Сон на пятницу

Сквозь дождь вдруг три раза неясно мигнул синий огонек. Штольман протер влажные ладони о форму. - Карета подана. Спуститься сможете, Петров? – к концу их стремительного прохода по коридорам тюрьмы Яков заметил, что юноша ослабел, что было немудрено на арестантском пайке. Аристархов попытался улыбнуться. - Постараюсь. Позвольте полюбопытствовать, с кем вы там по дороге разговаривали? И мы что, Неву собираемся переплыть? Я не сумею. - Не умеете плавать? - Нет, к сожалению. Бегите один. Могу внимание охраны отвлечь, чтобы про вас забыли. Что мне сделать? – бывший студент посмотрел на револьвер на ремне Штольмана, затем отвел взгляд и печально вздохнул. «Час от часу не легче». - Лежать на воде смирно, - пробормотал Яков. – Все, патруль прошел, спускаемся. Прямо здесь, где стена не отвесная. «Только бы успеть до тревоги». Держась пальцами за крошащийся камень, Штольман сполз на идущий вдоль верха гранитного бастиона бортик, помог спуститься юноше. С бортика, извернувшись, спрыгнул в проем стрельчатого окна. Поймал и втянул в проем обессилевшего студента. Отсюда до серого, крупного невского песка оставалось сажени две, и Яков просто спустил легкого Аристархова за руки, а потом спрыгнул вниз сам. Положив руку спутника себе на плечо, подтащил его к реке и вместе они медленно вошли в воду. … Анна все так же стояла у окна, тревожно глядя в дождь и вздыхая. Вдруг ей почудилось, что Яков стоит внизу на набережной и смотрит на нее. Она прижалась носом к стеклу и словно наяву услышала любимый хриплый голос. «Как я соскучился, Аня. Как я хочу быть с тобой. Не грусти, милая, скоро будем вместе. Потерпи еще немного. Я обниму тебя, и ты услышишь, как сильно бьется мое сердце. Я волнуюсь. Всегда волнуюсь, когда вижу тебя. Всегда буду. Жизнь без тебя - пуста». ... - Дядя! Дядя, проснись! – Анна потрясла Петра Ивановича, сладко прикорнувшего на диване в гостиной. - Что? – вскинулся Миронов. - Дядя, ушел соглядатай от охранки! Скамейка пустая! Пожалуйста, выйди из дома, проверь, но я уверена, он наверняка ушел спать! Кряхтя, Петр Иванович спустил ноги с кровати и поправил халат. - Аннет, ну что ты опять придумала? - Там Яков. Мне нужно к нему. Миронов протер лицо ладонями. - Он в тюрьме, куда – к нему? Куда ты пойдешь? - Не знаю, но и здесь я сидеть не могу. Дядя, пожалуйста, я чувствую, он уже рядом! Зная, что если он не отправится вместе с племянницей, она побежит в ночь одна, Петр Иванович сказал: - Аннет, я проверю. Только ради всех святых, оденься по погоде. Пойди в гардеробную, подбери себе что-нибудь… непромокаемое, Зизи была чуть ниже тебя. И возьми зонт. Два! … Плывя на спине, Яков отфыркивался от невской воды и как мог, пытался менять напряжение мышц в руках, держащих Аристархова. Тот спасать себя не мешал, даже чуть булькал ногами, но с каждым дюймом становился все тяжелее. Философскую проблему, спасти ли себя, отпустив парня, Яков решать не пытался, он просто плыл, ощущая, как сводит левую стопу. - Папа, папочка, держись, - пищал сверху Митя, – немножко осталось! … На пустынной Малой Конюшенной экипажей в этот дождливый вечер не было, и Мироновы вышли на Невский, при этом Петр Иванович беспрерывно ворчал: - Аннет, я старый человек, а ты беременна. Куда мы тащимся на ночь глядя? - Вон пролетка! – Анна выбежала на мостовую. - Стойте! … С берега вдруг раздались какие-то крики, зажглись факелы. «Ч-черт. Тревогу подняли. Патруль вернулся», - Яков замер в воде и шепнул Аристархову: - Вдохните глубже. Ныряем. Тут же набрал полные легкие и опустился ниже поверхности воды, таща за собой спутника. Но студент, не поняв опасности или просто боясь нырять, стал брыкаться и выворачиваться. «Да уймитесь же!» - уставший от заплыва Яков еле удерживал под водой тощего Аристархова. С противным тонким звуком рядом засвистели пули, оставляя в воде белый след. «Трехлинейка Мосина», - понял Яков, - «Могут попасть». Руки его налились тяжестью, но он ухватил студента за шею и поднес к его глазам сжатый кулак. Аристархов перестал пинаться и уже спокойнее выплыл наверх, жадно хватая воздух. ... - Не, вашбродь, не они! – крикнул жандарм берегового патруля. - Там плескануло что-то, мы пальнули! Но это рыба была, клянусь! Да и не видно ни зги, гляньте, как дождь рядит! - Точно никого не было? – ротмистр новой смены поднял тревогу, как только в камерах седьмого коридора обнаружили связанных охранников, а сам кинулся проверить берег. Патрульные вгляделись в реку. Никому из них в воду лезть не хотелось. - Точно, вашбродь! - Бегом вокруг крепости, недоумки! Перекрыть выходы! Тревога для всех! ... Яков высунул голову из воды, увидел, как удаляются по берегу огни, схватил барахтающегося Аристархова. «Теперь лодку не вижу…» - Штольман понял, что еще минута в воде, и он сам пойдет ко дну. - Сюда! – позвал Митя, и Яков собрался с силами. Наконец, следуя подсказкам юного призрака, Штольман задел рукой борт плоскодонки. - Семен, ты? – сипло окликнул он мужчину, махавшего керосинкой синего стекла. - Здоров, Платоныч. Так точно. Прости, ближе не мог, патруль бы заметил. Опять кого-то спасаешь? Давай этого горемыку, - Семен Трофимов, давний приятель Якова по службе в столичной полиции, наклонился к воде и с натугой вытащил Аристархова. Затем подал руку Штольману. Но того на поверхности уже не было. - Папа! – взвизгнул Митрофан. … Под водой Штольман попытался размять закаменевшие мышцы, но уставшие руки не слушались. Попробовал подтянуть ногу. Бесполезно. Стопу и голень свело так, будто их завязали в узел, а дыхание почти кончилось. Яков очень устал. Так просто было опускаться вниз, на дно, не делая ни единого движения. Серый проблеск неба над головой становился все темнее. Холодная река сковала члены. Воздуха не было. Сквозь толщу воды до Якова будто донесся взволнованный голос: «Яшенька… Я так тебя люблю. Ты такой красивый. Ты самый лучший. Ты сможешь сделать все, что захочешь. Когда ты улыбаешься, будто весь мир распахивается. А знаешь, какие чудесные у тебя глаза? Ты смотришь на меня, и я замираю от счастья. Ты мое счастье. Хочу увидеть тебя. Провести ладонью по твоей щеке, стереть усталость с лица. Ответить на поцелуй. Прошу, вернись. Я очень по тебе скучаю». Забыв о боли, Штольман вынырнул из воды и из последних сил вцепился в низкий борт. … - Барыня, Дворцовый, - обернулся к Анне возница, потянув удила на себя. - Куда теперь? Анна соскочила с пролетки у наплавного моста, подбежала к гранитному парапету. Почему-то она знала, что Яков именно здесь и его нужно встретить. … В бессильном забытьи, свесив руку за борт, Штольман лежал на дне лодки. Холодные капли падали на лицо, остужая лоб. «Яшенька! Яша, где же ты, откликнись!» - почудилось ему и он с трудом поднял голову. - Семен, где мы? - Вон Дворцовый мост. - Давай ближе к берегу, - Яков уронил ладонь в воду. Низкие тучи заслонили небо, моросящий дождь превращал воздух в продолжение реки, и Анна ничего не видела уже в нескольких шагах от себя. Подняв юбку, она побежала по мосту вдоль ограды. На втором пролете, едва не поскальзываясь, сбежала по деревянной лесенке на понтонную опору, вгляделась в серую хмарь. Вдруг громко охнула, встала на колени и опасно наклонилась к воде. - Яков! Яков Платонович! – крикнула она так громко, что мужчины в проходящей мимо лодке услышали. - Платоныч, кто это? – удивился Семен. - Не останавливаемся? «Анечка. Не показалось. Никак тебя на месте не удержать...» - Это Анна Викторовна, для ее охраны я звал тебя в Затонск. Причаливай. А то она в воду бросится… ей нельзя… - голос Штольмана был едва слышен. Трофимов подвел лодку к понтону, подал руку девушке, и Анна тут же спрыгнула вниз и кинулась на грудь Якову, не заботясь о промокшей одежде. - Яшенька, ты выбрался! – шептала она, беспорядочно целуя мокрые кудри. – Ты цел? Не ранен? Ощутив губами горячую кожу, Анна заволновалась еще пуще. - Что с тобой? Но Яков ничего уже не слышал и не видел. Любимая была рядом, и этого было достаточно. Все напряжение последних суток разом свалилось с него – завершение дела о мошенниках, ночь в кутузке, тюрьма и побег из нее уже казались далеким сном. Реальностью была прохладная рука в его руке, жаркий шепот, родные объятия. Всего одна мысль осталась в голове Штольмана, и её непременно нужно было озвучить. Он попытался сесть, но не смог, и непослушными губами вымолвил: - Аня, нам нужно … Он затих. Перепугавшись, Анна приникла к его груди, но поняла, что Яков дышит. - Устал он очень, Анна Викторовна, - сказал Семен. – И плыл долго. Не волнуйтесь, Платоныч полежит и оклемается. Как бабка нашепчет. Я - Трофимов, Семен Сергеич, бывший сослуживец вашего Штольмана. «Плыл!» - Анна опустила руку в Неву. «Боже, какая холодная!» Девушка положила ладонь на лоб Штольмана и закусила губу. - У него лихорадка! Семен Сергеич, спасибо вам. Куда вы его везете? С моста, заливисто свистнув, сошел по лесенке Петр Иванович, неся в руке зонты. Семен на всякий случай оттолкнулся веслом от понтона. - Вы этого человека знаете? - Да, это мой дядя. Можно ему с нами? Трофимов сперва покачал головой: - Нет, потонем, - а затем обнаружил, что в лодке на одного пассажира стало меньше. - Ох, да парень же сбежал! Хорошо, тогда можно. Он помог запрыгнуть в лодку Миронову, обменялся приветствиями и сказал: - На Гутуевском я снял крохотную квартиру с отдельным входом. Бедненько, но чистенько, и никто чужой не зайдет. Платонычу нынче чужих категорически нельзя принимать. … Майская ночь развела тучи над городом, показав серп новой луны. По спокойной, широкой Неве плыла плоскодонка, едва не черпавшая воду бортами. Нос лодки укрывали два зонта, один из которых был немыслимо жизнерадостной окраски. Они защищали от притихшего дождя мужчину, лежавшего бездвижно, и склонившуюся над ним женщину. - Яшенька, - шептала Анна, - я тебя выхожу. Ты только не умирай, пожалуйста. Не открывая глаз, Штольман выдавил: - Полно, Аня. Ничего страшного, - и надолго замолчал. Его бросало то в жар, то в холод. Справившись со слабостью, он на ощупь нашел ладонь любимой, поднес к спекшимся губам и поцеловал. - Немедленно венчаться. А то еще что-нибудь случится...