Цветы из иных миров

      Дмитрий занял наблюдательный пост на крыше одной из уцелевших «хрущёвок».       Перед ним раскинулся жилой квартал — некогда серый, спокойный и однообразный, но теперь живописно разгромленный. Один из домов прямо по курсу наполовину разрушило взрывом самодельной бомбы, несколько других серьёзно пострадали от пожаров, почти везде не хватало большинства оконных стёкол, а кое-где легко можно было разглядеть следы стрельбы. В одном из дворов острый глаз Филина даже заметил залётный бандитский патруль — причём, судя по форменным цветам, эти бандиты вовсе не спешили присягать «правящей партии», даже после захвата мэрии.       Словом, вполне ожидаемый пейзаж для города, который весь последний месяц методично скатывался в бездну.       Причём, по вескому мнению самого Филина, — в буквальном смысле.       События последних дней всё сильнее подавляли разум Экстатика. Он по-прежнему мог лёгким усилием воли войти в резонанс с окружающим миром, расслабить разум, оставляя активным только бессмертный дух. Но с каждым днём, с каждым новым свидетельством по-настоящему жуткой природы происходящего, он словно бы отдалялся от самого себя — и от той неуловимой лёгкости, что составляла саму суть его магии.       Мелодия всё чаще ускользала из его рук. Многие слова казались фальшивыми и не способными выразить истинных эмоций.       А искренняя любовь к миру раз за разом омрачалась осознанием того, насколько близко один из кусочков этого мира оказался к разрушению.       Несколько дней назад они впервые в жизни всерьёз поругались с Юлей. Поругались только на словах, без применения силы, — но очень жёстко, буквально завалив друг друга оскорблениями.       И вопрос Агнии, невольной свидетельницы их ссоры, крепко засел в голове Дмитрия.       «Отчего ты стал так неласков и суров с ней, дядя Дима? Вы же были такой клёвой парой!»       Он много думал над этими словами. Возвращался к ним, не способный выкинуть инцидент из головы — да и не желая его выкидывать. Он видел, что где-то рядом, почти под рукой, есть готовый ответ — но сосредоточиться и схватить его никак не удавалось.       Как если бы что-то запрещало ему доступ к такому пониманию.       …И сейчас Дмитрий сидел на крыше, придерживая верную гитару, глядя вдаль и пытаясь всё-таки собрать свои мысли в одно целое.       События складываются всё хуже и хуже.       И не только лично для меня. Сам город в последние дни сильно болеет. Не только я — но и он не в состоянии наслаждаться единением с миром.       Само это состояние бесспорно. Вопрос лишь в причинах.       Тянет ли его к себе тьма — или кто-то толкает его навстречу этой тьме?       Внешние ли воздействия вызывают досрочное гниение здешней реальности — или же сами жители, вольно или невольно, провоцируют нарастание гнили?..       …Последняя мысль пронзила сознание Экстатика, заставив поспешно ухватиться за гитару.       Воспользоваться моментом, пока подвижная реальность сама пожелала воспользоваться им как инструментом своего изменения.       «Воды нашей реки то недвижны, то бешено быстры, и не в силах никто предсказать накануне их ход…»       Обычно всё, что мы можем, — подхватить правильное течение. Выбрать себе путь из непрерывной цепочки возможностей.       Суть этого течения задают Спящие. Их разумы, сцепленные воедино, синтезируют картину мира. Мы можем попытаться перекрасить эту картину силой — но Спящие будут сопротивляться, и каждый Пробуждённый знает, сколь легко этот поток может снести любого из нас, сколь глупо пытаться плыть против него.       Но для меня будет сравнимой глупостью не замечать, что их сила может столь же легко стать для нас поддержкой и опорой.       Для тех из нас, кто сумеет её направить — кто сумеет прокопать основу для нового русла и предоставить воде возможность размыть новое дно.       Мысль раскручивалась в голове Филина. Шаг за шагом, нить за нитью, идея за идеей — опираясь на то, что было впервые сказано шестнадцать лет назад.       На нехитрые слова, содержащие в себе, возможно, куда больше смысла, чем предполагал сам их автор.       На слова, которые бард сейчас повторил про себя — в ритме той мелодии, которую в этот момент почти бессознательно играли его руки. Мысленно репетируя будущее выступление, которое должно будет состояться одновременно и перед его постоянными слушателями, и перед самой реальностью.       На слова, которые, кажется, указали ему выход из пикирования.       Да, когда я пытаюсь выходить один на один с окутавшим наши края кошмаром — я заведомо проиграю. Даже вместе с Юлей, даже собрав молодых коллег — всё равно эта угроза нам не под силу.       Да, если мы будем одни против тьмы — мы окажемся сломлены…       «Но мелодия льётся, и никак не погаснет костёр — значит, мы не одни, значит, кто-то невидимый с нами.»

***

      На подготовку ушло всего несколько дней.       Вскоре «Факин Филин» уже снова играл перед благодарной публикой — прямо на свежих руинах ещё одного взорванного дома. Люди проходили мимо — и многие из них, как обычно, останавливались на ходу, вылавливая из слов барда одним им понятные смыслы. В каждом движении, в каждом касании струн звучал незримый призыв к действию — и люди, сами не замечая того, откликались на этот призыв, а Экстатик ловил эти отклики, вплетая их в своё тонкое, неспешное колдовство.       А по окончании концерта, как обычно, они с Юлией столкнулись в толпе. Столкнулись как бы случайно, как бы просто вывернув навстречу друг другу.       — Прости меня за тот срыв, — тихо шепнул он то, что она и без того почувствовала в его пении. — Кажется, я становлюсь прежним.       — Прости и ты меня, — шепнула она в ответ, ловкими шагами выводя друга на оперативный простор. — Здорово, что мы всё-таки вместе.