Сон на пятницу

Яков не знал, что бывает оно, седьмое небо. Сейчас он не смог бы вспомнить, почему еще пару часов назад мысли о службе, долге, приличиях и родителях имели такое значение. Сейчас он мог отдать все, лишь бы продлить минуты и секунды рядом с Анной. Касаться. Осязать. Брать её сладость и возвращать сторицей. Смотреть в замутненные страстью глаза. Слышать короткие вздохи. Знать, что Анна вновь - его. - Люблю, - шептал он в припухшие губы, и задыхался от невозможности выразить то, что чувствовал. Все слова казались ему ложью. Честными были лишь его руки и чресла. Честным было сердце. … Она держалась за крепкие плечи, боясь отпустить и вновь потерять. Притягивала к себе, обвивая ногами. Проводила языком по соленой коже, целовала короткие вихры. Дрожащей ладонью спускалась по влажному животу и удивлялась, как резко втягивал воздух Яков. Тогда, пять лет назад, в гостинице, Анна была девчонкой. Все телесные ощущения были ей внове, и она почти забыла, что чувствовала. Но и сейчас, изнемогая от накатывающих волн, она не понимала, что с ней. Лоно словно горело, и сила мужчины только разжигала это пламя. - Пожалуйста, - шептала она, не зная, о чем просит. … Он подводил ее к краю и отступал, зная, что мука эта сладка. Видел, как облизывает Анна пересохшие губы, и приникал к ним, утоляя. Слышал тихие стоны, умерял темп и скользил медленнее, сам едва не погибая от жажды. Замирал внутри, и выходил, прикусывал полные груди, дразнил и вбивал себя вновь и вновь. - Яков… Пожалуйста… Почувствовав, как затрепетало под ним лоно, Яков выпрямился на руках, мощно вошел до конца и, почти забыв о собственном наслаждении, ощутил, как распустился цветок любимой. Анна поняла, что плачет. … Замахнувшись на внука, старушка шикнула: - Ну-ка, брысь от двери, шалопай! Дай людям отдохнуть! - Ой, баба Геля, да ну тебя… - хихикая, мальчишка лет шести отбежал подальше. – Я давно родился, чего я там не видел! Я на двери покататься хотел! Старушка в длинной льняной юбке и такой же серой рубахе сурово погрозила пальцем. – Троша, не смей! И забудь эти глупости, ишь, чего не видел. Рано тебе еще. Странная пара расположилась в кабинете Милца, который вместе с приемной палатой закрывался на ночь на ключ. Штольман их не видел и не слышал, а девушке было не до призраков. Одежды на пожилой женщине, конечно же, не было - так, воспоминание. Перед смертью бабка, которую злые люди звали ведьмой, а добрые - ведуньей, переоделась во все чистое, достала скопленные монетки, вытянулась на полати и тихо отошла. На третий день родственники с батюшкой отпели старушку. А через сорок дней Ангелина обнаружила себя на поминках по собственной душе. С тех пор дух старушки раз в несколько лет по очереди навещал всех потомков, проверяя, как у них дела. Особенно много родственников оказалось в Сибири и почему-то в Ливонии. Оказавшимся на перепутье внучатам, чувствительным к миру духов, баба Геля немного подсказывала, то шепча на ухо, то поднимая ветер под ногами. Более явных сигналов она подавать не умела, но умные понимали. После этого Ангелине приходилось долго отдыхать от земного мира. Умным, но нечувствительным помогал Митрофан – талантливый мальчишка умер много лет назад от лихорадки, и ничем ему помочь в глухой провинции было нельзя. С удивлением встретив дальнего родственника в мире духов, Ангелина помогла ему освоиться, и всегда знала, где он проказничает. За Анну Миронову из Затонска Геля поначалу была спокойна и даже рада. Такие сильные способности в семье проявлялись редко, при этом девушка росла красивой и умной, видела духов, вполне успешно с ними общалась. Без необходимости старушка в судьбы потомков не вмешивалась. И забеспокоилась лишь недавно, обнаружив, что девушка годами живет потерянной любовью. … – Что такое, Анечка? Больно? – Яков бережно стер влагу на её щеках. Анна помотала головой. – Это так… чудесно. Я не знала. Проглотив ком в горле, Штольман улыбнулся. – Ты сделала это чудесным. … - БабГеля! – мальчишка влетел через щель и закружился по комнате. – Там этот доктор идет, толстый. Бормочет что-то и танцует. Старушка выглянула в окно. – Ну надо же. Трош, не зевай. Не мне тебя учить. Наслаждаясь прохладой весенней ночи и тем, что его никто не видит, доктор Милц жизнерадостным бегемотом топотал по гравийной дороге. - Таких прехорошеньких ручек Не видел на свете никто. Ходил к ней кудрявый поручик В нарядном и светлом пальто, - напевал он себе под нос, копошась в кармане. «Вот казус. Ключа то и нет. Вечером же закрывал. Потерял, растяпа». Не дойдя до больничного корпуса, Милц вздохнул и повернул обратно. «Ладно, подождет полиция с заключением до утра. То им срочно, а то под сукно положат и забудут. Ключ от кабинета у Анны Викторовны возьму, она рано приходит. Как там дальше?» - Крутятся лавка, трактир и базар, Крутится вихрем весенний угар. В сердце огнём разгорается страсть, Барышню видно придётся украсть*. Ключ аккуратно примостился у двери, будто выроненный. … Реальность постепенно вернулась, и Яков с тоской подумал, что скоро придется расстаться. – Аня, я помогу одеться. Родители твои волнуются, а нам идти долго. – Нет, нет, не надо, - Анна видела, как измучен Штольман своей работой. «Яков, ты же пойдешь со мной до дома, а затем обратно к себе, и будет уже утро». – Они знают, что я иногда задерживаюсь тут, в больнице. Пожалуйста, давай поспим немного, - девушка вжалась в стену, уступая место на кушетке. Яков уткнулся лицом в волосы, ставшие его наваждением, и пробормотал: – Спасибо, милая. - И я так хочу еще побыть с тобой, - шепнула Анна. Но Штольман уже спал. … Ангелина прислушалась к чему-то, слышному только ей, и вдруг широко улыбнулась. Затем взглянула на правнука. - Троша… - Да, баба Геля? - Хочешь в обычный мир? - Как это? Она пояснила, что имела в виду. - О… - растерялся мальчик. Сирота, выросший в приюте близ Тобольска, он не помнил родительской ласки, и с шести лет семью ему заменила Ангелина. - Ну… Это значит, у меня будет дом и … Он даже не смог произнести это слово, и зажмурил глаза, чтобы не расплакаться. Кивнув, ведунья погладила мальчугана по вихрастой голове. - Будет.