"Аларей", бортовой журнал

      «Аларей», бортовой журнал.       Все наши прежние ошибки происходили из одного корня: мы старательно избегали соприкосновения с фактом, что наш противник не измеряется обычными мерками. Мы отравлены военной доктриной турианцев, саларианцев и людей, оперирующей понятиями «штурм», «осада», «плен», «уничтожение живой силы» и всем подобным. Все эти понятия подходят только к той ситуации, когда уничтожение тела противника означает его смерть. С гетами все сложнее: нужно различать тело и загруженную на него программу. Тело хрупко, программы почти бессмертны.       — Адмирал, посмотрите, что мы нашли.       Раэль’Зора отключил аудиозапись и обернулся. Технический специалист Лар’Хану, начальник лаборатории «Аларей», протягивал на ладони маленький механизм, запаянный в круглую коробочку с крохотным динамиком. Раэль’Зора взял его в руки, повертел, осмотрел на свет:       — Жучок. Явно не кварианской работы. Я бы сказал, сделано турианцами… или людьми. Он и сейчас записывает, что мы говорим. Где он был?       — В лаборатории, — Лар’Хану кивнул на выход с капитанского мостика. — Там, где хранятся образцы. Был пришпилен к ножке стола. Как думаете, как он сюда попал?       — На последнем шаттле с провиантом, — Раэль’Зора подкинул жучок на ладони. — Только посмотри, как старательно сделано. Дорогая, наверное, штука.       — Если на шаттле с провиантом, то кто мог…       — Даро, — тихим, но ледяным голосом то ли ответил, то ли позвал адмирал. — Даро’Зен, слышишь меня?.. — он поднес жучок почти к стеклу шлема, на уровень глаз; на внутреннем экране с удвоенной быстротой замелькали результаты автоматического сканирования. Конечно, никто ему не ответил. Держа прослушивающее устройство между двумя пальцами, как букашку, Раэль’Зора аккуратно покачал его и еще тише сказал: — Конечно, там слышат. Эй, Даро, что ты думаешь про электромагнитный потенциал…       — Нет, адмирал, я не о том, — осторожно сказал Лар’Хану. — Я говорю, если кто-то пронес жучок с шаттла в лабораторию, то во Флотилии есть кто-то, кто…       — Это она, адмирал Зен, точно тебе говорю.       — Но не она же собственноручно подложила жучок на ваш корабль! Кто это сделал? Кто его принес?       — Неважно, — Раэль’Зора покачал головой. — В конечном счете, все это абсолютно неважно, — несколько мгновений он подержал устройство на ладони; пальцы его уже дернулись, чтобы сомкнуться на хрупком механизме, но тут же он передумал и не сжал хватку. — Посмотри, Хану, какая чудесная маленькая штучка. Если ее разобрать, микросхемы могут пригодиться. Спасибо, Даро.       Лар’Хану шумно вздохнул. Иногда ему казалось, что адмирал сходит с ума; в другие моменты начальнику лаборатории казалось, что сходит с ума он сам.       — Лабораторию проверили полностью? — коротко спросил Раэль’Зора.       — Нет. Как только нашли эту штуку, я сразу пошел к вам.       — Пойдем, осмотрим.       «Аларей», бортовой журнал.       Поправка: нельзя говорить о хрупкости синтетического тела, не нуждающегося в кислороде, не чувствующего боли, способного выдерживать давление в 40 стандартных атмосфер (см. эксперимент от 36.2685) и не получающего видимых повреждений при падении с высоты, превышающей собственную высоту платформы более чем в 500 раз (см. теоретические изыскания 2681–2683 гг. и зафиксированные наблюдения). Старею и становлюсь сентиментальным.       В нерабочее время лаборатория почти не освещалась: после того, как из-за перегоревшей проводки случилось короткое замыкание, адмирал приказал уменьшить потребление электричества. Лар’Хану первым вошел в лабораторный отсек 23К и перед тем, как щелкнуть выключателем, на всякий случай просканировал его: старая техника требовала бережного обращения.       В темноте могло показаться, что на лабораторном столе лежит кварианец, нелепо расставивший руки и ноги в стороны; после включения света становилось видно, что это было не живое существо, а просто конструкция, составленная из синтетических неровно отрубленных конечностей и частей, не подогнанных друг к другу. Части различались материалом и цветом. Пока Раэль’Зора запускал сканер на омни-инструменте и заглядывал во все дыры, куда только можно было впихнуть подслушивающее устройство, Лар’Хану подошел к экспериментальным образцам, разложенным, как на витрине: здесь как-бы-рука, тут как-бы-нога, прикрепленные к столу на клей.       — У меня такое чувство, что все эти части сползаются вместе, — сбивчиво сказал Лар’Хану. — Вчера они как будто лежали дальше друг от друга. Завтра они схлопнутся в целого гета.       Раэль’Зора, искавший жучки под контрольной панелью, выпрямился и посмотрел на начальника лаборатории:       — Хану, может, тебе отпуск дать?       «Да, хотелось бы», — чуть не сказал Лар’Хану, но прикусил язык. Он нервно хмыкнул, пытаясь показать, что принял предложение за шутку. Ему страшно хотелось в отпуск, и в отпуск где-нибудь подальше от «Аларея». Туда, где жена и сын. Но, конечно, адмирал подразумевал не это. Отпуск — это еще несколько часов безделья в своей каюте, не заполненные ничем, кроме молчаливого созерцания пустой стены. Нельзя дразнить отпуском взаперти.       Над контрольной панелью на экран была выведена голографическая репродукция пейзажа «Рассвет разгорается»: пусть с немного запорченным цветом, но в целом впечатление передавалось. Шедевр кварианской живописи классического периода, за четыреста лет до изгнания. На пейзаже — скалы южного континента Ранноха и морской прибой в красно-розовом цвете. С большим мастерством изображены рыжее солнце и золотистые брызги прошедшего дождя на траве. Казалось, на одной этой картине больше света, чем во всей этой лаборатории с ее дрянной разрушающейся проводкой. «Психологическая атака», — подумал Лар’Хану.       «Аларей», бортовой журнал.       Мобильные платформы гетов — это не геты. Это всего лишь узлы связи, точки коммуникации. При уничтожении мобильной платформы загруженные на нее программы не стираются, а загружаются на ближайшие сервера. Значит, стрелять по мобильным платформам так же бессмысленно, как бросать камни в стены крепости, покинутой гарнизоном.       Сражаться с бесплотным, неосязаемым противником — тонкое дело. Нужно перейти на его уровень, сменить точку зрения. Для того, чтобы стереть программу, достаточно одного вируса на центральном сервере, но как добраться до этих серверов, если все, к чему мы можем непосредственно прикоснуться, — это боевые платформы? Мы должны найти способ блокировать всю сеть коллективного разума гетов через единичные мобильные платформы. Значит, нам придется изобрести пушку, которая стреляет компьютерным вирусом.       — Так почему бы тебе на самом деле не попросить отпуск?       Лила’Нира, главный инженер «Аларея», сидела на пустом ящике, ссутулившись и слегка расставив коленки. У нее были широкие плечи и узкая талия, а на шоколадно-коричневом капюшоне — такие узоры и украшения, что, пожалуй, даже адмиральская дочка могла позавидовать. «Она очень красивая, — подумал Лар’Хану. — Но моя жена красивее». Было почти темно: светилась лишь одна белая светодиодная полоска над входом.       — Ты не понимаешь, Лила, — он прошелся по инженерному отсеку, потому что хотелось куда-то двигаться и куда-то идти: в затекших ногах как пружины дрожали. — Я не устал. Я вообще не жалуюсь, работа не пыльная, рутинная. Мне не нужно отдыхать. Но у меня жена работает на «Райе», а сына я даже не проводил в Паломничество. Когда мой сын улетал, я просил отпустить меня на «Райю» и мне отказали. У меня чувство, будто я заперт в пещере. Что…       Он поднял голову, заглянул в рыбий глаз камеры наблюдения.       — Продолжай, продолжай, — сказала Лила’Нира. Лар’Хану подумал, что хотел бы пригласить ее в свою каюту: там нет камер. Но это, конечно, будет очень неуместно. Лила’Нира рывком поднялась со своего импровизированного дивана, подошла к электрическому щитку на стене: — Продолжай, я пока займусь делом.       — Может, это на меня соседство с гетами так влияет, — нервно проговорил Лар’Хану, усилием воли заставив себя отвлечься от камеры. — Или ночные смены.       Он не первый день ловил себя на мысли, что хочет просить назначения на другой корабль; но корабли не меняют по взмаху руки. Лар’Хану уже мог представить в красках, как будет звучать голос адмирала, когда начальник лаборатории подойдет к нему с такой повинной. Уйти с важной работы без всякой видимой причины — это позор. Особенно теперь, когда проект близок к кульминации.       К тому же, думал Лар’Хану, ему не хотелось на «какой-то другой» корабль. Ему хотелось на «Райю», но там для его тонкого инженерного ремесла не нашлось бы места. Что-то щелкнуло и хлопнуло; светодиодная лента медленно угасла. Стало темно и тихо.       — Какая жалость, — бесстрастно сказала Лила’Нира, захлопнув щиток. — Опять выбило пробки. Ну, что ты хотел сказать?       Лар’Хану покосился туда, где, по его прикидкам, глубоко в темноте должен был находиться ослепший глаз камеры.       — Что старый бош’тет спятил, вот что я хотел сказать, — проговорил Лар’Хану, мстительно таращась в камеру. Сразу стало намного легче. — У него паранойя. Возможно, он думает, что если не отрезать лабораторию от мира, мы принесем на себе столько жучков вроде того, что мы нашли в лаборатории, сколько…       — Жучок в лаборатории? Вот тебе и ответ. Послушай, Хану, — Лила’Нира приблизилась к нему, — наша работа намного серьезнее, чем можно себе представить, глядя с одной точки зрения. Мы делаем революцию. Я верю в это.       «Мне бы тоже хотелось сказать себе: «Я верю в это», — чуть не произнес вслух Лар’Хану. — И поверить». За тонкими стенами слышались шумные шаги, но никто не вошел в инженерный отсек.       — Поговори с адмиралом еще раз, — настойчиво сказала Лила’Нира. — Попроси у него неделю отпуска на «Райе». Попробуй надавить на… что-нибудь сентиментальное. Даже у адмиралов есть слабые мягкие места.       Лар’Хану вздохнул. Ему больше не хотелось думать об отпуске.       — Так значит, ты думаешь, что адмирал и вправду построит свою супер-пушку и отобьет у гетов Раннох?..       — Может, это сделает не он, — ответила Лила’Нира. — Может, это сделают наши дети или внуки. Но если стоять на месте, этого не сделает никто. А двигаться трудно.       — И ты думаешь, он делает все это из большой любви к… Нет, погоди, Лила, — Лар’Хану встряхнул головой. — Если бы он на самом деле стремился сделать что-то, чтобы спасти Раннох, он не вел бы себя, как противный ползучий бош’тет. Он не стал бы запирать лабораторию. Он не отказался бы от помощи адмирала Раан, когда та советовала своих инженеров. Он не сыпал бы оскорблениями в адрес адмирала Зен, а предложил бы ей присоединиться к проекту. Почему он все это делает?       — Может быть, он опасается, что неодобрение Коллегии заставит его закрыть лабораторию. Может, он хочет быть единственным героем нашей дохлой планеты, — Лила придвинулась еще на шаг, положила руку Лару’Хану на плечо. — Может, он просто терпеть не может Даро’Зен, а может, у него на столе стоит ее фотография, потому что, как ни крути, ей нельзя отказать в очаровании…       Ее тонкая, легкая рука с плеча Лара’Хану соскользнула на лопатки, вторая рука потянулась замкнуть кольцо объятия, и казалось, ее шлем вот-вот коснулся бы его костюма. Опомнившись, Лар’Хану так и отпрыгнул прямо под камеру:       — Лила! Я ведь женат!       Лила’Нира посмеялась:       — Ну тогда я включаю свет. Вернешься от адмирала — обязательно скажи мне, правда ли, что вся его каюта обвешана фотографиями Ранноха.       «Аларей», бортовой журнал.       Возможное решение: использовать усиленные электрические импульсы, нацеленные не на повреждение платформы, а на блокирование внутренних процессов. Однако для этого надо найти ключевые узлы. Это осложняется тем, что платформа может совершать движения, лишившись всех конечностей и головного фонаря, а также имея критические повреждения грудной и брюшной пластин; доказано экспериментами на том экземпляре, который недавно достался мне почти целым.       Когда Раэль’Зора говорил вслух, ему лучше размышлялось. Сидя за рабочим столом в каюте, он надиктовывал бортжурнал, когда на вызов, пущенный полчаса назад, наконец ответили.       — Адмирал Зора, вас слушает «Атека II», флот снабжения, — аудиосвязь была такая, будто диспетчер «Атеки» говорил через стену. Было даже непонятно, мужской ли голос это был или женский.       — «Атека-вторая», требуется замена проводки на всем третьем мостике. Лучше — на всем корабле. У нас сегодня опять были проблемы. Доставьте материалы и оборудование, — проговорил Раэль’Зора, думая тем временем, впрочем, о другом: для излучателя, чертежи которого уже начали рисоваться в голове, лучше подойдет переменный ток или постоянный?       На том конце радиосвязи замолчали, и было неясно, то ли диспетчер отвлекся, то ли сообщение прервалось. Раэль’Зора откинулся на спинку кресла; он вспомнил первую «Атеку» — медленно разрущающийся, обшарпанный, но очертаниями по-своему красивый трехсотлетний крейсер; на этом корабле он родился. С десяток лет назад «Атека» окончательно была признана непригодной к починке; было решено эвакуировать жителей и бросить ее на орбите какой-то никчемной безжизненной планеты. Капитан воспротивился; капитан считал, что вечно вращаться вокруг камня — позорная смерть для корабля; он убедил Коллегию адмиралов, что лучше опустить «Атеку» на планету. Снижение обернулось крушением, никто из экипажа не выжил; обломки корабля остались лежать на поверхности планеты; нынешняя «Атека», не кварианская, а купленная у кого-то и тихо переименованная, не имела ни одной пушки и была меньше в четыре…       — Адмирал, оборудование будет доставлено в ближайшее время.       — Ну хоть что-то, — устало ответил Раэль’Зора и отключил связь. Кто-то постучал в двери каюты. — Войдите, — на всякий случай он убрал со стола фотографию дочери.       Лар’Хану выглядел скованным и как будто потерянным. Может быть, его удивило, что в каюте адмирала не было никаких пейзажей Ранноха: все строго, скромно и лаконично. Раэль’Зора поднялся:       — Неполадки будут исправлены. Ты хотел еще что-то доложить?       — Да, — пробормотал Лар’Хану, опустив голову, и решил сыграть на полную ставку; он вспомнил, Лила говорила что-то о сентиментальностях… — Я хотел спросить… Адмирал, вы были бы рады, если бы сейчас рядом с вами была ваша дочь?       — Я был бы рад, если бы моя дочь была там, где ее навыки нужны больше всего, — отрезал Раэль’Зора. — Я понимаю, к чему ты клонишь.       — Я не видел жену целый год.       — И это я тоже понимаю, — ответил адмирал. — Но ты мне нужен, Хану. Сейчас и здесь.       Лар’Хану совсем растерялся; он пытался что-то сказать, но вместо слов из передатчика шлема вырвалось бульканье. Адмирал не обратил внимание на его замешательство; его отвлекли спутанные мысли о старой «Атеке», рассыпавшейся в песок.       — Хану, я дам тебе отпуск, как только мы закончим с этим этапом экспериментов, — сказал он, не уточняя, где заканчивается «этот этап». Начальник лаборатории снова вздохнул. Он слишком много вздыхал, на взгляд Раэля’Зоры. — Хану, не сейчас. Подумай о том, что если мы вернемся на Раннох, у тебя каждый день будет отпуск.       — Вы верите в Раннох, адмирал?       — Если все вокруг кажется каким-то бош’тетским, — меланхолично ответил Раэль’Зора, — вспоминай про Раннох. Силы сразу найдутся.       Лар’Хану не выглядел убежденным.       — Ты не видел жену год, чего тебе стоит неделя-другая? У нас мало времени, Хану. Скоро будет война. По меньшей мере, до того, как уйдет наше поколение. Не чувствуешь? Напряжение растет. Корабли… разваливаются. Надо что-то делать. Надо работать, Хану.       Лар’Хану загипнотизированно кивнул, хотя что-то в словах адмирала вызывало в нем диссонанс. «Я повешу над кроватью фотографию Ранноха, — сказал он себе, — и буду на нее смотреть. И думать… думать…»       — Спасибо за разговор, адмирал.       — Спасибо за доверие, Хану.       Едва за начальником лаборатории закрылись двери, Раэль’Зора вернулся в кресло и снова поставил на стол фотографию дочери (на заднем плане фото можно было увидеть ту самую репродукцию «Рассвет разгорается»). В том же ящике, куда он убирал фотографию, лежал наскоро сооруженный приемник, подключенный к переоборудованному жучку адмирала Зен. Раэль’Зора включил его и с интересом послушал про «старого бош’тета».