Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История первая

Хиджиката и Кондо приняли известие о том, что случилось, с горечью, сожалением и сочувствием, но поделать уже ничего было нельзя. Саннан, напротив, встретил Шинори приветливо, сказал, что бояться нечего, что он поможет ей справиться, и как ему ни жаль, все же он даже в какой-то степени рад, что теперь в их печальном ночном обществе появился солнечный лучик. Хейске его радости совсем не разделял, он лишь обнял Шинори, сочувственно погладив по плечу, и сказал, что она всегда может на него рассчитывать. Первые дни для Шинори были трудными. Она никак не хотела смириться со своим новым существованием, и пыталась жить днем, как все, отказываясь спать. Но Харада видел, с каким трудом она держится при дневном свете. Шинори хотела быть рядом с ним, и в эти несколько суток короткой передышки, когда оставшиеся в живых бойцы Шинсенгуми пытались подлечиться и собраться с силами сражаться дальше, Харада сам заставлял ее спать, и ложился с нею, а ночью бодрствовал, стараясь поддержать ее. Никогда раньше, как в эти дни, они столько не занимались любовью. Во время близости Шинори забывала обо всем, кроме своего Саноске, его рук, его губ, его ласк, и, растворяясь в наслаждении, умиротворенно засыпала потом в его надежных и сильных руках. Харада чувствовал, что это помогает ей забыть на время горящую внутри нее жажду, и старался изо всех сил, любыми путями доставить ей удовольствие, чтобы ей было легче. Девятого января Шинсенгуми отплыли на корабле из Киото в Эдо. Это было более-менее спокойное время. У отряда было время залечить свои раны и набрать новых людей. Желающих вступать в армию сёгуна уже практически не осталось, это было почти безнадежной затеей - продолжать сражаться против Императора и его Армии, но все же кое-какое пополнение собрать удалось. Шинори за это время сблизилась с Саннан-саном, и он больше не казался ей таким уж страшным. Наоборот, он оказался мягким, участливым, доброжелательным и очень понимающим человеком. Он постоянно убеждал Шинори, что пить кровь - единственный способ сохранить рассудок, но девушка категорически отказывалась. В этом ее поддерживал и Хейске. Они вдвоем считали, что воздержание - единственное, что еще дает им шанс оставаться людьми. Саннан-сан лишь вздыхал, пожимал плечами и снабжал их порошками, но толку от этих лекарств было мало - они не сразу снимали приступ, и время их действия было слишком коротким. Приступы Шинори участились. Чем дольше она отказывалась от крови, тем чаще сущность расецу прорывалась наружу и требовала свое, и тем мучительнее становились припадки. Харада с болью в сердце смотрел, как мучается его любимая, и предлагал ей свою кровь, но Шинори, сворачиваясь в болевых конвульсиях, категорически отказывалась, и все, что он мог сделать для нее, это поскорее подать ей порошок, и потом долго сжимать ее в своих объятиях, лаская, гладя и шепча успокаивающие слова, пока ей не станет легче. Саноске чувствовал чудовищную вину за то, что сделал ее такой. Он знал, что расецу страдают в своей новой ипостаси, но даже в страшном сне представить не мог, до какой степени. Шинори никогда не винила его за это, но Харада видел, как ее корежит, и понимал, что это дело его рук. Слишком больно ему было тогда, в тот день, на набережной Йодогава, потерять ее навсегда. Его разум отказывался тогда осознать и принять тот факт, что отныне он никогда больше не увидит ее улыбки и невероятных синих глаз, не услышит ее смеха, не сожмет в объятиях, что останется один здесь, и все, что у него будет с этой минуты - лишь горькие воспоминания о той, с которой он хотел прожить всю свою жизнь. Но сейчас наблюдать, как она страдает, было намного больнее. И теперь, как никогда, Харада понимал весь ужас слов Хейске, когда тот говорил, что лучше бы он умер. Нагакура тоже переживал, ведь если бы он не предложил другу прибегнуть к последнему шансу, пусть даже такому кощунственному, Шинори упокоилась бы с миром, и сейчас ей бы не пришлось испытывать все эти муки, а лучшему другу видеть это и страдать. Это было бы трудно пережить, и Шинпачи знал, что Хараде пришлось бы пройти сквозь ад, пока он смирится с потерей и снова научится дышать и жить, но с каждым днем ему бы становилось легче. Сейчас же каждый день лишь приносил новые муки и страдания и для его сестры, и для лучшего друга, и для него самого. Конец января принес плохие новости. Один из солдат-ветеранов Корпуса Расецу в одной из стычек в режиме демона рассыпался в прах. Саннан-сан, удивленный этим, позже провел исследования и сделал весьма удручающий вывод. Оказалось, что принявший очимидзу человек, превращаясь в расецу, за обретенные нечеловеческие силы и способность мгновенно восстанавливаться, платит отпущенным ему в этом мире временем. Режим расецу сжигал жизнь, как огонь сухие щепки, и чем чаще человек использовал демоническую сущность, чем больше ран он получал и регенерировался, тем быстрее срок его жизни подходил к концу. Погибший солдат-расецу был одним из первых, кто получил очимидзу в качестве наказания за несоблюдение правил Кодекса Шинсенгуми четыре года назад, и вот его жизнь уже сгорела. Все страдания и муки, которые претерпевали принявшие очимидзу, были напрасны. Ради лишних четырех-пяти лет? Оно того не стоило. Раньше бойцы Корпуса не использовались так часто, и им не было нужно так много времени пребывать в демонической сущности и так много сил тратить на восстановление. А сейчас, когда бои практически не прекращались, сколько им всем осталось, даже тем, кто обратился недавно? Война разгоралась, и расецу использовались чаще всех, их бросали в ночные сражения, когда днем основные силы не могли справиться со шквальным огнем ружей и митральез. Их применяли и днем, как живой щит при наступлении. Нашпигованные пулями и мгновенно регенерирующие бойцы сметали укрепления противника или закрывали собой обычных людей. И каждый раз отпущенные им дни сгорали безвозвратно, приближая их к неминуемой гибели. Еще в Киото Корпус Расецу был самым страшным ночным кошмаром Чошу, а теперь он стал лишь пушечным мясом. Узнав об этом, Хейске сорвался. Решив, что раз все равно жить ему осталось максимум пару лет, то терпеть муки воздержания смысла нет, он ушел с Саннан-саном на ночную охоту. Саннан и в Эдо занимался ночным патрулированием, хотя ему никто не давал подобного приказа. Он говорил, что бандитов и воров везде хватает, но до комсостава доходили слухи, что он просто охотится. Теперь Тодо присоединился к нему. Шинори пока держалась, и известие о том, что ей осталось так мало, казалось, встретила спокойно. Этой удручающей новостью Харада был опечален куда больше. Поздним февральским вечером, когда Саннан и Хейске ушли в свой ночной патруль, Саноске и Шинори сидели в своей комнатке, прижавшись друг к другу и пытаясь согреться. - Послушай, я вот что подумал… Саннан сказал, что лимит сил исчерпывается, если часто использовать силу расецу. А если ты не будешь применять ее, ты сможешь жить долго! - Харада гладил Шинори по волосам, глядя на ее осунувшееся лицо. Она похудела, черты лица заострились, но она казалась ему еще красивее. Шинори, сидя у него на коленях, положив голову ему на плечо и обнимая за шею, казалось, задремала, и Харада решил, что она не слышала его слов, потому что никак не отреагировала. Но через минуту она прервала молчание, подняв на него глаза: - Скоро нам придется выступить на линию фронта. Это война, Сано, и погибнуть может любой из нас. Нам придется прорываться сквозь артиллерийский и ружейный огонь, и самое верное решение пустить нас вперед. У нас больше шансов добраться до орудий и снять стрелков, чтобы вы смогли за нами пройти дальше. Это хорошая тактика, и она работает. И каждый из нас, из Корпуса Расецу, сейчас на счету, потому что от нас зависит ваша жизнь. Я не могу не быть там и не использовать режим расецу. - Я не смогу спокойно смотреть, когда ты пойдешь вперед. Я не хочу видеть, как тебя будут снова и снова убивать! - Харада сжал Шинори так, что ей стало трудно дышать. - Но я же восстановлюсь. Я не умру, - Шинори погладила его по лицу. - Но боль-то вы все равно чувствуете так же, как и мы! - Это не важно, ваши жизни важнее. Мы уже умерли, а вы еще живы. Поэтому мы должны сделать все, чтобы вы выжили. Такова наша судьба, - Шинори улыбнулась, перебирая пальцами темно-красные волосы. - Помнишь, как мы с тобой строили планы и мечтали, что когда-нибудь не нужно будет больше сражаться, и как мы заживем спокойно в каком-нибудь городишке в маленьком домике у моря? И знаешь, я все еще надеюсь на то, что наша мечта сбудется. Мы можем просто уйти. Сейчас, пока не стало слишком поздно. Я заберу тебя отсюда, мы поселимся вдали от столицы, и тебе не придется использовать свою силу. Я буду сам кормить тебя. Мы справимся вместе, и ты будешь жить, - тихо проговорил Саноске, время от времени касаясь губами ее лба и волос. - Сано, разве мы сможем предать наших друзей, сейчас, когда для всех нас наступило самое трудное время? Шинсенгуми нужны сёгуну, а мы с тобой нужны Шинсенгуми. Мы не можем так поступить, это будет предательством. - Сёгун, конечно, очень важен, но для меня важнее твоя жизнь. Хотя конечно, я понимаю, что несу бред. Дело ведь не в сёгуне, правда? - Да, Сано. И даже если бы я не была расецу, мы бы все равно не смогли предать наших друзей и наши идеалы. Не думай об этом больше. Все равно все случится так, как должно случиться. Если нам суждено выжить, наша мечта исполнится, мы уедем к морю и купим домик. А если нет… возможно, в следующем воплощении нам повезет больше? - улыбнулась Шинори. - Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что мы с Шинпачи дали тебе эту проклятую «живую воду»? - прошептал Харада, уткнувшись губами в ее макушку. - Не вини себя за то, что ты слишком сильно любишь меня. Если бы мы вдруг поменялись местами, я бы тоже не смогла расстаться с тобой, и наверняка поступила бы так же. По крайней мере, ты подарил мне несколько лет жизни. - Я подарил тебе несколько лет мучительной боли и страданий! - Ты подарил мне еще немного времени, чтобы побыть с тобой вместе, любить тебя и наслаждаться твоей любовью! Боль - не слишком высокая цена за счастье быть с тобой. - Шино… - Харада, тронутый ее словами, порывисто прижал ее к себе и впился в ее губы долгим поцелуем. Шинори отвечала ему с не меньшей страстью, когда он вдруг почувствовал, как худенькое тело в его руках напряглось, дернулось, а пальцы, запутавшиеся в его обрезанных прядях на затылке, с силой зажали их в кулаке и дернули. Харада распахнул глаза - волосы Шинори были белоснежными. Он лишь прижал ее к себе крепче, и продолжил целовать, одной рукой неловко расстегивая пуговки на ее форменном кителе, затем на рубашке, и когда добрался, наконец, до ее груди, он разорвал поцелуй и припал губами к соску. Шинори, стиснув зубы, тяжело дышала, стараясь справиться с приступом. Она цеплялась за едва пробивающиеся сквозь боль ощущения, которые дарили ласки Саноске, как за спасительную веревочку, по которой она выбиралась на поверхность сознания. Она чувствовала его губы на своей груди, его руку, расстегнувшую ее форменные брюки, его пальцы, мягко проникшие между ног, и это все пульсирующими вспышками удовольствия прорывалось сквозь жжение в груди и боль от сведенных судорогой мышц. Сознание пропадало и возвращалось рывками - она видела и ощущала себя рядом с любимым, и вдруг все вокруг становилось кроваво-красным. Перед ее глазами лишь мчались кровавые потоки, и Шинори не понимала ни где она, ни кто – ничего, кроме того, что ей нестерпимо хочется окунуться в эти ревущие волны с головой и пить, захлебываясь и давясь. И сквозь это алое безумие до нее долетал голос, она слышала, как ее зовут, чувствовала, что ее не отпускают, как ее целуют и ласкают, и это возвращало ее в реальность, за которую она хваталась и пыталась удержаться от очередного падения в кровавую бездну. В этот раз приступ был дольше обычного, и Харада осознал, что в какие-то моменты Шинори словно выпадала из сознания - ее алые зрачки вдруг начинали метаться, будто она видела что-то, она скалилась и глухо рычала. Все его усилия и ласки, обычно хоть как-то отвлекавшие Шинори от приступов боли, сейчас словно не оказывали на нее никакого действия. Было похоже, что долгое воздержание начало влиять на ее рассудок, а чертовы порошки уже не помогали. Хараде стало страшно. Недолго думая, он прокусил себе запястье, поморщившись от боли, и прижал кровоточащую рану к губам Шинори. Ее взгляд тут же остановился, и она жадно припала к его руке, быстро глотая высасываемые из него капли. Буквально через несколько мгновений Шинори пришла в себя и уже осмысленным взглядом посмотрела перед собой. Обнаружив себя, присосавшейся к руке Харады, она отшатнулась, но Саноске, видя, насколько быстро снимает приступ кровь, не позволил Шинори отстраниться, зажав ее голову в сгибе локтя и прижав прокушенную руку к ее рту. Она сопротивлялась, и Харада подозревал - сейчас, в режиме расецу, приложи она чуть больше усилий, она могла бы разорвать его в клочья, поэтому прошептал ей успокаивающе: - Тише, успокойся, милая, все хорошо! Это нужно, смотри, это помогает! Она обмякла в его руках и послушно сделала еще несколько глотков. Волосы ее вернулись к естественному цвету, а кровавое марево в глазах погасло, уступив место небесной лазури. - Ну вот и хорошо, видишь, как быстро кровь снимает приступ? Тебе сразу нужно было послушаться Саннана! - сказал с облегчением Харада. - Это ужасно… - прошептала Шинори, глядя, как ее любимый бинтует сочащееся кровью прокушенное запястье лентой, которой обычно обматывал руки, чтобы не скользило копье. - Ужасно то, что ты в расстегнутой рубашке выглядишь такой восхитительной, что у меня уже стоит! - отшутился Саноске. Шинори посмотрела ему в глаза. Только ее Харада, бесконечно любимый и самый лучший на свете, мог отдать для нее все, даже свою жизнь, и при этом шутить, будто это такой пустяк… - Спасибо тебе… - прошептала она. - Я так люблю тебя! - Иди ко мне! - привлек ее к себе Саноске, улыбнувшись и забираясь рукой в расстегнутый вырез ее белой рубашки. Первый день весны Шинсенгуми встретили в Коушу, находящемся у линии фронта. Третье подразделение, возглавляемое Сайто Хаджиме, было отправлено на разведку ближе к фронту, в Йосе. Вечером четвертого марта от него поступило донесение, что Чошу заняли замок Кофу, и Хиджиката срочно отправил послание главе клана Айзу с просьбой о подкреплении и поднял весь Шинсенгуми на маршбросок в Кацунума, где Сайто уже ввязался в бой. Пятого весь отряд прибыл на помощь третьему взводу. Это было тяжелое сражение. Силы были неравны. Ожидаемое подкрепление от Айзу все не подходило. - Кондо-сан, нужно отступить, - прорычал Нагакура, только что вернувшийся с передовой, весь в грязи, крови и копоти. - Самураи не отступают! Мы не можем отступить, не имеем права! Мы не трусы, мы должны идти вперед! Или вы забыли, что такое честь самурая, готового закончить свою жизнь в бою? - гневно ответил Кондо. - Это не трусость! Не страшно погибнуть за дело, но глупо погибать просто так, даже не успевая нанести урона противнику! Они же просто косят нас! - зло бросил Харада, появившийся следом за другом, утирая пот и размазывая грязь по лицу. - Если мы уступим им, этого унижения нам не пережить! - сердился Кондо. - Если мы сейчас вернемся туда и бросим людей под артиллерию, мы просто потеряем всех! - заорал Нагакура. - Мы уже несем серьезные потери! - добавил Харада, более выдержанный, чем его друг, хотя ярость клокотала внутри, готовая вырваться наружу. - У них численное превосходство и пушки. У нас раза в три меньше людей и немного ружей. - И мы атакуем, а это всегда подразумевает значительно большие потери, чем оборона в укреплении, - добавил появившийся Сайто, пытаясь на ходу перевязать раненую руку. Кондо, упрямо не желавший соглашаться с тем, что Шинсенгуми должны позорно отступить, услышав доводы уже третьего капитана, нахмурился. - Хорошо, - все-таки неохотно уступил он. - Отведите с позиции людей, пусть они отдохнут и займутся своими ранами. С наступлением темноты мы бросим на прорыв Корпус Расецу, и пройдем за ними. Харада похолодел. Момент, которого он так боялся, настал. Всего через два-три часа его маленькая химе пойдет в одном строю с Хейске, Саннан-саном и другими расецу, как живой щит, закрывая собой живых и пытаясь уничтожить огневые точки противника. - Нам нужно отойти! Корпус не спасет положения! Силы слишком неравны! - попытался возражать Нагакура. - Мы не можем, - ответил Кондо твердо. - Три часа на отдых. - Сволочь! - прошипел Нагакура, в бешенстве удалившись. Харада покачал головой, с осуждением глядя на Кондо, но ничего не сказал и молча последовал за другом. В небольшом купеческом доме неподалеку от Кацунумы, где временно расположился Корпус Расецу, были задвинуты все сёдзи, чтобы бойцы, на которых так сейчас рассчитывал Кондо-сан, могли спокойно выспаться и набраться сил. Уставшие, грязные, выпачканные в крови, раненые солдаты, отозванные с позиций, были размещены в трех соседних домах, хозяева которых, зажиточные торговцы, даже не посмели возмутиться и отказать в гостеприимстве столь опасным постояльцам. Харада, распорядившись накормить своих солдат, вышел на улицу. Злой, как ёкай, Нагакура, хлебнув саке, протянул другу флягу из тыквы-горлянки. Копейщик принял сосуд, сделал три больших глотка и вернул флягу Шинпачи. - Он положит нас всех здесь, у этой сраной деревушки, которая не имеет никакого стратегического значения, лишь ради своей гордыни! - проворчал Нагакура. - Умное отступление это не трусость и поражение. Иногда это единственный правильный выход, чтобы сохранить солдат, и потом, пополнив силы и вооружение, успешно наступать снова! - Он получил титул даймё и звание советника сёгуна, поэтому он теперь ведет себя так, будто мы его вассалы, обязанные подчиниться любому его необдуманному приказу, продиктованному лишь честолюбием, - пожал плечами Харада. Его сейчас тревожила предстоящая атака отряда расецу под командованием Саннан-сана, и ни о чем другом думать не получалось. - Мы не вассалы ему! - рявкнул Нагакура. - Этот ублюдок думает лишь о своем статусе, и ему плевать, что мы бездарно и бесполезно теряем людей! - Успокойся, Шинпачи, сейчас нет смысла орать и злиться, - ответил Харада, положив руку ему на плечо. - Надо постараться прорваться следом за Корпусом, чтобы их усилия не оказались напрасны. Так что лучше иди, поешь и отдохни вместо того, чтобы напиваться на голодный желудок. Подумай о том, что вместе с Саннаном закрывать нас собой пойдут Шинори и Хейске. Нагакура, только было собравшийся сделать еще глоток из своей тыквы, потемнел лицом, заткнул поплотнее пробку и сунул горлянку за пояс. - Да, ты прав. Пойдем, поедим чего-нибудь, - кивнул он. - Ты ступай, я хочу… - Харада замялся. - Ясно. Иди. Правда, она все равно спит сейчас, - вздохнул Нагакура. - Возможно, я увижу ее в последний раз, - опустил голову Харада, завесив глаза длинными, рваными прядями. - Да, выиграть здесь шансов нет, даже с помощью бойцов Корпуса. Если Кондо уперто будет продолжать бросать нас в наступление, к рассвету не останется никого, - тихо проговорил Шинпачи. - Да, - кивнул Саноске, не поднимая головы. Нагакура помолчал. Он не знал, что еще сказать. Расецу могут пережить множественные пулевые и осколочные ранения, но прямое попадание в сердце или мозг не оставят шанса даже им. А при шквальном огне пуля, даже пущенная неумелой рукой, вполне способна попасть в цель даже случайно. Шинпачи сжал плечо друга и пошел к своим солдатам. Харада посмотрел на темнеющий вдали лес и серое, безрадостное весеннее небо, которое скоро начнет темнеть, и отправился в дом купца Мацубаты. Осторожно пройдя в большую комнату, отведенную для бойцов Корпуса, где они все спали вповалку, Саноске пробрался через них в дальний угол, где сразу за раскинувшим руки и ноги похрапывающим Хейске лежала, свернувшись клубочком Шинори. Харада тихо-тихо прилег рядом, бережно, стараясь не разбудить, обнял ее, и, едва касаясь пальцами, погладил по щеке, любуясь мягким, расслабленным во сне лицом. - Сано, - прошептала она, улыбнувшись, потянулась к нему, положив голову на его плечо и свернувшись по-кошачьи у него под боком, но так и не проснулась. - Спи, милая, спи… У нас есть еще немного времени… - беззвучно прошептал Харада, гладя ее по волосам и не в силах отвести от нее взгляда. Возможно, в конце концов, он задремал, пригревшись рядом с Шинори, потому что команда к подъему заставила его вздрогнуть. Он открыл глаза - Саннан будил солдат. За бумажными стенами дома уже наступала ночь. Шинори распахнула глаза и начала подниматься. Харада не мог понять, почему именно сегодня так тянуло внутри, почему так скручивало внутренности, почему так тревожно билось сердце. Может быть, именно это старухи называют предчувствием. - Шинори, - позвал он негромко. Она повернулась к нему и улыбнулась, мягко, нежно, как когда-то еще в те времена, в Киото, пока не началась вся эта заварушка… Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Ему так хотелось обнять ее, прижать к себе, и никуда не отпускать, но кругом поднимались солдаты, и Хейске радостно приветствовал его, поэтому не было никакой возможности для телячьих нежностей на виду у всего Корпуса Расецу. На улице уже слышался гул голосов, возня, выкрики, команды, лязг оружия. Шинсенгуми готовились поддержать атаку Корпуса. «Возможно, это будет последний бой», - подумал Харада, глядя в глаза жене. «Возможно», - взглядом согласилась она, грустно изогнув уголок рта в подобии улыбки. - Береги себя, пожалуйста… - попросил он едва слышным шепотом, взяв ее за руку. - Ты тоже, - ответила Шинори, сжав его пальцы. Они вышли на улицу, и Харада украдкой обнял ее и впился коротким горячим поцелуем в ее губы. Шинори прижалась к нему на мгновенье, сжав в пальцах ткань его шинели на плечах, и прерывисто вздохнула, когда его руки слишком сильно стиснули ее. Ему так много хотелось ей сказать, как он любит ее, как она нужна ему, как дорога, но времени больше не оставалось. Саноске так и не смог произнести ни слова, потому что знал, если он начнет говорить, он не сможет сказать все, что хочет, так быстро. Но Шинори прочитала в его взгляде все, что он хотел сказать. Каждый день она видела и чувствовала его любовь, заботу и внимание, и слова ей были не нужны. - Люблю тебя! - прошептала она в ответ на его взгляд. Харада улыбнулся, быстро коснулся губами ее губ и выпустил ее из объятий, но почему-то все медлил. Потом быстро провел пальцами по ее щеке и побежал к своему десятому отряду, ожидавшему команды к выступлению. Шинори быстрым шагом направилась в противоположную сторону, заняв свое место рядом с Саннаном и Хейске во главе Корпуса. Подкрепление от Айзу так и не пришло. Ждать помощи больше смысла не было. Весь Шинсенгуми подтянулся к передовой, стараясь соблюдать тишину - войска Чошу, увидевшие их недавнее отступление, наверняка решили, что Шинсенгуми решили взять передышку до утра, и не ожидали нападения, даже не подозревая о том, какой козырь в рукаве у Кондо в виде неубиваемых бойцов расецу. Стараясь не бряцать оружием, не переговариваться и не издавать никаких громких звуков, отряд черной тенью рассредоточился, сливаясь с кустами. Бойцы Корпуса приняли свой демонический облик, бесшумно и молниеносно исчезнув в темноте, и даже их белоснежные волосы при такой скорости передвижения в темноте казались лишь смазанным бликом луны в ночной дымке. По задумке Саннана и Хиджикаты Корпус должен был атаковать противника с левого фланга, продвигаясь оттуда по всей линии и постепенно уничтожая все огневые точки, а за ними должны были наступать остальные силы, уже не боясь артиллерийского огня. Расецу, бесшумные, стремительные, будто бесплотные призраки, налетели на левый фланг, сминая первые посты дозорных и вырезая всех, кто им попадался. Кондо дал команду к наступлению, и живая сила Шинсенгуми ворвалась во вражеские позиции вслед за искусственно созданными демонами. Поначалу все шло так, как было задумано, и отряд призрачных красноглазых убийц даже превзошел все ожидания Кондо и Хиджикаты - спешившие следом за ними живые бойцы не встречали никакого сопротивления, видя только последствия дикой бойни - с невероятной силой разрубленные трупы и залитые кровью укрепления. Но дальше что-то пошло не так. По воинам Корпуса открыли шквальный огонь. Стремительно мечущиеся светлые пятна их беловолосых голов, траекторию движения которых было трудно уловить взглядом, вроде бы никак не реагировали на решетящие их пули, и через мгновение послышались крики ужаса и боли, лязг клинков, некоторые стрелки замолкали, рассеченные неуязвимыми расецу. А дальше снова все смешалось - за щитом атакующих бойцов Корпуса в центр вражеских позиций прорвались и остальные силы под командованием Хиджикаты, однако здесь уже их встретили подоспевшие бойцы Чошу, собравшиеся с правого фланга и середины. Как ни рубились бешеные расецу и как бы ни проредили они левый вражеский фланг, силы противника все равно в несколько раз превосходили силы Шинсенгуми. И вдруг произошло необъяснимое - бойцы Корпуса под ружейным огнем противника вдруг стали падать, истекая кровью, один за одним. Саннан, бешено вращая клинком, выкрикивал команды к отступлению. - Что? Что происходит? - заорал Хиджиката, видя, как расецу начинают отступать. - Серебро! Они начали стрелять серебром! - стремительно возникший рядом с ним Тодо заставил Хиджикату отшатнуться от неожиданности. - Саннан-сан дал приказ отступать. Уходите, мы прикроем отход, сейчас мы не выиграем, лишь потеряем всех! - Отступаем! - без лишних споров дал команду Хиджиката. Харада, орудуя копьем, отходя вместе со своим отрядом среди всех остальных, не понял, из-за чего была дана команда к отступлению, но, судя по всему, их атака провалилась. Если впереди шли неуязвимые расецу, их наступление не могло захлебнуться столь быстро. Значило ли это, что Корпус каким-то немыслимым способом уничтожен?! В темноте Саноске пытался разглядеть хоть что-то, когда рядом оказался Нагакура. - Что случилось? Почему отступаем? - проорал Харада. - Они знали о расецу. Я не знаю, кто им слил информацию, но они были готовы и начали стрелять серебром, - на ходу ответил Нагакура, отбиваясь от солдат Чошу. - И что? - не понял Харада, держа копьем противника на расстоянии и ловя момент, чтобы пронзить его. - Серебро действует на них так же, как на нас обычные пули и осколки, - прорычал Нагакура, отталкивая от себя разрубленное тело. В этот момент из темноты вылетела Шинори. Размахивая нагинатой, она, как сама богиня Изанами, несла смерть каждым своим движением, вся с ног до головы залитая кровью. Лента, скреплявшая хвост на макушке, потерялась, и сейчас ее белые длинные волосы развевались на ветру и стремительно описывали полукружья, когда Шинори со своей демонической скоростью оборачивалась вокруг себя. Ее красные глаза горели в темноте мутным алым, и на лице, забрызганном кровью, играла безумная оскаленная улыбка. Шинори прорубала себе дорогу легко, будто играючи, и Харада сейчас впервые увидел расецу в бою так близко. Это было страшно, а Хараду могло очень мало что напугать в этой жизни. Она секла и рубила направо и налево, и вдруг, не замечая разницы, снесла голову одному из солдат второго отряда. Потом еще одному, затем разрубила от плеча до пояса одного из бойцов взвода Харады. - Шинори! - взревел Нагакура, не понимая, что с ней творится. Она резко обернулась на его крик и, все так же ухмыляясь, будто играла в веселую игру, и продолжая срубать каждого, кто подвернулся на ее пути, направилась к брату. - Шино, милая, очнись, Шино! - бросился к ней Харада. - Не подходи к ней, ее накрыло! - крикнул Шинпачи, отступая, но Харада не хотел его слушать. Это же его Шинори, его маленькая принцесса! Сейчас она придет в себя, увидит, узнает его, нужно просто успеть ее поймать, прижать к себе и успокоить. - Шинори! Остановись, ты слышишь меня? Успокойся! - Харада приблизился настолько, что мог бы схватить ее за руку, но она, бросив на него безумный взгляд, не сбавляя шага, наотмашь ударила его скользнувшим по груди и животу лезвием, и пошла дальше к Нагакуре. - Шинори! - захрипел Харада, схватившись за грудь и воткнув в землю древко копья, чтобы удержаться на ногах. - Это конец! - заорал рядом Хейске, появившись из темноты в окружении пятерых солдат Чошу. - Ее нужно остановить! Она одна сейчас выкосит наших больше, чем противник! Мне очень больно говорить это, но… Шинпачи-сан, бей в сердце, иначе не убить. Он медленно ступал назад, а пятеро мужчин, настороженно идущих за ним, готовы были броситься в любой момент, будто собаки на оленя. Однако они боялись его, и потому выжидали. - О чем ты? - заорал Нагакура, все еще не желая верить. - Безумие окончательно завладело ею. Шино-чан уже не вернется. Слишком много крови вокруг, - ответил Тодо, делая выпад и мгновенно убивая одного из своих преследователей. - Будь проклят тот, кто изобрел это зелье… - Неправда! - простонал Харада, глядя остановившимся взглядом, как Шинори легкой походкой движется к брату, разрубая подвернувшихся под руку и бойцов Чошу, и солдат второго и десятого отрядов. - А вдруг она… - крикнул Нагакура, но Хейске, молниеносным ударом перерезав горло еще одному противнику, ответил: - Нет. Я видел это уже не раз. Возврата нет! Прости! - Нагакура, не смей!!! - прорычал Харада, бросаясь наперерез, но Шинори, перебив почти всех, кто был рядом с Шинпачи, визгливо захохотала и кинулась к брату. - Останови ее! Освободи! - крикнул Хейске, отточенной комбинацией убивая сразу двоих. Шинпачи, встретив совершенно безумный взгляд красных глаз, увидев так близко этот страшный оскал, понял, что перед ним больше не его сестра. Его сестра умерла в этом бою там, среди таких же, как и она, несчастных, обреченных на свое страшное существование. Ее дикий хохот резанул по ушам, и когда Шинори сделала бросок, замахнувшись своим бисенто, брат ушел в сторону, подныривая ей под руку и, зарычав от бессильной злости и боли, всадил ей катану в сердце. Сам по инерции проносясь вперед, он с бешеной силой протолкнул клинок до самой рукояти, силой удара опрокидывая сестру на спину. Харада среди общего шума пальбы, звона клинков и криков на мгновение оглох, слыша лишь хруст пробиваемой сталью плоти и плеск крови его маленькой химе. Спина Шинори соприкоснулась с мерзлой землей, и клинок пришпилил ее, как бабочку. Шино хрипло выдохнула, пуская кровавые пузыри, и ее полные безумия алые глаза медленно угасли, бессмысленно уставившись в ночное небо. Саноске зажмурился, все еще не веря до конца, а затем грохот сражения накрыл его, и он заорал, страшно, отчаянно, срывая голос. Кто-то подхватил его, что-то крича, заставляя идти. Харада открыл глаза и, стуча зубами, едва выговорил: - Забрать, нужно ее забрать, я не оставлю ее здесь одну… Хейске, хлюпая носом и вытирая слезы, проорал, чтобы Нагакура тащил Хараду, а он позаботится о теле Шинори. Дальше Харада уже почти ничего не помнил, лишь только что они куда-то бежали, и он заставлял себя из последних сил переставлять ноги, чтобы не валиться на Нагакуру, что спину друга, на которой он почти болтался, колотило крупной дрожью. Как сквозь вату он слышал, что их догнал Саннан и несколько выживших расецу, что он что-то тревожно спрашивал на бегу у Хейске, а тот отвечал. Потом, в полузабытьи, Харада стоял, повиснув на Нагакуре, и злобно скалился, пока тот орал на Кондо, будто выплевывая в лицо: - Ну что, наигрался, даймё собачий?! Теперь ты понял, что нужно было отступить? Всего лишь на время, чтобы собраться и ударить в другом месте! Что теперь ты скажешь, сволочь? Ты положил ради своей гордыни всех, кого мог, и даже почти весь Корпус! Или и теперь ты скажешь, что мы не можем отступить? Харада сквозь пелену видел, как сурово хмурится Хиджиката, сложив руки на груди и глядя на Кондо, и услышал, как командир убитым голосом сказал: - Отступаем! Потом Хараду долго штопали и бинтовали. Кто-то сказал - ему несказанно повезло, что лезвие прошло вскользь, потому что с бешеной силой в режиме расецу Шинори могла разрубить его пополам. Ему повезло… Страшнее слова сейчас для него и придумать было невозможно. Ему бы действительно повезло, если бы она не промахнулась… По крайней мере сейчас ему уже не нужно было бы ни о чем думать, и он бы ничего не чувствовал. Нагакура помог ему подняться и кое-как доковылять до дворика, где на досках лежали тела нескольких вытащенных с поля боя солдат и Шинори. - Времени нет, мы скоро уходим, нужно похоронить их сейчас, - глухо проговорил Шинпачи. - Прощайся. Он тактично отошел вместе с Хейске в сторону и, достав свою тыкву-горлянку, присосался к ней, сделав несколько крупных глотков. Хейске лишь посмотрел, как дергается его кадык, и отвернулся, закусив губу. Тодо смотрел, как Харада, из-за ранения неловко присев рядом с Шинори, положил ее голову себе на колени и что-то тихо говорил ей, поглаживая по слипшимся от засохшей крови волосам, принявшим свой обычный цвет. Хейске с трудом сдерживал слезы и думал, что ему лучше отвернуться, потому что он не хотел бы видеть, как будет плакать Харада. Но Харада не плакал. Он лишь грустно улыбался, разговаривая со своей женой, и гладил ее по голове. Нагакура, не в силах удержать поползший в сторону кривящийся рот, подошел к другу, тяжело положил ему руку на плечо и сжал. Харада поднял на него глаза. Шинпачи мотнул головой, показывая, что нужно идти. Харада кивнул, приподнял тело Шинори под плечи, коснулся губами ее губ, бережно уложил ее на доски и с трудом встал, кривясь от боли. Лицо его ничего не выражало, лишь только играли желваки от стиснутых челюстей. Шинсенгуми возвращались в Эдо, потому что стало ясно - Айзу помощь не пришлют. Спустя месяц Кондо, получив некоторую финансовую помощь от сёгуна, обрадовал всех, что сейчас у них есть возможность собраться с силами, закупить оружие, набрать людей и быстро попытаться обучить их пользоваться им, чтобы снова выступить на фронт. Харада, слушавший энергичный и бодрый голос Кондо, вспоминал последний бой под Кацунумой, когда таких же, недавно набранных неопытных новобранцев бросили на хорошо вооруженную и подготовленную имперскую армию, но тогда хоть впереди шел и зачищал проход Корпус Расецу, принявший основной огонь на себя. Теперь и от Корпуса остались всего несколько человек. Из тех солдат, получивших ранения серебряными пулями и кого успели вытащить тогда с поля боя, выжило двое, и раны их заживали очень долго. Остальные, несмотря на все старания Саннана, умерли несколькими часами или днями позднее. Харада видел, как белеют сжатые в кулаки пальцы Нагакуры, сидящего рядом, как ходят желваки на его челюсти, и злость закипала внутри. И когда Кондо произнес, что необходимо снова произвести как можно больше расецу, чтобы опять пустить их в качестве заслона для основных сил, Нагакура и Харада не выдержали. Кондо был хорошим мужиком и прекрасным командиром, но с тех пор, как Шинсенгуми все больше набирали вес, а особенно после того, как Кондо удостоился звания даймё, он возгордился и перестал воспринимать их как своих товарищей, и видел в них лишь боевую мощь, способную принести ему победу и славу. Пока Нагакура орал на Кондо, обвиняя его в гордыне, бездушии, желании лишь отличиться и в том, что он перестал думать о живых людях и несчастных расецу, обреченных на адские муки ради его тщеславия, Харада пытался сдержать выступившие от злости слезы и унять начавшую колотить его дрожь. После смерти Шинори никогда не являлась ему в том виде, в котором она встретила последние минуты своей жизни, и Харада был благодарен ей за это - он хотел ее помнить нежной и светлой, такой, какой он любил ее. Но сейчас ее безумный взгляд и бешеный оскал встали перед его глазами, и он тоже заговорил, поддерживая друга: - Прекратите плодить расецу. Неужели вам мало того, что с ними стало? Целый отряд остался там. Они испытывали такие муки, что вам и не снилось. Вы хоть раз видели, как это выглядит, когда их накрывает приступ? Все, ради чего они терпели эти страдания - это чтобы погибнуть в мясорубке тогда, выполняя роль заслона для нас. Они закрывали нас собой, но они, не смотря ни на что, оставались живыми, они чувствовали всю ту боль, что приносили им раны, и в конце концов, они почти все погибли. Неужели это ничему не научило вас, Кондо-сан? - Я не хочу больше видеть, как вы превращаете людей в чудовищ, как заставляете мучиться их ради ваших амбиций! - добавил Нагакура. - Я не хочу видеть, как вы бросаете в бой неопытных, необученных новобранцев и посылаете их на смерть, не желая умерить гордыню и понять, что иногда бывает правильнее отступить. Вы перестали жалеть и ценить людей, которые сражаются с вами плечо к плечу. Это больше не тот Шинсенгуми, который я знал и службой в котором я гордился! Я ухожу. - Я тоже ухожу, - встал вслед за другом Харада. - Я тоже не хочу больше видеть, как бессмысленно страдают и погибают ваши люди. Мне хватило Кацунумы и смерти Шинори. Так Нагакура и Харада расстались с отрядом, когда-то бывшим для них семьей. Они не предали сёгунат, и вместе со старым другом Нагакуры организовали свой отряд, Сейкётай, по охране сёгуна. Вскоре до них дошли слухи, что Кондо во время одной из разведок был схвачен и казнен, как военный преступник. На том их пути разошлись. Шинпачи попытался вновь сойтись с Хиджикатой, а Саноске вернулся в Эдо. Город уже был наводнен войсками Имперской армии, и выбраться оттуда Хараде уже не удалось. Копейщик прибился к отряду Шогитай, с которым и попытался прорваться из Эдо. В одном из боев при Уэно 9 мая 1868 года Харада Саноске получил огнестрельное ранение в спину и через два дня ушел догонять свою маленькую химе, которой пришлось скучать так недолго. Окита Соджи умер в больнице от туберкулеза через две недели после смерти Харады. В сентябре Сайто, пытаясь оказать помощь клану Айзу, сложил голову при сражении за замок Вакамацу79. Саннан-сан и Тодо Хейске погибли в Сендае, сражаясь с отрядом вражеских расецу и их создателем, доктором Юкимурой Кодо, перебежавшим на сторону империалистов и выдавшим им способ создания и умерщвления демонов. Саннан и Тодо израсходовали весь лимит своих сил и превратились в прах. Хиджиката Тошизо, возглавив армию в Эдзо, продержался до мая 1869 года, где при штурме имперской армии был убит шальной пулей, что положило конец войне Бошин и ознаменовало окончательный закат эпохи сёгуната. Нагакура Шинпачи прошел всю войну и прожил до глубокой старости, оставшись одним из двух выживших капитанов легендарного Шинсенгуми.