Сон на пятницу

Проснувшись посреди ночи, Яков осторожно снял с себя руку спящей Анны и вышел в большую комнату. Нашел нетронутый гостиничный халат, облачился в него и бесшумно проверял оставшиеся пожитки Новака, когда услышал полузадушенный вскрик из спальни. Через две секунды Штольман уже стоял у постели, приблизив свечу к лицу Анны. - Что случилось, Аня? Прижав ладонь ко рту, Анна тяжело дышала. - Я вспомнила! - Что именно? – он сел на постель и устроил девушку в кольце своих рук. Но она не могла говорить. Начиная, Анна тут же замолкала, пыталась подобрать слова и вновь закрывала рот. Штольман терпеливо ждал. - Яков, ты… Ты не… Если я… сделала… Он охватил ее ладони своими и серьезно сказал: - Аня, я с тобой, что бы ты ни сделала. Говори. Анна закрыла глаза. - Я ходила в полицию и уничтожила лист из дела Натальи Павловны. «Нда. А я-то голову ломал, куда он делся», - Штольман крепче прижал к себе Анну, благодаря за признание. - А зачем ты это сделала? - Ты сердишься? - Не на тебя. - Ты посадишь меня за решетку? Он вздохнул. «Боюсь, Анечка, даже если ты кого-то убьешь, я не смогу тебя арестовать». - Нет. - А почему? – она вывернулась из объятий и уселась на коленки. Чудесные ее распущенные волосы коснулись босых стоп Штольмана, высокая грудь под рубашкой взволнованно поднималась и опускалась. Зачарованный прекрасным видом Яков уже готов был озвучить причину, но опомнился. «Милая, один твой вопрос, и я готов признаться в чем угодно. Как у тебя это получается…» - Аня, кто просил тебя найти и уничтожить лист? Анна рассказала все, что смогла припомнить – про медленный голос, про приказ и собственную готовность его выполнить. - Ну что же я такая… Податливая! – Анна вновь, как вчера, рассердилась на себя. – Какой-то бандит с большой дороги может попросить меня о любой гадости? Я же так могу и настоящее преступление совершить! «Вообще-то уничтожение улик – вполне себе преступление», - подумал Штольман. И вновь ничего не сказал. - Яков, ты простишь меня? – Анна отодвинулась на постели, не решаясь взглянуть ему в глаза. - Я не винил тебя, милая. - Ох, Яков! - она бросилась ему на шею и тут же отклонилась: - Подожди… Она завела руки за голову, стащила надоевшую за сутки рубашку и бросила прочь. Развязала на талии Штольмана пояс, развела полы халата в стороны, поцеловала теплую кожу. И прижалась обнаженной грудью к груди Якова, удовлетворенно вздохнув. - Как это чудесно… Его ладони сами по себе легли на тонкую талию. Спустились на поясницу и ниже. «Да к черту. За пару минут расследование фон Берг никуда не денется». В глубине души Яков знал, что парой минут дело не ограничится. За последнее время в столкновении воли и желания быть с Анной выигрывала всегда последняя, и Штольману грех было жаловаться. … Очнувшись в одном одеяле на задах гостиницы, Казик поплелся по темным переулкам и чудом разминулся с городовыми. В частном доме недалеко от гостиницы его ждал Жорж. Мыча и поддерживая сломанную челюсть, Возняк чуть ли не жестами объяснил, что ему срочно нужен доктор, причем не в этой дыре. Неклюдов привел подготовленный к утру экипаж и повез стонущего нанимателя в Тверь. По пути Казик то и дело невнятно матерился от боли на ухабах, и пытался думать. «Что за мужик меня вырубил? Откуда он взялся? Гопота местная, суч... потрох. И угли еще эти в штанах! Так ведь все хорошо с дурочкой Мироновой шло…» - почему-то в любовных делах Казик был склонен к безудержному вранью самому себе. За портмоне и деньги, оставленные в гостинице, он не волновался, одна мелочь, а изобличающих его документов там не было. «Найду придурка и отомщу. Может, Жоржа послать шею ему сломать? Нет уж. Этого мало. Надо что-то посложнее придумать. Ладно, сперва узнаю, кто это был. А-а-а!!! Жорж, су…а, тише!» … - Мамочка, а ты не будешь сердиться? – мальчуган забрался к Анне на колени и умильно улыбнулся. Широкая улыбка Штольмана действовала безотказно, и Анна, обняв сына, покачала головой. - Нет, мой хороший. Ты что-то натворил? Малыш возмутился. – Это не я! Муська сама прыгнула и банку уронила. – А ты где был? – Анна попыталась пригладить кудрявые вихры, измазанные в чем-то белом. – И почему у тебя волосы в сметане? Ох, Дима, да ты весь в ней! И ты тоже, Яков, - взглянула она на вошедшего Штольмана, держащего в руках полотенце. – Что у вас произошло? – Я кошку кормил! А она фыркала! Но она хотела сметаны, я видел… Яков передал Анне влажную ткань. – Анна Викторовна, вытрите, пожалуйста, этого хулигана. У нас очень настойчивый сын. И очень ловкий. Митя, ты не забыл сказать, что ты при этом сделал? Малыш улыбнулся. – Я Мусю в банку посадил. У нас теперь белая кошка! … Анна проснулась с ясной мыслью: - «Я беременна. У меня родится сын». Нежданное счастье затопило ее, залило ярким весенним светом, погладило младенческими ладошками. «Боже, как это прекрасно! Благодарю тебя!» - Анна благоговейно дотронулась до живота и замерла, прислушиваясь. «Еще слишком рано, но я знаю. Я люблю тебя, малыш». Анна взглянула на глубоко спящего Штольмана, и сердце ее пропустило удар. «Твой сын, Яков. Когда тебе сказать? Будешь ли ты рад?» - Ох… - внезапно в ее сознание ворвались все пропущенные сны и забытые встречи. - Яков! - она потянула любимого за руку. – Проснись, пожалуйста! Это важно! … - А потом, после пощечины, он показал мне фотографию Стефана… - взахлеб рассказывая, что происходило на встречах с гипнотизером, Анна видела, как подвижное лицо Штольмана то застывает, то белеет от гнева. - Яков, этот Новак – просто влюбленный мальчик. Он ничего плохого мне не сделал. Штольман сузил глаза. - Этот якобы наивный мальчик, Анна, обманом завлек тебя в другой город и в свой номер. Этого уже достаточно, чтобы я арестовал его. Яков сосредоточился на мелькнувшей догадке. «Первый – мужчина лет пятидесяти с низким голосом. Которому я просто руки оторву. И которому мешали показания Грицаевой. Жалко, что Анна не может описать его внешность, очевидно, очень заурядная. Второй – финансист Новак, в пользу которого был гипноз Анны. А я его, идиот, отпустил. Хотя с такой челюстью его легко найти. А при чем тут Анна? Ладно, мог влюбиться. Но финансы. Ох ты ж…» - он стал дальше сопоставлять встретившегося на пути Анны гипнотизера, дело баронессы и собственную цель приезда в Затонск. Анна, переживая свои воспоминания, вдруг улыбнулась. - Яков, а знаешь, что удивительно? - Что же? - Что я вспомнила все эти сеансы только после того, как ты… как мы… Углы рта Штольмана разъехались в улыбке. - Рад быть полезным, Анна Викторовна. … - Аннушка! Анна! Ты там? Я волнуюсь, девочка моя, отзовись! – раздалось из коридора вместе с настойчивым стуком в дверь. Анна вскочила с постели и схватилась за одежду. - Яков, это маменька! Пожалуйста, не показывайся ей! Ухватив Анну за руку, Штольман притянул ее к себе, глубоко поцеловал и тоже начал одеваться. Анна вышла в гостиную. Открыв дверь, она впустила Марию Тимофеевну и произнесла: - Доброе утро, мама. Ты что-то рано. - Рано? Да уж десятый час, милочка. А ты обещала ко мне зайти перед сном, - Мария Тимофеевна перешла на громкий заговорщицкий шепот: - Как твой Стефан? Хорош? Где он, спит? Штольман, осторожно открывший окно в спальне и уже приготовившийся прыгать, при этих словах едва не сорвался с подоконника. «Мать - волкам отдать. Жениться срочно, на таких родителей надежды нет», - рассерженно думал он, нащупывая носком ботинка каменный бордюр под окном и хватаясь за фрамугу. Приземлившись на мягкий газон, Яков поднял глаза и вспомнил: «Вот же… Трость забыл». … В спальне вдруг хлопнуло окно, по полу задуло утренней прохладой. Анна, догадавшись, бросила матери «я сейчас», побежала в спальню и через распахнутый проем увидела Штольмана уже внизу. «Яков Платонович, сколько вам лет, так из окон прыгать?» - улыбнулась она и послала воздушный поцелуй. … В большой комнате белые гостиничные тапки осторожно выбрались из-под кресла и подошли к Марье Тимофеевне. Поластились об ее ноги, будто котята, почтительно обошли кругом и направились к выходу. Левый тапок запнулся о порог, выправился и побежал за правым. Когда Анна вернулась, белая как мел Марья Тимофеевна слабо прошептала: - Кто это был? – и упала в обморок. Трость Штольмана с серебряным набалдашником выбралась из номера незамеченной и благополучно вернулась к владельцу. … Анна принесла матери нюхательную соль, подождала, пока та придет в себя, и пробормотала, что Новаку еще вечером пришлось срочно уехать. Мария Тимофеевна заохала, но Анна предложила позавтракать и послать портье за экипажем. Когда через час дамы вышли из гостиницы, их ждала удобная карета, к задку которой была прицеплена полицейская пролетка. Из экипажа вышел Штольман. Вежливо поздоровавшись, он сообщил, что находился в Торжке по делам службы, и каково же было его удивление, когда он узнал о пребывании в городе знакомых ему дам. И готов подвезти госпожу и госпожу Мироновых, если те не возражают. Анна не возражала, а изменившееся при виде Штольмана лицо Марии Тимофеевны, как и её робкие попытки поговорить про поляка, она просто проигнорировала - Анна Викторовна, - Яков склонился к ее ладони, - какая неожиданная встреча. Анна хихикнула и почувствовала, как по руке ее бежит горячая волна. Возвращение в Затонск обещало быть приятным.