Сон на пятницу

Луна скрылась за тучами, парк окутала мгла. Полицейские, не видя дальше собственной руки, замерли на месте. Штольман громко скомандовал: - Оружие наготове. На счет три всем стрелять в воздух, - а затем вполголоса бросил унтеру, который прибежал вместе с ним: - Быстро за огнем, Захаров. - Один… Три! Городовые разом жахнули из стволов. В короткой вспышке, как на фотографической карточке, проявился лежащий на земле Неверов, но он находился уже гораздо ближе к рощице, чем раньше. Когда луна показала свой светлый краешек, служивые увидели странное - коротко подергиваясь, на расстоянии нескольких дюймов над землей плыл крохотный огонек. Он медленно продвигался к парку, хотя до вожделенной преступником рощи оставалось еще далеко, а оттуда уже выходил запоздавший полицейский. Городовые, поняв, что Неверову деваться некуда, стали пересмеиваться: - Смотри, жучок-светлячок, разгоняется. Сейчас взлетит. - Не, навозный. Пешком дойдет. Унтер Захаров, посланный за огнем, на полпути встретил предусмотрительного Коробейникова, и они в два факела осветили небольшую каменистую полянку, на которой расслабленно стоял поднявшийся с земли мужчина. - Что, псы, загнали волка? Один на один слабо? – Неклюдов оглядел полицейских, выискивая по глазам и позам тех, кто ему поддастся. - Может, старший ваш? Есть тут высокородие, неужто не осмелитесь? На кулаках там, или может борьбу какую знаете? На шпагах еще можем, хотя испугаетесь вы мне оружие давать. Но много ли чести завалить меня всей толпой? Померяемся силушкой богатырской, поглядим, кто кого… – низкий голос гипнотизера приобрел тягучие интонации. Яков видел, что юный полицейский, стоявший перед ним, замер, как мышь перед гадюкой, а служивые постарше нерешительно переминались, ожидая команды. «Силен, но слишком самоуверен», - поняв это, Штольман быстро рассчитал свои действия. Не обращая более внимания на гипнотическую болтовню, он отодвинул Захарова, в два резких шага приблизился к преступнику, в движении заехал тому в скулу и одновременно подсек под обе ноги. Неверов грохнулся на спину и коротко вскрикнул. Один из шутников - городовых присел на землю и с опаской перекатил Неверова на живот, чтобы сковать запястья наручниками. На месте, где только что лежал преступник, блеснул отраженным огнем факела крупный камень. - Кажись, все, жучок, отползал, - сказал городовой. – Хотя дышит, ваше высокоблагородие. - Сафьянов, Петров – за носилками! - распорядился Коробейников, и пробормотал на ухо Штольману: - Что-то я тоже на месте застыл, Яков Платоныч. Это гипноз? - Папа, круто ты его! А я все здорово сделал? – в другое ухо Якову ворвался возбужденный фальцет, и Штольман кивнул обоим. - Если надо, из рельвера Кого хочешь порешу! Я догадливый мальчишко, Завсегда с собой ношу! - в восторге проорал Митя, барражируя над рощей, и Яков покачал головой. «Вот же хулиган. Но ладно, не мне его учить. Помогает он просто отлично». - Антон Андреевич, обеспечьте охрану арестованного, и завтра же его надо отправить в столицу. К утру я подготовлю документы, - сказал он Коробейникову. - Сейчас меня не ждите, прогуляюсь. … Опершись спиной на столетний вяз, Яков смотрел на темное окно в доме Мироновых. «Милая моя. Днем виделись, а я уже соскучился, будто месяц без тебя прошел. Надеюсь, когда все закончится, ты поедешь со мной в Петербург. Ты и наш сын…» Штольман задумался, как при его образе жизни он сможет участвовать в жизни маленького ребенка, но одернул себя. «Дело надо делать, а не в облаках витать. Разберемся». … Анна заглянула в комнату, увидела царивший там беспорядок и посоветовала: - Дима, игрушки наверняка уже устали. Медведю в берлогу пора, паровозикам тоже спать нужно. Пожалуйста, помоги им улечься, они еще маленькие. - Нам папа книжку читал! Мы все слушали! – оправдался малыш. Пройдя в детскую, Анна увидела лежавшую на вышитой подушке раскрытую книгу с картинками и сидевшего на ковре Штольмана. Глаза его были закрыты, голова откинута на стену. Яков спал. Анна улыбнулась. - Тогда приберись тихо. - Да, мама! – Дима с хитрым видом выставил вперед ладошки. - Ты только выйди. А потом зайди, и увидишь! Она вышла и через несколько минут вернулась. Комната была чиста, все игрушки разбрелись по своим местам, книга вернулась на полку. Штольман же, подоткнув под щеку подушку и вытянув длинные ноги, спал на полу. - Я все убрал, мама! – звонко сказал мальчик. – Только папа еще не убранный! … Когда утром Анна спустилась к завтраку, Мария Тимофеевна оторвалась от своего блокнота и, поприветствовав дочку, позвала ее на прощание с почившим Егором Максаковым, своим давним знакомым, и его женой. Главным аргументом маменьки было воспоминание, что Егор Иванович Анну еще на коленях качал, и нужно отдать ему последний долг. Хотя на самом деле старшей Мироновой просто не хотелось в одиночестве тащиться на скучное мероприятие. Анна отговорилась делами. Ей хотелось к Якову - узнать, чем кончилась ночная операция, да и просто увидеть его. Ощутить мягкое пожатие больших ладоней, встретить внимательный прищур, услышать любимый хрипловатый голос. А вдруг получится вновь обняться с Яковом и услышать взволнованный стук родного сердца? Прибежав в участок, Анна услышала от Коробейникова, что преступник арестован и помещен под охраной в больницу. – Нет, не ранен, - в ответ на вопрос Антон Андреевич расплылся в ухмылке. – Господин следователь при задержании неудачно уронил его на землю. Говорят, паралич нижних конечностей. - А Яков Платонович не пострадал? Где он? – Анну больше интересовало это, чем арест. Молодой сыскной замахал руками. – Нет, Анна Викторовна, что вы! Операция прошла как по маслу. Яков Платоныч на ногах не держался от усталости, и я предложил ему отоспаться до обеда. Антон умолчал, что Штольман после произведенного ареста вернулся в отделение и ушел в гостиницу только под утро, когда уже отдохнули принимавшие участие в операции полицейские и сам Коробейников. На мгновение у Анны мелькнула соблазнительная мысль прибежать к Якову в гостиничный номер, но тут же девушка передумала - Штольману действительно нужно было выспаться, а не общаться с непоседливой нареченной. Она вздохнула. «Спи, счастье мое. Вечером увидимся». … На свежем воздухе внимание девушки привлекла белая фигура в ночной рубашке. Дух женщины поманил Анну за собой и, не оборачиваясь, поплыл вдоль улицы. Анна заколебалась на мгновение, с сожалением подумав, что вновь опоздает в больницу, но все-таки пошла за призраком. За Анной на небольшом расстоянии следовал Игнат Вальцов. Идти было недалеко. Призрак проплыл сквозь кованый забор у старинного деревянного дома, в котором Анна с удивлением узнала дом Максаковых. Ворота стерегли два швейцара - в богатые покои, как сказал им нынешний глава семьи Борис, могли набежать и посторонние, поэтому нанятые парни вежливо заворачивали тех, кто лепетал о знакомстве с умершими что-то невнятное. - Аннушка, сюда! – помахала рукой Мария Тимофеевна, только прошедшая во двор. - Это моя дочь, господа. - Анна Викторовна, - Вальцов укоризненно окликнул проскользнувшую в ворота подопечную, но Анна уже не слышала. … Гостей на прощании было много, но Анна почти никого из них не знала. Она и старика Максакова, чье тело возлежало в гробу из красного дерева, не знала толком. В курносом профиле нестарой еще женщины, лежавшей в соседнем гробу, Анна узнала явившийся ей дух. «Жена Егора Ивановича», - поняла девушка, и беззвучно спросила: - «В чем же дело, госпожа Максакова? Зачем вы меня позвали?» Дух женщины проплыл по просторной комнате и исчез в дверях, ведущих, судя по видневшейся лестнице, на второй этаж. Анна не осмелилась сразу же ринуться в хозяйские покои, и решила сперва осмотреться. Маменьку она в толпе сразу потеряла, зато заметила знакомого унтер-офицера из отделения. Малафеев кивнул ей, тоже узнав. - Анна Викторовна, добрый день. Как поживаете? - Хорошо, господин Малафеев. Вы, наверное, родственник усопших? Полицейский кивнул. - Так точно. Степанида Сергеевна мне теткой приходилась, а я ей, понятно, племяшом. Мы не часто общались, она больше со старухой моей, конечно, судачила. - Не подскажете ли, пожалуйста, кто здесь кто? Словоохотливый унтер рассказал, что хозяин дома нынче - Борис Максаков, старший сын покойного и его первой, умершей при родах жены. - Он вон там стоял, принимал соболезнования, что-то вышел ненадолго. Здесь и младший сынок есть, Гришенька, тетка Степанида и Егор Иванович в нем души не чаяли. - Гриша немного того, умом слаб, - Малафеев неприлично показал пальцем на стоявшего неподалеку стройного подростка, почти мальчика, отличавшегося какой-то неземной красотой. Анна вспомнила, что как-то раз встречалась с ним в городе, и тогда мальчик захихикал и запел дразнилку: «Ты кушаешь детишек и варишь дохлых мышек! Ты варишь нам варенье, а это злое зелье!» «Бедный ребенок, как же ему трудно», - подумала Анна. Она знала, каково это - не владеть собственными мыслями и знать, что все вокруг - не то, чем кажется. Городовой наклонился к ее уху и прошептал: - Ходят слухи, Анна Викторовна, что после смерти Степаниды Борис, - он кивнул на спустившегося по лестнице солидного мужчину лет тридцати, - положил на него глаз. - Меня моя старушка, она плохо ходит уже, просила похлопотать за мальчика, пропадет он тут. А мы бы его к себе взяли. … Гришенька с трудом выносил напряжение, клокотавшее в нем после смерти родителей. А точнее, после того, как нечаянно увидел старшего брата, зажимающего подушкой лицо маменьки в спальне. Сразу после этого Борис нашел его, рыдающего, в углу гостиной, силой усадил на свои колени и стал успокаивать, гладя по алебастровым щекам и худенькой сгорбленной спине. - Гри, не нужно… Пожалуйста, ты разрываешь мне сердце, любимый братик… Она найдет свой райский сад вместе с папенькой, но зато мы с тобой уедем в Италию, туда, где нам никто не помешает быть вместе. Борис ласково утер слезы сводного брата. – Ты же хочешь поехать в Италию, Гри? Лазурное море, горячий песок, цветы везде, как ты любишь – помнишь, я тебе рассказывал? - В Италию хочу, - кивнул Гриша, хлюпая носом. - А точно маменька попадет в райский сад? - Конечно. Она хотела к папе, сама мне говорила об этом, я просто ей помог. Она была ангелом, как и ты, мой любимый… «Ангелом была Степанида, как же», - подумал Борис, не меняя выражения лица. Вторая жена отца видела, что отнюдь не братскую любовь питает Борис к Григорию, и конечно, выгнала бы пасынка из дома тотчас после оглашения завещания. Которое Борис отрыл в бумагах отца еще при его болезни и прочитал собственными глазами. Ему, первенцу, отходили солидные владения Максакова в Москве, а дом в Затонске, деньги, акции, а главное – опека над слабоумным младшим сыном - все это в тщательно подобранных юридических терминах переходило жене Степаниде. «Сама виновата, Степа, туда тебе и дорога. А мы с Гри найдем собственные райские кущи, после того, как я все распродам». … Сегодня, в день прощания с родителями, Гриша очень скучал по папеньке и уже не был так уверен в своем желании уехать в Италию. Борю он любил - тот был хорошим братом, заботливым и нежным. Но Борис не понимал, что отчий дом для Гришеньки был самым безопасным местом на земле. Таким знакомым и понятным. А все непонятное рождало в мальчике яростный, неуправляемый ответ. Когда Малафеев, пришедший в дом родственников в униформе городового второго оклада, указал пальцем на подростка, а затем кивнул на Бориса, это оказалось последней каплей. … Чаша весов качнулась. Перед Ангелиной развернулось ближайшее будущее, скрытое до этого момента непредсказуемым поведением Гриши. Бабушка Геля испугалась. Сил ее, подточенных недавним визитом к Анне, не хватало на новое предупреждение в дольнем мире, и она позвала: - Трош! Митя! Скорей сюда! … Гриша вихрем налетел на Малафеева, с неожиданной для хрупкого подростка силой сбил его с ног, выхватил из кобуры служебный револьвер. Анна отлетела в сторону. - Ты обвиняешь нас! – закричал мальчик полицейскому, даже не заметив, как упала Анна. - Но ты не имеешь права! Ты не знаешь всего, как ты смеешь приговаривать нас к смерти? Тащить в тюрьму? Обвинять без суда и следствия? - Я прикончу тебя! – Гриша стал крутить барабан револьвера, не слишком зная, как обращаться с оружием. Мальчик яростно нажал на курок, прозвучал выстрел, и полицейский съежился на деревянном полу. На бедре у него начала расплываться красная лужица. … Дамы завизжали, кто-то из господ посмелее кинулся к парнишке, но тот, размахивая револьвером, заорал: - Все вон отсюда! Прочь, я сказал! Мальчик выстрелил поверх голов, чудом никого не задев, и гости наконец поняли. Толкая и обгоняя друг друга, они бросились к выходу, в дверях столкнувшись с встревоженными швейцарами и Вальцовым, прибежавшими на выстрелы. Но их встретил с отцовским ружьем в руках уже Борис. «Гри, дурачок мой, что же ты болтаешь. Но я не дам тебя забрать, иначе отправят в сумасшедший дом, и больше я тебя не увижу». - Убирайтесь, - хмуро сказал он, наведя ствол на ноги ближайшей дамы, которой оказалась Мария Тимофеевна. Та взвизгнула, и Борис поморщился. - Мой брат не в себе, он аресту не подлежит, можете проконсультироваться у любого юриста. Прощание окончено. Я пришлю раненому господину Малафееву денег на лечение, забирайте его и закройте дверь с той стороны. Гриша вдруг вскрикнул: - Боря, это она! – он показал револьвером на Анну, помогавшую Малафееву встать. - Ведьма! Прикажи ей остаться, пусть покажет папеньку! Я хочу с ним поговорить! Борис колебался, и младший брат взмолился: - Боренька, пожалуйста, мне очень надо! Опустив ружье, Максаков проронил: - Гри, отдай револьвер. Ты пугаешь людей. Затем он неохотно сказал Анне: - Барышня, можете помочь? Он же просто расстроенный мальчишка, у него недавно умерли родители. Ему надо успокоиться. Но я вас не неволю, разумеется. Вальцов прихватил Анну за талию и потянул к выходу. Мария Тимофеевна была рядом, держа дочь за руку и уговаривая уйти. Девушка выскользнула из заботливых рук. Уверенно глядя на охранника, она сказала: - Господин Вальцов, я остаюсь. Со мной все будет в порядке. Помогите, пожалуйста, господину полицейскому. - Маменька, не волнуйся, я знаю, что делаю, - сказала она матери. Затем Анна подсобила Малафееву опереться на Игната, шагнула к мальчику и ласково улыбнулась. - Конечно, Гришенька, я помогу. Вальцов, выведя раненого, вернулся было, но старший Максаков просто вытолкал его из дома вслед за остальными и запер дверь. ... Проснувшись под взволнованные Митины крики, Штольман выслушал призрака и тут же собрался на выход.