не дождался часа достаточно позднего, чтобы можно было откланяться и уйти. Он не был уверен, что оставаться наедине со своими мыслями было лучше. Вся чудовищность того, что они сделали, абсолютная глупость, рискованность их действий, навалилась на него всем весом. Он и раньше знал о возможных последствиях. Множество раз, в свете предрассветных сумерек, он с твердой решимостью обещал себе прекратить все, пока еще не поздно. И множество раз, эта твердая решимость куда-то улетучивалась, когда он видел ее, когда осозновал, что почувствует, если больше не сможет коснуться ее, не сможет увидеть той улыбки, которая предназначалась только ему, не услышит, как она на ухо шепчет его имя. Что ж, теперь настало время заплатить за эту слабость. Рейнарду представились два ужасных варианта. Либо он будет вынужден смотреть, как у женщины, которую он любит, будет ребенок от другого мужчины, ребенок ее мужа, поправил он себя, либо наблюдать, как его собственное дитя будет расти, как чужое. Что из этого хуже, Рейнард не мог сказать, и не был уверен, что хочет знать правду. Он не смел думать о третьей возможности: то, что они сделали, равнялось предательству, и Регинальд вряд ли простит им это. Если их когда-нибудь раскроют, они оба лишаться голов. Он проклинал себя. Интересно, был ли в истории Ривии хоть один человек, который второй раз предал корону, спустя всего год после своего помилования. Ему оставалось только одно. Только когда комната наполнилась серым, холодным предрассветным светом, Рейнард наконец нашел в себе смелость сделать это. Он дождался назначенного часа, и пошел к Мэве, с тяжелым сердцем и тоской в глазах. Когда он увидел ее, сидящей на подоконнике, прижав колени к груди и выглядевший столь же разбитой, как и он, ему потребовалась вся сила, которой он обладал, чтобы не броситься к ней. Он остался стоять у двери, скрестив руки, стараясь не обращать внимания на пронзающую боль в груди, будто ему всадили кинжал в сердце. — Я слышал чудесные вести, — его слова звучали отрывисто, но он знал, что должен покончить с этим как можно скорее, иначе он никогда не сможет сделать этого. — Я хотела сама тебе сообщить, — тихо сказала она, — Но я подумала, что лучше сначала сказать Регинальду. Прости… — Пустое, — он постарался не дрогнуть, слыша холод в собственном голосе, — мои поздравления Вам и Его Величеству. Она раскрыла рот, затем закрыла, и коротко кивнула. Она повернулась лицом к окну. — Вижу, ты пришел к тем же выводам, что и я. Он заметил, как она укрепила хватку вокруг своих ног, словно стараясь не рассыпаться на части. — Ваше Величество… Она резко встала и повернулась к нему. — Что тут еще сказать, Рейнард? — в ее голосе не было гнева. Она была обессилена. Только сейчас он заметил, какой бледной и уставшей она была. Ее глаза блестели от непролитых слез. Он крепко держал свои руки скрещенными на груди, и хотя ему хотелось обнять ее, он боялся, что если сорвется, то не сможет отпустить ее. Мэва мгновение смотрела на него, чуть приоткрыв рот, а затем покачала головой. — Я не могу… Не могу больше этого выносить. — она выбежала из комнаты, зло стирая со щек слезы. Рейнард долго стоял в пустой комнате, смотря в стену невидящим взглядом. Конец, на который они были обречены с самого начала, все же застал его врасплох. Что ему теперь делать? Как ему собрать себя по кусочкам, теперь, когда его сердце было потеряно навсегда?