Сон на пятницу

Анна проснулась в одиночестве. Под головой комкалась тонкая больничная подушка, колючее одеяло щекотало шею. За окном было почти светло. «Как же так?» - Анна огляделась, поняла, что в комнате никого нет, и сжалась от внезапного холода. «Неужели это снова был лишь сон?» Разочарование на секунду овладело девушкой. «Нет, нет, все было взаправду». Она вскочила и быстро оделась. Убираясь на кушетке, обнаружила под подушкой сложенную бумагу и непослушными пальцами порвала заклеенный уголок. В записке знакомым почерком было выведено: «Драгоценная моя Анна Викторовна». От сердца отлегло. Анна выдохнула. «Ох, Яков Платонович…» «Прошу, не сердитесь, что я вынужден вас покинуть. Расставание невыносимо, но я живу надеждой на скорую встречу. Пожалуйста, дождитесь меня вечером в больнице. Люблю вас». Почувствовав, как подгибаются ноги, Анна села на кушетку и прижала записку к груди. Тут до нее донесся запах свежей сдобы. Следуя за ароматом, Анна заглянула в кабинет Милца. На тумбочке пыхтел самовар, на подносе лежала связка еще теплых бубликов с хрусткой корочкой. «Драгоценная моя…» - перечитала Анна записку, поняла смысл по-новому и ощутила, как загорелось лицо. … - Доброе утро, Николай Васильевич, - протянул руку Штольман на пороге отделения. Ответив на пожатие, Трегубов прошел в открытую дверь: - Доброе утро, Яков Платонович. Чему радуетесь? Какое-то важное дело разрешили? Полицмейстер всегда являлся в отделение вовремя, а часто даже спозаранку. Даже себе не признаваясь в возрастной бессоннице, он объяснял ранние визиты на службу необходимостью строжить ленивых подчиненных. - И выглядите как хорошо. Завидую белой завистью. «Лимон надо было съесть, а не бублик», - Штольман протер лицо и убрал довольное выражение. - Разрешили. Но не я, Антон Андреевич, я лишь был там. Взяли вчера грабителя, помните, купчиха Селиверстова заявление приносила? Трегубов оживился. - А ценности нашли? Купчиха эта ко мне каждый божий день ходит, видеть ее уже не могу. Получив удовлетворительный ответ, полицмейстер сам расплылся в улыбке. - Благодарю вас, Яков Платонович, за помощь сыскному отделению! Кстати, сможете сами Селиверстову порадовать, она вот-вот подойдет. - Увольте, Николай Васильевич. Рад служить, - коротко кивнул Штольман. Дел было слишком много, чтобы тратить время на болтовню. … Яков крутил в руках мраморный шар от пресс-папье, ища выход. Жениться он не мог. Быть вдали от Анны – пробовал, но безуспешно. И не находил в себе такого благородства еще на одну попытку. Навещать любимую по удобным дням, не заботясь о последствиях – просто немыслимо. - Господин следователь! Вот, пожаловали, а господин Коробейников на выезде, - дежурный, дождавшись кивка Штольмана, проводил в кабинет светловолосого юношу лет двадцати. Яков положил шар на место. - Представьтесь, молодой человек, и расскажите, в чем дело. - Александр Грицаев я, студент, в Твери учусь. Маменька пропала… - начал юноша. - Как зовут маменьку? - Софья Львовна. Она две недели назад навестить меня в Тверь приехала, я там у бабки одной угол снимаю, и тем же днем обратно. - И? - Я на той неделе приболел и домой отправился, у маменьки подлечиться, - смяв фуражку, парень пытался расправить околыш обратно. – А её нет. И никто не видел. Прошу вас, найдите её. Она не поехала бы куда-то еще, обязательная очень. Матушка говорила, хозяйка ею очень довольна была. Штольман мысленно прошелся по последним происшествиям в Затонске. «Грицаевой среди жертв не было. Но я помню ее фамилию». Он придвинул к себе папку с делом баронессы фон Берг и в который раз перелистал подшитые бумаги. - Где служила ваша матушка, Александр? - Экономкой в доме баронессы. «Точно! Так почему же здесь нет ее показаний, хотя Коробейников ее допрашивал?» - Яков дал пареньку лист бумаги для заявления о пропаже и выпроводил в дежурку. Задумавшись, как мог пропасть документ, Штольман вернулся за стол, сел и не поверил глазам. Из-под мраморного шара, который лежал далеко от посетителя, торчал уголок бумажки. Потянув за него, Яков по одной высвободил печатные буквы, сложившиеся в одно короткое слово. … - Ох, Троша, ну что с тобой делать, - покачала головой Ангелина, улыбаясь на захлебывающийся от эмоций рассказ мальчишки. - Так и до удара можно довести. Он же не готов. Митрофан захихикал. – БабГеля, у него было такое лицо! - Еще бы. Уважай его, Трош, он хороший человек. - Ладно, - посерьезнел маленький призрак. – А когда я туда попаду? … С утра у Анны все просто валилось из рук. Что теперь будет? Как они станут общаться с Яковом с учетом его пресловутых обстоятельств? Можно будет сразу обнять его, или они так и будут церемонно называть друг друга по отчеству? Вопросы теснились, а всех ответов от Якова ждать было бы странно. В жизни ее сдержанный возлюбленный выражался обычно короче, чем в письмах. Анна даже хотела забежать в перерыв в полицейское управление, но одернула себя. «Он сказал, что придет». Постоянно заглядывая в кабинет Милца, где отстукивали часы с маятником, Анна еле дождалась полудня. До вечера оставалась вечность. … – Добрый вечер, Яков Платонович. Проходите, садитесь, - в приемной палате сыщика поприветствовал доктор. – Слышал о вашем ранении. Надеюсь, все быстро заживет. Усевшись на кушетку, Штольман тотчас понял свою ошибку. Видение обнаженной Анны, от которого он с переменным успехом отвлекался за работой, проявилось с новой силой. Милц надел пальто. - Я уже ухожу. Вы не возражаете, если помощь вам окажет Анна Викторовна? Анна увидела Штольмана из окна коридорчика. Обтерла повлажневшие руки, глубоко вдохнула. Затем вошла в приемную, с трудом сдерживая желание кинуться Якову на шею, и произнесла внезапно охрипшим голосом. - Зд... Здравствуйте, Яков Платонович. - Анна Викторовна, - улыбнулся Яков, и у Анны стало горячо в животе. - Оставляю вас, дамы и господа. Надо больную за городом навестить, - доктор удалился, закрыв за собой дверь. … Во время перевязки Яков старался сосредоточиться на полицейских делах. Получалось плохо. Анна повторяла вчерашние манипуляции, и при каждом ее движении у Штольмана сильнее кипела кровь. Он кашлянул. – Аня… Анна подняла глаза. Встретив его темный взгляд, не задумываясь, вжалась меж его бедер, обвила руками талию, прижалась головой к животу. «Ох ты ж», - Яков, едва не застонав от спазма желания, сграбастал Анну в объятия и встал с кушетки. - Прости, - он отвернулся к стене, глубоко дыша. Анна непонимающе смотрела в его спину. Немного успокоившись, Штольман опустил брючину, обернулся к девушке и попросил: - Анна, оставайся пожалуйста на месте. - Почему? Штольман вздохнул. «Потому что рядом с тобой, Анечка, я превращаюсь в несдержанного юнца». - Потому что мне многое надо тебе сказать. Он подошел к двери, накинул крючок. Развернулся. Зачем-то сунул руки в карманы, и тут же вытащил их обратно. Анна ждала. - Анна Викторовна, вы окажете мне честь, если согласитесь стать моей женой. Комната вокруг неё вдруг расширилась до целой вселенной. В голове стало пусто, звуки куда-то исчезли, только сильно-сильно забилось сердце. Девушка покачнулась. … Очнулась она все на той же кушетке, но уже на коленях Штольмана. Зарывшись лицом в его шею, Анна понежилась, поцеловала в уголок рта и произнесла: - Яков, не надо. Я не хочу замуж. На мгновение Яков сильно сжал её в объятиях. Отпустил. Вымолвил почти сжатым ртом: - Как вам будет угодно. - Подожди! Пожалуйста! – по сузившимся глазам она поняла, что причинила боль, и что Штольман сейчас уйдет. Она заторопилась. - Прости, я не так сказала! Уткнувшись в жесткий белый воротничок, она забормотала: - Я же понимаю, почему ты так говоришь. Мы были вместе, и теперь ты полагаешь, что свадьба обязательна. Но я не хочу ради приличий. У тебя же… «Милая моя. Ты меня оберегала», - понял Яков причину отказа. Анна попыталась произнести то, что собиралась, но выговорила только с третьей попытки: - У тебя же и раньше были любовницы. Штольман издал невнятный звук, похожий на рычание, и встал, перед этим аккуратно сняв девушку с колен. - Анна, я виноват перед тобой, если дал повод так думать. Что я мог бы лишь встречаться с тобой, как с любовницей. Приношу свои искренние извинения. И я не договорил. Чувствуя невыносимое желание быть рядом, Анна обняла его за талию. – Скажи. - Я не могу предложить тебе то венчание, которого ты заслуживаешь. С семьей, родственниками, объявлением в газете. Я хочу быть с тобой так сильно, что иногда думать не могу. Но я поставил бы тебя под удар, если бы женился, как подобает. Поэтому я предлагаю тебе руку и сердце, но прошу, чтобы об этом знали только твои родители. Не могу сказать, сколько это продлится, но сделаю все, чтобы называть тебя женой и на людях. Он ласково приподнял склоненное лицо девушки. – Я люблю тебя, Аня. Я жизнь положу за твое счастье. Позволь мне быть рядом и заботиться о тебе, сколько будет отмерено. Проведя большим пальцем по мягкой щеке, он удержал себя от касания губами. - Ты согласна? Она кивнула и поднялась на цыпочки, чтобы было удобнее целоваться. – Яков Платонович, – сумела выговорить она, когда закончилось дыхание. - Ммм? - А мы сможем…? - Редко, - шептал Яков, целуя обнаженную кожу везде, где мог достать. - Очень редко. Кстати, что ты там говорила про Париж?