Сон на пятницу

Вытянув занемевшую руку, Штольман ощутил на шее касание Аниных волос и ее легкое дыхание. Он осторожно повернул голову. Порозовевшие ото сна щечки, припухшие губы любимой и обвившее его бедро пробудили Якова окончательно. Он подумал, что, несмотря на неудобство узкого диванчика, так прекрасно давно уже не высыпался, и с сожалением приказал себе не будить Анну. «Пусть отдохнет, Штольман. Успеешь еще», - он осторожно, стараясь не потревожить девушку, встал, набросил на нее съехавшее покрывало, с хрустом потянулся. Взгляд упал на разбросанное на кресле кружевное нижнее белье, и Яков спешно оделся, опасаясь, что еще минута в таком чудесном окружении, и он забудет свои благие намерения. - Доброе утро! - позвала его все-таки проснувшаяся Анна, и протянула руки. Зарывшись в теплые объятия, он благодарил небеса за эту девушку, с которой был знаком так долго и только в последние дни обрел счастье. - Аня… - он ответил на нежный поцелуй, с трудом оторвался от таких сладких губ и вымолвил: - Спасибо, что вернулась ко мне. … - Никуда не выходи. Я посмотрю, как там мой Захаров, и закажу завтрак, - Штольман закрыл за собой дверь купе, сожалея, что на нее нет ключа. - Как я выйду, я же раздета, - пробормотала Анна, выбирая белье из так и не высохшей за ночь одежды. Она представила, как идет по вагону в алом покрывале, и нервно хихикнула. «Хорошо мужчинам, брюки, рубашка, и пошел себе. А я пока все это влажное натяну, вечность пройдет. О!» - мелькнувшая у нее мысль требовала воплощения. … - Добренького здоровьица, - в коридоре солидный господин из соседнего купе вежливо поклонился Штольману. - Вы умываться? Там что-то странное, я бы не советовал. Заподозрив, в чем дело, Яков переспросил: - В каком смысле странное? Получив в ответ неопределенное пожатие плечами, он решительно прошел к тамбуру. Из-за двери уборной вылетел молодой человек с широко раскрытыми глазами и застывшим на лице ошеломленным выражением, и Яков заглянул внутрь. По узкой комнатке летали мыльные пузыри. Их было так много, что они заполнили все свободное пространство, а в забытой кем-то мисочке кружился, будто ложка в стакане, бритвенный помазок. Рядом на полке валялось разбитое пенсне. - Дмитрий! – строго сказал Штольман, открывая окно. - А? - Прекрати пугать пассажиров. Пенсне поболталось в мыльной воде, сделало залихватский полукруг и оставило за собой порцию веселых, переливающихся радугой пузырей, тут же цепочкой поспешивших в окно. - Красиво же! – восхитился Митя, но увидев показанный отцом кулак, заныл: - Ну па-ап! Штольман вздохнул. Энергии юного призрака могло хватить на троих обычных мальчишек. - Набери маме цветов с луга, она обрадуется. Только постарайся этим букетом никого не напугать. От поезда не отстанешь? - Х-ха! – Митрофан от радости уронил пенсне в клозет. - Запросто! Могу еще лягушек наловить, они так смешно прыгают. Надо? - Нет, лягушек не надо. Яков провел ладонью по скуле. «Вот же постреленок. Кстати, побриться надо, у Ани кожа такая нежная, а я как варвар. И медицинский журнал почитать, там что-то было про беременность…» … Чуть высунувшись из купе, Анна покрутила головой и, никого не заметив, пробежала по вагону. Дверь умывальной комнаты как раз открылась ей навстречу. Только мгновение ушло у Штольмана, чтобы понять, что за прекрасное видение перед ним. Тут же он схватил Анну за локоть и втащил в уборную. - Анна Викторовна! – сердито воскликнул он. – Что это такое? Кокетливо поправив на груди мужскую рубашку, выуженную из саквояжа Штольмана, Анна сказала: - А на что это похоже? Мне, между прочим, тоже надо освежиться. Кстати, мне идет? - Даже слишком. Высокая грудь до отказа натянула белую ткань, пуговка на уровне кармана уже вырвалась из петли. А черные запасные брюки следователя, подвернутые на несколько дюймов, слишком подчеркивали бедра. Яков внутренне застонал. «Штольман, заканчивай с этим, измучил уже девушку», - прикрикнул он на себя, сунув руки в карманы. - Вы меня с ума сведете, что одна, что другой, - сказал он и осекся, Митя ведь просил «маме» про него не рассказывать. - А кто это другой? Не ответив, Штольман на секунду прижал к себе невесту, такую привлекательную в мужской одежде, и пробормотал: - Прошу, не ходи так на людях. Мне придется от тебя мужчин револьвером отгонять. - Яша, да уйди уже! - Анна нетерпеливо подтолкнула его к двери. - Да, да, извини. Жду тебя снаружи. «Яков Штольман, ты будешь меня и в уборной охранять? Ох, в кого же меня угораздило так влюбиться», - Анна посмотрела в зеркало и удивилась своему отдохнувшему, несмотря на бурную ночь, виду. Даже поврежденное вчера плечо не давало о себе знать. - Все-таки вы на меня хорошо действуете, Яков Платонович, - сказала она. – Вас можно как лекарство перед сном принимать. В терапевтических дозах. Подпиравший дверь уборной плечами Штольман улыбнулся. «Дозу, Анна Викторовна, я вам сам отмерю». … По вагону, явно торопясь, шла какая-то дама, за которой следовал высокий господин, и Штольман посторонился. Вдруг дама остановилась, как вкопанная. - Якоб! – воскликнула она. Штольман едва не выругался. - Нина Аркадьевна, - голос его был сух. «Вот же черт принес». Прошедшие годы Нину не пощадили, она была все так же стройна, но морщинок в углах глаз прибавилось, а лицо приобрело выражение, несколько побитое жизнью. - Идите, Серж, - повелительно махнула бывшая фрейлина спутнику, и тот, поколебавшись, с извинениями обогнул Штольмана и прошел в следующий вагон. - Якоб, сколько лет! Как давно я тебя не видела, а ты все так же хорош, – она протянула ладонь в надушенной перчатке для поцелуя, и Штольман, сжав губы, изобразил приветствие. Он не собирался поддерживать обращение на ты, тем более, когда в комнатке за тонкой стенкой умывалась Анна. - Все по-прежнему, Нина Аркадьевна. Пара минут прошли за пустым разговором. Яков пытался осторожно оттеснить Нину в тамбур, но та стояла, как приклеенная, и на откровенно односложные ответы задавала новые и новые вопросы, лучась как будто искренней улыбкой. - Да-да, Серж, секундочку, - отвернувшись, крикнула Нина в громыхающий конец вагона. Именно в этот момент на руки Якова со словами «Папа, держи!» из открытого окна упало несколько ландышей. - О, Якоб, как это мило! Откуда ты их взял? – подхватила цветы женщина, когда Штольман неловко попытался сделать вид, что это не его. Поезд остановился с резким толчком. Нина упала на руки Штольману. Чуть покачнувшись в дверях, из уборной вышла Анна. Она увидела, как к Якову прижимается и тянется губами знакомая из прошлого, произнося слова благодарности за какие-то цветы. Ощутив, как немеют ладони, Анна узрела в руках бывшей фрейлины белые ландыши. Одна рука Штольмана крепко поддерживала женщину за спину, вторая лежала под... грудью? - Яков Платонович?! – ледяным тоном произнесла Анна. Яков пытался удержать на лице невозмутимость, но скорее там читалось желание очутиться подальше отсюда. - О, Анна Викторовна, - поцеловав замершего на месте Штольмана в губы, поздоровалась Нина. - Якоб, как всегда, галантен. А вы все так же видите ваших… эээ… привидений? Но о чем это я, ведь ходили слухи, что вы потеряли свой дар, и это, наверное, к лучшему. Как вы странно одеты... Увидимся, Якоб, - женщина сладко улыбнулась Штольману, махнула рукой и исчезла за железной дверью, которую для нее до сих пор держал высокий молодой человек. Ландыши Нина забрала с собой, но один цветок упал на пол. Анна медленно сделала шаг вперед и подняла стебель. - Якоб? Штольман попятился в темный коридор. Вне себя, Анна хлестнула жениха по груди белыми колокольчиками. - Галантен, как всегда? Со спины к Анне подошел Петр Иванович, который придержал племянницу за талию и спросил: - Что за шум, Аннет? Доброе утро, Яков Плато… Быстро нырнув за железную дверь, Яков остановился перед сцепкой. Дальше идти он не собирался, опасаясь вновь встретиться с Ниной, да и глупо было бегать по вагонам от рассерженной невесты. Он развернулся лицом к только что покинутому вагону. Кипящая гневом Анна высвободилась из рук дядюшки и вышла в тамбур. - Увидимся, Якоб? Что это значит, господин Штольман??? Вы что, встречаетесь с этой…? Бросив цветок на пол, она вдруг разрыдалась и убежала обратно, а в купе закрыла задвижку и упала на диван. «Сколько лет эта Нина будет портить мне жизнь? Но и Яков наверняка сам встречался с ней по своим шпионским делам! Может, она ему какие-то услуги оказывает, и он ей за это благодарен... Какие, интересно, услуги?» - слезы сами лились из глаз, и Анна, расстегнув на груди рубашку Якова, вытерла слезы тканью. Поезд стоял в чистом поле. Островком тянулась к солнцу березовая роща, по деревенской дороге медленно тащилась телега, запряженная в понурую лошадку. На горизонте белесо слепила глаза озерная гладь – озер и болот на пути к Петербургу было бессчетно. Штольман с Петром Ивановичем подошли к двери купе, Яков подергал за ручку. Тут же Миронов полез в карман. - Секундочку, - он вытащил поездной ключ, подходящий ко всем замкам, и сунул его в замочную скважину. – Позаимствовал у проводника, - объяснил Петр Иванович. Но ничего не произошло. - Наверное, сломан… - Аня, открой, пожалуйста, - позвал Яков. Не дождавшись ответа, он потер подбородок и сказал Миронову: - Петр Иванович, рад вас видеть. Могу я попросить вас побыть здесь, чтобы Анна не убежала куда-нибудь еще? - Разумеется, - кивнул будущий родственник. - А вы куда? … - Пап, а маме цветочки понравились? – спросил резвившийся над поездом призрак в самое ухо Штольмана, и тот едва не слетел с верха вагона. Яков присел, ухватившись ладонями за изгиб горячего металла – больше на крыше зацепиться было не за что. - Очень, - буркнул он. - А еще я для нее яблоко у дядьки стащил! Правда, прошлогоднее, - мальчишка попытался вспомнить давно забытое ощущение вкуса и с сожалением вздохнул. Но тут же хихикнул: - Давай потом вместе в лес сходим? Я прятаться хорошо умею, буду тебя и маму пугать! - Ох, малыш. Посмотрим. … Все еще всхлипывая, Анна услышала странный стук в окно. Она подняла голову. В открытой фрамуге окна появилась одна нога в кожаном ботинке, затем другая, и через мгновение Штольман ловко соскочил внутрь. Обтерев грязные руки платком, Яков сел рядом с девушкой и обнял её. Она пихнула его локтем. - Уйди. Видеть тебя не хочу. - Аня… Уклонившись от сердитых кулачков, Яков прижал к себе любимую и поцеловал ее в мокрые глаза. - Анечка, все это недоразумение. Разумеется, я не встречаюсь с Ниной Аркадьевной, я уже много лет ее не видел. - А зачем ты ей цветы подарил? - Я не дарил, - абсолютно уверенно сказал Штольман. Анна все еще не понимала, но теплые руки и губы Якова сделали свое дело. Она прижалась к своему мужчине и спросила: - Точно? Он серьезно кивнул. Анна вздохнула. - Поцелуешь меня? … - Смотри, что для тебя передали, - Яков показал на лежавшее на столе крупное яблоко. - Ой. А кто? Штольман вытащил нож, отрезал дольку и нежно коснулся ею губ Анны. - Мальчишка. Сказал – угости там, в поезде, самую красивую. - Так и сказал? – улыбнулась она. - Так и сказал, - он усадил её на колени и с удовольствием смотрел, как Анна кладет в рот дольки одну за другой. За дверью раздался настойчивый стук. Яков посадил Анну к столику, застегнул ей пуговки на рубашке и открыл дверь. В купе вошли Миронов и молодой унтер-офицер: - Аннет, все в порядке? - Яков Платонович, вы же говорили… Здравствуйте, Анна Викторовна, - Захаров очень удивился присутствию девушки. Штольман вышел в коридор объясниться с полицейским, а дядюшка с тревогой взглянул на Анну. - Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? Последнее время ты так нервно на все реагируешь, как будто беременна. Закашлявшись, Анна с трудом проглотила кусок яблока и замахала рукой. - Дядя! - А... Ну да... Конечно, нет, как я мог подумать, - Миронов шлепнул себя по губам. - Ну отдыхай, отдыхай... Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Петр Иванович сочувственно похлопал Штольмана по плечу. - Поздравляю, Яков Платоныч. Терпения вам... … Сидя в кресле, Штольман читал прихваченный с собой журнал по медицине. Вдруг Яков побледнел. Перечитав строки, он взглянул на девушку, тут же вскочил и пересел к ней на диванчик. - Смотри, что некий господин Снегирев пишет. Анна, заинтересовавшись, склонилась над журналом. - Новое кровеостанавливающее средство… - прочитала она. - Не здесь. Вот. - Считается, что до 7-8 недели акушерского срока женщинам, вынашивающим своего первого ребенка, не стоит… - она подняла голову. - И что? - То, что мы… - Штольман в панике взглянул на невесту. - Ты хорошо себя чувствуешь? Она всплеснула руками. - Яков, и ты туда же? Я чувствую себя прекрасно. Кстати, в Париже о Снегиреве я слышала, он действительно профессор, уважаемый и опытный медик. Но в моем случае он может ошибаться. - Может. Но ты и ребенок мне слишком дороги, - хмурясь на свою беспечность, Яков вернулся в кресло и углубился в статью. Не вполне понимая, о чем речь, сидевший на багажной полке Митрофан довольно кивнул. «Да, берегите меня, папа глупостей не скажет. А потом мне еще надо братика. Двух. И котенка!»