Слизеринская свеча

Всполошённая Дафна ещë вечером прибежала в больничное крыло. Астория уже успела принять настойку мадам Помфри и была вынуждена скорее сама успокаивать сестру, чем наоборот. Судя по речам старшей Гринграсс, Снейп не рассказал слизеринцам ничего о происшествии, кроме того, что девочке с четвëртого курса стало плохо в коридоре. В таком случае Стори и сама решила не распространяться по поводу того, что видела. Когда волнение улеглось, то оно уступило место напускному равнодушию. Она убеждала себя, что случившееся ей вовсе неинтересно. – Больше в жизни не оставлю тебя одну! – причитала Дафна, размазывая рукой по щекам слëзы. – Будешь всю жизнь ходить за мной хвостиком? Как раньше я за тобой? – ласково уточнила Астория. – Ты смеëшься, а я иной раз чувствую себя просто ужасно, когда вспоминаю те годы. Почему я так легко раздражалась? Почему хотела побыть с друзьями одна?.. Тогда как ты – совершенно иное дело. Кажется, что ты совершенно не мыслишь существования в отрыве от меня... – Это естественно, я не прожила ни дня жизни без тебя: сколько себя помню, ты всегда была со мной. Ты же – старше, твоя потребность в самостоятельности сильнее, – она очень устала и теперь слушала сетования сестры через силу. – Раз уж меня не выпустят отсюда сегодня, то можно я немного отдохну? – Ах, да, извини, – шмыгнув носом, Дафна вскочила с койки. – Это всë из-за того, что мы – слизеринки: думаем только о себе. – Что может помочь нам в будущем лучше понимать других, – уверенно сказала Астория. – Дафи? Не пиши пока ничего маме, ладно? Я напишу ей первая. Завтра же утром. – Хорошо, – кивнула та, они обнялись, и старшая сестра ушла в факультетские спальни, а младшая откинулась на подушки и быстро заснула, невзирая на свет ночников. После происшествия того вечера Астория, как бы ни желала казаться безмятежной, насторожилась. Было ощущение, что некая абстрактная чëрная тьма сгущается за еë плечами. Она часто нервно оглядывалась. Нехорошее предчувствие сковало каждый камень старой школы. И если остальные факультеты ещë держались, то слизеринцы как-то совершенно поникли. Будто все были обречены на что-то, будто появилась какая-то брешь в их рядах. Астория всë никак не могла понять, где, в ком был источник этого упадка, который и дал сбой, влекущий за собой всех остальных по наклонной плоскости в гнетущую неизвестность. Даже их декан, хотя и был неизменно собран, становился ещë мрачнее день ото дня – разве возможно более, думала Астория и каждый день находила утвердительный ответ на свой немой вопрос – и наблюдательная девочка замечала, как он постоянно ищет кого-то в толпе своих учеников зорким, но уставшим взглядом. Раньше младшая Гринграсс не обращала внимание на такие пустяки, как атмосфера в школе. Но чем старше она становилась, тем делалось тоньше еë восприятие, тем больше обострялась впечатлительность. Она начинала припоминать факты прошлого, которые, как полагала, давно забыла, в том числе и, например, факт существования оборотного зелья, только ничего не могла связать в единый смысл. Что-то менялось в ней на фоне всех этих событий, и Астории было жаль расставаться с собою в прошлом, беззаботной слизеринкой с курса "тихушников", но она ничего не могла поделать. Закрывать на всë глаза, как Дафна, она не могла. Вести из дома также ничуть не утешали. Мама писала, что отец совсем замыкается в себе, всë больше молчит и прячет от жены газеты. Хотя миссис Гринграсс, не зная о конкретных инцидентах, многое понимала и так. Из еë писем младшая дочь узнала, что от родителей отвернулись знакомые. Асторию тяготило неведение, недостаток информации, а как его восполнить она не представляла. Что-то творилось в магическом мире. Мать уже не скрывала, что верит в возвращение Того-Кого-Нельзя-Называть, и говорила о своих подозрениях: знакомые склоняют отца перейти на его сторону. Стори хваталась за голову. Ах, почему еë это не заботило раньше? Почему она ничего не читала на эту тему, не интересовалась, не обращала внимания на мелкие зацепки? Политика – не для юных леди, всегда говорила мама. Тогда почему теперь от неë зависит вся жизнь девочки? Если начнëтся война, то что? Сердце юной Гринграсс сжималось в комочек страха и вины, подвешенный на натянутых нитях сосудов, в которых пульсировала чистая, безответственная кровь. Она никогда не желала никому смерти, но всегда ли пресекала высокомерные мысли в радиусе своей персоны? К чему теперь это могло привести... С детства первым желанием девочки было стать настоящей леди, достойной чести носить фамилию своего рода, но разве она оправдывала надежды... Вся жизнь будто летела под откос... Если бы она с уверенностью могла сказать, что делала всë возможное: источала благородство, одним своим присутствием исключала у других недостойные помыслы, всем своим видом показывая и сочувствие, и пример – насколько легче ей было бы сейчас. Астория могла только предполагать, сколько могла бы дать этому миру в своë время элементарная осведомлëнность, подкреплëнная настоящей, чистой нежностью девического сердца, искреннего в своëм желании сохранить мир. А теперь... Всë случилось, как случилось, и она могла только молить, чтобы сердце подсказало ей, как, в свете дальнейших событий, быть. Ведь девочка чувствовала, что отголоски далëких событий не обошли стороной Хогвартс. То, что произошло с Кэти Белл пару месяцев назад, хорошенько встряхнуло всех, заставило каждого посмотреть на своего друга с подозрением. Об этом шептались долго, и особенно – слизеринцы. Слухи ходили разные, и Астория, сколько хватало сил, пряталась от них, закрывая уши. Но что, если посмотреть на них с учëтом тех соображений, которые тревожили Гринграсс в настоящий момент? Астория пробовала упросить маму забрать их с Дафной из школы, как это делали многие. Но мать считала, что в Хогвартсе наиболее безопасно, чем где-либо. Кто знает, может быть, расскажи подробно дочь о странном случае, невольной свидетельницей которого она недавно стала, миссис Гринграсс и переменила бы своë решение, но об этом Стори не писала. Она понимала, что, будь это целесообразно, профессор Снейп не стал бы такое замалчивать. Но от него по-прежнему не исходило никакой инициативы огласить подробности того вечера. Затянувшаяся недооттепель изрядно наскучила всем. Астория любила тучи, хмурое небо, но в те дни у неë постоянно сосало под ложечкой, хотелось, чтобы рядом было что-то совершенно не похожее на неë саму. Чтобы на меланхоличном изгибе ресниц играли, как на клавишах, прыткие искристые солнечные зайчики, замерзшее сердце согрело весеннее дыхание пробуждающейся природы. Чтобы на робкую улыбку еë розовых губ ответили надеждою на то, что всë обойдëтся, пройдëт, переболит, счастливые трели птиц. Но солнце не выходило из-за туманной завесы, а особо скептично настроенные говорили, что уже не выйдет никогда. Но Астория надеялась, что наступит настоящая весна. Как всегда наступала в еë душе после долгой зимы сомнений, отчаяния и волнений. Сейчас девочка побаивалась подолгу сидеть, смотря в окно, и уж точно не задерживалась до темноты. Она чаще рисовала радужные в падающих витражных пятнах коридорные своды. Они вносили в еë жизнь сказочный ореол, отвлекая, не давая постоянно оглядываться назад. Гринграсс купила в Хогсмиде небольшой альбомчик и наполняла его различными сюжетными зарисовками, подсмотренными на школьных витражах. Там юноша разбивает магический артефакт, волшебное зеркало, способное отражать самые сокровенные желания – единственную память прошлого и наследство от родителей – ради спасения девушки, до смерти всматривающейся в его непостижимые глубины. Здесь юная дева превращается в белый душистый цветок, который один только способен исцелить еë возлюбленного от ужасного недуга, во имя любви к нему... Все эти истории делались девочке родными, в их мире часы для неë летели незаметно, и карандаши всë же пригодились все. Слизеринке уже не терпелось, чтобы первые лучи солнца прошли сквозь цветные стëкла и оживили старинные витражи, наполняя старые сюжеты новыми смыслами, которых так не доставало теперь в разговорах с людьми. Почему же зашло солнце их факультета, обуглились и почернели его края, а, может, и самая середина – этого Астория понять никак не могла. Но она полагалась на свет в сердцах людей рядом, этих маленьких светильников, которые лишь стоит наполнить доверием и любовью – и они засияют ярче небесных светил. Пока девочка радовалась тому, что, поглощëнные учëбой, еë сокурсники не унывали. Сама она немного устала. Постоянные раздумья уводили мысли не в ту сторону даже посреди урока. Временами она не успевала делать домашнюю работу и дотемна засиживалась с ней, оставаясь в пустых классах. Одной потом добираться до факультетских комнат ей было совсем некстати, но девочка ничего не могла с собой поделать. Зато, в то время как весь Хогвартс погружался в непробудный сон, ослеплëнный ночной темнотой, в слизеринских подземельях начиналась особая жизнь. Словно из самых щелей в стенах пробивалось зеленоватое свечение, сначала бледное, потом разгорающееся сильнее и сильнее. Неудивительно, что многих тут мучила бессонница. Было так светло, что Астория даже гасила палочку. От шагов тихо ступающей по знакомым закоулкам девочки расползались к стенам мелкие ящерки и прочие твари, которым по душе были сырые камни. А ради того, чтобы увидеть слизеринскую гостиную вечером, стоило даже с риском для себя побродить в коридорах Хогвартса. Лишь только девочка переступила порог, в сторону от неë метнулись дрожащие огоньки, зависшие в воздухе по всей площади огромной комнаты, точно подвешенные на невидимых нитях. Потревоженные нарушительницей покоя, они покинули пано со змеиными гербами, которые усеяли мгновенье назад, и устремились к камину, холодное зеленоватое пламя в котором то вспыхивало, то потухало в нише. Астория любила эти огоньки в ночной гостиной, они вносили какую-то живость, своеобразную изюминку в приевшуюся зелëно-чëрно-серебристую стилистику факультета. Вероятно, что они относились лишь к разновидности болотных фонарников, потому что здесь болотом, разумеется, и не пахло. Лëгкие лазоревые, голубые, бирюзовые светящиеся точки невесомо парили и, привыкнув к ночной посетительнице, окружили еë синеватой мандорлой. Астории всегда не хватало настоящего света и тепла в гостиной Слизерина. Обжигающего пламени, согревающего сердце снаружи, как вино изнутри. Всегда, когда девочка проходила мимо кабинета декана, то завидовала золотистой полоске света из-под его двери. Северус Снейп всегда сидел при свечах, живом огне, капризном и беспощадном, но страшно притягательном. В комнатах их факультета свечей не жгли, и Стори с риском опалить себе руки подолгу стояла возле светильников у входа в подземные коридоры школы. Но васильковые огоньки в гостиной она любила, улыбнулась им, направляясь к девичьим спальням, но тут же замерла на месте, внезапно завидев кого-то в кресле у камина. Подойдя ближе, девочка узнала в закрывшей ладонями покрытое красными пятнами лицо фигуре, сотрясающейся от плача, однокурсницу Дафны – Пэнси Паркинсон. – Вы плачете, Пэнси? Но что произошло? – как можно громче, но так, чтобы не разбудить уставших после целого дня в Хогсмиде остальных слизеринцев в их спальнях, спросила Астория. – Дафна? – брюнетка оторвала руки от лица. – А, это ты! У вас с сестрой до ужаса похожие голоса! Скорее, я должна тебя спросить, что ты здесь забыла в такое время! – Ещë не так поздно, – покачала головой Астория и присела на корточки у кресла, спиной к камину, так, чтобы видеть лицо собеседницы. – С чего это ты решила, что я стану тебе что-то рассказывать? – надломленно прошипела старшекурсница. – Шла бы спать! – махнула кистью. Астория ловко поймала еë пальцы своей рукой и нежно сжала. – Какие у тебя горячие руки! – изумилась Пэнси, от неожиданной близости тепла забыв про свою гордость. – У тебя не жар? – Всë хорошо, – улыбнулась Стори. – А у вас холодные и мокрые! Как бы не заболеть. Может, пойти, попросить у профессора Снейпа свечу? – Нет! – негромко взвизгнула Паркинсон. – Ты что! Лучше оставайся здесь и грей своими, если хочешь... Но ты тут не поможешь... Астория заглянула в лицо девушке, спрятав еë дрожащие пальцы в своих ладошках. Та тоже посмотрела на младшую сестру Дафны. Шестикурсницу непреодолимо тянуло говорить, пожаловаться, рассказать всë, как подругам в былые времена. Кому угодно, даже этой маленькой девчонке, только бы хоть немного избавиться, сбросить со своих плеч этот груз... Она пообещала, что будет справляться сама, но решимость с каждым днëм слабела, а теперь, видимо, грозила исчезнуть вовсе. Слизеринка колебалась. Она, не зная куда девать взгляд, нечаянно посмотрела Астории прямо в глаза. Чистые-чистые, в обрамлении удивлëнных ресничек, открытые и спокойные, как море... Паркинсон никогда не была на море. Синий огонëк цветком незабудки сел над ухом младшей Гринграсс, зарылся в волосы, сливочные в бледном свете камина, мягкими волнами лежащие на худеньких плечах. Брюнетка судорожно втянула носом воздух. – На твоëм месте, я бы не ходила по ночам, раз с тобой обмороки случаются, – заметила она. – Я здорова, – слегка задетая, поджала губы "тихушница". – И не у меня мокрые ресницы... – девочка протянула руку и провела большим пальцем по щеке старшекурсницы, стирая влажную дорожку. Пэнси снова всхлипнула, как будто ей было нечем дышать. Еë полные слëз глаза распахнулись и заискрились зелëными сапфирами в отблесках огня и ультрамарине пляшущих огоньков. – Тогда не сиди на паласе, Гринграсс, – она потянула руки девочки на себя и подвинулась в кресле, освобождая место. – Бешеные второкурсники! Сто раз им говорила: если таскаете еду из Большого зала, будьте добры убирать за собой! По-моему, я вчера видела бундимуна... Не могу же я одна с этим бороться!.. – Вы разве одна? – Астория села рядом с подругой Дафны. – В том-то и дело! – Паркинсон еле сдержалась, чтобы снова не заплакать. – Это просто издевательство! Старост двое, а на деле выходит, что все дела, всë висит на мне!.. – А Малфой... что с ним происходит? Это из-за отца, да? Пэнси уже открыла рот, чтобы ответить, потом осеклась и задумалась. – Мы не знаем, на самом деле... – в итоге сказала она, опустив глаза и водя пальцем по значку старост на своей мантии. – В начале года... он был почти таким, как раньше! Мы думали он оправился, смирился с тем, что отец в тюрьме. Шутил даже, был так мил, я было думала, что нравлюсь ему, – девушка улыбнулась, вспоминая, – но он всë говорил про какое-то задание! И вот каким боком это ему вышло! Время и без него страшное, а он ещë и жути нагоняет... По мне – просто рехнулся! Не то, что задания – ни учëбы, ни жизни, ничего в нëм не осталось... Ты его видела? – Стори кивнула. – Это же призрак, тень нашего Драко! Квиддич забросил, уроки, обязанности... нас! И ладно бы объяснил причины, я и так потерплю, но нет. Закрылся в себе и ничего не говорит, никого не слушает... И к себе не подпускает. Его и декан столько раз вызывал – игнорирует! Признаюсь, – Гринграсс уже боялась, что слизеринка скоро перейдëт на крик, но тут она понизила голос, – я даже настоятельно просила Снейпа, чтобы поговорил с Драко, но он посмотрел на меня, как на дуру... Пусть сам теперь и расхлëбывает, потому что я уже устала! Девушка снова упала лицом в свои ладони. Всë это казалось Астории более, чем странным. Не зная, что ответить, она стала гладить короткие чëрные волосы Пэнси, в этот момент как-то подчëркнуто грустно висевшие по обеим сторонам еë лица. – Ой, не надо, Гринграсс, – криво усмехнулась староста. – Я не маленькая девочка. Спасибо уже и на том, что посидела со мной. Вдруг Астория вспомнила своë недавнее приключение, непонятные ассоциации пронеслись в голове и она спросила: – А Кребб и Гойл? Они же вроде были дружны? Их, кстати, сейчас тоже не особо видно... – Там вообще мутная история... Они меня избегают. О чëм-то переругиваются с нашим павлинчиком, бывшим теперь уже, а что да к чему... – девушка развела руками. – Но недавно их Снейп о чëм-то допрашивал, с пристрастием. Но, вроде, только хуже сделал. Мысли в голове Астории разлетались птицами, но нужно было что-то сказать Пэнси. – Если вам нужна помощь, – серьëзно заявила Гринграсс, – всегда можете рассчитывать на меня. – И что ты сделаешь? Сама же ещë малявка, – брюнетка окинула девочку насмешливым взглядом. – Ещë и с причудами. Придëтся самой как-нибудь. – Попросите Дафну, она не откажет. – Прямо – нет, а косвенно потом найдëт способ слинять, я ж еë знаю... Кому оно надо? Лишние заморочки, – она вздохнула. Они затихли, наблюдая глазами за летающими точками. Пэнси привычным жестом поправила чëлку. – Всë, пора ложиться, – староста встала, потëрла руками веки и пригладила растрепавшиеся волосы, – а мне ещë нужно обход сделать. – Можно я ещë немного посижу? – Астория подняла взор на девушку. Маленькая слизеринка очень устала и поняла, что стоит коснуться головой подушки – тут же уснëт. А нужно было привести в порядок мысли и обдумать несколько моментов. Паркинсон подкатила глаза. – Ладно. Тогда отправимся по спальням, когда я вернусь. Только сиди здесь и никуда не ходи! – Конечно, – Стори уселась поглубже, буквально провалилась в кресло, обхватила руками колени и растянула бледно-розовые губы в сонной улыбке. Пэнси ещë несколько мгновений постояла над ней. – Сëстры, а похожи только внешне, – вполголоса констатировала она, наблюдая за матовым блеском глаз девочки. – Ты совсем не такая, как Дафна. Вы там все на четвëртом курсе какие-то двинутые. Заболтала меня, и я попалась на твою удочку. Вот так вы подкупаете всех учителей? И Снейпа нашего так же умаслили... Но ты и от них отличаешься. Такая спокойная... У меня уже давно не было настолько легко на сердце. Если что-то будет нужно, обязательно подходи. Эм... Астория, кажется, да? Пэнси Паркинсон ушла совершать патрулирование, а девочка погрузилась в свои воспоминания. Она ощутила, что у неë в руках ключ к разгадке причин всеобщей подавленности этого года. То, что Малфой был душой факультета, Астория отрицать не могла. Это его язвительных замечаний стало не слышно на различных мероприятиях, не всегда уместных, но большей частью остроумных; раскаты его звонкого смеха больше не поднимали волну хихиканья над слизеринским столом в Большом зале; никто не собирался вечерами вокруг этого оратора в гостиной, ощущая непреодолимую силу единства, сплачивающую их сердца. Тот, кто раньше был их, если не вдохновителем, то постоянным напоминанием о бьющей ключом жизни факультета, теперь перегорел, стушевался, ушëл в тень. И как бы не во мрак, думала Гринграсс. Те курсы, которые не смогли построить свой собственный идейный центр, сформировать дух, в последнее время просто слились в общую массу, растворяясь в факультете. "Тихушникам" в этом плане повезло больше, они не зависели от того, что происходило с Драко. Но с напоминаниями о нëм слизеринка сталкивалась постоянно, большей частью со стороны Дафны. Однако даже собственная мама в письме просила Асторию сообщить, что девочка знает о Драко. По словам миссис Гринграсс, Нарцисса Малфой побывала у них дома и, между делом, поинтересовалась, не сообщали ли дочери первой что-нибудь о еë сыне, так как сам он не писал уже давно. Прочитав об этом, Стори весьма удивилась. Их семьи не наносили друг другу визиты уже на протяжении длительного времени. Каждое посещение Малфой-Мэнора девочка помнила очень хорошо. Этот трепет под стальным взглядом отца Драко, взглядом, который лишь проносился над макушкой Стори, но от этого легче не делалось. И даже чуткое приветствие его жены с еë странной, тонкой улыбкой не сглаживало этого впечатления. Утешение состояло только в том, что маленькая Астория цеплялась за руку старшей сестры. Чтобы везде, как взрослая, быть с Дафной, Стори и ходила на эти светские вечера у Малфоев, редкие, но блестящие. Сейчас об этом ей было стыдно и вспоминать, и даже принеси ей сова теперь персональное приглашение, она едва ли приняла бы его. Но приглашения присылать было некому. Они иссякли ещë в прошлом году по причинам, Астории малоизвестным. Поговаривали, что это было связано с какой-то деятельностью мистера Малфоя-старшего, в результате которой он и оказался в Азкабане в этом году. Девочка старалась не вмешиваться в эти толки. Но еë рассуждения не обошла стороной мысль о том, что поведение Драко отнюдь не удивительно, если учитывать, как много и охотно он всегда говорил о своëм отце и как, очевидно, должен любить его.

***

Особо отчëтливо запечатлелся в памяти юной Гринграсс один из вечеров. Это было в дни пасхальных каникул, когда она училась на втором курсе. В Хогвартсе в то время подходил к концу Турнир Трëх Волшебников. Вернее, не трëх, а четырëх, что активно обсуждалось в одной из гостиных Малфой-Мэнора на глазах у девочки. Астория помнила, что ей очень хотелось винограда, который заманчиво распластался на стеклянном блюде посреди небольшого столика. Но под взглядами Дафны и еë однокурсников, девочка смущалась, и ей еле хватало смелости взять две-три ягодки. Взрослые находились в парадной столовой, и ничто не могло удержать всплесков эмоций компании слизеринцев. Все громко выражали свои возмущения по поводу системы обучения ЗоТИ, еë неординарного преподавателя и того, что объявившийся на Турнире Поттер не только до сих пор не вылетел, но даже в случае проигрыша в финале получит награду в виде отмены экзаменов, тогда как остальные ученики старательно корпели над подготовкой. Дафна даже на вечер приехала с учебником Зельеварения под мышкой. Молодой хозяин, светловолосый обычно бледный, но сейчас раскрасневшийся от удовольствия юнец, полулëжа на шëлковом диванчике, лениво возвещал: школу до сих пор не разнесли только потому, что у его отца есть связи в Министерстве, а от проходящего сейчас в еë стенах мероприятия напрямую зависит честь страны. При этом он не забывал носком начищенной туфли на ноге, вальяжно закинутой на другую, пихнуть голову пополняющего стол с закусками эльфа, проходящего мимо, под дружный гогот Кребба и Гойла. Пэнси в этот раз не было, и Дафна, беспрестанно поправляя причëску, решила во что бы то ни стало заменить еë. Мешал только неустанный взгляд сестры, отвлекающейся лишь на то, чтобы украдкой, пока никто не видит, сунуть ошарашенному домовику конфету. – Хорошо, пусть Хогвартс пока стоит, но почему этот очкарик с факультета неудачников заслужил такую честь? Если хитростью, то чем он лучше нас? – разошлась старшая Гринграсс. – Где их хвалëнная справедливость? Ты, Драко, уж куда лучше подошëл бы на роль чемпиона Турнира, это всем известно! Малфой победно оглядел присутствующих, точно уже им был. – Ещë бы! – фыркнул он. – Думаю, и третий тур бы не понадобился. И тут среди гула одобрения раздался тоненький и неуверенный, но отчаянно храбрящийся голосок. У Астории до сих пор стоял в ушах его робкий, но настойчивый звон. Как она могла оказаться такой выскочкой? – На вашем месте, я бы в этом случае отказалась от участия, – выпалила младшая из сестëр Гринграсс. Взоры всех собравшихся обратились к ней. Девочка покраснела до корней волос, так, как не краснела и под взглядом профессора Снейпа. Даже Драко привстал, в первый и последний раз заметив еë существование. – Это почему же? – воскликнул он, аристократически скрещивая руки на груди и невозмутимо откидываясь назад с надменной улыбочкой. Дафна тронула сестру под столом, но та всë же ответила: – П-потому, что... это очень опасно для жизни! Только глупец согласится на такое. У Гарри Поттера нет родителей, а вы подумали, как это расстроило бы вашу маму? Со всех сторон грянул мальчишеский хохот, окончательно уничтожая всякое самообладание второкурсницы. И только тот, кому предназначалось это предостережение, прежде, чем обнажить в улыбке белоснежные зубы, если только это не померещилось Астории, слегка нахмурил брови и внимательно, с затаëнным пониманием, посмотрел на неë.