Часть 29. Побег
2 февраля 2021 г. в 13:15
После прогулки в одиночестве, положенной каждому заключенному, Штольмана провели к его камере, и уже возле двери он услышал юношеский тенор, распевающий Марсельезу:
- На нас тиранов рать идет
Поднявши стяг кровавый!
Стражник рявкнул «Руки на дверь!», тут же пнул Штольмана по ногам, нажал на плечи, заставив упасть на колени, а затем поспешил к соседней камере.
- Студент, молчать! – заорал он в щель двери. - Шпицрутенов захотел? Петров, приструни его!
«Устав нарушаешь, служивый», - подумал Яков, ожидая, пока вернувшийся охранник отопрет дверь. Заключенным тюрьмы полагался строгий одиночный режим, и охране запрещалось как-то именовать их при других арестантах.
«Студент? Уж не Дмитрий ли Аристархов, бывший студент с мумией в наследство? Голос похож», - Штольман будто нечаянно замешкался на пороге, получил за это сапогом в лодыжку, но зато краем глаза увидел, как того самого Аристархова выволакивают из камеры. Это могло означать только одно – парня сейчас запрут в карцере без еды. Знавал Яков таких юных и гордых, которые после пребывания в карцере сходили с ума.
- Пап, а что такое шестяк? – спросил маленький призрак. – И сейчас я этого урода каменюкой прибью. Прости, что не стукнул тех, в карете... Я растерялся. Я дурачок, да?
- Не «подняв шестяк», а «поднявши стяг», - Штольман потер лодыжку.
- Митя, давай сосредоточимся на том, что надо сделать. Где у тебя камень? В коридоре?
- Ну!
- Пусть лежит. Вот чем займись-ка…
…
Начальник тюрьмы Степан Ядгарович Плющенко приказал подать себе чаю в гостиную и отведал его, надувая толстые губы. Вдруг холеное лицо мужчины перекосилось.
- Рядовой, мать твою в душу! Почему чай холодный?
- Как же холодный, ваше высокблагородие? Только кипелый, - растерянно отозвался жандарм первого года службы, еще не выучивший привычек высокопоставленного хозяина тюрьмы.
- Подойди, - с улыбкой, от которой у жандарма свело живот, Плющенко поманил пальцем.
Когда служивый приблизился на расстояние шага, в скулу ему прилетела оплеуха и напутствие:
- На губу захотел, спорщик?
- Никак нет!
«Вот ведь Плющ Ядовитый», - рядовой дернул щекой. «Пойду от греха, а то еще блюдцем получу ни за что».
Степан Ядгарович допил обжигающий чай и довольно крякнул. В чае ему было главное, чтобы погорячее, поэтому странного вкуса Плющенко не заметил. Через четверть часа блаженства в кресле он поморгал ресницами.
- Что ж, пора к делам. Арестантиков проверить, смену новую, что после ужина заступит…
Приподнявшись на ноги, Плющ в удивлении открыл рот. Рядом с ним стояла прелестная девушка, вовсе не похожая на худую, как палка, жену Степана Ядгаровича.
Прелестница взяла чашку с уже холодным чаем, изящно поднесла к губам и вдруг тоненько ойкнула. Содержимое чашки вылилось на толстый живот и брюки начальника тюрьмы.
- Тысяча извинений! Прошу простить мою неловкость, я нечаянно, - прощебетала нимфа.
- Ничего-ничего, - пораженный Степан Ядгарович попытался отряхнуть брюки.
- Вы позволите, я их сниму…
- Снимай, - развеселился Митя, который подлил в чай настойку белладонны из ближайшей городской аптеки и теперь ждал, когда можно будет стащить с пояса связку ключей.
Настойка вызвала в голове соскучившегося по женской ласке Плющенко определенные галлюцинации. Штольман именно такого эффекта предусмотреть не мог, но маленький призрак не растерялся и, когда связка слетела с ремня, повел её на выход.
- Куда же вы? – Плющ проводил жалобным взглядом прелестницу, которая вдруг превратилась в маленького железного человечка, ковылявшего по богатому ковру.
Железный человек обернулся и грозно сказал: - Завтра приду.
…
Время тянулось крайне медленно. Пока заходящее солнце за высоким окном отбрасывало решетчатые тени, Яков вспоминал свидание с Анной в купе и улыбался.
«Ласковая моя, как долго я к тебе шел. Ты все-таки дождалась меня… Подожди еще немного».
За окном стало темнее. Из коридора вкусно потянуло запахом мяса, что служило изощренной пыткой для заключенных, которых кормили лишь хлебом и квасом.
«Ужин у караула скоро начнется», - подобрался Штольман.
- Один охранник сапоги начистил, уходить собирается, - сказал Митя, наблюдавший за коридором. – Другой все на брегет смотрит. Пап, а новая смена тебя точно не узнает?
- Увидим. Разбивай окно.
Стекло с веселым звоном посыпалось на пол. Яков вскочил с топчана и встал, напружинившись.
В коридоре стражник, по уставу ходивший вдоль камер, поспешил на звук разбитого стекла. Вдруг из кармана охранника вылетел ключ, вставился в замок камеры и повернулся.
- Е..! – ошеломленно воскликнул служивый. Он подошел к двери и близко наклонился к замку, завороженно наблюдая за ключом.
- Первый, - сказал призрак.
Штольман разбежался и изо всей силы ударил ногой в уже открытую дверь, попав металлом замочной скважины прямо в лоб любопытному. Стражник без единого звука повалился на пол, загородив проход в камеру.
- Второй бежит, - деловито сообщил Митя. – Вот!
Ухватившись руками за притолоку, Яков мощным усилием в прыжке вынес ноги вперед. Появившийся из-за двери второй жандарм также получил в лоб, но уже каблуками, отлетел к противоположной стене, стукнулся затылком и затих. Вылетевший из его руки револьвер Яков поймал в воздухе. Упав спиной на первого стражника, арестант скатился с него и быстро затащил в камеру. То же самое проделал со вторым.
«Чуть ботинки на лету не потерял. Хотя удачно вышло», - Штольман стремительно поменялся одеждой с подходящим по комплекции стражем, аккуратно пристукнул его в затылок, добавив беспамятства. Сапоги были немного велики, но одетым не по уставу Яков быть не собирался. Он сцепил наручниками запястья охраны, заткнул рты порванными кусками их нижнего белья. Сунул револьвер в кобуру. Замер на месте, почувствовав вес полноценно заряженного оружия, и похолодел.
- Митя, ты про этот забыл?
Мальчишка огорченно повинился: - Забыл... Извини, пап…
Штольман осознал, что только что чудом избег пули в живот или выстрела в воздух, на который бы сбежалась остальная охрана. Он сглотнул.
«Шесть лет сподвижнику, чего я ждал…»
- Ничего, малыш. Я в карцер. Будь на страже.
…
Карцер находился в конце этого же коридора, и Яков, прихватив со стола стражи свечи со спичками, подобрал ключ со связки и вошел в крохотную комнату.
- Аристархов, - негромко позвал он. – Дмитрий Афанасьевич, это вы? Как вы себя чувствуете?
Вскочивший с железной кровати юноша сощурился на огонек свечи.
- Что за вежливый тон, сатрап? Игра в хорошего и плохого? Все вы тут негодяи!
Штольман закрыл дверь карцера изнутри, тихо назвался, спросил, почему юноша здесь.
Тот горько засмеялся.
- Потому что все врут! Вы мне врали, что меня в ссылку отправят, Павел - что друг мне! Здесь ко мне приходил сам начальник охранки, обещал, что если я расскажу все про Ираиду, они и ее не пошлют на каторгу, а смягчат наказание! – быстро и зло сказал он.
- Но в рапорте же было указано, что вас заманили в организацию обманом, - рассердился Штольман.
- Вас что, Охранная служба записала в отпетые террористы?
- Пашу Мартынова казнили. И Ираиду тоже… - выдавил сквозь зубы Аристархов.
- Она перед смертью попросила у меня прощения за обман с наследством. Кричала тут через коридор, что любила меня. А её, женщину мою единственную – расстреляли!
Он стукнулся головой о стену.
- И со мной все кончено. Следователь сказал, что ждали, пока мне 21 год стукнет, это позавчера было. Теперь меня тоже казнят. Вы-то как здесь оказались?
Штольман нахмурился. Он не терпел несправедливости и мгновенно принял решение.
«Мальчишка совсем, а охранка на нем выслужилась. Еще и дожидались, мерзавцы, пока ребенок под указ о казни подойдет».
- С днем рождения, Дмитрий. Быстро наружу.
На выходе из карцера уже открывал рот для крика жандарм, явившийся с восьмого коридора. Штольман выбросил вперед кулак, хотя видел, что удар выйдет слабым. И тут в висок противнику ниоткуда прилетел камень. Затащив обмякшего охранника в карцер, Яков в который раз мысленно поблагодарил юного призрака.
«Что я там давеча про криминальные наклонности думал? Беру свои слова обратно».
Внезапно Яков заиграл желваками. Вертикальная лестница рядом с карцером вела к железному люку на крышу, который был заперт на замок. Но кроме этого, еще и на заваренные железные болты.
- Папа, ключи, - подал дрожащий голосок Митя.
Он едва не плакал, поняв, что это опять его вина - это он просмотрел, что путь наружу закрыт.
- Давай.
В ладонь упала связка от начальника тюрьмы, и Яков улыбнулся.
- Не грусти, малыш, прорвемся. Если нет, передай маме… Ты знаешь, что.
«Придется идти на противоположную сторону, хоть где-то должен быть выход на крышу», - изменил он план.
…
- За тем поворотом – шестой коридор, еще дальше – караулка, - вполголоса сказал Яков Аристархову, когда они шли по коридору, чья охрана валялась без сознания по койкам недавних заключенных.
- Мы – с поста 7, направляемся на ужин. Сейчас придет новая смена, может, проскочим. Ремень подтяните.
«Как его называть? Дмитрием? Мой нахаленок откликнется, перепутаем что-нибудь», - мелькнуло в голове у Якова.
- Аристархов, не обижайтесь, буду звать вас Петровым. Сразу после поворота идем в ногу, и держитесь за мной, вас могли запомнить с прошлых смен. Любому служаке с непустыми лычками отдавайте честь, вы рядовой. На странности не обращайте внимания. Все поняли?
Юноша сосредоточенно кивнул.
- Пап, идут! Много! – предупредил Митя.
Штольман подтолкнул бывшего студента, и мужчины нырнули за пристенок комнатки с библиотекой, прижались к стене так, чтобы было не видно с коридора, замерли. Подступивший к горлу кашель едва не выдал беглецов, но Яков неимоверным усилием воли приказал себе заткнуться.
Мимо, топоча в ногу, прошли несколько жандармов. Старший из них остановился и выругался: - Да ты глянь! На седьмом нет никого! Наверняка эти печегнёты на ужин раньше всех свистнули.
- Новички! Малейшая провинность, и вам Плющ самолично в рыло даст, до гауптвахты целыми не дойдете. Усвоили? Седьмой пост, проверить камеры. Восьмой – за мной, - сказал разводящий, и шаги стражников затихли за поворотом.
Штольман тронул юношу за локоть. – Идемте. Лицо кирпичом.
Жандарм в шестом коридоре хмыкнул, когда проходившие мимо нижние чины умерили шаг и отдали честь, явно торопясь на ужин. Фуражки на них были надвинуты слишком низко.
- Откуда, лишенцы, с седьмого? Фамилии?
- Так точно! Ефрейтор Самойлов, рядовой Петров! – доложил Штольман, убирая из голоса все интонации. Эти фамилии были нацарапаны на изнанке формы заснувшей охраны.
- Идите, – проворчал жандарм с лычками фельдфебеля, отмечая смену в журнале.
Яков выдохнул. Личный контакт был самым опасным пунктом его нового плана, но вывод из строя жандарма рядом с караульным помещением мог закончиться еще хуже. За углом Штольман придержал спутника рукой.
- Нам на крышу, – Яков показал на железную лестницу и вытащил из кармана ключи.
- Но рядом караулка, кто-то может выйти. Я открою замок и люк, вы сразу за мной.
…
В караулке рядовой предыдущей смены Епифанов внезапно заметил, что его надкусанный хлеб лежит у локтя рядового Старцева, и двинул того по ноге.
Старцев перегнулся через стол, деловито стукнул обидчика в ухо и сел обратно, толкнув дюжего соседа из новой смены. При этом нечаянно опрокинув тарелку с супом тому на колени.
Сосед вытащил наглеца за грудки и с криком «Серега, наших бьют!» принялся от души его мутузить.
- У нас ножики литые!
Гири кованные!
Мы ребята забияки
Практикованные!
- раздавалось под высокими сводами, и плюхи жандармам множились.
…
Яков уже ступил на перекладину заветной лестницы, когда в коридор из караулки, едва не упав, вылетел жандарм с одной лычкой и воззрился на незнакомого ефрейтора.
- Ты кто? Куда лезешь? – успел спросить служивый, но тут же получил от Штольмана по зубам, а затем прицельным ударом в челюсть был отправлен обратно.
Взглянув через дверь на всеобщее побоище, Яков сноровисто запер её снаружи.
- Петров, наверх! – скомандовал он Аристархову.
- Митя, не увлекайся.
На крыше Штольман закрыл люк на тот же замок и выкинул ключи в мусор, скопившийся под двухэтажным зданием тюрьмы. Между тюрьмой и Трубецким бастионом шел узкий, редко посещаемый проход, который перекрывали зубчатые воротца высотой с один этаж.
- Сапоги снимайте, – бросил Яков спутнику.
Беглецы торопливо, но бесшумно прошли по мокрой от дождя крыше тюрьмы до ворот. Яков спрыгнул вниз, удержал равновесие, принял неудачно свалившегося Аристархова. Уверившись, что стражника в проходе нет, перебежал по зубцам, подсадил юношу на кирпичную стену бастиона, а затем ловко, как кошка, забрался сам.
- Ждем, - отдышавшись, сказал он.
…
Анна стояла у окна и с тоской глядела сквозь морось на сверкающий отблесками канал.
«Яков... Как долго мне тебя ждать? Когда ты вернешься, и сможешь ли?»
Только здесь, в Петербурге, она осознала, за кого собралась замуж. Полицейский, следователь, тайный агент. Мужчина, который не будет рассказывать вечерами, где он был, а чаще и не будет его дома вечерами. И ночами тоже.
Она погладила живот ладонями.
«Но он мой единственный мужчина, малыш. Нам с тобой другой не нужен».
Анна любила Якова любым. Усталым и заработавшимся, когда складки на щеках становились резче. Сердитым, когда глаза его метали молнии, а голосом можно было резать металл. Веселым – лишь с недавних пор Анна обнаружила, как легко Яков может улыбаться, и это нравилось ей больше всего. Что она может подарить ему отдохновение, а не только проблемы и загадки.
Ей хотелось дарить - пусть по мелочи, но дать этому серьезному, замкнутому мужчине то, чего ему так не хватало. Снять пальто. Подать ему чай. Подоткнуть подушку. Выслушать, что он посчитает нужным сказать, и помочь, если потребуется. Подсказать деталь разгадки от духов и увидеть, как проясняется его лицо.
«Что еще я могу ему дать?» – спросила она свое отражение.
«Себя? Глупости, это он для меня – счастье. Малыша? Опять же это мне подарок от Якова и небес».
Она вздохнула.
«Приданого за мной особого нет, да и не думает, наверное, Штольман о приданом».
- Я буду заботиться о тебе, Яшенька, - она написала имя любимого на запотевшем от дождя стекле.
– Только вернись.
…
Лежа животом на стене бастиона, Яков до рези в глазах всматривался в серую пелену над Невой.
«Не пропустить бы, ни черта не видно».
Он протер лицо.
- Па-ап, - пробормотал где-то рядом маленький призрак.
- Ты не сердишься, что я такой дуралей? Про револьвер забыл, и еще…
Штольман приподнял руку над мокрым каменным крошевом.
- Где ты там? Иди, обниму. На что сердиться, ты так помог, что и слов не хватит.
Яков скосил взгляд под руку и вдруг увидел его – худого, глазастого мальчишку с растрепанными светлыми вихрами, почему-то очень похожего на Анну.
- Ох ты ж… Спасибо, сынок.
- Сынок... - расплываясь в знакомой улыбке, прошептал Митя.
А затем выскочил на край гранитной облицовки бастиона и закричал:
- Вместе с папой мы идем
Мирно размышляем.
Кто навстречу попадет,
Тому наваляем!
Примечания:
Ссылка на пост с некоторыми фотографиями тюрьмы Трубецкого бастиона:
https://mono-polist.livejournal.com/763768.html